Полчаса любви и вернуться к бонгу

      Славка молча, в очках натурально бежит к своим бро. А Сонечка стесняется, подмечают со стороны антихайпа. Закончилась целая эпоха — до Гнойного доходит, когда от него отстают насовсем и ломятся туда, куда совсем недавно завороженно пялился он сам. Там вальяжный Шокк, сука такая, Мирона собой загораживает, пара секунд без очков, подойти бы за новеньким, нахуй пошёл, пацан, зло и ненависть всю свою к Шокку вложи, и представь, что я это я. Мысль дурацкая - если Мирон увидит в нём Шокка, проиграть ему... Нет, никакого Шокка, никакого. — Так и будешь истуканом стоять? — Фаллен ему говорит, за Гнойного сегодня бухает, сам же Гнойный откровенно мерзко скалится, удостаиваясь королевского среднего пальца, и, как пацан малолетний, сразу два фака под фейспалм от Фаллена, расскажут журналюги проклятые Шокку о твоём маленьком представлении, ну, убьёшь в крайнем случае — недальновидно косячишь, уже привычно успокаивая себя мыслями об убийстве. Вот и Мирона бы успокоить, но не можешь, стоишь особнячком, Дэн ускакал по важным Дэновским делам, оставил их с фанатами — не такими малочисленными, как привык думать Слава, не братишками, левыми совершенно, в рот Славе заглядывают, а Слава молчит, изредка паршиво отшучиваясь, и сверлит Окси раздраженным взглядом.       Не Окси, далеко не Окси, но знать не_Окси не_обязательно.       Шокку рассказывают о Славином интервью, к чему ещё взгляды такие, на которые без стеснения отвечает. Окси — зря Гнойный переживает — Окси ловко ускользает из Шокковых загребущих рук с Рестором, панибратски обнимая того за плечи, и разговаривает. «Представься» они записывают не вместе, тут Слава прогадал, но не признает, ему почему-то важно заявить это «ктосказалчтояобокси». Отсюда видит прекрасно в том же углу Мирона под камерами, но лицо и глаза разглядеть не может до баттла, как и настрой баттловый, неспокойно Славе. * «Нахуй пошёл, Карелен» «Взаимно, Мирон Янович. Еще интересненького скажете?» «Не? Серезли? Не ожидал от вас ТАКОГО» «А чего ты от меня ожидал, Слава Машнов?»  «Океей, не хотите по хорошему со мной общаться, нахуй следуйте тогда, но последнее скажите — разъебать хотите?» «Здоровенным жидовским хером.» «О как! Под ибупрофеном поди?» «Мирон Яныыч?» «А, Мирон Яныыч?» «Да, завтра я тебя разделывать буду, несчастный Карелин.» «Автозамена ебучая?» «А ваще накаченного Оксимирона разъёбывать буду я, такие пироги, Мирон» *       До баттла не встречаться — простая истина, не пустить всю их затею коту под хвост, наблюдать, но не трогать, глотать пиво и, так уж и быть, поданного ему коньячка пару глоточков, а так — стоять в прежнем, облюбованном антихайпом, углу, светиться издалека в видяшках всяких, маринуясь в собственном соку, только смотреть. Вон, фанаточка задонатившая тридцатник, случаем пользуется, пытается разговорить, пока он отсчитывает секунды до ставочки в две жизни и один антихайп. Но у него вибрирует телефон.       Отвлекается на него и теряется — сообщение от Окси короткое: «Я курю», напрашивается «где», но Слава несётся быстрее, чем включает паранойю, поджидают тебя там, браток, какие ещё уточнения, всё-то он знает, и что курят на улице, а не по туалетам и закуткам нового 1703, и за углом соседнего дома, а не входа, а что Слава несётся, а за Славой понеслась бы половина толпы из их хайпового бара — так он сумел ускользнуть, да ловко запутал следы — стащил у братишки куртку на свой свитшот, и очки как у Мирона купил, под гуччи. Заранее, мечту лелея последние кровные вбухать в перформанс, но не наскрёб, на красивый со стримом фейл, с осознанием себя далеко не Окси, и сравнение само это звучит так стрёмно и мерзко после узнанного. Отходит Гнойный в туалет с подружкой, стрельнув у офигевшего Джигли куртку и капюшон, как