Запретная страсть

Элайджа просыпается от криков Клауса, что доносятся с первого этажа и привычно закатывает глаза, не удивленный поведению брата, который пребывает в паршивом настроении с того момента, как из их дома исчезла Камилла. Не смотря на то, что с ее отъезда не прошло и суток, Клаус уже едва не разнес половину дома, и Элайджа не хочет даже думать о том, что будет дальше — слишком уж мрачная вырисовывается картина. Но очень скоро эти мысли вытесняют другие, гораздо более насущные. Перед ним встает лицо Вивьен, горящие страстью серебристые глаза, ее припухшие от поцелуев губы и Первородный на миг позволяет себе улыбнуться. Он хочет видеть ее, и каждый день разлуки лишь усиливает это желание, но Элайджа помнит об обещании, которое дал Охотнице перед уходом. Он должен спасти Вивьен и от матери и от собственных братьев, и эта задача особенно осложняется тем, что и Фейн отнюдь не в восторге от его семьи. Впрочем, то как ведет себя Клаус вселяет в Элайджу надежду. В этой борьбе за спасение Охотницы у него есть союзник и Первородный не сомневается в том, что дерзкая барменша сумеет смягчить ненавидящего ее подругу гибрида. В любом случае, бездействовать дальше просто нельзя, к тому моменту когда Эстер вернется в город, а это со слов Вивьен должно произойти со дня на день — Охотница должна стать не врагом Майклсоном, а союзником и Элайджа уже знает, куда направиться вечером. Сначала они могу обсудить то, как обвести вокруг пальца его мать, а потом… Улыбка Первородного становится шире, но в этот миг до него доносятся слова Клауса, от которых лицо Элайджи мгновенно мрачнеет. — Кучка твоих идиотов снова облажалась! Ты не способен ни на что, Люсьен! Голос гибрида звенит от ярости и нем предвещает Каслу ничего хорошего, и к тому есть причины — очередной отряд, который Люсьен отправил на поиски Охотницы был обезглавлен. Вивьен вновь и вновь демонстрирует свою мощь, и поспешно одевающийся Элайджа ловит себя на том, что вместо злости на убийцу вампиров, чувствует гордость. Ее сила — отличный аргумент тому, что Охотница должна играть на их стороне, а не против. К тому моменту, когда старший Майклсон с совершенно хладнокровным видом, не выражая и малейшей заинтересованности, спускается на первый этаж, он видит, как Люсьен, скрипя зубами, терпит оскорбления своего сира, пытаясь оправдаться. — Клаус, клянусь я найду ее и лично убью! Доверься мне! — О чем речь? — невозмутимо интересуется Элайджа, что еще сильнее злит Клауса, который во всех красках рассказывает о том, что Охотница убила еще десяток вампиров, перейдя все границы. — Она сильна, — кивает Элайджа. — Она — глупая девчонка, что бросила вызов Первородным! — Но не забывай кто стоит за ней, — щурится старший Майклсон, — ту, кто создал ее. — Наша мать, — рычит Клаус и резко поворачивается в сторону притихшего Люсьена. — Ты еще здесь? Ты очень разочаровал меня, Касл, иди и исправь свою ошибку! — Я все сделаю, — часто кивает тот, — я принесу тебе голову Охотницы. — Если она раньше не снесет твою, — откровенно насмехается над ним гибрид, отчего глаза Люсьена вспыхивают злостью и обидой, но Клаус будто и не замечает этого. — Убирайся! И не появляйся здесь без Охотницы. Касл явно хочет что-то ответить, но Клаус резко разворачивается, показывая, что разговор окончен и тому не остается ничего иного, кроме как последовать приказу сира. — Не слишком ли ты резок с ним? — вскидывает бровь Элайджа. — Не слишком, — огрызается гибрид, — он совершенно бесполезен! Скоро Охотница просто придет в наш дом! Прежде чем Элайджа отвечает ему, Клаус исчезает из комнаты, устремляясь в сторону бара, а старший Майклсон остается один, размышляя о том, как лучше начать разговор с Вивьен. Однако, не успевает он сосредоточится на своих мыслях, как в комнате появляется Хейли. На губах волчицу приторная улыбка, а в ее руках чашка кофе, с которой она направляется прямо к вампиру. — Я услышала твой голос, — говорит она, щурясь, — и решила, что ты захочешь взбодриться. Как ты любишь — черный, без сахара. Хейли протягивает ему чашку и Элайджа принимает ее, сдержанно кивая. У него нет совершенно никакого желания продолжать с ней разговор, но у Маршалл совершенно иные планы и она садится рядом с ним, опуская ладонь на мужское бедро. — Я очень скучаю по тебе, — шепчет она, дуя губки, — ты стал так холоден. — Мы на войне, Хейли, — сводит брови Первородный, мягко