Формула вечного счастья

      Эрвин познакомился с Ханджи в самом начале её карьеры. Юная девушка ещё была совсем непопулярна, но её энтузиазму мог позавидовать даже самый опытный актёр в стране. За исключением Смита, конечно же. Он уже тогда добился немалых успехов, и почти каждый режиссёр обещал ему большое светлое будущее. К новичкам он не то, чтобы относился скептически… Эрвин попросту не обращал на них внимания. Мужчина очень часто даже не смотрел в сторону тех актёров, которых взяли на мелкие роли в связи с их неопытностью, если, конечно, они не обращались к нему. И дело было не в том, что Эрвин смотрел на них свысока, нет, определённо нет. Просто он слишком много работал с людьми и слишком хорошо знает, что от них ожидать. Какой-нибудь гаденький актёришка обязательно попытается втереться к нему в доверие и с его помощью добиться высот, не желая при этом пачкать руки и работать сутками напролёт. Эрвин таких откровенно презирал, потому и пытался избегать столь неприятных ему знакомств.       Но когда он проходил мимо всех новичков к президенту агентства во время кастинга (по неотложному делу, разумеется), впервые кто-то смог привлечь его внимание. И даже не игрой, как можно было предположить. Просто среди сотен людей его глаза зацепились за одну девушку, стоящую у стены со сценарием в руках. Однако она его не читала. Её карие глаза задумчиво смотрели в одну точку на бумаге и не двигались.       То, что она одним своим тихим присутствием смогла завоевать его внимание уже казалось чем-то невозможным и невероятным. Однако тогда он не обратил на это внимание и почти сразу выбросил образ незнакомки из головы.       Но ненадолго.       Почему-то Смит попросил разрешение присутствовать на отборе новичков в их агентство. Почему-то подсознательно ждал именно её и с нетерпением смотрел на часы.       И когда пришла очередь Ханджи, она поразила всех. Тем, что практически не следовала сценарию. Тем, как искусно импровизировала и языком, и телом, выдавая абсолютно неожиданные фразы и движения. Зоэ уже тогда могла рассмешить на драматичном моменте и заставить всплакнуть над комедией.       Безусловно, ей удалось удивить всех. Эрвина в том числе, но он никому об этом не говорил, даже Майку, которому, в принципе, было всё равно.       Больше Эрвин Ханджи не встречал. Да, её приняли в агентство, но они совсем не пересекались, и Смит успел забыть о ней. Ровно до тех пор, пока её не взяли на роль второстепенного персонажа в фильме с ним в качестве одного из ключевых персонажей. Пускай Эрвин и не сразу вспомнил её, но картинка с отбора быстро всплыла в его голове, как только Ханджи непринуждённо подошла знакомиться. Чисто, искренне, без намёка на попытку подлизаться. Или это просто хороший уровень игры?...       В любом случае, Смит далеко не сразу начал доверять ей. Сначала работа в одном фильме, причём в одном кадре они так и не появились. Затем столкновения в агентстве почему-то становились чаще, и обоих это довольно сильно удивляло, ведь намеренно встречаться никто из них двоих не планировал. После разговоры и встречи плавно перешли в неформальную обстановку, а сами актёры стали более раскованными друг с другом. Однако друзьями их назвать всё ещё было тяжело.       До того момента, как Ханджи решила найти себе менеджера. Моблит показался ей хорошей кандидатурой почти сразу же, как только появился. Вот только он был немного замкнутым парнишкой, поэтому Зоэ нагло отвела его в бар и споила, после чего начались разговоры по душам длинною в ночь.       — И обязательно было сближаться с ним таким способом? — скептично спросил Эрвин, смотря в окна стоящего напротив здания.       Они оба сидели на скамейке на территории агентства в холодное весеннее утро. Ханджи тихо засмеялась, смотря в хмурое от надвигающихся туч небо и раскинув руки во всю длину спинки скамьи.       — Ну надо же мне было разговорить его. Я не могу работать с человеком, о котором почти ничего не знаю.       — Но со мной же работаешь, — зачем-то ответил Смит, явно не ожидая такого от самого себя.       Ханджи наклонила голову в бок и удивлённо-вопросительно уставилась на собеседника. Воцарилась неловкая тишина, которую периодически нарушал лишь звук шелеста листьев от приближающейся грозы.       После этого разговора в их отношениях что-то поменялось.

***

      Настал последний день съёмок в другой стране. И, если честно, этому окончанию радовались куда больше, чем началу. Судьба будто каждый час всю съёмочную команду проверяла на стрессоустойчивость, ломала графики, планы, подкидывала новые проблемы. Поездку нельзя назвать успешной, поскольку из-за обстоятельств пришлось вырезать множество диалогов, сцен и второстепенных персонажей. Единственный, кому понравилось данное путешествие — Дюрай. Малец почувствовал себя в настоящей сказке: он впервые увидел море, пляжи, почти поймал рыбу руками и приютил медузу. Правда, Леви и Эрен придумали байку, что некоторые медузы превращают людей в себе подобных от одного прикосновения, из-за чего Эрвину пришлось успокаивать мальчика три часа, а Ханджи тем временем раздавала сказочникам таких же, как и они сами, сказочных люлей. После этого ребёнка оставляли исключительно с Майком, за которым присматривала Нанаба.       