***
Когда наконец Ханна дала о себе знать тихим хныканьем, уже почти начало светать. Бен побрёл, зевая, в детскую, в одних трусах. Покормил её из бутылочки, сидя в своём любимом кресле в углу гостиной, и, когда Ханна начала зевать, его тоже начало снова клонить в сон. Положив дочку посередине их кровати, Бен забрался под одеяло и накрыл её животик своей рукой. Ладонь полностью его закрыла. Бен чувствовал, как она дышала, глубоко и медленно, и её голова повернулась на бок, к нему. Ханна боролась со сном, не спуская с Бена глаз, её длинные реснички трепетали над блестящими карими глазами. Солнечный лучик проник в комнату сквозь жалюзи, и Рей уложила руку Ханне на грудь, прямо поверх его ладони. – Доброе утро. Ханна тут же повернула голову, услышав голос матери. – Ты это видела? Глаза Рей всё ещё были закрыты. – Видела что? – Она только что повернулась, чтобы посмотреть на тебя, – Бен провёл пальцем по крошечным рёбрам. – Она скоро научится сама её поднимать. Рей пригнулась к дочери и прижалась своим носом к её. – Если папочка не будет осторожным, такими темпами у тебя скоро появится сестричка или братик. – Папочка увлёкся, – повторил Бен тем же тоном – преувеличенно высоким и ласковым, Рей всегда говорила так с Ханной, но сейчас явно обращалась к Бену. Его голос стал обычным, и Бен сказал Рей с дразнящей улыбочкой: – Он раньше никогда не занимался сексом со своей наречённой. Рей похоронила лицо в подушке, смущённая, но Бен успел увидеть, что её щёки порозовели. Он рассеянно подумал: она забыла, что вчера произошло, или подумала, что это ей только приснилось? Оторвав лицо от подушки, Рей с улыбкой на него взглянула: – «Наречённая». Странное слово. – Чуть устаревшее. Рей закатила глаза. – Не выпендривайся. Я в том смысле, что это звучит так… банально. У нас уже есть ребёнок. Его рука скользнула от Ханны к животу Рей. Он очертил круг поверх рубашки и осторожно сказал: – Знаешь, раз уж мы теперь… нареклись… – Рей фыркнула от смеха, услышав это слово. – Мы могли бы завести ещё одного ребёнка. Рей приоткрыла рот и легла на спину. Когда она так лежала, её живот казался совсем плоским, как до рождения Ханны. – Ты это говоришь только потому, что она проспала всю ночь. – Нет, не поэтому, – его рука поднялась выше, к груди, будто Бен думал, не расстегнуть ли пуговицу рубашки. Касаясь её живота, он вспоминал, каким был этот живот на девятом месяце беременности. – Мне всё равно, если нам больше никогда не суждено спать ночью, – он взглянул на Ханну. Та сопела, из уголка её крошечных розовых губ стекала слюнка. – Мы могли бы завести второго, точно как Ханна, хоть сейчас. На секунду Рей открыла рот, будто поразмыслила над предложением и хотела ответить. Его сердце дрогнуло, внезапно для самого Бена: он сказал это не вполне серьёзно, но она колебалась, и на самом деле ему хотелось, чтобы она согласилась. Она заговорила, почти нервозно, будто боялась его реакции на слово, начинавшееся на букву «П»: – Можем начать попытки после того, как поженимся. Бен приподнялся на локте и театрально, тяжело вздохнул. – Так когда мы поженимся? Лицо Рей приняло странное, смешное выражение, будто она что-то осознала. – Да хоть прямо сейчас.***