убирая в сторону ее руку, — и у меня сейчас другие интересы. — Я понимаю, — вздыхает Хейли, поднимая на него печальный взгляд, — но знай, что я всегда жду тебя, Элайджа. Сказав это, она уходит, нарочито покачивая бедрами, а вампир лишь стискивает зубы, недовольный тем, что потратил на этот бесполезный разговор столь ценное сейчас время. Ему не хочется обижать Маршалл, но теперь вампир совершенно уверен в том, что не испытывает к ней никаких чувств, и понял он это благодаря той, что ждет его в одиноком лесном домике. Элайджа одним глотком выпивает остывший кофе и устремляется к выходу. Дорога до убежища Вивьен не занимает много времени, но к тому моменту когда Майклсон выруливает на знакомую тропинку, он уже знает с чего начнет разговор, вот только то, что он видит на скрытой в тени опушке, на миг выбивает из легких весь воздух. Маленький домик открыт на распашку, и в нос Элайджи бьет запах гари и трав, а еще — крови Вивьен. Ему хватает нескольких секунд для того, чтобы оказаться внутри, но он уже знает, что увидит и не удивляется тому, что и гостиная, и крошечная спальня и даже подвал оказываются пусты. Невидящим взглядом Первородный скользит по тлеющей мебели в гостиной, и машинально тушит огонь, используя запасы воды. Он не хочет думать о том, что хозяйке больше не нужен ее дом. Оказавшись на улице, Элайджа застывает, призывая на помошь все свои чувства, пытаясь уловить хоть какой-то след и он находит то, что искал, ощущая легкие отголоски запаха вампира, который кажется ему знакомым. Очень знакомым. Люсьен Касл. К тому моменту, когда Первородный оказывается у его дома, выжимая из своего внедорожника все соки, его ярость достигает пика, и все вокруг заливается красным цветом, по мере того, как запах крови Вивьен становится все сильнее. А потом он слышит ее голос. — Нет, прошу! — Мне жаль, детка, но я в любом случае трахну тебя. И дальше Элайджа уже улавливает лишь обрывки фраз, пока убивает всех, что встречаются на его пути по дороге к Вивьен. — …ты так сладко стонешь… совсем как ведьма, что я убил… — Отпусти! Нет! Никто из охраны Люсьена не успевает сказать и слова, понять что происходит, когда Первородный лишает их одного за другим голов, не замечая, как его лицо и рубашку заливает кровь. — …жалкая дура, думала, что расскажи она где твой дом, я оставлю ее в живых, но зачем? — …я убью тебя! К тому моменту, когда Элайджа оказывается у порога спальни в живых не остается никого, и Первородный ногой выбивает дверь, на миг застывая от открывшейся перед ним картины. В залитой кровью постели, с искаженным от отвращения и страха лицом, лежит полностью обнаженная Вивьен, руки которой прикованы к изголовью. Она уже не кричит, лишь хрипит что-то, даже не открывая глаз, и не замечает его прихода, в отличие от голого Касла, пристроившегося между широко разведенных девичьих ног. — Элайджа? — восклицает он, поворачиваясь в сторону Первородного, — тоже хочешь ее трахнуть? Понимаю, после всего того, что она делала с тобой в плену… Присоединяйся, но Охотница — мой трофей и я первый поимею ее. Словно в подтверждении своих слов Люсьен еще шире разводит ножки уже обессиленной от сопротивления Вивьен, грубо проходясь пальцами по складкам нежной плоти и подается вперед. В голове у Элайджи словно щелкает затвор. Люсьен не успевает даже прикоснуться к Вивьен, прежде чем оказывается на полу, ударяясь головой о стену. Желание убить его, разорвать на куски, причинить боль сжигает изнутри, но Майклсон всеми силами отвлекается от него, потому что сейчас значение имеет только она. — Вивьен… Очень медленно Охотница распахивает полные боли мутные серебристые глаза, и Элайджа подается вперед — срывает цепи с тонких дрожащих рук, прижимает ее к себе, убаюкивая словно ребенка, пока Вивьен рыдает, уткнувшись в его залитую кровью рубашку. — Прости меня, — шепчет Первородный, касаясь кончиками пальцев спутанных волос, — прости, что едва не опоздал… Когда Вивьен немного успокаивается, Элайджа прислоняет к ее губам прокушенное запястье и та послушно делает пару глотков, после чего отстраняется от вампира, пытаясь прикрыть наготу дрожащими ладонями. — Все хорошо, все хорошо, — шепчет ей Первородный, накидывая на тонкие плечи свой пиджак и поднимая девушку на руки, устремляясь прочь, подальше от залитой кровью постели, от запаха страха, от ее боли. Он не замечает, что Люсьена в спальне уже нет.