Играя свою роль

Кью повернул ключ в замке зажигания и не мог сдержать шепота: «О, это прекрасно», слетевшего с губ, когда двигатель ожил тысячью лошадиных сил под его рукой. Сидевший на пассажирском сидении и очень обиженный Бонд посмотрел на него со странной улыбкой. Кью слегка покраснел, смущенный, что его поймали любующимся собственной работой. — Мне не так уж часто приходится ездить на машинах, которые я переделываю, — в свое оправдание сказал он. — По-видимому, отдел охраны труда считает это слишком большим риском, поскольку, по их мнению, плоды моего труда могут взрываться так же, как и стрелять. Статистически так оно и есть, но, кажется, они упускают тот факт, что эти вещи должны взрываться. Несмотря на это, тест-драйвы проводят мои практиканты. Уж не горечь ли прозвучала в его голосе? Он надеялся, что нет. — Ты когда-нибудь взрывал своих практикантов? — спросил Бонд. — Конечно, нет, — фыркнул Кью, трогаясь с места. — Однажды возникла небольшая неисправность с катапультируемым сиденьем, но Мэтью всего лишь месяц походил в гипсе. Бонд попытался сдержать смешок. Чужая боль всегда казалась ему немного смешной. Возможно, он был рожден для этой профессии. — Ну, отрадно, что ты ценишь эти прекрасные автомобили не только как инструменты, — сказал он. — Осмелюсь сказать, что я ценю эти прекрасные автомобили больше тебя, — ответил Кью, — поскольку не превращаю их регулярно в груду металлолома, — он взглянул на Бонда и впал в отчаяние при виде его улыбки. — Я всего лишь тестирую придуманные тобой функции безопасности, Кью, — сказал Бонд. — И эти коварные катапультирующиеся сиденья. Кью снова перевел взгляд на дорогу и проигнорировал улыбку агента.