Они чуть не споткнулись на лестнице в мэрию, держась за руки и улыбаясь друг другу, словно умалишённые. Ханну они оставили у Леи, не сказав, куда направляются, поскольку боялись, что Лея воспротивится и начнёт настаивать на религиозной церемонии. Здание открывалось только через полчаса, но они были первые в очереди. Рей не была одета в белое – скорее в бледно-розовое платье, которое давно висело у неё в шкафу. Костюм Бена был слегка помятый, ведь пролежал на полу пару дней. – Ты уверена? – Бен задыхался, когда они наконец поднялись по лестнице наверх. Они крепко держались за руки. – Что не хочешь белое платье, большой торт и… ммм… – Рей оборвала его поцелуем. – Мне не нужна свадьба, – она сжала его руку. Взгляд Бена наполнился теплом. – Я люблю тебя, – его телефон зазвонил. Бен запустил руку в карман и вытащил мобильный, чтобы поставить на беззвучный, но его рука застыла на кнопке.– Это… это из хосписа. Её сердце словно упало. Ещё не было восьми утра. Рей знала, что персонал не стал бы звонить по каким-то организационным вопросам до восьми. Судя по лицу Бена, он тоже это прекрасно понимал. Он смотрел на экран телефона, нервно сглатывая. Его голос болезненно дрогнул, когда Бен сказал, безо всякого намёка на юмор: – Мой отец как всегда охуенно не вовремя. – Ты ответишь? – Я не хочу, – Бен сжал телефон в своей дрожащей руке так сильно, что Рей подумала, тот треснет. – Давай пойдём и распишемся. Пожалуйста. – Бен, – она подумала, что нужно сказать ему: он просто обязан поднять трубку, но Рей знала, что не стоит. Он глядел на неё, словно раненый зверь, жаждущий последнего, милосердного удара, но всё же боящийся его. – Ты знаешь, что нам сейчас скажут. Рей накрыла ладонью телефон поверх его руки. – Хочешь, я отвечу? Бен глубоко вздохнул, стараясь собраться. Плечи высоко поднялись, а потом грудная клетка словно рухнула вниз. – Нет. Я справлюсь.***
Когда Лея открыла дверь, стало ясно, что ей тоже уже сообщили. Она выглядела подавленной и бледной, но по сравнению с Беном, когда тот вызывал такси к мэрии, Лея держалась просто превосходно. Рей не приходили в голову никакие слова утешения. Она не была из тех, кто любил обниматься, но единственное, чем Рей могла утешить женщину, что вот-вот должна была стать её свекровью, это обнять её. Руки Леи были тёплыми, материнскими. Для Рей эти объятия были настолько успокаивающими, насколько только можно вообразить. Лея взяла её руку и придержала, когда Рей собиралась отстраниться. Она с подозрением смотрела на безымянный палец Рей с кольцом на нём. Та замерла. Это было неподходящее время рассказывать о помолвке – как и вообще чувствовать себя счастливой. Это казалось неправильным. Ей надо было снять кольцо. – Простите. Мы собирались Вам рассказать… – Я и так знала, – Лея вдруг взглянула на её бледно-розовое летнее платьице и туфли на каблуках и прищурила карие глаза. – Погодите. Вы собирались пожениться втихую? Щёки Рей вспыхнули. – Я… я не хотела ждать. Мы думали расписаться в ратуше. Лея медленно выдохнула, и на секунду Рей показалось, что та разозлилась. Затем на её лице появилась лёгкая, грустная улыбка. Она подняла глаза кверху и сказала, словно обращаясь к кому-то на небе: – Спасибо, что остановил нашего идиота-сына от женитьбы, на которую меня не пригласили. Рей усмехнулась, не в силах сдержать порыв. – Это придумал не ваш идиот-сын. А я. Глаза Леи блеснули. – Ты что… – Нет, – Рей инстинктивно накрыла руками живот. Она подумала, что, может, Лее стоит знать о такой вероятности. Стоит рассказать ей, что они собирались попробовать снова. Конечно, тогда Лея бы их простила. – Пока нет. Лея расцвела в улыбке, но тут же грозно сказала, нахмурившись: – После свадьбы. – Да, – усмехнулась Рей, слегка испуганная. – На которую меня пригласят. – Да, – Рей замолкла. – Так странно смеяться в такое время. Лея беспомощно пожала плечами. – Иначе никак.***
