Дух Индры

      В прохладном влажном помещении расставленные у стен восковые свечи создавали жалкую иллюзию тепла и уюта. Несмотря на это, каждый из искусственных лучиков света был с любовью зажжён нежными и заботливыми руками и быстро занимал отведённое место в зале. Любой посторонний сказал бы, что ярко горящие фигурки стояли в хаотичном порядке, но жрица точно знала, как расположить ритуальные свечи, ― нет, скорее чувствовала, ощущала особую гармонию, непонятную более никому.       Ранее подготовкой храма к церемониям занимались монахи или послушники. Устоявшаяся традиция не изменялась на протяжении многих веков, но разрушилась в один прекрасный день, когда застенчивый ребёнок впервые перешагнул порог монастыря. Она, казалось, совершенно случайно пришла в разрушенный дворец Ооцуцуки и увидела обыденную для всех служителей картину, однако разочарование мгновенно отразилось на её лице. Сотни свечей разных цветов и размеров, захвативших почти весь пол и освещающих всё вокруг, потухли, сдавшись порыву ветра, нагрянувшего сквозь открытую дверь. Лишь крохотный огарок у подножия статуи не сдался капризам природы и гордо устоял, однако и его жизнь подходила к концу. Девочка, приподняв полы кимоно, побежала к нему, надеясь успеть спасти догорающую свечку. Она опустилась перед ним на колени и осторожно, боясь всё испортить, поднесла к светящемуся фитилю другую восковую фигурку. Тихий треск, едва заметная искра ― и островок пламени перекинулся на неё. Дитя испытало ни с чем несравнимую радость и безудержное счастье. Остановилась ли она? О нет, энтузиазм охватил её, и в глазах появился задорный блеск, предвкушающий последующее действо. Один за другим огоньки вспыхивали в храме, наполняя его светом и видимостью тепла. Когда работа подходила к концу, сомнения начали оседать в маленькой голове. Что-то определённо было не так. Крохотная ладонь схватила горящую фигурку и определила для неё другую точку расположения, за той последовали другие…       К главному входу подошел жилистый старичок и замер, не в силах вымолвить и слово. Ребёнок, представший ему, творил что-то непостижимое. Её стараниями из свеч на полу выстаивалось изображение солнца, которое обрамляли всевозможные узоры завитков и спиралей. Наспех созданный небесный диск пылал и даровал помещению таинственный и загадочный ореол и какое-то особое ощущение покоя и радости. Такого тут не было никогда, сколько бы старик ни пытался вспомнить. Он спешно покинул место и вернулся минуты спустя в сопровождении настоятеля и его приближённых. Стоило ли говорить, что схожие чувства поразили всех монахов без исключения? Они, привыкшие искать умиротворение и гармонию для своих душ и тел, нашли искомое благодаря работе чистого, непорочного детского сознания. Никто не осмеливался произнести ни звука, пока тишину не нарушил глава обители:       ― Что ты делаешь? ― тихо спросил старик, не желая пугать ребёнка, настолько удивившего их, повидавших жизнь людей.       Девочка виновато опустила голову. Она поняла, что за такое своеволие неизбежно последует наказание, пусть и была здесь гостьей, а не послушником или молодым монахом. Ответ застрял в горле, и потребовались невиданная смелость и сила духа, чтобы произнести хоть слово.       ― Мне стало грустно, и я зажгла эти свечи, ― почти шёпот пронесся по залу, достигая слуха служителей самых разных возрастов.       ― Не бойся нас, ― продолжил настоятель, ― мы не причиним тебе вреда. Просто скажи, что ты хотела этим показать. Как тебе в голову пришла идея, подобная этой?       Главный монах медленно, боясь спугнуть, подошёл поближе к девочке, остановившись в паре шагов от неё.       ― Я увидела огарок, который вот-вот погаснет, и поняла: огонёчек не хочет умирать. Поэтому мне пришлось подарить ему новый дом, дабы он продолжал жить.       ― Хорошо. Зачем же ты расставила свечи таким образом?       