можно незаметней переодевается у туалета, где малолюдно и все достаточно угашены, пялятся сквозь него и над своим смеются, <нейм> спрашивает у него уставшим голосом, что же за хуйню мутит Слава, пока тот застёгивает куртку и напяливает капюшон, и ни слова о баттле, не подкачай, братишка, я в тебя верю, Гнойный, опять ты под наркотой, еле, сука, стоишь — какой тебе грайм, не обблюй оппонента своего, заебать успел всех за десять дней окончательно. Машет рукой, выдает смазанное волнением «потом», десять секунд толчеи среди таких же решивших спрятаться от суеты, погоды не сделают, добрая половина отжигает, да они уже того, Слава, не узнают тебя. Растворяется в реденькой толпе, пробирается по стеночке в сторону выхода, оставляя Джигли всего в непонятках, тот вон и сигарету достал, ждёт Славиных объяснений, не первый в этой очереди — и дождётся, Шокку-то капут в любом случае.       Трек сменяется треком, Гнойный, воровато оглядываясь, не разбирая нихуя сквозь темные стекла, наконец выскальзывает к выходу. Миро здесь не будет — понимает, когда видит весь этот дохуллион свидетелей, болтающих самозабвенно, очки на нос спустил, ища Окси, и сразу одних брюнеток с распущенными волосами насчитал с десяток.       Выбирается на улицу, где ещё многолюднее, и со всех сторон слышатся обрывки праздных разговорчиков. Обдаёт августовской холодрыгой. Слава теряется не пойми в чём, замирает посредине нигде, пытается сообразить, где же находится «покурить», и как до него добраться, капюшон натягивает ниже и плетётся вперёд, слепым котёнком поворачиваясь на любой шум, схватывая непонятную ему самому прострацию разом за десяток этих дней. Руки в карманах, вынесло/оглушило его от коньячка и бессонных ночей, не соображает от слова совсем, где-что-и-кто, пустота в голове, в сумерках — вперёд.       Звонит телефон, и Мирон сегодня в ударе — спокойненько, с расстановкой объясняет, где конкретно он во дворах, и проясняется у Гнойного мгновенно, слышит он знакомое да найдите уже меня кто угодно, «нарывается» Миро, на краешке стоит и ждёт, когда подтолкнут, у Гнойного вырывается «да кокну я Шокка, не переживай так», не к месту, рефлекторно, привычка уже у Славы чуть что, обещать смертоубийство, хоть по телефону — даже большой брат не ебет. Неизвестно, что там у Мирона, и как меняется его лицо — ничего не говоря, сбрасывает. В темени обходя соседний дом, быстрым шагом глубже во дворы, где натыкается, кажется, на Мирона — редкий прохожий оказывается издалека не похож на Яныча, но Слава надежду не теряет, вперёд догонять, осматриваясь параллельно, ища по сторонам, вертит головой, не зацепляется взглядом ни за один подъезд, притормаживает медленно, сходит с пути приближающегося мужика. И наконец видит с другой стороны сгорбленную фигуру в такой же чёрной как у него куртке, но без капюшона — так не спрятал свой причесон, и Слава даже отсюда видит, как Мирона кроет.       Идёт ему навстречу, и с каждым шагом становится заметнее их разница в росте и то, что Окси стащил эту куртку у своего конвоира, Слава шагает быстрее, и Мирон решает поговорить не здесь, сначала дожидается, когда Слава приблизится, а затем меняет курс, горбится сильнее (или Славе кажется), по пути избавляется от незамеченного окурка и снова закуривает. Когда они доходят, наконец может разглядеть Мирона вблизи — бледность, намёки на круги под глазами, плотно сжатые губы, невесёлое выражение. Мирон хмурится и подрагивает в руке сигарета, Слава очки снимает — и в карман, пытается рассмотреть странные Мироновы зрачки в светлой радужке, не похожие на кокаиновые, слишком большие и какие-то не_такие, не описать словами, а белок чистый у Мирона — Оставили Диму в баре и спёрли его куртку? — Слава хотел сказать не то, но вырывается, сучье же любопытство, неумение