С того самого случая с Флоком Ханджи до самой последней ночи уживалась в номере Эрвина. В нём было две кровати: для отца и сына, но Дюрай нисколько не возражал, чтобы Зоэ спала вместе с ним. Мальчишка был настолько рад актрисе, что первые две ночи обнимал её крепче, чем плюшевую акулу, которую ему купил Эрвин в одном из местных магазинчиков. Игрушка получила имя Клык и сразу же завоевала статус любимой.       Всё это время никто не видел Траут. Кто-то подозревал, что она вообще не выходила из номера, но на самом деле это мало кого волновало. Своим отсутствием Карвен только облегчала работу всей команде, и в особенности Ханджи, которая чувствовала себя куда комфортнее без неё. Где-то в душе зародилась надежда, что писательница больше не объявится, наконец оставит её в покое и позволит нормально жить. Но в это верилось с большим трудом. Ханджи ведь знает её не первый день, она уверена, что Траут просто так не сдастся. Возможно, это просто затишье перед бурей.       Карвен объявляется лишь в последний вечер. Команда уже собирает вещи, готовясь к ночному рейсу в аэропорт, а солнце садится, даруя людям завораживающий закат. Пока Ханджи с Нанабой где-то ошиваются, Эрвин следит за сыном, играющим на берегу в камушки и ракушки. Он расслаблен до тех пор, пока не замечает идущую к нему блондинку. По уверенной походке, серьёзному выражению лица и нахмуренным бровям он понимает, что она идёт конкретно к нему, чтобы о чём-то поговорить. Нет, даже о ком-то.       Мужчина готов к любым её выпадам, вплоть до рыцарской дуэли. Когда Траут останавливается около него, она смотрит на ребёнка через его плечо и хмурится чуточку сильнее. Дюраю же нет никакого дела ни до неё, ни до своего отца. Мальчик занят безумно важным делом — приготовление куличиков из песка и ракушек.       — Я хочу поговорить.       — А я нет. Разговор окончен? — Эрвин и правда не блещет желанием обмениваться хоть какой-то информацией с этой женщиной. Тем более, раз это Траут, то речь определённо пойдёт о Зоэ, а её обсуждать ему хочется меньше всего.       — Я не отстану от Ханджи, — чуть ли не рычит Карвен, — даже по возвращению. Я не уйду. Буду добиваться её до самого конца.       — Мне всё равно. Я не собираюсь играть с тобой в войнушку. Ханджи не вещь, у неё есть свои мозги и своё право выбора. Тем более... — Эрвин осматривает собеседницу с головы до ног и как-то зловеще усмехается, — по критерию красоты я явно у тебя выигрываю.       У Траут мгновенно начинает нервно дёргаться бровь. Смит даже не скрывает того, что издевается над ней. Видимо, это приносит ему какое-то особое удовольствие. И чем он вообще может зацепить? Самовлюблённый кретин — вот вся его характеристика в двух простых словах.       — О, нет, мой дорогой, — Карвен берёт себя в руки и даже будто возвышается над ним, вспоминая про свой козырь, — преимущество явно у меня. Ох, точно, ты же не знаешь. Какая досада.       Теперь пришла её очередь издеваться над мужчиной. Смит лишь на мгновение показывает своё удивление, но его хватает, чтобы Траут начинает хищно улыбаться. Однако улыбкой это назвать сложно, скорее, оскал.       Эрвин вопросов не задаёт, он только выжидающе смотрит на женщину. Если бы взглядом можно было испепелить, он бы определённо это уже сделал. И давно. Ему до безумия не нравится игра, которую затеяла Карвен. Она хочет с ним посоревноваться? Выставить Ханджи призом наравне с каким-то золотым кубком? Совсем, что ли, её за человека не считает? Эрвин готов зарычать от злости, но умело сдерживает свой пыл. Нет, он не должен показывать при ней негативные эмоции. Траут наверняка одна из тех энергетических вампиров. Смит с уверенностью может даже отнести её к конкретному типу — «солнечный вампир».       — Однажды ты уже сделал ей больно. Не зная об этом, конечно. Поэтому даже если ты ей снова понравишься, она будет вести себя осторожно и попытается избавиться от наваждения.       — О чём ты? — вопрос с губ срывается раньше, чем Эрвин успевает его обдумать. Он не знает, к чему клонит Траут, но где-то внутри догадывается, хотя всеми силами это отрицает.       Оскал Карвен становится шире. Её дурманит осознание, что она знает о Ханджи больше, чем он, что ему неизвестен такой важный факт из её жизни. Траут хотелось бы вечно наслаждаться этим моментом, и поэтому она растягивает его как можно больше, делая длинные паузы между предложениями.       — Ты разбил ей сердце, когда женился. И даже этого не заметил. Что, всё ещё будешь убеждать меня, что относишься к ней внимательнее?       Она уже чувствует себя победительницей. Эрвин хмурится, а затем смотрит куда-то за её плечо. Через минуту его выражение лица сменяется. Глаза, наполненные сожалением, уставились в одну точку. Не сдерживая своё любопытство, Траут оборачивается и встречается с холодным взглядом Ханджи.       На лице Зоэ нет ни одной эмоции, как и в её глазах. Она кажется настолько отстранённой, что до неё нельзя дотянуться рукой, хоть и стоит актриса в нескольких шагах. Только тогда Траут понимает, что натворила. Конечно, она знала, что рассказывать об этом нельзя, но желание превзойти Смита оказалось намного сильнее.       Не произнося ни слова, Ханджи отворачивается и уходит. Её движения стали резкими, грубыми, небрежными. Эрвин хочет побежать за ней, но Дюрай, играющий в песке, его останавливает. Смит быстрым шагом доходит до сына, берёт за руку и указывает на стоящего оператора около какой-то пальмы. Поняв, что папа хочет, мальчик кивает и бежит к юноше, не забывая захватить с собой несколько ракушек, а Эрвин тут же мчится за подругой.       