Пожилой мужчина улыбался уголками глаз, наблюдая стеснение и раскаяние юной гостьи.       ― Фигурки напоминают маленькие солнышки, я сотворила из них большое… Он наблюдал за мной, ему тоже понравилось…       Дитя посмотрело на статую в конце зала, и личико засияло от счастья. По крайней мере, одно существо точно было на её стороне.       ― Ты знаешь, кто это?       Вошедшие с недоумением глядели то на ребёнка, то на каменное изваяние, боясь ответа из уст крохи.       ― Кажется, да…       С тех пор минуло более десяти лет. Сменился настоятель, глава хранилища свитков, одни служители умирали, другие только начинали свой нелёгкий духовный путь, но новое правило так ни разу и не нарушалось: свечи в храме зажигала только жрица.       Никто не смел оспаривать решение главного монаха по многим причинам, среди которых был и его статус, и личность девочки, но, пожалуй, другой довод был неоспорим: только этот человек, имеющий смутное представление об основных принципах фэн-шуя, мог создавать то неповторимое настроение, каким наслаждался каждый, конечно, если был сюда вхож. Она научилась останавливать время не только в храме, но и для всех служителей, приближая их, пусть и на короткое время, к блаженству нирваны.       Сидящая на корточках жрица, не оборачиваясь, потянулась за очередной восковой фигуркой, но не обнаружила её. «Видимо, предыдущая была последней», ― с горечью подумала она и, повернув голову, убедилась в своей догадке. Поднявшись, девушка направилась в маленькую комнату, расположенную за статуей. В такой важный день всё должно быть идеальным, поэтому взятие свечей из резервного запаса ― оправданный поступок.

***

      Учихи медленно шли за двумя монахами ― настоятелем и послушником лет десяти. В любом другом случае размеренный шаг давно бы утомил Саске и начал раздражать, но сейчас это позволяло спокойно и без спешки рассматривать убранство храма, который представлялся чем-то неземным, потому что не был похож ни на что, ранее виденное им.       Зал, расположенный в, казалось бы, небольшом здании, был огромен. Здесь веяло прохладой в контраст жаре на улице, а в воздухе витал запах цветов и мёда, исходящий от зажжённых свечей преимущественно кораллового цвета. Бесчисленное их количество было аккуратно расставлено по периметру и у подножия длинных, поддерживающих высокий потолок колонн, испещрённых множеством непонятных надписей. Заострённые кверху рамы с витражами из цветного стекла изображали различные узоры и картины, дублирующиеся на окне противоположной стены. На них оживали сказочные тропические цветы, скудно обрамлённые зеленью, изрыгающие пламя драконы и фантастические птицы, напоминающие павлинов и журавлей, на фоне настораживающего закатного неба с огненно-рыжим солнцем или ночного с кровавой луной. При всём многообразии расцветок отдельных стёклышек большая их часть была разных оттенков алого. В центре находился купол, один взгляд на который заставил Саске оцепенеть. Середину художественной композиции занимал Ринне Шаринган ― додзюцу клана Ооцуцуки, ― а вокруг по часовой стрелке разместились стадии Шарингана с одним, двумя и тремя томоэ и Мангекьё Шаринганы с разнообразными рисунками. Часть имела красный узор на чёрном фоне вопреки наиболее распространённому чёрному на красном, но все томоэ были прямыми, а не в виде запятых. Последний рисунок перед пустым местом отображал Вечный Мангекьё Шаринган Учихи Мадары ― одного из последних глав клана. Обо всём этом Саске читал в библиотеке своего софу, но и представить не мог, что увидит здесь историю эволюции Кеккей Генкай и глаза сильнейших представителей семьи. На полу под куполом из обсидиановой и рубиновой мозаики был выложен ещё один Ринне Шаринган, неотрывно смотрящий на «небесного» собрата.       