Говорить

— Ты опять пьёшь. Вальбурга презрительно оглядела разбросанные по гостинной бутылки огневиски, которые Альфард не успел убрать после ухода гостей, и поморщилась. Он небрежно пожал плечами. — Как видишь. Сестра скривила губы в усмешке и, стряхнув невидимую пыль с кресла напротив, осторожно опустилась в него. Альфард следил за ней с полуулыбкой, припадая губами к горлышку бутылки: начинать разговор она пока не собиралась, хотя они оба прекрасно понимали, зачем она пришла. — Какой повод на этот раз? Он расхохотался. — А повод обязателен? — Вальбурга закинула ногу на ногу, ничего не отвечая. «Придумай», — раздался её насмешливый голос у Альфарда в голове, и он снова выпил. Она промолчала. — Хорошо. Вчера был день Святого Валентина. А я один. Совсем без пары. И тебе не жаль меня? — шла вторая неделя июля. — Нисколько, — Альфард хохотнул в ответ, но взгляд сестры остался серьёзным и сосредоточенно-напряжённым: на мгновение Альфарду даже показалось, что она за него переживала. И он едва не присвистнул. — Что хоть пьёшь? — Дрянь, моя милая, — он протянул ей бутылку, Вальбурга долго разглядывала этикетку, потом с тяжёлым вздохом, словно бы другого выбора у неё не было, приложилась к горлышку, запрокинув голову. Его взгляд лениво скользнул по её обнажённой шее, а потом Альфард прикрыл глаза. Вальбурга поморщилась, вытирая губы ладонью. — Действительно, дрянь. Но я не удивлена, — и всё же осуждения в этой фразе уже не было. И бутылку она не отдала, оставив у себя в руках. Альфард решил закурить. Вальбурга не стала. — Бросаешь? — хмыкнул он. Она покачала головой; и ему отчаянно захотелось сесть поближе и коснуться её волос. — Уже выкурила половину пачки за последний час, — пояснила она с нечитаемой интонацией, и Альфард почувствовал — наконец речь пойдёт о Сириусе. Даже если бы он и не знал о недавнем побеге племянника, догадаться было легко по отчаянию во взгляде Вальбурги. Только Сириус мог довести её, привыкшую держать всё под контролем, до такого состояния — беспомощности и потерянности. Альфард хмыкнул — ему самому в своё время это никак не удавалось. Сестра держалась отчуждённо-холодно. — Сириус меня ненавидит. Альфард улыбнулся — он оказался прав. Она не поняла смысла его улыбки и закатила глаза. — Вовсе нет, — Сириус говорил ему о своей ненависти к ней не раз. Альфард в молодости кричал ей в лицо слова, пропитанные тем же ядом и той же яростью, но не ненавидел, хотя и понял это уже после. Усмешка Вальбурги отдавала горечью. — Милосердная ложь, — она сделала глоток огневиски и откинулась в кресле, устало прикрыв глаза. — Ты говорил с ним? — Да. Он не собирается возвращаться. — Ясно. Мгновение она продолжала сидеть всё так же, Альфард с тяжёлым сердцем следил за ней — он не знал, как всё исправить. А ей не нужны были его советы. Но зачем-то она всё-таки пришла. Он так и не понял, зачем — что именно она от него хотела. Вальбурга поднялась; носок её туфли задел одну из валявшихся на полу бутылок, и та откатилась со звоном. — Скажи мне, если у него возникнут неприятности. Альфард думал, как в детстве, насупиться и потребовать у неё «пожалуйста», но лишь кивнул. И, когда она проходила мимо и попыталась взъерошить его волосы, он перехватил её руку, наконец посмотрев ей прямо в глаза — полнившиеся усталостью и слегка удивлением. — Обязательно, — сказал он и отпустил её ладонь. Вальбурга чуть улыбнулась; и от этой улыбки ему стало паршиво — внутри саднило. — И не пей ты эту дрянь, Ал, пожалуйста, траванёшься однажды.