К счастью, она не успела уйти далеко. Он быстро настигает её и хватает за руку, не давая возможности сбежать. Ханджи вдыхает полной грудью и заставляет себя посмотреть на его лицо. Было ошибкой когда-то изливать душу Траут, она поняла это уже давно, но и подумать не могла, что Карвен так поступит. Теперь Ханджи чувствует к ней не злость или ненависть, нет, намного хуже — равнодушие. Она, можно сказать, предала её, а Зоэ предательство никогда не сможет простить.       Эрвин хочет спросить, правду ли сказала Траут, но не задаёт этот глупый вопрос. По реакции актрисы видно — да, ему не солгали. Только после этого он понимает причину отсутствия Ханджи на свадьбе и сотни (или даже тысячи) причин её странного поведения. Но это было тогда, так давно. За эти года изменилось очень многое, в том числе и сам Эрвин.       — Прости. Я не знал. Мне и в голову не приходило, что я могу так сильно тебя...       — Всё нормально, — прерывает его Ханджи и улыбается. Во взгляде уже нет того холода, который минуту назад пожирал Траут изнутри, — я знаю, ты бы никогда нарочно не навредил мне. Всё в порядке, не переживай.       Эрвин хочет спросить, остались ли её чувства в прошлом, но не решается. Вместо этого он слабо, но искренне и тепло улыбается, подносит её руку к своим губам и нежно целует в тыльную сторону ладони, смотря на Ханджи игриво и даже с какой-то долей азарта.       — Извинения принимаются, — она ухмыляется и не отдёргивает руку. Зое прекрасно понимает, чего хочет и что чувствует Смит, однако он об этом даже не догадывается. Потому что Ханджи — единственный человек, которого ему не удаётся увидеть насквозь. Какая-то часть её мыслей навсегда останется для него загадкой, но это ещё больше притягивает к ней, заставляя ломать голову над её головоломками.       Эрвин — очень умный и проницательный человек, но когда дело касается его собственных чувств и ощущений, которые так далеки от рабочих, он самый настоящий дурак, который не может понять очевидного. Наверное, это одна из тех черт его характера, которая заставляет Зоэ любить его ещё сильнее с каждой встречей.       Полёт до дома проходил вполне спокойно и легко. Ханджи в этот раз уселась между Эрвином и Дюраем и все трое были этому очень рады. Эрен не смог побороть смущение перед Леви, и ему пришлось сесть вместе с Марло, который около часа просматривал фотографии на своей камере. Фотограф слишком трепетно относится к своей аппаратуре, поэтому никогда не сдаёт её в багаж и даже не укладывает в ручную кладь.       Случай у моря всё никак не выходит из головы шатена. Йегер хоть и общался с Леви после этого, но ему крайне неловко смотреть ему в глаза. К тому разговору, к слову, они больше не возвращались.       Эрен краем глаза смотрит на увлечённого фотографиями Марло и не отказывает себе в соблазне заглянуть в экран его аппарата. На глаза актёра попадается красивое колечко на безымянном пальце парня. Йегер удивлённо поднимает бровь и сразу теряет интерес к фото.       — Не думал, что у тебя есть жена.       — Я не женат. Пока, — Марло не отрывает глаз от фотоаппарата. Его выражение лица абсолютно не меняется, но если присмотреться, то можно заметить, как он слегка морщит нос при виде фотографий, которые ему не нравятся больше остальных.       Эрен издаёт странный звук, состоящий из мычания и понимающего стона, и откидывается на спинку кресла. Не то, чтобы он интересовался личной жизнью кого-то, но, учитывая, что Фройденберг один из самых востребованных фотографов, о его свадьбе или помолвке явно трубили бы во всех СМИ. Возможно, он это не афишировал. Умно, учитывая, какой ажиотаж появится вокруг него. Журналисты попрут изо всех щелей и начнут донимать днём и ночью, выпытывая нужную им информацию, которую после всё равно исковеркают и подадут с какими-нибудь ненужными намёками или скрытыми смыслами. Насколько мог судить Йегер, Марло не из тех, кто выставляет свою личную жизнь напоказ общественности. Но и не скрывает, поскольку о его романе с успешной моделью в соцсетях говорили добрых три месяца.       В голове актёра всплывает статья о «романе» Леви и Ханджи, и он чуть ли не скулит, вспоминая её последствия, а именно — Флока. Что с ним дальше будет, знает только Бог и предугадывает адвокат Зое, с которым её познакомил Марло. Конечно, у женщины есть свои связи, но фотограф настоял именно на этом человеке. Сказал, что она мастер своего дела и на Форстера у неё давно зуб наточен. Ханджи спорить не стала и приняла помощь, не забыв обнять Марло и поцеловать его в щёку под ревностный взгляд Дюрая, который явно не хочет делить её с кем-то ещё, кроме папы.       В аэропорту их не ожидает куча журналистов, поскольку самые популярные люди из актёрского состава так и не афишировались, чтобы не привлекать лишнее внимание. Нанаба планирует понемногу разогревать аудиторию, когда хотя бы половина материала буде отснята. К слову, этого осталось ждать не так долго.       Единственным встречающим актёрской группы, помимо друзей отдельных людей, является Хитч Дрейс. Увидев в толпе Марло, таскающего одну сумку на плече и небольшой чемоданчик, она бежит к нему и практически сбивает с ног, обнимая. Траут только фыркает, обходит их и теряется среди потока людей, но до неё снова никому нет дела. Проходя мимо, Эрен замечает на её пальце точно такое же кольцо.       