держать за зубами язык — главная Славина проблема, на пару с отключающимся инстинктом самосохранения. — Да не парься, в крайнем случае, задушим его прямо на версусе, выманю в туалет и... — рукой свободной Слава показывает это самое «и». Впечатлённым Мирон не выглядит, но давит из себя жалкую улыбку. — Всё-то с полуслова понимаешь, Слав, - окурок мнет нервно, сыплется из него требуха, но строит всего из себя Оксимирона, настолько, что Славе иррационально хочется его похлопать по плечу, сказать «не парься», отбить уже от этого кошмара. Плевать на сделки с совестью — не сесть бы, шлак прочий — ты его и так на десять ебаных дней оставил наедине с ёбаным Шокком. — Вызвал тебя, чтобы сказать как сегодня разъебу, — делает таки затяжку и смотрит внимательно на Славину реакцию, выжидает, Слава готов хоть сотню лет слушать как Окси ему задаст, если только Окси хочет. — Да без проблем, чувак, разъёбывай, — старается избавиться от снисхождения. — Нахуй баттловые этикеты, тебе кранты, — улыбка не удаётся, как и шутка, это что, под него закос? Конечно же, Мирон прослушал все его треки, по собственному желанию некогда, но справляется с дурацкой улыбкой, а Мирон расслабляется, по глазам видно, и на его «ага, конечно» позерское вальяжно посылает нахуй. Не ухмыляется ему, но, Слава видит, сдерживается, продолжать долго эту их игру не может или не хочет. Минутное веселье проходит. — Стащил у Димы куртку, прости за это, что на меня нашло, не знаю, и теперь по моей вине, — досадно показывает рукой, кидает окурок под ноги и тянется за новой в карман куртки, подумав чуток, достаёт и Гнойному достаёт, не спрашивает ничего, сует благодарно принимающему и курит молча, эмоционально выжатый. Даёт Гнойному огонька, тянется с зажигалкой чёрной, так борзо грозится волосы подпалить, а Гнойному похуй как-то, спасибо, мэн. — Вместе пойдём, — Окси отрывается от неба, в которое задумчиво курил, во взгляде «зачем тебе это» и никакой спеси, себя от чего-то останавливает, по лицу видно, но кивает: «Как хочешь», докуривает, и терпеливо ждёт Гнойного, чья сигарета тлеет себе спокойно на вытянутой руке, пара затяжек, лихорадочное сейчас, и Слава разворачивается обратно в 1703, впереди Оксимирона, всем своим видом, расслабленным нарочно, не предвещает ни черта, подстраивается, чтобы не гнать, чтобы Мирон за широкими шагами поспевал. Не хватает рук у Гнойного по карманам, очки надевать не хочется, но Слава надевает, и краем глазом на Мирона, тот совсем не впечатлен. А пять минут назад казалось, заебись, разговорчики, они докурили, и Слава не может оживить их прах, в любом случае выйдет хуета, умеет быть только шутом не к месту.       Сложно не заметить у входа Шокка, тот, в одной футболке без оксилого, докуривает и увлеченно смотрит вдаль — в другую совсем даль, но Слава, конечно обращает на себя его внимание, а за ним и Мирон. Дима стоит один один, впрочем, Гнойный уверен — тот успел заебать всех вокруг за пятнадцать минут. Машет им дружески. Окси за спиной у Славы вежливо, приветственно улыбается другу — если Гнойный повернуться решит, увидит — неправдоподобно, в широкой палитре Мироновых натянутых улыбок, забивает он частенько, никто же не заметит. Слава же улыбается широченно и раскрывает объятия издевательски, насколько может, хлопает Диму, подуставшего от этого цирка, по плечу, противным голоском выпрашивает сигарету. Ему отвечают игнором, а Мирону, бледность которого близка к предобморочной, это уже Слава фантазирует, разве Окси не всегда такой? — многозначительным взглядом. — Заждался тебя, Миро, начать вызванивать думал, — буднично добавляет во всеобщий гам свои пять копеек, потому что на виду, потому что сучий Гнойный снова, Дима игнорирует его, выворачиваясь из несостоявшегося захвата, легонько локтём цепляя в предупреждение, а Слава не отходит далеко, стоит рядышком. — Покурить отходил. — Так и понял по твоей смске, жида — подойди-ка поближе, отойдём поболтать. — Не, пацаны, давайте-ка все втроем, мне ещё столько у Мирона Яныча спросить надо!       