Говорить

Глядя на Фредди, Вальбурга каждый раз видела Сириуса: у мальчика были его весёлые тёмные глаза, его усмешка, разрезавшая лицо нахальным оскалом, его вскинутый подбородок, его тонкие пальцы. Только рыжие пряди — единственный дар матери, помимо грязной крови, пульсирующей в его жилах, — падали на лоб, и каждый раз Вальбурга горько усмехалась, отворачиваясь от внука. Он тянулся к ней за объятиями, и она рассеянно проводила рукою по его спине, глядя поверх головы на стоящего за его спиной Ориона. Тот смотрел так понимающе, что ей становилось тошно. — Опять сбегаешь? — раздавался его голос в её голове, и она не всегда могла сказать точно, было ли это по-настоящему. Она чуть улыбалась краешком губ и отстраняла от себя детские руки; Фредди смотрел почти обиженно, но усмехался. — Ты скоро вернёшься? — спрашивал он. Вальбурга качала головой. — Развлекайтесь, — говорила она и почти вылетала за дверь; там она закуривала и стояла несколько минут с сигаретой в руках, переводя дыхание, прежде, чем трансгрессировать перед Министерством. На самом деле, до работы ей оставался час, во время которого она пила кофе и беспрестанно курила. Она не любила быть дома. Особенно когда ребёнок с рыжими волосами смотрел на неё так, словно бы ждал чего-то, и ничего не говорил. И она цеплялась за каждую возможность уйти пораньше и вернуться как можно позже; Орион вздыхал, когда она приходила ночью, и прижимал к себе порой почти сквозь сон, не желая выпускать из своих рук всю ночь напролёт. Вальбурга засыпала лишь под утро — в последние годы её мучила бессонница, — и с трудом открывала глаза под звон будильника. — Тебе пора увольняться, — твердил Орион, пытаясь вырвать у неё подушку, которой она накрывалась, чтобы не слышать звон, и смеялся. Вальбурга старалась его оттолкнуть или пнуть; и всё же приходилось окончательно просыпаться. Орион вставал вместе с ней, хотя мог бы полежать ещё немного, и не давал ей подняться с кровати. Вальбурга смеялась и качала головой, не особенно стараясь вырваться, пока он целовал её. — Мне тебя не хватает, — говорил он, и она старалась не обращать внимание на то, что он имел в виду не только себя самого: Фредди её тоже не хватало. Не то, чтобы Вальбурга собиралась это изменить. Даже при желании она бы не смогла. — Может быть, возьмёшь выходной? — На следующей неделе, — обещала она, и они оба знали, что это означало никогда. Вместо этого она вновь задерживалась допоздна. В полночь они снова случайно сталкивались с Барти Краучем на выходе из Министерства, и Вальбурга хохотала, утаскивая его в ближайший бар. Они в общем-то никогда особо не ладили, но в последнее время такие встречи в баре стали слишком частыми. Вальбурга пила огневиски, Крауч сверлил свой бокал с таким видом, словно бы тот был виноват во всех его горестях, и делал глоток с промежутком в полчаса. Вальбурга возвращалась домой с болью, пульсирующей в висках; Фредди дремал в гостиной, видимо, ожидая её. Она накрывала его пледом и проходила мимо; Орион явно не знал о том, что он покинул свою кровать, потому что спокойно спал у себя. Вальбурга ложилась рядом и утыкалась лицом в его плечо, он обнимал её одной рукой. Однажды утром он не проснулся. Вальбурга выкурила все оставшиеся сигареты, пока ждала прибытия целителей из Мунго, обязанных зарегистрировать его смерть, и думала, как придётся сообщить об этом внуку; сигарет, как назло, оказалось слишком мало, и руки у неё дрожали. — Сердце остановилось. Не станете отвозить тело в морг для установления точной причины смерти? — спросил её один из целителей, подписывая заключение о смерти. Вальбурга потянулась за сигаретой — пачка оказалась пуста. — Нет, благодарю. Целитель кивнул и протянул ей бумажку. Она вежливо и отстранённо улыбнулась в ответ. Фредди появился именно в тот момент, когда она уже собиралась облегчённо вздохнуть, вытолкнув целителей в камин, и опрокинуть в себя бокал с огневиски, так и оставшийся стоять на подлокотнике