Полчаса любви и вернуться к бонгу

      Остаток ночи они проводят, уничтожая серые резиновые хуи. Слава заценивает идею распиливать их через презик, хотя хуи, конечно, стерильны — Шокк же не маньяк. Потом даже не наливает им особо, так и сидят полутрезвые, болтают. Мирон косо посматривает на диван и явно собирается ложиться спать только после него, что настораживает. Слава в сотый раз готовится объяснять на пальцах. — Можешь спать здесь, с Кохой или без, — заплетающимся языком говорит он, делает доброе дело, отводит Мирончика спать. — А я на кресле с пивком. Если что — зови. Если блевать захочешь — ща ведро принесу.       Слава-то бухой, а вот Окси накачанный, под биполяркой... Вызвать искусственное обострение, намешав берна с редбуллом — умно. По-оксимироновски умно, но пиздец опасно. Загремел бы еще в дурку. А там, чтобы в платную вылезти, такие танцы плясать надобно... У Славы так не-друг умер, но об этом они уже перетерли. Окси не сопротивляется, ждет послушно, пока ему постель расправят, ложится, даже спокойной ночи желает — откат откатом, но Мирон не показывает, насколько ему хуёво, а Слава тоже идет спать, как и обещал, на кресле, и никаких "ну я же не могу тебя так оставить".       Отрубается на своем любимом кресле, с Кохой, свернувшейся на коленях. Но успевает обмозговать, что же ему мания Окси наговорила. Про насилие — «ну, оплеухи или кулаком в печень, но коленом же не пинал». И про унижения — «штуки все успел повставлять, на коленях стоять приучал». И снова про насилие — «порол, чем только под руку попадется» — и у Славы до сих пор сосет под ложечкой от воспоминания о любовно сложенном проводе. И про секс — ему «нравится быстрый и животный, по-собачьи» — а сам смотрит затравленно, и после пары вопросов, что же именно в таком сексе нравится, залипает конкретно. Вытрахал себе мозги Слава, прямо стыдно перед сном и Мироном.       А Миро не спит совсем всю ночь. И лихорадочно думает. Ворочается. Хочет налить себе воды из-под крана, но не решается, неужели его воображаемый Шокк не дает? А Дима бы принес ему воды, или разрешил бы за ней сходить, а Дима бы что посоветовал, а Дима... Душит себя старой перьевой подушкой, но не смертельно, упорно охлаждает голову минут сорок, иногда переворачиваясь на бок, давая себе подышать. Его кроет в это время какими-то дикими флешбеками. Про тот злосчастный разговор со Славой, вернее, его последствия. Раз, когда Дима хотел потушить об него сигарету, не помня за что, но легонечко коснулся и этого хватило, чтобы целый месяц вздрагивать при виде ебучих сигарет. Как ногами бил и по лицу, и по ребрам — и почему только не заставил стоять на коленях и принимать, когда узнал про Дукк и целый год их отношений — а потом просто ушел на три месяца ада, ничего не сказав и номер сменив. Как Миро буквально выл и резал себя, понятия не имея, хорошо он пишет или нет , все удаляя, кончая. Или «шуточное» же избиение за шуточку с Соней Грезе. Шокк тогда и правда был навеселе, сделал вид, что снова уходит, и Окси на коленях за ним полз, умоляя не бросать его. А сейчас так смешно. До слезок, которых нет. Потом просыпаться, закусывая руку от крика, и зубами давя кости под тонкой кожей, но не прокусывая — в твердой уверенности, что он там, под проводом, у Димы на диване. Или на коленях за непослушание. Или просто так нужно. А потом все это переходит в мысли о Славе. И он осознанно ждет подвоха. Уже в сознании ждет, и ждет, и его действительно выворачивает. А где-то там Слава бы никогда, тысячи аргументов, что никогда, и вообще, он все еще у Шокка под боком...       Окончательно проснувшись, с жаждой и в полубреду бредет за водой, все эмоции кончились, только больно где-то в груди.       Неприятный сюрприз: Гнойный спит на кухне вместе со своей кошкой, и вода в раковине действительно стоит, нихуя не глюки, Слава бы еще газ не выключил и паяльник на неубраннном полотенечке оставил.       