Коллеги расходятся кто куда, желая отдохнуть от длинного перелёта и весьма тяжёлой работы. Эрвин, Ханджи и Дюрай уезжают в одном направлении. Они не договаривались и не обсуждали, куда поедут после возвращения в родную страну, но изначально все трое знали, что их конечный пункт один — квартира Смитов. И никто не против.       Ханджи не хочет уезжать к себе. Да, ей там комфортно и всё такое, но она не может назвать свою квартиру домом. В четырёх стенах ей жутко не хватает кого-то, кто мог бы скрасить одиночество и кто бы контролировал, чтобы она не заработалась. А в доме Смитов ей уютно и спокойно. Рядом с ними она ощущает, как сильно нуждается в отдыхе и разговорах ни о чём.       Недели проходят спокойно и быстро, смешивая в себе сутки на съёмочных площадках и уютные совместные посиделки с Дюраем. По редким выходным Эрвин и Ханджи вместе с друзьями собирались где-нибудь вместе и культурно отдыхали, обсуждая разные темы и шутя друг над другом.       Так незаметно прошло полтора месяца. И всё, кажется, хорошо: Траут не объявляется, Дюрай не хулиганит, работа идёт полным ходом. Вот только Леви чувствует себя всё хуже и хуже с каждым днём. Он умирает изнутри и снаружи от своего наркотика и даже мысли о суициде снова начали посещать его. Аккерман часами сидит в углу своего кабинета с маленькой баночкой голубого порошка и смотрит в пустоту. Ему от себя противно.       Но музыкант, конечно же, никому об этом не говорит и всячески не показывает своё бедственное положение. Никто не должен знать.       Никто и не догадывался, даже Ханджи. Ровно до тех пор, пока она не решается навестить его в пятницу вечером с бутылками джина и рома. Она стучит в его дверь почти полчаса, звонит, но никакого ответа. Зое знает, что он там, потому и не уходит. И, наконец, Леви открывает дверь.       Вид у него, если честно, так себе: мешки под глазами стали больше, глаза приобрели красный оттенок не то от недосыпа, не то от голубого яда, волосы спутаны и растрёпаны, да и сам Леви довольно сильно похудел с момента их прошлой встречи.       — Ты три дня не выходишь на связь. Я пройду?       — Нет, — и Леви закрывает дверь перед носом подруги. Точнее, пытается. Ханджи ставит свою ногу у его порога, не позволяя Аккерману спрятаться.       — А я всё равно пройду, — настаивает актриса и заходит в тёмную душную квартиру.       Осматривать интерьер некогда, поскольку она сразу же замечает на полу порошок и таблетки, разбросанные по всему коридору. Возмущённая Ханджи обжигающим взглядом смотрит на Леви и не знает, что ей делать: то ли посочувствовать, то ли разозлиться.       — У тебя ломка? Сколько ты воздерживался от наркотиков?       — С самого возвращения, — хрипло отвечает ей друг и отводит глаза. Ему стыдно перед Зоэ, очень стыдно. Она ведь так ему помогает, без неё он бы и трёх дней не продержался без наркотиков, а тут почти три недели. Безусловно, это прогресс. Но все усилия полетели к чёрту три дня назад, когда он сорвался, потеряв вдохновение для работы.       Ханджи ставит бутылки на комод, берёт Леви за руку и отводит в ванную, помогает ему умыться холодной водой, а затем отправляет в спальню со строгим указом ждать её и даже не пытаться закрыть входную дверь. Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Ненадолго, правда, спустя пятнадцать минут вернулась с таблетками из ближайшей аптеки. Как понял Леви, это обезболивающие.       Ханджи не ждёт объяснений, она ведь и так всё прекрасно понимает. Отказаться от наркотиков самостоятельно невозможно. Леви нужны врачи, клиника, лекарства, психиатры — и как можно скорее. Но упрямый Аккерман не собирается в ближайшее время ложиться в больницу. Ханджи уверена, что у него есть на это веская причина, поскольку музыкант далеко не глупый и понимает, насколько его образ жизни опасен.       Однако Леви не расскажет. Может, это гордость в нём так играет, может, что-то ещё, но давить с этим на него нельзя. Нужно плавно подталкивать его к лечению, чтобы он сам на это решился, ради себя, а не ради кого-то. Иначе какой в этом смысл?       Время для душевных дружеских разговоров было не лучшее. По мрачному всепоглощающему взгляду музыканта видно, что он не хочет никого видеть и слышать. Ему просто нужно остаться одному, наедине с собой и своими демонами, которые никогда не спят (и не позволяют спать ему).       Ханджи пришлось заставить себя уйти. Нет, конечно, она не хотела оставлять друга в таком состоянии, но ей нужно было это сделать. Поговорить они успеют и завтра. Успеют ведь?...       Аккерман снова остался один в тёмной комнате, которая так сильно давила на него своими стенами и гнетущей атмосферой прошлого, что Леви чуть было не переборщил со своими таблетками. Случайно. Эту квартиру нельзя назвать домом от слова совсем. Во-первых, музыкант редко проводит тут дни, иногда приходит репетировать или пытаться заснуть в любимом кресле, всё остальное время он проводит в совершенно других районах, как можно дальше от этого всепоглощающего ужаса. Во-вторых, слишком много вещей напоминает ему о случившемся несколько лет назад.       Леви старательно пытается убежать от своего прошлого, спрятаться где-нибудь за барьером наркотиков, чтобы не возвращаться к этому ужасу. Но невозможно убегать вечно.       