Говорить

Батильда Бэгшот никогда не была простой женщиной, хотела казаться — да, верно. Но то была лишь внешняя сторона её жизни: красивая дружелюбная улыбчивая женщина неопределённого возраста, не умеющая одеваться и любящая пирожки. На клумбах в её маленьком саду всегда росли цветы: виноград обвивал стены террасы, лилии рвались вверх, ветви розы прижимались к забору, осыпался лепестками жасмин. И никто не замечал за этим пёстрым ковром плакун-траву, походившую на дельфиниумы — Батильда и звала её дельфиниумами. Не видел фиолетовых цветков аконита, укрывшегося среди фиалок. Дурман путали с сорняками, о которых не спешили напоминать. Омела и вовсе не вызывала подозрений. Батильда улыбалась; ночью она собирала травы и принималась толочь их, посыпая зелье ими, словно шоколадной крошкой. Ночью ей никогда не спалось. В её комнате горел тусклый свет; но чаще всего она спускалась в подвал — там она хранила соленья и мясо. Там пахло полынью — все для того, чтобы картошка лежала подольше. Мясо, однако, хранилось плохо — иногда из подвала доносился тухлый запах, но на все предложения помочь заклинаниями Батильда качала головой. — О, ну что вы, милый, не утруждайтесь! Я справлюсь с этим сама. Женщины считали её славной, мужчины — привлекательной. По её приезду они цокали языками ей вслед — Батильда была красивая. Она сцепляла кулаки, на её скулах вспыхивали пятна. Но она улыбалась, словно не замечая. Потом никто не думал на неё, когда кто-то из компании пьющих сливочное пиво у таверны, вдруг пропадал или умирал с перепоя. Смерти всегда были разными: кто-то давился пивом; кто-то пьяным не доходил до дома и засыпал в траве, а на утро не просыпался; кто-то падал под колёса машины, выбравшись в маггловский город; кого-то убивали в пьяной драке. Да даже если бы проклятия были очевидны и неискусны, никто бы никогда не связал их с милой Батильдой Бэгшот, так стыдливо красневшей от пошловатых комплиментов и такой доброй — дома у неё жили четыре кошки. Они носили имена четырёх всадников апокалипсиса: Обжора, Белоснежка, Забияка и Спасительница. Не её была вина в том, что кошки были жуть какие злые: даже собаки обходили их стороной. Батильда Бэгшот смеялась, копаясь в своём садике, и журила кошек, пока другие хозяева негодовали. Она никогда не повышала на пришедших тона и приглашала на чай; они никогда не отказывались, Батильда улыбалась, собирая тоненькие морщинки в уголках губ. В Лондоне часто пропадали юные девушки, в окрестностях Годриковой впадины — красивые маггловские женщины. Уж их-то находили редко — не находили совсем. Обжора любил лакомиться сердцами, Батильда Бэгшот частенько покупала ему говяжие сердечки в Лондоне. Каждую среду она ездила в Лондон за мясом — к своему продавцу; все знали об этом. Каждый четверг на страницах «Ежедневного Пророка» появлялись известия о пропаже магглорождённых волшебниц. — Будете пирог с мясом, Кендра? Нынче он удался просто чудесно! — Батильда Бэгшот пододвигала блюдо в розовый цветочек поближе к соседке, а сама бралась за чашечку чая. И чай, и пироги у неё получались отменные — все соседи их обожали. А она никогда не жадничала. — Мясо вчера купила свежее. Мы с Обжорой любим говядину, правда, Обжора? Обжора мяукал. Кендра Дамблдор смеялась и перекладывала себе на тарелку ещё один — четвёртый по счёту — кусочек пирога. Потом Батильда вручала в бумажном пакете ей оставшиеся несколько — для её чудесных детишек. Волшебницы в Годриковой Впадине не рождались сильными; впрочем, волшебники — тоже. Болели тут тоже часто — зимы выдавались холодными, а осени мокрыми. В доме у Батильды Бэгшот всегда было уютно, она грелась у камина и пила горячий шоколад, поглядывая в окно. Осенними вечерами она припоминала истории: те, что рассказывала обожавшим её соседским детям, и те, что писала в свой блокнот. Именно в Годриковой впадине она написала «Историю Магии». Никто никогда не связывал это с очаровашкой Батильдой Бэгшот. Никто не замечал, что раз в две недели камин в её спальне вспыхивает. И силуэт, который можно было увидеть в окне на фоне зелёного свечения, уж больно напоминал фигуру министра магии Британии и совсем уже значительно реже — Германии. К ней часто наведывались значительные люди всего мира, не говоря уже о Геллерте Гриндевальде. Тот день, когда он сбежал из Годриковой Впадины после смерти Арианы Дамблдор, был отнюдь не последней их встречей с Батильдой. Геллерт приходил часто. — Покажи, как правильно, — просил он, и Батильда направляла его руку, обхватив запястье и накрыв его пальцы своими. Геллерт смотрел на неё через плечо с восторгом. — Помоги мне сварить смерть, — шептал он. Батильда улыбалась в ответ тёмно-коричневыми губами. Юный Геллерт Гриндевальд знал, что она поможет ему во всём — она научит его всему. Она знала о тёмной магии больше, чем все преподаватели Дурмстранга. Но об этом не знал никто, кроме двенадцатилетнего Геллерта, однажды проникнувшего в её подвал. Кресло, обтянутое светлой кожей, нравилось ему до сих пор — особенно теперь, когда он знал правду. Он сидел в нём едва ли не каждый месяц, но жители Годриковой Впадины об этом не знали. Узнали бы, если бы присмотрелись к окнам Батильды Бэгшот. Но никто не смотрел, разве что Джеки как-то пытался подглядеть, как она переодевается. Поэтому, исключая дальнего родственника, захватывающего Германию и слывущего тёмным магом, из отрицательного в Батильде Бэгшот была лишь привычка курить; сигареты у неё были тонкими. Вечерами она делала маску, смазывая лицо и шею багряной жидкостью, и закуривала, откинувшись на спинку стула. Помаду с губ она не стирала никогда — говорила, что она у неё особенная. — Ты могла бы создавать историю вместе со мной, — предложил однажды Геллерт; ему было уже почти тридцать, но приходить к Батильде за советом вошло у него в привычку. Батильда улыбнулась — о да, именно за эту улыбку её называли обаяшкой. Морщинки в уголках губ глубже не становились, сколько бы лет не проходило; Батильда Бэгшот разводила руками и лгала о своём возрасте и пользе жизни на природе. Темная магия не оставляла никаких следов на ее внешности. Разве что глаза становились все темнее, а цвет лица — свежее. — Я и создаю её, мой милый, — сказала она, указав подбородком на очередной блокнот, полный лживых историй о Ноттах, Блэках, Малфоях и остальных. Геллерт не знал, что там были истории и о нём самом — на случай его победы и на случай поражения. Геллерт покачал головой, недоверчиво сощурившись. Батильда хмыкнула и встала, чтобы смыть кровь с лица. — Я создаю историю, мой милый, чужими руками. И твоими в том числе. Но для этого мне не нужно открывать лица.