кресла. — Что-то случилось? — спросил он, глядя на людей в жёлтых халатах. Вальбурга едва не застонала, глядя в его встревоженные глаза, и кивнула; целители продолжали топтаться рядом. — До свидания, — повернувшись к ним, сказала она почти холодно. Ей слишком хотелось, чтобы они ушли: можно было закрыть глаза, отправить Кричера за сигаретами, завыть в голос и написать письмо в похоронную службу. Только Фредди всё рушил. Вальбурга подошла к нему и опустилась рядом с ним на колени; он уже был полностью одет, только растрёпанные рыжие волосы говорили о том, что он только что встал — чтобы проводить её на работу, не иначе. — Дедушке снова плохо? — спросил он встревоженно. — Опять сердце? — Дедушке больше неплохо, — Вальбурга работала в отделе международного магического сотрудничества: она знала несколько иностранных языков, умела заговорить зубы не хуже Дамблдора. Но понятия не имела, как тактично сказать восьмилетнему ребёнку, что единственный человек, который его любил, умер. Поэтому сказала, как есть. — Орион умер сегодня утром. Фредди ей не поверил, и она не стала его окликать, когда он рванулся в их — теперь уже только её — спальню. Туда, где лежало тело Ориона. Хотя Кричер требовательно смотрел на неё. — Купи мне сигареты, пожалуйста. Желательно блок, — тускло улыбнулась она ему и пошла за внуком. Орион лежал на кровати, Фредди сидел рядом с ним и держал его руку. Он ещё не плакал, но когда он посмотрел на неё, Вальбурга увидела, как блестели его глаза от пока что сдерживаемых слёз. — Я так много не успел ему сказать, — тихо пробормотал Фредди. Вальбурге было легче смотреть даже на безжизненное, бледное лицо Ориона в разгладившимися морщинами, чем ему в глаза, на которые падала чёлка. — Думаю, самое главное он знал, — она чуть улыбнулась, садясь рядом, и попыталась его обнять. Фредди уткнулся ей в плечо, и она услышала тихий всхлип. — Сейчас можно плакать, — сказала она, вновь глядя поверх его головы. — Но ты не плачешь, — Фредди вскинул на неё взгляд. И она знала, он не хотел сказать, что ей было всё равно. — Пока что, — кивнула она и вновь коротко его обняла. Кричер маячил в дверях с блоком сигарет, и жизнь показалась чуточку лучше. Надо было приниматься за дела: связываться с похоронной службой, оповещать родственников, выпить огневиски. На похороны пришёл Барти Крауч; спасаясь от гостей на кухне, Вальбурга увидела в окно, как он мялся на её пороге, не решаясь постучать, и впустила его. Он протянул ей букет белых роз. — Вообще-то это Ориону, — сказал он. И она кивнула, закидывая в рот сигарету и проводя Барти всё туда же — на кухню. В гостиной Люциус Малфой пытался заставить Фредди и Драко подружиться, а Нарцисса цедила белое вино, бесстрастно наблюдая за ним. — Мне жаль, что ты уволилась. Вальбурга налила им огневиски и ничего не ответила. Она хорошо знала, что теперь Фадж, которого изрядно пугала власть Крауча, попытается от него избавиться и перевести на её место. — Может быть, вернёшься? — спросил он, опрокидывая в себя виски. Вальбурга чуть вскинула брови — это было слишком неожиданный жест для него. — Мне нужно воспитывать внука, — сказала она, стараясь не выложить в эти слова досаду и усталость. — Разве домовик не справится? — спросил Барти, подливая себе огневиски. Вальбурга хмыкнула. — Теперь понятно, почему от тебя сбежал сын, — сказала она, и они расхохотались, а Крауч даже не попытался припомнить ей побег Сириуса или же то, что Барти жил у неё с Регулусом несколько месяцев. — Значит, нет, — вздохнул он, когда они чокнулись. Вальбурга покачала головой. — Если что, после работы можешь заходить, — она усмехнулась, зная, что он не придёт. — У меня всё равно бессонница и огромное количество виски. От необходимости отказа Крауча спас Фредди, и тот поспешил ретироваться. Вальбурга не стала его даже провожать, потому что внук сел рядом и взял в руки её бокал. — Это помогает? — спросил он, разглядывая плещущуюся янтарную жидкость. Вальбурга