На тёмных стенах его спальни висят старинные пластинки в отполированных рамочках, а вокруг них ноты, ноты и ещё раз ноты. Старые шедевры и недописанные произведения. Аккерман не из тех, кто выбрасывает в никуда свои труды, даже если их не получается закончить. Он сохраняет на случай, что вот однажды сможет поймать ту самую нить вдохновения, которая управляла им на тот момент, и музыка завершится. Хотя, наверное, стоило бы уже выбросить, ведь мужчина даже не смотрит на них последние пять лет.       На шкафу, полностью заполненном нотными тетрадями, музыкальными учебниками и альбомами, лежит фотография в рамке с треснувшим стеклом. Трещина проходила поперёк через всю рамку, и, может быть, следовало бы её давно выбросить, но Леви не мог даже прикоснуться к ней. Да что там, было тяжело смотреть на фотографию взрослой женщины чересчур худого телосложения с красивыми серыми глазами. Кушель и Кенни Аккерман. Дата смерти: 10 марта 2016 года.       Уже было темно, когда Ханджи шла к Эрвину из дома Леви. Её всё ещё душило осознание, как ему плохо, и сомнения в её выборе уйти росли с каждым шагом в геометрической прогрессии. Хотелось развернуться и убежать обратно, обнять ворчливого коротышку и просидеть с ним всю ночь, но Аккерман точно бы этого не одобрил. О да, этот мужчина не любит сантименты и излишняя нежность может только ухудшить их отношения, пускай они и не такие уж хрупкие, как может показаться.       Погрузившись в мысли, актриса испугалась внезапного глухого стука около её уха. Она проходила мимо кафе, и прямо около окна на неё смотрели две пары глаз. И если с девушкой Ханджи лично никогда не знакомилась, то лицо парня заставило её улыбнуться — Марло.       Не думая ни секунды больше, Зоэ забегает внутрь тёплого помещения и подбегает к парочке. Настроение понемногу поднимается. Да, перед тем, как встретиться с Эрвином и Дюраем, нужно избавиться от мрачных мыслей. За неё и так уже достаточно волновались во время съёмок.       — Ханджи! Марло много о тебе рассказывал, рада наконец познакомиться лично. Не раз видела тебя в кино, но, если честно, за фильмографией не слежу, — девушка пожала актрисе руку, широко улыбаясь, отчего её лицо становилось ещё красивее.       — Ничего страшного, я не обижаюсь. Пока что, — Ханджи подмигнула ей и села рядом, напротив фотографа.       — Хитч Дрейс, — представил свою собеседницу Марло, спокойно попивая кофе из своей чашки. Несмотря на спокойствие на лице парня, его глаза не по-детски сияли. Сразу понятно, что эти двое прекрасно проводят вечер.       — Конечно, я знаю, кто твоя подружка, — усмехнулась Ханджи, подпирая голову обеими руками.       Да, она знает, безусловно. Целых... два дня. Плюс-минус двадцать часов с того момента, как актриса решила поискать в интернете информацию об издательстве, в котором Фройденберг получает основной заработок. Ханджи не интересуется модой, моделями и всем тем, о чём пишут сейчас журналы, поэтому естественно, что она не знает ни имена знаменитых моделей, ни их лица. Может, только по назойливым рекламам, на которые волей-неволей, но внимание обратишь хотя бы раз.       Вопреки сплетням и различным интервью, Хитч оказалась довольно приятной и совсем не вульгарной девушкой. За ней закрепился определённый образ, которым она не брезгует на работе, но в жизни модель намного приятнее, чем может показаться на первый взгляд. Ханджи без труда нашла общий язык и прощупала приятные темы для разговора.       Марло оповестил, что через три месяца, если всё пойдёт по плану, состоится их свадьба, к которой они основательно готовятся уже давно, а общественность оповестили о помолвке намного позже. За полтора часа Ханджи смогла расслабиться и повеселиться, слушая весёлые и даже немного постыдные истории про Марло, который время от времени делал вид, что не знает их и вообще не понимает, как оказался с этими двумя за одним столиком.       Перед прощанием фотограф отводит Зое в сторону, пока Хитч отвлекается на телефонный звонок с работы.       — Передай Аккерману. Вы, вроде как, в хороших отношениях, — Фройденберг достаёт из кармана чёрного пиджака, который, к слову, был одет на стильную лиловую рубашку, маленькую белую коробочку без всяких надписей. Ханджи смотрит неё и незаметно для собеседника нервно выдыхает, зацепившись глазами за таблетки голубого цвета.       — Откуда у тебя это?       — Выпало у него из сумки в аэропорту. Я хотел отдать, но не смог его догнать. Наверное, это какие-то антидепрессанты или что-то в этом роде.       — Да, они самые. Спасибо, я ему передам, — актриса убирает коробочку в карман пальто и обнимает Марло на прощание, после чего убегает и теряется во тьме среди погасших фонарей.       Антидепрессанты, конечно. Леви повезло, что Марло решил не разбираться в этих таблетках и их природе. А если и решил, то не показал этого. Хотя, кажется, он парень умный и не лезет в чужие дела, а с самим музыкантом связаться довольно сложно, чтобы отдать лично. У самой Ханджи это не всегда получается. Наверное, только ради Эрвина этот засранец готов отложить свои дела и вылезти из своих нор, в которых обычно прячется от всех.       