Окси бы удержался от этого точно, не наберись столько воды в раковине, не свети надоедливая реклама в окно, не стой рядышком доместос, а так-то... Красная кнопочка, нажми, Мирончик...       Вода и вправду спускается быстро, но громко, он рефлекторно оборачивается и смотрит в открытые Славины глаза, и вокруг уже не воняет цветущей водой, да она и не цвела, Мирон, это все ты...       Слава мгновенно зажмуривается, делая вид, что продолжает спать, но Мирон в темноте чужой кухни этот взгляд ловит и издевательски медленно цедит в кружку воды, стараясь не шуметь. А еще тут повсюду кошачья мелкая шерсть. И атмосфера дурдома его не покидает, в особенности в присутствии остатков от секс-игрушек, но это уже загоны.       Славу или Шокка в своих флешбеках Мирон ждет до самого утра. Раздумывая, должен ли он убрать это барахло вместе с испорченным полотенцем . А если бы оно, сука, загорелось, Слава, ты правда технарь?       Ни к чему не прикасаться. Ничего не делать. Пока не позовут.       Так и не решается ничего сделать — ни поспать, ни порефлексировать толком. Только под утро, часам к десяти, его отрубает еще на пару часов.       Когда просыпается, хотя небо сереет, по питерским рамкам уже очень светло.       Спал Мирон одетым, под одеялом, а теперь ему ужасно жарко, и, обнаглев, снимает толстовку, остается красоваться шрамами в майке.       Доброго утра себе пожелать не хватает для полного счастья. Заправляет диван, по дороге в ванную (не на кухню же) думает, что за потраченное на воспоминания о войне время мог бы и поработать. Не треки писать, конечно, нет. Но есть твиттер... И что он там напишет? Вагабунд распался? Я теперь Славин трофей? Зайти к Шокку. Нет. Он теперь Славин, сам же думал об этом только что, разгрести документы Славины, в сети посидеть, в конце концов, когда нужно, к Славе... Мысль решать самому ему в голову так и не приходит и все обрывается на этом «Славе».       Ванная оказывается чуть лучше, чем он представлял, и есть горячая вода. Так же складывает одежду на пол, но без ремня, серьезно размышляя, нужно ли подрочить и растянуть дырку, сойдет же для презика, о карелинских сифилисах он, опять же, не думает, а вот повести себя истеричкой Оксаной, и об кафель, об кафель, об кафель. Так не дрочит, настроения у него нет.       После жара вода кажется ужасно холодной. Он натягивает джинсы и майку, но за толстовкой не возвращается, несмотря на то, как жжет водой царапины, как явственно они ощущаются и привлекают внимание.       До кухни добирается целую вечность спустя. С полчаса прошло, а Слава все дрыхнет. Но разом просыпается, стоит Миро зависнуть над вопросом: будить, не будить? Хренов телепат. — О, Мирон! С добрым утром , — смотрит довольно и кошку свою теребит за ухом. — Жратвы нет, меня обчистили, а бухло, гады, не допили. Сгоняю в магаз.       И удаляется одеваться, напяливать кроссовки.       Окси наблюдает пытливо за ним. — Ты что то хотел спросить?       Да, за тобой идти собачкой? Или обойдешься... — Что с Вагабундом? — А что с ним не так? Это же ты под каждым из небес вагабунд? С рюкзачком с полонием ? Уж точно не Дима нихуя! Можешь к Мифу МЦ вернуться, можешь... Да что я тебе тут рассказываю! Твой лейбл — делай... — Что? — заинтересованно. Но приказа вряд ли дождешься. — Да что угодно! — руками разводит комично, уже стоя на пороге. — Слава, Вагабунд не мой. Он твой. Ты с Шокком перед свидетелями поспорил на него.       На меня. Расписки нет никакой, повезло на слабо взять, и Мирон только сейчас об этом подумал, идиот... — Я без тебя не могу принять решение, — «ты соучредитель» сказать не решается. Как и не смягчить отчаянно выпаленное своим «принять решение».       Слава в который раз начинает было про свободу и анархию, но прерывается, разувается и бежит — быстрее, чем за ручкой — в единственную комнату...       ...