Может Шокк ему вдарил бы, послал бы нахуй, ещё что — но нелюбовь Димы к Славиным зрителям очевидна, вот и стоит, комплиментарный баттл наблюдает, как только не слипается от зрелища. *       Третьим быть Славе удаётся - оставив своих где-то там, пасти Шокка с максимально близкого расстояния, крутиться рядышком, тянуть маленькими глотками коньяк из фляжки, спёртой у Замая (дважды). Мирона, старающегося выдавать улыбки не на отъебись и всем уделить своё императорское внимание, фанаткам и фанатам, чувакам с Версуса, местячковой элите, пришедшим на него поглазеть, Сане Ресторатору, позволяя обнимать себя за плечи. Он пиздит бодро, на оппонента внимание не обращая (по сценарию), Шокк маячит рядом, наблюдает, такой же веселый, ходит за пивком, Слава все наставление быть хорошим мальчиком засекает, Дима, сука, упивается им, по еблу видно, сам виду не подавая, упускает, потягивает пиво, и кому нравится пиздеть.       Ресторатор говорит Мирону что всё готово, их пиздец скорый баттл долгой волокиты не терпит, а Гнойный сбившийся фокус потерпит, не впервой, о чем ты сука, таком думаешь, пока Мирон... и так паршиво сразу на душонке становится. Ещё коньячку, и он пьёт, за Димой следит, паршиво ему от этих глазёнок бесстыжих, но иначе никак, вот и продолжает в наглую, пока становятся как на баттл, настраивают камеры, и наконец Слава может смотреть на Мирона, в позерской розовой рубашке, тот разминается на публику, как с Джоннибоем, и за толпой краем глаза наблюдает, на Славу внимания не обращая, изредка отвечает Шокку, в раздрае, на баттл настроенный так, Дима посмотри, и смотрит, косит под Соню Дукк, разве что без очков чёрных, уверенный, отвечает кому-то в полоборота.       Хорошо они отыграли значит, и Слава уверенно: «Антихайп», в мерче с дерзкой улыбочкой, Фаллену говорит про лысую карлицу, «покажу Оксанке баттл-рэп», Ваня пиво тянет и верит безоговорочно, машет Диме активно, а думают, что Окси, но не получает нихуя в любом случае, незаинтересованно скользит надменно, сквозь. — Никто в это... но это происходит, — за спиной Ресторатора гам, который Саня разгоняет, достаточно, сука, пьян, о чём Гнойный и подъёбывает, срывая респекты болельщиков Слова, Дэн старается не реагировать, Окси тянет свое, и наконец смотрит Славе в глаза — уверенно и снисходительно, отчаянно перед с обрыва прыжком, заглядывается на голубые, светлые, оттеняемые зрачком не-такие... — Слава КПСС, Антихайп, — Оксимирон начинает уверенно, беспардонно личное пространство нарушает, резко у Славы перед носом бьёт, заставляя рефлекторно моргнуть, стелет жёстко, по образу вскользь проходится, у Славы аж мурашки бегут от такого не халявного ни разу текста. Только пальчиком задел — и до мяса ободрал, но мелкие сомнения в собственном тексте вселил мгновенно, заставляет мысленно прогонять свое, и это он на отъебись, на проиграть, из под палки! И так быть не должно, отчаянно, до кулачков сжатых и неаккуратно прокушенной изнутри до крови щеки, хотя бы не губы как Сонечка. Не давать слабину. Гнойный вкладывает перед таким Мироном всего себя, улыбки и поклоны, на публику игра, а наклоняется, прислушиваясь к читаемому, не издевательство, не надеется на слом игры парой слов, не перед ними всеми, не перед Шокком — лучше слышать, а для них Мирон и Рестора подговорил, и ухмылками сыплет снисходительно императорскими, и на братишке задерживается тепло, умасливая, на убой растит, и Гнойный подыграет. Глаза закатывает, вслушивается и знаки неприличные пальцами Мирону показывает, антогонизм разыгрывает, и чёртов пот с него катит рекой от того, что на расслабоне выдает Окси, и филигранно сливает незаметно для зрителей, не будь ты, Слава, такой фанаточкой, и не участвуй с Мироной во всей этой хуете, не заметил бы сам, ты хочешь это видеть, вот и — Слава не рассматривает, сам удивляется преданности собачьей такой, задушу, в крайнем случае — к рисковому поведению и херне далеко за гранью склонен, доверчивость же...       