покачала головой. — Отчасти, — почти не соврала она. — Слегка приглушает боль. И делает реальность… приемлемой ненадолго. Фредди кивнул. — Налить тебе вина? — спросила она. — Но только это не лекарство от боли внутри тебя — такого ещё никто не изобрёл. — Налей? — попросил Фредди, и Вальбурга рассмеялась, мимолётно касаясь рукой его плеча. — Хорошо. Вечером она пришла к нему в комнату — Фредди ещё не спал — и застыла у книжного стеллажа, разглядывая корешки. — Почитать тебе что-нибудь? — она знала, что Орион читал ему на ночь каждый вечер, но понятия не имела — что именно. В последний раз она пролистывала книгу сказок, когда Регулусу было десять. Он никак не хотел её отпускать от себя. Фредди покачал головой, и она просто села на кровать рядом с ним. — Как вы с дедушкой познакомились? — спросил он. Вальбурга хохотнула. — Не помню, честно. Кажется, мы были знакомы всегда: он был моим кузеном, так что… я просто этого момента и не помню. — Вы с ним были дружны в детстве? — Не сказала бы. Я больше общалась с его сестрой, а Орион был младше меня на четыре года. В детстве это довольно серьёзная разница, — Фредди улыбнулся. — Иногда Мелания скидывала его на нас с Лу или Алом, когда у неё возникали дела. Фредди промолчал. — Папа назвал меня в честь дяди Альфарда? — спросил он, Вальбурга расхохоталась, качая головой в попытке отогнать воспоминания об Альфарде, которые могли бы свести её с ума сейчас тем более. — Он назвал тебя в честь какого-то маггла. Если хочешь, я поищу его кассеты в вещах Сириуса, — она сглотнула. Фредди кивнул, ничего не ответив. Вальбурга знала, что нужно бы продолжить, но понятия не имела, что сказать. — Он был певцом. Несколько минут они молчали. Потом Фредди просто сжал её руку. — Спокойной ночи? Она действительно нашла ему кассеты любимой группы Сириуса той ночью и долгое время бессмысленно перебирала его вещи в тумбочке и на письменном столе. До этого она никогда ничего здесь не трогала. В горле стоял солёный ком, и Вальбурга думала, что вот-вот разрыдается, но ошиблась. Вместо этого она аккуратно убрала вещи Сириуса по местам и, зайдя в комнату Фредди, положила ему кассеты на стол и поставила рядом приёмник, с помощью которого Сириус их прослушивал. На утро она проснулась от едва уловимо знакомой музыки, и на мгновение не сразу поняла, что её включил Фредди. Она звучала отнюдь не громко, как это было, когда музыку слушал Сириус. Она не стала его тревожить; в столовой Кричер поставил бокал вина рядом с тарелкой овсянки, и Вальбурга едва сдержала надрывный смех, отсалютовав ему. Он что-то проворчал себе под нос. — Мы больше не будем завтракать вместе? — спросил Фредди, когда она зашла к нему. И она пожала плечами. — Если ты готов ждать до двенадцати, пока я проснусь, то пожалуйста. Но лучше не стоит, милый, — она не стала спрашивать, понравились ли ему пластинки. Тем вечером к ней зашёл Барти Крауч с бутылкой огневиски. На часах было двенадцать. — Я задержался на работе и понял, что не особенно хочу возвращаться, — объяснил он, когда Вальбурга открыла ему дверь. — Можно? — Проходи. Когда на следующий день она вышла на кухню где-то около часа дня, Фредди сидел там и качал ногами в воздухе, пока Кричер за что-то его отчитывал. — Молодой хозяин отказывается есть, — почти умоляюще пожаловался он Вальбурге. Фредди перевёл на неё странный взгляд, и она не поняла, чего в нём было больше, грусти или надежды. — Я хотел позавтракать вместе. — Хорошо, — согласилась она. — Я сейчас подойду в столовую. Кричер, накроешь нам? — и, когда Фредди скрылся за дверями, она наклонилась к Кричеру: — Пожалуйста, в следующий раз убеди его есть без меня. Но Вальбурга не была уверена, что ему удастся. От взгляда Фредди ей всё ещё хотелось сбежать — одними глазами он то ли спрашивал, почему она не любит его, то ли просил любить. И противное чувство жалости, которое всё равно ничего не меняло, вставало комом в горле, пока она из последних сил старалась сохранить