и Мирон с чувством думает: довыпендривался. Решает не закрывать перед неизбежным глаза. Не-еет, он будет смотреть Славе в глаза, не дождется, не получит...       ...и выносит Сашины ключи, чистые, без брелков. На простом, как у Славы, колечке. *       Пока пиздец голодный Слава бегает по магазинам, Мирон тихо серфит в интернете, стирая за собой следы. Оказывается, разговор на балконе слили. И еще много чего с той тусы выплыло в сеть, но Мирон даже рад — этим не пошантажируешь. Шокк пока об уходе не говорит. Об этом не пиздят на каждом шагу — значит, не было, и поговаривают, что Дима из сети пропал. К самому Диме в соцсети не заходит — легче верить сплетням от неизвестных юзеров.       Когда Слава приносит продукты, то сразу начинает варганить еду, судя по упаковке, полуфабрикат из свинины. — Так быстрее к твоему Вагабунду вернемся. С меня как-нибудь потом свининка настоящая.       После «привет, Окси» у того начинает мелко трястись рука. «Что случилось» — в воздухе висит, но Слава не напирает и за стол к нему не садится, гипнотизируя взглядом микроволновку и крутящийся контейнер. Было бы мясо на сковородке, Мирон мог бы перехватить шефство и готовить сам. Был бы он сейчас поосознанней, сказал бы «так безопасней».       Слава замечает его взгляд, принимая за голодный, предлагает наделать бутербродов с колбасой. От бутербродов отказывается машинально, качая головой, а к печке зачем-то подходит. Руки все еще трясутся. Стоит со Славой рядом. — Что-то случилось? Мне убраться? — С какой стати? Из собственного дома?       Плечами пожимает нарочно и больше не реагирует на Мироновы рукава, будто их и нет, изо всех сил старается не смущать. — Тогда один покараулишь, а я пойду с Кохой посижу, — видно же, что тебе со мной неприятно, и уходит, не дожидаясь реакции. Мирону совестно, но что поделать, если реакция все еще страдает.       Нужно подыскать Окси квартиру на съем и перестать ошиваться рядом, как бы ни было ему больно без Ми... без Саши. Нужно подыскать...       Так и остаются каждый на своем месте сидеть, стоять, но Оксимирона рвет от тишины, он заходит и начинает про Вагабунд и «Дима еще не ушел». — И не успеет, если ты его выкинешь раньше, — но тушуется, одумываясь, и спрашивает, есть ли у Окси идеи.       А у Окси они только появились, да еще какие. Прямо сейчас и появились. — Слав, а ты не хочешь на бэки?       И тут же: — Мультимиллионером ты, конечно, не станешь, а вот, в придачу к твоей квартире... Работа непыльная, да и флоу у тебя что надо, текста гениальные, опять же, не обещаю, в крайнем случае будем твои... — Так у меня же текста хуевые, Окси, ты под чем?! — Ни под чем, — я просто расплываюсь воском на огне без тяжелой руки, не обращай внимания, как это сформулировать не так палевно, как это, блядь, сказать— и выходит у него банальнейшее: — Просто так, почему нет?       Ой, Слава бы высказался, почему нет. Он хуже, блядь, Шокка, у него текста про вейп и ретвиты от Мирона —ну, он хотя бы это признаёт. Он ненадёжный наркоман —не настолько, как многие считают, но все же, определенно, он ненадёжный наркоман. Да любой человек с улицы будет лучшим бэком. Но ведется на Мироново «просто так» и не глядя соглашается с придурочной улыбкой.       Как разговор перешел на еблю, Слава сам не знает. Окси все стоит, микроволновка все не пикает, и он затирает о Саше, как они весело жили, какие у нее волосы, какая улыбка, и вкус на мужиков подвел всего один раз — с ним. Жених супер, Слава одобряет. И как он долго с ней ебался, медленно и тягуче, кайфово. Его обычно так не разносит, Слава трезв и не знает, о чем еще говорить, разрядить обстановку. А эта лошадка еще дышит, а как сдохнет — пойдут шутки про хуи. *       Мирон ждал, когда прилетит за воду. Всю ночь ждал, и, когда порезы демонстрировал, ждал, от проснувшегося Славы ждал (страшной кары). И Слава его нервозность заметил, но не комментировал, и старался не лезть. Но совесть сильнее его мозгов, и в конце концов Мирон признается, что это он спустил воду. — Молодец, Мирош, — большой палец вверх. — И это все?! — А что еще ты хотел?.. — и в лице меняется мгновенно, когда доходит. — Мирон! Я не собираюсь никак тебе вредить!       