И повадки кокаинового нарка. Что с Оксимироновскими-то раундами... Мирон тем временем проходит точку невозврата, жёлтую папочку дружбан передал с пхукетским трансом, до Славы доходит сразу, что дело тут нечисто, начало конца, хмыкает, тем не менее, он искренне, не знает ещё, что с этого самого момента о нём дальше будет всего пара панчей в самом самом конце, летят они нахуй в бездну — это он знает, но в какую именно...       Свой первый раунд начинает с разбегу в карьер, быстро и жёстко — пускает в ход своё лучшее флоу, свои лучшие панчи, не приберегая на потом нихуя, а Мирон смеётся отчаянно и не отворачивается, паясничает, как в последней раз, драматизирует, ага, конечно, то-то Дима начинает за Мироном внимательней следить, со Славиного места просматривается, тысячу корректировок на ходу вносит, тысяча первую, как пизже будет, лучшую версию выбирает, не фристайл даже — хуета больная, но иначе никак, не против Окси, лучшее — враг хорошего, и Слава преодолевает себя, не скатиться бы на Шокка, не скатиться бы на Шокка, пока тот стоит там с гребаной надеждой на лучшее, растоптать которую — его обязанность, не умеет, сука, надеется, пялится только, для этого же нужно гореть, у Славы получается как он и хотел - пизже.       И вот первый раунд за всеми этими правками собственных панчей не заметил, как пролетел. Сердце колотит под двести и дышать тяжело, а в голове лёгкость и пустота блаженная, раунды идеально написанные. Мирону это уверенности придало, видит отчётливо, позволяет ему увидеть одному, не звучи уёбищно — давно бы спросил, Окси себя отпускает и сливает завораживающе, кто угодно пришёл бы объебанный во сто крат сильнее и гордо забыл текст, написал бы левой пяткой херню, так сделал бы Гнойный, сделал бы — вскрылся вилкой от Шокка. Мирон же проходится по Слову спб. Гнойный наконец позволяет себе искренне и с размахом показать Диме средней палец, в ебло, как Чейни не прокатывает, подходить к ублюдку не собирается, но Дима Хинтер догнал, и каждый вместе с ним зритель, в светлые бесстыжие глаза смотрит прямо и ме-едленно рисует ухмылку свою, самую кошерную и обидную, к Мирону возвращается, переключившемуся на другую жертву — Рестора — и давай грузить красиво и западающе дохуле, Славе пришлось бы ой как несладко, а сейчас — приходится по всем, кроме него!       Дима на удивление так и не борзеет — взглядом-то впивается, но даже не кривится. Разве что подгадывает момент, и рукой к Миро тянется дружески поддержать, как его Фаллен в самом начале, Окси забывается от неожиданности — рефлекс, вбитый Хинтером, почувствовал свободу так близко за сколько лет впервые, и тут опять — Гнойный не знает, но Миро поворачивается к Диме, Слава оказывается рядом прежде, чем сам осознаёт внутричерепным содержимым, и грубо убирает Димину руку. — Без рук, дядь, — в голубых глазах и после этого нет готэмской маньячной ухмылки, не кривит ебло злодейски, наслушавшись Окси. А, как там Окси, Слава, не посмотрев, знает и сам отличненько — сорвал он Димину пакость — Миро страха не выдаёт ни на грамм, то же веселье, заносчивость, белки с радужкой ненормальной, не_отпускающие_ни_хуя, разве что стоит истуканом секунду и вздрагивает на Шокково поглаживание по плечу, и на Славу не смотрит, неприкаянно бьётся в клетку человеческую, улыбочку фальшивую давит. — Сам-то хлебалку прикрой, — говорит Дима, и тише: — болезный.       