Может, и ради Эрена. Кто его знает? Отношения с этим парнишкой у него действительно странные. Остаётся только надеяться, что Йегер сможет помочь Леви пересилить зависимость, а не ухудшить положение. Что бы их ни связывало, это может стать как шагом к его излечению, так и толчком к самоуничтожению. Если актёр сможет вовремя понять, что делать, то Аккерман будет уже наполовину спасён. Наверное.       Размышлять над этим дальше кажется кощунством, когда тебя обнимают детские ручки, а большие голубые глаза искрятся безграничной любовью. Эрвину так и не удалось уложить Дюрая, несмотря на поздний час. Мальчик очень уж хотел дождаться Ханджи, поэтому сейчас энергичный ребёнок тараторил, рассказывая актрисе о прошедшем дне прямо на пороге, пока та снимала с себя верхнюю одежду.       Эрвин изо всех сил держал на себе маску строгого отца, всем своим видом показывая, как недоволен поведением сына. Однако Смит всё же расплылся в доброй улыбке, встретив Ханджи в коридоре своего дома.       — Что-то ты долго.       — Задержалась с Леви. А потом встретила Марло, — Зоэ непринуждённо пожимает плечами.       Дюрай, пользуясь тем, что папа отвлёкся, убегает куда-то из его поля видимости, пытаясь избежать сна и поиграть подольше. Эрвин напрягается, услышав про фотографа, и кивает в сторону кухни. Ханджи послушно идёт туда, на ходу подхватывая из корзинки для фруктов виноград. Удивительно, но после их командировки в доме Смита стали появляться самые настоящие фрукты, хотя обычно эта корзинка стояла просто в качестве декора.       Эрвин не знает, стоит ли возвращаться к той теме. Встреча с Марло... Они говорили о Флоке? О том, что случилось? О суде? Адвокате? Появились какие-то проблемы? Столько вопросов, но задавать их так не хочется. Они старались не говорить об инциденте, поскольку Эрвин видел, насколько Ханджи противна эта тема. Стоит только упомянуть имя подонка, как Зое тут же отстраняется или вовсе находит повод, чтобы уйти. Её можно понять, но правильно ли они делают, избегая таких разговоров? Может, стоило бы...       — Я познакомилась с Хитч. Прекрасная девушка, ты знал это? У них с Марло, похоже, было свидание, но они решили украсть меня на часок, чтобы поболтать, — Ханджи подбрасывает ягоду и ловит её ртом, упираясь на край полу-стеклянного стола.       Мужчина облегчённо выдыхает. Она будто бы прочитала его мысли, поняв, что его беспокоит, и ответила на не заданные вопросы. В этом главное достоинство их отношений — они понимают друг друга без слов. Как на съёмочной площадке, так и в жизни. Всегда думают в одном направлении.       Смит не успевает ничего ответить, как слышит шум из коридора. Он переглядывается с Ханджи и вместе с ней выбегает из кухни. Если в доме с ребёнком после долгой тишины что-то откуда-то падает — плохой знак. Очень плохой.       Перед входной дверью сидит Дюрай с пальто Зоэ на своей голове, а в руке держит красную машинку, с которой он, видимо, играл. Из пальто выпадает белая коробочка прямо в руки мальчику, и тот с наивным детским любопытством заглядывает внутрь неё.       Ханджи словно бьёт электрошокером. Она дёргается, чтобы отнять у Дюрая таблетки, но её опережает Эрвин. Одного взгляда мужчины в содержимое коробки хватает, чтобы тот переменился в лице: его брови свелись к переносице, уголки губ опустились вниз, а глаза немного прищурились.       — Иди в свою комнату. Сейчас же. — холодно произносит отец, переведя взгляд на Ханджи.       — Но пап...       — Живо!       Дюрай вздрагивает и кивает. Эрвин редко повышает голос на сына, поэтому мальчик пугается и быстро убегает, пока отец не разозлился ещё больше.       Дождавшись звука закрывающейся двери, мужчина поворачивается к Ханджи всем телом и хмурится ещё больше, сжимая в руке коробку.       — У Леви была, говоришь. Тогда какого чёрта ты приносишь его дрянь в мой дом? В дом, где живёт ребёнок! Мой сын, Ханджи, который тащит в рот всё, что выглядит более-менее съедобно. Чем ты думала?       — Не кричи на меня, Смит! — женщина стискивает зубы, ощущая растущий гнев Эрвина.       Актёр сдерживается, чтобы не сорваться. Ярость за считанные секунды обхватила его, только он увидел таблетки. А если бы они не заметили? Если бы Дюрай открыл и попробовал? Он мог съесть наркотик, твою мать! Этот яд мог за минуты остановить детское сердце, заставить ребёнка плакать от немыслимой боли.Его ребёнка!       От этих мыслей Эрвин злится ещё больше, краснея от ярости. на висках выступают вены, сердце учащает свои удары и практически оглушает мужчину. Какие бы тёплые чувства он не питал к Ханджи, не в его силах сейчас успокоиться. Она видит его злость, его бешеные глаза, слегка подрагивающие губы от сдерживаемого крика.       Смит ждёт объяснений, а Ханджи ждёт, чтобы он усмирил свой пыл и они могли нормально поговорить, но, видимо, этого не будет. Чем дольше молчит Зоэ, тем злее становится актёр. Но есть ли смысл говорить с ним в таком состоянии? Он ведь не будет слушать, пока на взводе.       — Я не собиралась приносить их сюда. Это вышло случайно. Я могла бы вернуться и отдать, но... Не смогла, — перед глазами актрисы возник образ Леви: сломленный, уставший, практически живой труп. Он так хотел абстрагироваться от всех, побыть наедине с собой, и вторгаться в его личное пространство только чтобы отдать наркотики... Ханджи бы не смогла.       — Не смогла? Почему? Так сложно проехать пару кварталов на такси и подбросить под дверь? Ну да, отдать наркотики наркоману — это же так трудно!       — Нет, я не могу так разговаривать! — Зоэ проходит мимо Эрвина, толкая его плечом, подбирает с пола пальто и быстро одевает на ноги сапоги, — позвони, когда успокоишься. Я не собираюсь тебе что-либо объяснять, пока ты ведёшь себя, как бешеная собака!       И она уходит, хлопнув дверью. Мужчина с рыком бросает коробку в мусорное ведро и бьёт кулаком по стене, пытаясь хоть как-то выпустить злость. Дюрай, стоя за дверью комнаты, садится на пол, обхватывая свои колени. Эрвин никогда не кричал на Мари, как и она на него. У них не было громких сцен, поэтому мальчик не понимал, когда его родители ссорились. Дюрай впервые услышал ругань и не на шутку испугался, что Ханджи больше не вернётся. Он крепче сжимает в объятиях купленную ими акулу, пытаясь не заплакать.       Ханджи приходится шататься по тёмным и пустым улицам. Домой идти совсем не хочется, да и ключи остались на полке у Эрвина. Куда ей податься? Леви сейчас точно не до неё, ему бы с собой разобраться. К Нанабе? Да, только она и может понять её. К тому же это отличный повод рассказать ей обо всём, что она скрывала от подруги.       Абонент временно недоступен.       Она тяжело вздыхает и убирает телефон. Конечно, Шульц наверняка занята. У неё куча работы, она пытается вместе со сценаристами поменять некоторые сцены так, чтобы не навредить сюжету. Да и отношения с Майком у неё, кажется, стремительно развиваются. Нанабе нужно дать время наладить работу и личную жизнь, Ханджи и так слишком часто заставляла её жертвовать своим временем. Шульц не жаловалась, ей было только в радость помочь подруге или просто с ней развеяться, она и сейчас может бросить всё и выехать, если узнает о том, что случилось.       Больше звонить некому. Никто другой не знает об их с Эрвином специфичных отношениях и о причине их временного сожительства. Она не готова кому-то ещё доверить эту информацию, она слишком сокровенная.       — Ханджи, что ты тут делаешь?       Голос. До боли знакомый, заставляющий кожу покрыться мурашками. Актриса смотрит в сторону дороги, рядом с ней остановилась белая иномарка, за рулём которой женщина с неприкрытым беспокойством бегает по ней взглядом. Только этого ей не хватало.       — Гуляю. Всё хорошо, езжай дальше, — Ханджи улыбается и ускоряет шаг, надеясь сбежать.       — Стой. Подожди, Хан, я хочу поговорить! — Траут выбегает из машины и хватает Зое за руку. И тут же отпускает, словно ударившись током.       Ханджи вздыхает, останавливается и оборачивается к писательнице. Что-то в ней изменилось. Нет этой напыщенной уверенности, которой она давила одним своим видом. Сейчас Траут выглядит робкой и какой-то потерянной. Её взгляд устремлён вниз, она словно боялась посмотреть в глаза Ханджи. Это странное поведение невольно располагает актрису к ней.       — Я много думала о том, что произошло. Мотоцикл, нападение, Смит. Прости меня. Прости, я много чего натворила. Мне следовало держать язык за зубами и прислушаться хотя бы к тебе. Если бы я могла, я бы всё исправила, — губы Карвен дрогнули. Пересилив себя, она поднимает голову и смотрит в глаза Зоэ.       Траут сожалеет. Очень сильно. Если слова могут обмануть, то глаза — никогда. Она не врёт, ей правда жаль. Она хочет извиниться за весь этот ужас. Не только перед Ханджи, но и перед её друзьями и коллегами.       — Я знаю, почему ты меня бросила и почему избегаешь. Знаю и понимаю, любой на твоём месте бы так поступил. Нет, любой другой даже не стал бы со мной связываться и выслушивать. Ханджи, я люблю тебя, поэтому не хочу больше тебе вредить. Позволь мне исправить ошибки, я не буду вмешиваться в твою жизнь и работу. Всё ещё любишь Смита? Ничего, я переживу. Если нужно, помогу. Только позволь мне быть рядом, пожалуйста. Прошу тебя.       Карвен берёт её за руку. Робко, боязливо, совсем не так, как раньше. Перед ней будто бы стоит другой человек, и Зоэ не может её оттолкнуть. Траут не врёт. Да, она эгоистка, но хочет измениться, стать лучше. Но разве возможно исправиться в одиночку, не получая ни от кого поддержки? Ханджи единственный ей близкий человек. К тому же, только она может понять Траут и подтолкнуть её к верному решению. Она ведь не послушает никого другого.       Однако всё равно это странно. И доверять ей так сразу после всего было бы глупо. Вот только смотря на такую растерянную и непохожую Траут, Ханджи вспоминает, почему они вообще общались и даже перешли на такие близкие отношения. Пускай Карвен собственница, грубиянка и в целом опасная женщина, она нуждается в ком-то. Одинокая писательница, живущая только в своих собственных произведениях, которые наделяет теми событиями и теми людьми, которых у неё никогда не было и, возможно, не будет.       Ханджи улыбается ей. Тепло и дружелюбно, показывая, что не оттолкнёт её. Актриса может помочь ей социализироваться, готова поддерживать связь, оставаясь на уровне дружеских отношений. Траут ведь сама по себе неплохая девушка, ей только нужно научиться контролировать свои собственнические чувства и научиться доверять. Тогда и сможет найти себе подходящую партнёршу, перестав бегать за Зое и пытаться добиться её расположения.       — Как ты смотришь на то, чтобы мы пропустили бутылку другую вина? У нас есть вся ночь на обсуждение, но холодная улица мне не кажется подходящим местом, — актриса подмигивает Траут, которая на глазах будто бы расцветает.       