И Дима так же говорил сначала, пригрел, а потом... — Никаких наказаний, — от «пидорских» воздерживается, еще не хватало гомофобию тут развести, Окси, пережившему столько дерьма, только ее еще не хватало, — и стремных секс-игрушек. — А не стремных? — даже улыбается.       Ему все объяснили еще ночью, но Мирон так не может. Видимо, Шокк все же его сломал.       Он непроизвольно вздрагивает, когда Слава подходит ближе. Того это останавливает, весь как-то поникает. Сколько Мирону ни говори, что больно ему не будет больше никогда — это звучит для него утопически. Тут Славе в голову приходит гениальная идея. Срывает стикер с холодильника, хватает ручку для росписи хуев и пишет, так, чтобы влезло: «В СЛУЧАЕ МОЕЙ СМЕРТИ ПРОШУ СЧИТАТЬ ЕЕ СУИЦИДОМ, НЕСМОТРЯ НА ЛЮБЫЕ ПЫТКИ СО СТОРОНЫ ФЕДОРОВА МИРОНА ЯНОВИЧА. ВЯЧЕСЛАВ МАШНОВ».       Окси наблюдает все действо, прижимаясь к стене, но уже чуточку спокойнее, ему уже немножко забавно, и комментирует: — Слав, эта хуйня не имеет юридической силы.       Тот размашисто ставит свою подпись и дату. — Сделаю тебе больно, обижу чем — убьешь, и дело с концом. А сила у расписки есть, мы же рэперы! У нас слово. Ментовка должна подстраиваться, — разглагольствует без меры довольный Гнойный. Разрешил запытать себя до смерти за любую обидку и был таков.       И замирает, снова ляпнув совсем не то. Хуй с ним, с приличием, Слава в рот ебал, а вот Мирону может быть неприятно про секс слушать после пережитого. Но Окси сегодня в ударе — опять говорит, что ему нравится пожестче. — Ты что-то хотел спросить? — не отворачивается от микроволновки. — Спросить -то хотел, но не уверен, что уместно будет. — Гнойный думает об уместности того, что говорит, вот это да! Валяй, — с широкой руки. И улыбаться Мирон стал чаще. — Что именно тебе нравится в жестком сексе? — Жесткий секс и нравится.       Время побыть психотерапевтом, думает Слава. — А конкретнее? — Яркий оргазм. — А если не жесткий, то тусклятина?       На это Мирон уже не отвечает, но горько думает что нежесткого у него лет семь не было. И на самом деле в жестком сексе с Шокком ему нравится то, что он быстрее заканчивается. И все. И это не так больно.       Микроволновка наконец пищит, и Окси чуть отходит от своего шокирующего вывода. По нему все читается отличненько, Слава все выкупает и не лезет больше с вопросами. И так залез, куда не следовало, хуев психотерапевт. Хватит хуеты, не удерживается, правда, чтобы не чокнуться чаем «за оргазмы, что надо!». Но Мирону нравится, он даже улыбается Славе, меняя тему. Они жуют клоны чебупели под чаек, Окси тихонечко обещает как-нибудь рассказать все, не уверенный, расслышал его Гнойный или нет.       Гнойный уверен, что Мирон понимает все. Тут или чокнуться с ним, или без него (и подыскать квартиру на сьем). — Ну так что там с твоим Вагабундом? Твиттер не дремлет? Скучновато для Оксимирона?       Мирон отмахивается, его напрягает ложность своих недавних выводов. Выходит только «да, да, как скажешь, мэн». Его берут на слабо, Окси почему-то злит это, он незаметно теребит свежие раны. Совсем недавно был уверен, от Оксимирона и правда осталось одно невнятное месиво, из которого Дима и пытался...       Твиттер так твиттер. Заходит с телефона. Вместо Димы Слава. Правда, сидит далековато, но еще подсядет.       Не подсаживается. — А если снять видеообращение, — задумчиво спрашивает. И что только на него нашло? Нарываешься? Больно смелым стал, Окси, распустился уже? — Как для Олежки ЛСП, на час?       Да хоть на два.       Его немного канаебит. Замирает, смотрит в никуда, подвисает, побочка такая себе, и Слава это замечает. — Ну, Окси, ты чего, все же хорошо... Относительно. Димы больше нет, никто тебе больше не навредит, обещаю. У тебя же расписка в кармане, — Слава готов хоть сотню раз повторить.       