К моменту, когда Бен приехал в хоспис, палата Хана уже опустела. Дежурный врач сказал, что он умер во сне, будто это должно было помочь Бену вздохнуть с облегчением. Бен задержался в палате, долго смотря на кровать. На той уже не было постельного белья, один голый матрас. В палате всё ещё пахло его отцом. Бен заглянул сюда якобы расплатиться по счёту и забрать вещи Хана. В комнате их было не так уж и много – фотография Ханны в рамке, мятая одежда поблекших цветов. Несколько книг. Библия, к его удивлению. Наверняка её предоставил хоспис. Вот и всё, что осталось от его отца. Осознание этого тяжёлым грузом легло на плечи Бена. Ничего, что напоминало бы Хану о нём, в палате не было. У него в груди больно кольнуло. Не могло быть так, чтобы это было всё, что осталось от ушедшего из жизни человека. Не могло быть такого, чтобы в оставшихся от него вещах не было и упоминания сына. Дежурный оставил на прикроватном столике посылку – не вскрытую, с какой-то надписью сверху. Бен взглянул на адрес отправителя, медленно опускаясь на голый матрас. «Исправительное учреждение "Фишкилл"». Его пальцы непроизвольно подцепили верёвочку на коробке. На вес она была лёгкая, словно перо. Он почти подумал, не может ли это быть жестокой шуткой и коробка окажется пустой. Коробка была полна бумаги. На первый взгляд, там находился какой-то мусор. Всё – фотографии, вырезки из газет и журналов, письма, открытки, распечатанные статьи из интернета – лежало кучей. Просто было небрежно брошено. К каждому кусочку был приклеен кусочек скотча, и Бен понял, что это, должно быть, висело на стенах камеры Хана. Надзиратели вернули их ему, но слишком поздно. Будучи на нервах, Бен неловко запустил руку в коробку и достал первую попавшуюся бумажку. Это оказалась фотография: на ней был Бен, девятилетний. Он помнил тот год. Его отца упекли за решётку во второй раз. Развод окончательно оформлен. Наверняка эту фотографию Хану прислала Лея. Дальше – статья из «Уолл Стрит джорнал». Вообще, даже скорее короткая заметка о том, что Бен в свои двадцать семь был восходящей звездой. Заметка была аккуратно вырезана и обклеена скотчем. Бен пробежался глазами по тексту. Он едва узнал собственные слова – это было его первое интервью. Он отвечал как придурок, по крайней мере, так сказала бы Рей. Школьный выпускной. Лучший выпускник года. Фотография, сделанная папарацци на каком-то благотворительном приёме, где Бен обнимал блондинку, имя которой и близко сейчас вспомнить не мог. Рождественские открытки, которые он неохотно подписывал по просьбе Леи. Письма, которые иногда заставляла писать его мать в детстве. Победа их бейсбольной команды в средней школе – он был подающим. Награда, которую он получил в бизнес-школе. Снимок Ханны с ультразвука, тот самый, который дал ему Бен. Когда Бен опустошил коробку до конца, перед его глазами лежала вся ретроспектива его жизни.***
– Он любил тебя, – Рей приложила ладонь к его лицу, увидев содержимое коробки. – Он не знал меня, – Бен закрыл глаза. – Как можно узнать кого-то, просто… просто читая газетные вырезки и смотря фотографии? – Он старался узнать о твоей жизни единственным возможным для себя способом, – Рей вернулась к кофейному столику и снова начала просматривать содержимое коробки. Она провела пальцем по корешку библии. – Не знала, что твой отец был религиозным. – Он не был, – рассеянно ответил Бен. – Это не его. – Здесь письмо внутри, – Рей помахала сложенной бумажкой. Бен взял его, предвкушая разочарование. Очевидно, что письмо, как и библия, принадлежали кому-то другому. Либо так, либо это какой-то дурацкий листик типа списка покупок. Это письмо не было ценным фрагментом прошлого, как другие, что Хан хранил многие годы. Оно было написано на новой бумаге, нетвёрдым почерком Хана. И адресовано Бену. Бен читал это последнее письмо и нетерпеливо ходил по комнате. Рей не сводила с него глаз, скрестив руки на груди и нервно покусывая большой палец. Она, вероятно, ждала, что он пустит слезу или устало потрёт лицо руками, как он уже много раз сделал за день. Но вместо этого через пару минут Бен громко и звонко рассмеялся, откинув голову.