И внешне спокойным остаётся, мелочь одна — уже не так весело-забавно-вальяжно. Не чувствуется явного «ну всё, напрягся мужик», но Гнойный видит — спеси-то поубавилось, хорошая мина при плохой игре. — Так, оба без рук, у нас тут баттл ваще-то. Гнойный — предупреждение, а то объявлю Мирона досрочно победителем, — Ресторатор мешкается, но Диму Шокка всё-таки упоминает, разошёлся мужик после Окси, покраснел весь от нервотрёпки и ора в лицо Славы. — Тогда уж себя, — а это Мирон, на Шокка упорно не смотрящий. Рестор пилит взглядом, переваривает неожиданное передразнивание и выносит вердикт — всем заткнуться и продолжать баттл, «это мы вырежем». — Привет ютубу, не вырезали, же черти? — Слава в камеру интересуется, Фаллен кричит: «антихайп!», а Миро недолго, но смотрит прямо в глаза Славе, открыто, чёртовы миллисекунды, и забывает добавить: «Дима Шокк не против, спиздил у него панчик, красава», да и в пизду.       Он Мирона старается улыбкой поддержать и вернуть уверенность, начиная свой второй раунд с этого, ничего умнее продолжения своего первого раунда — проходится по самому Мирону, читает про двуличность и продажность, хуёвенько родившийся благодаря баттл-рэп, глядя, как Мирона отпускает эта маниакальная хуйня, как он успокаивается, слушая о собственных проебах, и окончательно — когда Слава говорит: «Виноват-то не ты, а твой хуёвый продюсер», и на Шокка явно указывает, добавляя, что стягивать трусики он точно не будет, ничегошеньки ты не решаешь. Это должно быть оскорблением, но Мирону только это и возвращает расслабленную ухмылку и веселое «Это был не корпоратив, легко докажу», он все спокойнее вслушивается в Славин предпоследний раунд, увереннее строит из себя хозяина положения, про «самую пиздатую тут сучку» Окси скажет Гнойному потом, а сейчас дослушивает Славу, вставшему недвусмысленно так, что бы читать не столько Оксимирону в лицо, сколько Шокку. Случайность же, хули, за него орут со слова спб, на толпу не смотрит, где там фанаты его. — Тише, блядь! — дышит в мизерных перерывах, пот ручьём — в мерче Гнойному жарко, и ебать рифмовочками в рот нелегко, усугубляет, «раунд» — говорит Слава на выдохе, уже внимание на скандирование ника не обращает, только на Окси, и совсем не нравится ему, как тот лицо закрывает руками, и режет тупым ножом под рёбрами. Даже взгляд на Шокка, по еблу которого — перекосило бедненького — можно предположить, что он нахуй перегрыз себе язык и сдохнет от кровопотери прямо тут, не облегчает ситуацию. Окси же собирается, переклинивает его, Слава уверен, тоже Диминых рук дело, что его канаёбит так, хлеще биполярки и спайсов, как будто он знает, как клинит Мирона биполяркой, да и не только Мирона, как будто есть основание верить в эту самую биполярку, не, это не я ему въебал только что, это у него маниакальный психоз, бедненького. — Вы заметили, третьи раунды жёсткие, — Мирон обращается совсем не к Гнойному, в камеру да к ним, сейчас будет настоящий Окси, с иронией или нет, Слава уже знает, Мирон смог, Мирон сделал красиво, Мирон обоих вокруг пальца обвёл, и сейчас, говоря Славе постоять пока в сторонке, добьёт, шею с татухой Гнойному подставит, и Слава близок очень к восхищению оппонентом, недостойному двадцатисемилетнего баттл-рэпера, уточняет как именно кого сейчас унизят, смущённо, с трескающейся маской, на которую клал Слава здоровенный болт. — Не, можешь пока постоять, — Мирон на него не смотрит, как и большую часть баттла, ходить начинает кругами, бодро затирая за книжку, не Славе, не Диме, не фанатам — искусства и модерна ради, на Диму мельком смотрит, но отводит быстро глаза, не от страха, нет, Мирон наконец выглядит батей в этой гнилой рэп-игре, решившийся, спускающий тормоза, Мирон хочет взять и отвести снисходительно взгляд, не дрогнув. И