Оказывается, Мирон плачет, и это кого-то ебет. К нему наклоняются через весь стол, тянутся, смотрят почти паникующе, но не прикасаются. Слава отлично понимает — утирать слезки и обеспечивать обнимашки сейчас лишнее, лепечет эту свою ласковую чушь, на эмоциях вспоминает, что нужно сбегать за водой, доливает в кружку свой чай, надеясь, что не побрезгуют. На ебле клоуна в этом ебучем цирке читается искренность.       Успокаивается Окси так же внезапно. Волнующегося Славы хватает, и его перекрывает — залпом допивает чай и возвращается к теме видосика на Шокка, предлагая Славе поснимать. Мало ему за сегодня проебов было, и вот. Слава возвращается за ним и на все согласен. *       Не все, однако, так легко — Мирон замирает над собственным рюкзаком. Нахватал он первых попавшихся шмоток, и что из этого надевать — понятия не имеет. Слава уже стоит в своей дурацкой куртке и не собирается никак его контролировать. Когда замечает, что Мирон уже минут пять медитирует на серую футболку у себя в руках, до него начинает доходить про психиатра. У Окси же биполярка, и хуй пойми, что еще Димочка обеспечил, и колеса, и как-то не к месту про это ляпает. Смотрят на него, как на предложившего повисеть шеей в петле. Невинно спрашивает, уж не хочет ли Гнойный упечь его в дурку.       Гнойный яростно открещивается от упекания. В ответ его утешают, что и частники, и таблетки не помогут уже. Считают, что подход «бью Оксимирона, потому что я красавчик, потому что я сильней, и он не может сдачи дать» должен объяснить Славе проблему. И говорят что-то про недостаточную оксимиронистость.       Слава ему отвечает, как маленькому ребенку: что бы он ни надел, он Оксимирон. Совершенно не кипишует, когда Мирон надевает первое попавшееся, выбранное с закрытыми глазами. Надевает и ждет, когда же прервут эту его самодеятельность. Подсознательно, конечно.       Ничего не происходит.       Инцидент пустячный, но Мирон чувствует себя обязанным объяснить: Шокк сам всегда лучше в этом разбирался, и сам Мирону рекомендовал, что ему надеть.       В ответ получает комментарий «пиздец» и обещание при встрече таки харкнуть Шокку в лицо или взять на себя ответственность за его убийство Мироном. «И спрятать труп помогу». *       Пустырь для съемки выбирает Окси, и камеру на своем айфоне предоставляет (не копировать же, как на ЛСП), но процесс как то не идет. — Еще раз.       Мирону совсем не нравится результат, и у них внеочередной перекур. Мирон очень трудолюбиво давит бычки и он откровенно зол, аж вена вздулась, так не похож на того утреннего Мирона. Все Шокк уебанский наследил.       У Мирона, тем временем, кризис — он думает, что не может даже Диму послать. Выходит как-то жалобно, даже с объяснением, что юридически Дима никто, с фактами о нечестном разделе бабла, о Жигане даже. Внезапно вспоминает, что у него снова появился бэк. — Не хочешь посниматься со мной, Слав? — Как декорация вместо сисястой тян? — Как бэк. — А снимать нас будет левый чел на твой айфон? — А снимать нас будешь ты. — Как перископ? — Славе пиздец интересно. Так зашкварно, он как бы и в деле постоять с кумиром бэком, но только бэком, да и не лучший он вариант, да и... — Я бы с радостью, но...       В расстегнутой куртке прохладно, курить больше не хочется и «другой бэк ему не нужен».       Каждый аргумент разбивается о дружелюбную улыбку и тоже подмерзающий Слава тащится к нему.       Пока Мирон активно читает, Слава просто стоит в сторонке и снимает, но так, чтобы его видно было. Заглядывается, насколько Окси четко стелет теперь. Он и до этого прекрасно стелил, но делать сколько угодно дублей —его священное право. В конце ему неожиданно перебрасывают инициативу и представляют как нового члена Вагабунда. — Привет. Дима лох, — единственное, на что хватает Славы. И выключить, скидывая везде, куда только можно.