Всё в этом необычном месте кричало о принадлежности дому Учиха и стихии Огня, к которой Саске, как и почти все в роду, был предрасположен. Узор его эволюционировавшего Шарингана по цветовой гамме также был отличен от большинства, как бы являясь их негативом¹, а запятые додзюцу при появлении Мангекьё выпрямлялись. Может быть, именно поэтому Саске благодаря какому-то шестому чувству испытывал особую связь с этим местом, переживал нечто вроде дежавю, будучи в этом храме впервые, и на удивление ощущал здесь себя как дома, словно каждая вещь создана для него. «Интересно, что думает об этом аники и насколько ухудшилось его цветовосприятие после долгого использования Кеккей Генкай?» ― подумал Саске, бросив взгляд на о чём-то размышляющего Итачи, шедшего слева.       Медленно, но верно братья в сопровождении монахов подошли к статуе человека, жившего столетия назад ― ещё до основания их клана, во времена зарождения мира шиноби. Саске не сомневался, что это был Индра ― старший сын Мудреца Шести Путей и прапредок всех умерших и ныне существующих Учих. Одетый в традиционную одежду древней фамилии Ооцуцуки, основатель всем видом демонстрировал силу, гордость, непоколебимость, несгибаемость характера, жажду власти и ненависть к врагам. Он, как показалось Учихе-младшему, тоже был здесь на своём месте среди теней от колонн, слабого освещения, витражных окон и прохлады, которую слабое колыхание огоньков на свечах не могло устранить. Пусть предок был каменным изваянием, он правил этим храмом сурово и безраздельно. От этой идеи, случайно посетившей разум, Саске стало не по себе. Он посмотрел на монумент прародителя в последний раз, и ему показалось, что, помимо всего прочего, его лицо выражало безграничную скорбь и тоску, ― но тут же отогнал от себя эту мысль. «Основатель не мог быть опечален, для него это было чуждо», ― так он решил, что всего лишь померещилось.       Пожилой монах тем временем осматривал помещение, будто стараясь кого-то отыскать своими полуслепыми глазами. Видимо, потеряв надежду увидеть нужного человека, он негромко позвал, позволив эху в разы усилить его голос:       ― Сакура, ты здесь?       Через несколько секунд из-за статуи показалась невысокая, худенькая, нескладная девушка с большой коробкой. Её светлое шёлковое одеяние прикрывало щиколотки босых ног, пышные рукава с манжетами достигали запястий, а высокий ворот венчал сложный бант из нескольких лент. Она не была красавицей, сошедшей с полотен известных мастеров или с богато расписанных кимоно, и многие женщины в клане с лёгкостью затмили бы её, но что-то в ней определённо приковывало взгляд. Длинные волосы цвета весны и влюблённости и белое платье при неярком освещении храма отливали оранжево-красным, точно девушка его очередное украшение. В широко раскрытых от удивления глазах, с беспокойством смотрящих на вошедших, отражались грусть и нечто глубокое и недосягаемое. Казалось, она видела самую суть человека, кого бы пола, возраста и положения он ни был, что не могло не пугать. Нижняя губа и руки подрагивали то ли от холода, то ли от страха. Заметив гостей, она побледнела и съёжилась, став ещё меньше, и едва не спряталась за коробку.       ― Прости, что отвлекаю тебя от подготовки к ритуалу. Это шиноби клана Учиха, ― произнёс монах, переводя взгляд с Сакуры на двух братьев. ― Они будут присутствовать на сегодняшней церемонии, чтобы обеспечить безопасность.       ― Хироши-сама, я уже несколько раз говорила вам ― это лишнее. Ничего не случится, ― робкий голос выдавал смущение, хотя доля недовольства от прерванного занятия не смогла скрыться от присутствующих.       ― Пожалуйста, подойди ко мне. Ты одна из немногих, обществу которых я действительно рад.       Она медленно, словно против воли, обошла статую и спустилась по ступенькам. Встав с настоятелем и устремив взор в пол, девушка по-прежнему чувствовала себя некомфортно в компании незнакомых мужчин.       ― Разрешите представить вам жрицу этого храма ― Сакура из семьи Харуно.       Пожилой мужчина понимал недовольство девушки, но обязан был познакомить её с наследниками.       Почти всё свободное время она проводила здесь или в хранилище книг, общение с ней было ограничено из соображений безопасности, ведь в монастыре кроме неё не было женщин. Лишь изредка Сакура выбиралась в соседние деревни на праздники или в торговые лавки за покупками, где могла свободно разговаривать со сверстниками. В остальном долг сковывал её по рукам и ногам. Появление в таком важном для неё месте молодых красивых мужчин, как посчитал главный монах, могло вызвать у неё две противоположенные реакции: гнев из-за посещения святилища посторонними и волнение, ибо желания девичьего сердца никто не отменял, хотя, вероятно, присутствовало и то, и другое.       ― Она очень скромная, не удивляйтесь. Однако способности и знания нашей жрицы не знают равных.       ― Позвольте мне закончить начатое, ― переминаясь с ноги на ногу, обратилась Харуно к старику.       Сакура подняла голову и хотела куда-то посмотреть, но её взор встретился с Саске. Она замерла и немного покраснела, затем, быстро отведя глаза, поспешила в дальний конец зала, не дождавшись дозволения, впрочем, будучи гостьей в монастыре, оно ей не требовалось. «Она всё же умеет притягивать внимание, пусть и не является шиноби и не обладает выдающейся фигурой», ― с нежеланием отметил младший Учиха. Ему, несомненно, польстило смущение жрицы, даже если ничем не отличалось от реакции десятков других более-менее красивых представительниц прекрасного пола.       ― Что ж, это самая большая драгоценность всего монастыря. Её вам и поручено охранять.       ― Статую? ― с недоумением переспросил Саске, не до конца понимая, о чём говорил старик.       ― О, нет, ― он сощурился, ― я имел в виду Сакуру.       ― Девчонка? Вы явно её переоценили. Может быть, она и вправду ценна, но точно не важнее свитков и книг, находящихся тут.       ― Саске!       Итачи с укором посмотрел на младшего брата, мысленно надеясь, что тот не сморозит очередную глупость.       ― Что? ― тот встретился со взглядом Итачи. ― Что в ней такого?       ― «Что»? ― повторил за юношей монах. ― Жрица ― единственный человек в целом мире, кто может определить местоположение и личность возрождённого Индры-сама. В этом и заключается её великое предназначение.       ― Хотите сказать, что основатель уже переродился в нашем мире? ― не удержавшись, задал вопрос Итачи.       ― Судя по всему, да. Об этом нам говорят и звёзды, и предсказания из свитков, и участившиеся видения Сакуры.       ― Но с чего вы взяли, что она отыщет величайшего шиноби всех времён? Девчонка даже не Учиха по крови или хотя бы по имени и не воспитывалась в нашей деревне, ― парень не унимался, о чём уже начал волноваться стукнувший себя по лбу его старший брат.       ― Мой учитель увидел в ней то, что поможет ей в этом.       ― И что же?       ― Это сложно объяснить, ― начал настоятель, ― она, пусть и не способна использовать Катон, хранит дух Огня, обладает мудростью, многократно превосходящую мою, и, по словам моего наставника, «самой важной вещью в мире».       ― О чём вы? ― не понимал Саске.       ― Думаю, ты сам скоро всё поймёшь. В конечном итоге мне вспоминаются слова Таёнорещу-сама: «Я прожил долгую и насыщенную жизнь ― девяносто два года не так уж и мало, ― изучил половину здешних книг, познал секретов техник Огня и Шарингана больше, чем многие из Учих, но, поговорив с этой девочкой, понял, что прожил жизнь впустую. Просто поверь мне, своему мастеру: лишь она найдёт Индру-сама и вернёт ему память». Его нет уже много лет, и с каждым днём я всё меньше сомневаюсь в его словах…       ― Посмотрим… ______________ ¹Негатив (здесь) — изображение предмета, в котором светлые места являются тёмными и наоборот.