начинается дичь. Мирон рекламит школоте книгу, поэтичненько и жёстко, себя сравнивая как раз с классическим главным героем, а его, Славу Гнойного, ака Соню ака Машнова с тысячей других ников и имён — так, с фикцией, злодеем главным, но таким, которого господа сценаристы обделили шансом стать антигероем со своим сериалом, оставив Джокером, единицей, существующей только в замкнутой карманной вселенной Бэтмена со всякими Бэтвумен и Робином, в его, Мироновской, системе рэп-координат, и читает это ему в лицо, не стесняясь, не пряча глаза, нарушая снова беспардонно личное пространство, эмоции меняет, как маски. Ни одна сука перед Димой больше не пресмыкается, ловушку он захлопнул, и теперь это ебло победителя, слившего ему, Славе — выебав за один вечер сам баттл-рэп со всеми его понятиями, Славины ожидания, Димину уверенность, пестрящую Миро_бы_никогда и Окси_я_же_контролирую_поводок задушил метафорический, их состряпанный на скорую руку десятидневный биф с миллионами фанатов этого самого «бифа», Гнойного да Оксимирона.       С Шокком.       И Славино личное пространство нарушает беспардонно, обходит, за плечи хватает, тыкает королевскими пальцами в Гнойного — не красуется, а так, для себя, что ли, Слава за сарказмом своим на публике мечтает выкупить, нахуя это Окси, да потому что хочется ему, чего пристал к человеку, нет, Слава всё понимает, но перестать пялиться восхищенно и мечтательно не может, и верит безоговорочно — поедет Мирон стадионами, а он, хоть и сможет его убить, продолжит троллить. Антихайп, с интересом кивающий на Мироновы слова Фаллен.       Свой последний раунд неиронично продолжает читать об одном Окси, Слава старается добить. Тяга к переписыванию панчей, сделать пизже, как и в прошлые два — хуйня. И здоровенный кусок скатывается во фристайл. Слава наконец может — и читает Шокку, возможно, никто и не замечает, но панчами сыплет Слава, набивая бездумно нужное количество, отстаньте уже от него с Окси, Дима может искать подтексты о себе любимом, в глаза Славе, не скрывающемуся, оборзевше смотрящего прямиком Шокку в глаза, в крышку проебавшего заколачивает последний гвоздь, но ничего интересного Дима не выдаёт, сохраняет жалкие ошмётки достоинства, напялив выражение поприличнее, и Славу раздражает даже это, не может сучара его повеселить, перекосоёбив, кончилась, но в Миронову спину глядит осуждающе. Миро не поворачивается, стоит упорно прямо, не совсем уже стоит, Окси живенько пытался в начале от Славкиных слюней скрыться, но Слава окончательно читает мимо, в полоборота к Диме, читает толпе.       Отговорки уже не нужны, и Слава, допанчив Оксимироновский образ, Диминых рук дело, выжимает из старого доброго Славы 146%, весь свой баттловый опыт, агрессивный флоу, ждут, когда же главная ударная строка, когда визжать, пропускают уже панчи, а Слава жмёт. — Я говорю «раунд», но, раз Окси начал о книжках пиздеть я тоже неебаться поэт, рифмовать не буду, слышь, Шокк, про ножик в труселях это ладно, но у тебя, суки, яйцами не трясти не можешь нихуя, этому куску говна нужно хлестать девчонок ремнём по заднице, и ему даже не хватает духу быть красавчиком, они же сами хотели, — пародирует Слава, подходя без стеснения к Диме вплотную, сверху вниз смотрит, не пытаясь откопать в себе агрессию поубедительней, к Диме Хинтеру у него ненависти дохуища и больше, от чистого сердца, и тем же голоском Окси на концерт, паясничает сам, а слова жгут глотку и внимательный, удивлённый Миронов взгляд в спину, повернулся к нему и глаз не сводит, Гнойному интересно, какое у него сейчас выражение, коротко оборачивается, и остатки крыши смывает неверием таким бескомпромиссным и отчаянным. Но в то же время Мирон выглядит расслабленным, не хватает разве что улыбки дерзкой, соблазняющей поверить, купиться на