Они садятся вместе в машину Карвен и уезжают в неизвестном направлении, не замечая вспышки фотоаппарата на другом конце улицы.       Две бутылки белого полусладкого, просторная квартира и компания из одного неплохого человека — то, что нужно этой ночью. Ханджи и Траут, сидя на удобном мягком красном диване, обсуждали то, что давно хотели обсудить друг с другом и немного больше уже через полчаса после их встречи. Надеясь, что это сойдёт за доказательство своих слов, писательница показала подруге чек. Она перевела на счёт Нанабы удвоенную сумму после их прилёта в качестве извинений. Ханджи не просила доказательств, но писательница знала, что они ей нужны. Карвен готова оставаться спонсором их сериала, помогать в обеспечении нужной атрибутики, договариваться насчёт съёмочных павильонов. Дайте ей только зелёный свет и она сделает всё, чтобы загладить свою вину и чтобы после премьеры «Новый рассвет» побил все рекорды.       Но Нанаба гордая, вряд ли она позволит ей всё сделать. Ханджи тихонько засмеялась, думая о подруге. Теперь их историю с Траут будет ещё сложнее объяснить, особенно учитывая сегодняшние обстоятельства. Но об этом она подумает потом, а пока нужно расслабиться. Ломка Леви, ссора с Эрвином — всё это слишком сильно утомило её. Актриса осушила бокал, откидываясь на спинку дивана.       — Снова о бровастом думаешь? — по-доброму усмехается Траут, чем заставляет Зое громко рассмеяться.       — Почти. Думаю о том, что в моей жизни как-то слишком много блондинов, тебе не кажется? И все они с характером. Знаешь, говорят, что рыжие — олицетворение зла. Я так не думаю. Блондины должны занять этот статус.       Карвен поднимает в удивлении брови, а после тоже смеётся. Такое могло прийти в голову только Ханджи. И ведь не поймёшь, пьяная она или ещё нет. Кто бы мог подумать, что после таких напряжённых ситуаций они будут говорить о жизни, как две подруги, которых ничто никогда сильно не ссорило. Всё произошло так быстро, что даже кажется абсурдным.       Кажется, ни у кого эта ночь не выдалась спокойной. Эрен, так и не сумевший заснуть, стоит на балконе своей съёмной квартиры и смотрит на звёзды. В его жизни столько событий, столько людей, но мысли заняты только одним мужчиной. Спит ли он? Вряд ли. Учитывая мешки под его глазами, музыкант вообще не знает, что такое сон. И на сердце почему-то неспокойно. Какое-то шестое чувство подсказывало Йегеру, что следует ему позвонить и убедиться, что с ним всё хорошо. Но они не общались уже несколько дней, да и время позднее. Какой нужен повод, чтобы позвонить среди ночи?       Эрен теребит в руках сотовый, не решаясь набрать нужный номер. А если он всё-таки спит? Тц, если так колебаться каждый раз, то отношения с Аккерманом так и застынут на мёртвой точке. Тем более, парень доверяет своему внутреннему чувству, которое так и кричит, что Леви не в порядке, что ему нужно позвонить.       Вдохнув побольше морозного воздуха, Эрен нажимает кнопку и прикладывает сотовый к уху. Гудок. Второй, третий. Кажется, кто-то не спешит подходить к телефону. Если же Леви действительно спит, то от кое-кого останутся одни рожки да ножки.       Только парень собрался сбросить, как звонок приняли. От неожиданности Йегер вдохнул слишком сильно и закашлял, чуть не выронив сотовый из рук.       — Слушаю.       — Леви, это я.       — Знаю. Ты на часы смотрел?       — Смотрел. Полтретьего ночи, — он невольно улыбается.       Голос Леви более хриплый, чем обычно, но не сонный. Не похоже, что он спал. Бессонница? Или что-то похуже?       — Что-то случилось? — первый спрашивает Аккерман. Вряд ли человек в здравом уме будет звонить ночью просто поболтать. Да и сам Леви, честно признаться, немного заволновался, увидев имя на экране своего мобильника.       Музыкант всё так же сидит в своей тёмной комнате, окружённый наркотиками, обезболивающими и бутылками минералки. Ему всё ещё безумно хреново, но на короткий промежуток времени всё это отошло на второй план. Если бы Эрен ответил: «Да, случилось», он бы, скорее всего, выехал прямо сейчас, наплевав на себя самого.       — Нет, ничего, — раздаётся ему в ответ, — я просто... Просто подумал, что тебе нужно позвонить. Ты в порядке?       Леви хмыкает, касаясь затылком холодной бетонной стены. Малец позвонил в середине ночи только чтобы спросить, в норме ли он. Ну что за олух. Однако от этого вопроса в груди и по всему телу разливается приятное тёплое чувство, из-за которого уголки губ Аккермана слегка поднялись вверх.       — В полном.       — Мне приехать?       — Нет.       И молчание. Странное напряжённое молчание. Голос Леви слишком сиплый и охрипший, чтобы его ответ был похож на правду. Эрен даже не уверен, что хочет знать причину бессонницы мужчины. Наверное, случилось что-то ужасное. Ещё хуже, если это «что-то» не просто случилось, а продолжается на протяжении долгого времени. К сожалению, этот вариант больше похож на правду.       — Леви, послушай...       Эрен сжимает сотовый, думая, что сейчас бы взял Леви за руку, независимо от того, что с ним происходит в данный момент. Из динамика послышалось заинтересованное мычание. Знак того, что музыкант весь во внимании.       — Что бы не случилось, ты можешь мне позвонить. В любое время. Я приду, даже если буду на работе.       — С чего такая забота?       — Никто не рождается сломленным, Леви. Кто-то ломает нас.