спокойствие. Теперь его даже любить было некому. И она знала, что это было неправильно. Вечером снова пришёл Крауч и принёс огневиски. Вальбурга разлила его по бокалом. — Ты не умеешь выбирать алкоголь, Барти, — сказала она. Он пожал плечами. — И пить ты тоже не умеешь. — Никогда особенно не было на это времени. Она засунула сигарету в рот. Говорить было в общем-то не о чем. — Как дела в Министерстве? — спросила Вальбурга, откинувшись в кресло. Крауч сидел прямо, сложив руки на коленях. — Меня разжаловали, — сказал он, хотя об этом и так знал каждый. Газеты твердили об отставке великого Крауча. Вальбурга читала статью в «Ежедневном Пророке», где ему припоминали отречение от сына, и, скомкав, бросила её в огонь. Противное чувство скреблось в груди: и она постаралась не вспоминать ни о мальчике с соломенными волосами и нерешительной улыбкой, ни о Регулусе. Но последнее было слишком сложно, когда Фредди робко обнял её на ночь — по тому, как он тянулся за её любовью, он напоминал ей больше Регулуса. Не Сириуса. — И я занял твоё место. — Сочувствую, — ответила она, опрокидывая в себя огневиски. Крауч последовал её примеру, его пальцы подрагивали. — Советов давать не буду. Сам справишься. Они рассмеялись. — Бабушка? Фредди стоял на лестнице и смотрел на неё сонным взглядом. Она тяжело вздохнула, читая обиду в его широко распахнутых глазах. Сириус смотрел точно так же, когда она наказывала его. — Ты же помнишь мистера Крауча, милый? Тот кивнул и бросился вверх по лестнице. Вальбурга бросила на Крауча бесконечно усталый взгляд. — Я подойду через несколько минут, — Крауч явно хотел уйти, но лишь кивнул и покрутил в руках бокал. Вальбурга нехотя поднялась. Фредди плакал, уткнувшись в подушку лицом; чтобы она не вошла, он подпёр дверь стулом, но Вальбурга убрала эту преграду взмахом палочки: Лили Эванс пыталась подвинуть комод к двери, когда к ним в дом пришёл Том. — Что именно тебя расстраивает? — спросила она, касаясь его плеча: детей она всегда понимала с трудом. Особенно Фредди, зато Ориону это давалось удивительно легко. Фредди вскинул на неё покрасневшие глаза. — Кто этот человек для тебя? — спросил он. Вальбурга хотела пошутить было, что тот, кто принёс огневиски, но вовремя подавила этот порыв. — Никто. Он мой бывший коллега, с которым мы иногда выпивали, — сказала она, вдруг остро чувствуя то, что могло причинить боль Фредди: она пила с Краучем вместо того, чтобы лечь спать и завтра позавтракать с внуком. Она вздохнула. — Я всё равно не усну раньше двух, Фредди.  — Тогда я могу завтра посидеть с тобой? Она вздохнула и сказала: — Конечно, — иначе при первой встрече Орион бы её убил. Фредди заснул только спустя полчаса, но, спустившись в гостиную, Вальбурга всё равно обнаружила там Крауча и — что удивительно — почти допитую бутылку огневиски.  — Раньше за твоим внуком следил муж? — спросил он, пододвигая ей стакан. Вальбурга передёрнула плечами. — Почему?  — У Ориона было больное сердце, поэтому мы решили, что увольняться будет он, чтобы избежать потрясений. К тому же, это именно он видел во Фредди второй шанс. Крауч нахмурился.  — А что видела ты?  — Сириуса, только с рыжими волосами. Несколько минут они молчали.  — Ты не любишь его из-за того, что его волосы постоянно напоминают о его матери? Она покачала головой. Голос звучал хрипло:  — У меня не получается его любить, потому что я не могу видеть в нём Сириуса. Но всё равно вижу, когда он смеётся. Или улыбается. А потом он заправляет рыжую прядь за ухо. И наваждение пропадает, — она усмехнулась, как усмехалась всегда, когда ей было больно. — И я переживаю потерю Регулуса и Сириуса снова, будто в первый раз. Крауч молчал немного.  — Значит, он для тебя лишь воспоминание, а не самостоятельный человек. Вальбурга повела плечом. Он долил в её бокал остатки огневиски.  — Возможно, что так. Той ночью она пришла к Фредди и долгое время сидела рядом, разглядывая его разметавшиеся по подушке длинные рыжие волосы.