блядский цирк с Мироновым чсв, за те две секунды Слава ободряюще, по-доброму, жалко улыбается, всёзаебисьбудетмирон внушает, и мнговение проходит, Гнойный поворачивается обратно. — Но за Соню я тебя, падла, не прощу, ты, Димочка, насильник и имбецил, и пускай об этом узнают, сколько там, миллионов двадцать, говорю без всякого бифа и прочей рэперской хуеты, не как Окси, так и запишите, — Слава даже когда серьёзен предельно, тащит за собой весь фарс, будто на публику играет, вот только не-ху-я, и признаться честно, в себе сильнее этого ему нечего ненавидеть.       Окси приходится это всё слушать, Соне, руки ему не сложить, как Хинтеру, и по стене не ебнуть — нету здесь стены, к камере он поворачивается, и раздражение от того, как он звучит, запечатляет оператор. — Имя суки выдуманное, не ищите, суки, Сонечку, имя я выдумал, а саму Сонечку — нет, — развязно, стараясь держать в поле зрение Шокка, запечатлив в памяти, как его разъебашит и стараясь не думать, как Мирону, там, одному посреди толпы, толькобыСлаване, не удаётся, продолжает, не выдавая ни одним предательским мускулом на лице, какую херь аморальную он творит, за которую не вымолит прощение, слёзящихся глаз только Гнойному не хватало, но Диму Шокка он так не отпустит. — Если нас с тобой будут шипперить ебучие лавхейтом, знайте, сучары, да я лучше сдохну ебучим ноунеймом, чем прославлюсь и стану с тобой!! — орёт он в лицо, ближе чем Дэну, каждую неровность ебла напротив видит и каждую крапинку ебучих голубых_сука глаз, срывается на последнем слове, Дима вытирает брезгливо лицо и играет с ним на публику в гляделки, но не надолго его хватает. — С Сонечкой-шлюшкой вы здорово скорешились, — Слава добивается от Шокка отвода глаз, дышит тяжелее, вдох-выдох-выдох — спокойней... Фаллен отвлекает — все равно будут шипперить, театрально-безысходно, антихайп. — Пиздить ногами буду, оставшись наедине, — парирует вяло, в глаза пьяные смотрит мельком, отходит от Димы, желание дать ему в ебло удерживает, победу "Окси" не хватало устроить. Подходит к Мирону под слова судей, рядом становится, и Окси, всё ещё нервно, лихорадочно возбуждённый, мотающий в отрицании бритой башкой, прикрыв глаза от непереносимо нахлынувшего, крутит в руках початую бутылку с водой. — Водичкой угостишь? — разрядить обстановку. — Могу тебе отдать, — закрутив крышку, Окси машет рукой, Слава откручивает крышку жадно, сжимает пальцами нагретый пластик, за Окси следит внимательно, улыбается застенчиво, виновато даже. — Пить из одной не буду, — Слава на это только хмыкает «ладно», себе он ещё и по высокомерному еблищу пизданул за всё хорошее, а тут, понимаешь, пить после него отказались — да кого он обманывает, больно, конечно, Мирон резко высказывается, его передёргивает от фантомного Шоккова прикосновения, Слава бы разорвал к хуям, пизданул бы по тянущейся ручище. Но Дима стоит тихонечко в одиночестве, осмысливая баттл с уплывшим сквозь пальчики Антихайпом, Оксимироном и Гнойным, под скандирование громкой толпы.       Дмитрий Егоров приносит Гнойному 1:0, оке-еей, глотает воду из бутылки.       Лакост - 2:0, где-то там скрипит зубами Димочка.       Чейз — 3:0 — комментарии Слава пропускает мимо ушей. Окси выдыхает, не дышал поди, Слава к нему не прикасается       Женя Бэдкомедиан — 4:0. — Продажные судьи какие, могли бы 3:2 не зажмотить, — искренне шепчет, наклоняясь к Мирону ближе. Окси пожимает плечами, его шок не отпускает, так и застыл неверяще, будто не знает, улыбаться ему или грустить, переживая свои 5:0 и нового хозяина болтающегося на шее поводка. Слава, наплевав на их скоротечный биф, дождавшись выключения камер, отводит Окси к барной стойке, жестом указывая попёршемуся было за ними Шокку сваливать нахуй, где он и будет запивать поражение, держась подальше от них.