***

Двадцать минут спустя они подъехали к высокому черному небоскребу, который каким-то образом перенял особенности окружающей готической архитектуры в виде узких чернеющих стальных контрфорсов и сужающегося кверху асимметричного конуса из полдюжины этажей. Служащий открыл двери прежде, чем Кью успел собраться с мыслями, но, к счастью, в этом он преуспел, и уже в следующую секунду выскользнул из машины и равнодушно опустил ключи в ожидающую обтянутую перчаткой ладонь, входя в роль спутника богатого, опасного и высокопоставленного руководителя с тягой к огнестрельному оружию. Что на самом деле не слишком далеко ушло от его фактической работы. Бонд был практически создан для этой роли — он протянул руку Кью и остро улыбнулся; Кью поборол искушение и принял эту улыбку, сумев не закатить глаза. Они напоминали выходцев двух разных эпох: Бонд в своем классическом черном смокинге и Кью в изящном современном костюме, но эпохи не конфликтовали. Каждый из них воплощал образ человека, находящегося на вершине успеха — и именно так оно и было. Кью не смог подавить скачок адреналина, который ощущал, находясь в поле с агентом секции «два ноля», с 007 — и, вопреки ожиданию, чувство не было совсем неприятным. Они вместе вошли в открытые двери огромного лобби — сплошной элегантный черный и вычурное золото. В центре комнаты стояла огромная ониксовая статуя ворона с поднятыми крыльями, и Кью подумал, что метафора была довольно уместной. Вороны считались предвестниками смерти так же, как и сотня одетых в черные костюмы руководителей, толпящихся в зале, с кое-где мелькающими среди них дамами в ярких платьях. Высоко над головой звенела музыка, словно хрупкие осколки бесценного хрусталя в невидимых колонках, с легким стуком дорогой обуви по полированным каменным полам в роли ударных. Разговор гудел вокруг шведского стола, бара, и по всему лобби, сопровождаемый звоном бокалов с шампанским и коктейлями. Кью с Бондом пришлось пройти через охрану при входе, но Бонд с легкой улыбкой предъявил одному из охранников удостоверение, выданное ранее ему Кью. При сканированни на экране в верхней части поддельного файла сотрудника появилась фотография Бонда, и так же легко он прошел сканирование сетчатки. Хотя корпорация «Корвус» всем управляла через внутренние сервера, едва агент 71 получил непосредственный доступ, Кью с легкостью проинструктировал его, как загрузить биометрические данные Бонда в их систему. Конечно, никаких металлоискателей не было. Охранник посмотрел на Кью. — Мой спутник, — сказал Бонд по-чешски, лениво обхватив Кью за талию и непринужденно погладив бок Кью, а потом собственнически сжал пальцы чуть выше его бедра. Кью подумал, что Бонд немного переусердствовал, но не дрогнул. Охранник внимательно посмотрел на Кью, и тот ответил ему неагрессивным, но, тем не менее, жестким взглядом. Это был тот же взгляд, что доставался агентам секции «два ноля», которые не выполняли в точности его приказы, из-за чего все заканчивалось эффектным провалом. Если подумать, в основном он использовал его на Бонде, и новизна уже в значительной степени прошла. Однако этот взгляд все еще время от времени работал на остальных агентах «два ноля», заставляя тех чувствовать себя неловко — факт, которым Кью гордился. Охранник коротко кивнул и жестом пригласил их войти. Когда они присоединились к торжеству, Кью наклонился и прошептал Бонду на ухо так, чтобы для всех любопытных наблюдателей это показалось бы интимным. — Ты уверен, что мы не привлекаем к себе слишком много внимания? Кью знал, что, едва Джеймс Бонд входил в комнату, все взгляды устремлялись к нему, но сам к подобному не привык. Бонд улыбнулся, будто Кью сказал что-то особенно наводящее на размышления, и даже поцеловал его в уголок рта, прежде чем прошептал в ответ: — Мы в Праге, а не в Санкт-Петербурге. Никто и глазом не моргнет. Я найду тебя через двадцать минут. Кью знал план. Они должны были двадцать минут общаться с гостями, чтобы смешаться и свести на нет любой интерес, который охранники могли бы испытывать к ним, а также попытаться получить какую-нибудь полезную информацию в процессе. После можно было приступать к делу. Кью ненавидел общение и вечеринки, однако его положение в агентстве было настолько высоким, что большинство сотрудников считали за привилегию привлечь его внимание, поэтому он посещал как минимум одну или две вечеринки в год, устраиваемые МИ-6 в штаб-квартире. Здесь же не было ни одного знакомого лица, и ни у кого не было причин с ним разговаривать. Однако прощальный поцелуй Бонда заставил его задуматься: а не он ли на самом деле был самым важным человеком в комнате? Он наблюдал, как Бонд отошел и уверенно присоединился к разговору разряженных боссов, и теплое покалывание, оставшееся на губах и в груди, напоминало глоток крепкого алкоголя, убивший большую часть его трусости. Он развернулся и пошел в другую сторону. Кью почти сразу нашел «своих». Это оказалось смущающе легко: чернильные пятна на манжетах, недорогие и плохо сидящие костюмы, галстуки в новинку и, как правило, очкарики, такие же, как и он — итог постоянного сидения у экранов компьютеров. Они болтали, скучковавшись у буфета. Кью положил пару восхитительно выглядящих маленьких пирожных на тарелку (может, это и стало поводом подойти к ним, но он всегда был настоящим сладкоежкой), а затем повернулся и спросил стайку вундеркиндов, работал ли в последнее время кто-то из них над какими-нибудь интересными проектами программирования. К счастью, те говорили по-английски, так как были из филиалов со всей Европы, и Кью не пришлось полагаться на свой куцый чешский, который он успел выучить за два дня, узнав об участии в этой миссии. Сначала вопрос всех удивил, потому что сегодня Кью, конечно, не казался одним из них, но довольно быстро его признали за своего и затрепетали, услышав его верительные грамоты. Может, в целом ему и трудно было общаться с людьми, но говорить о программировании всегда было легко, он вообще мог рассказывать об этом просто в воздух и частенько это делал. (Он активно поддерживал метод обсуждения кода с резиновой уткой, но вместо нее обычно разговаривал с маленьким игрушечным роботом на своем столе, которого в шутку подарил его университетский друг. Шутка заключалась в том, что тогда Кью самого сложно было отличить от робота — он с головой ушел в учебу, получив степень в компьютерной инженерии и информатике за три года. Шутка показалась Кью, в отличие от его друга, не такой смешной, но уже тогда ему нравилось строить роботов, и он привязался к игрушке.) Он радостно болтал с молодой женщиной и двумя мужчинами постарше о брандмауэрах (и в процессе узнал кое-что о «Корвус»), когда наконец почувствовал себя достаточно комфортно, чтобы прислушаться к разговору Бонда в наушнике. Тот по большей части говорил о нем, даже хвастался им, придумывая такое об их отношениях, что Кью покраснел. Он знал, что такие разговоры вполне приветствовались теми типами, с которыми сейчас общался Бонд — они считали, будто им можно все, и с удовольствием демонстрировали завоевания. Тем не менее, Кью счел разумным обозначить себя и, возможно, несколько поумерить пыл Бонда. Он извинился, прервав разговор, чтобы сходить выпить, и пробормотал: — Узнали что-нибудь интересное, 007? Бонд бросил взгляд через зал и с радостью отметил, что Кью при использовании гарнитуры не имел привычки прикасаться пальцем к уху. Бонд решил не удивляться, поскольку Кью было не впервой работать с гарнитурой, чтобы руки оставались свободными. Бонд отошел от разговора и сделал вид, будто отвечает на телефонный звонок (Кью для таких случаев установил приложение на его мобильный, и при нажатии кнопки экран имитировал вызов). — Кое-что, — ответил он. — Знаешь, не стоит рассказывать плохим парням, как им улучшить свою кибербезопасность. — Я могу предложить улучшения, только если они расскажут мне о своей нынешней системе, и к тому моменту, как они смогут реализовать незначительные изменения, предложенные мною, мы войдем и выйдем со всем, что нам нужно, и корпорация «Корвус» столкнется с международными судебными процессами и банкротством, — сказал Кью, скрывая разговор за бокалом. — Ну и ну, Кью, тебя действительно ждет блестящая карьера в шпионаже, — промурлыкал Бонд. — Как насчет рандеву у статуи птицы в пять? Думаю, мы пробыли тут достаточно долго. — Хорошо, — сказал Кью. — О, и, Бонд?.. — М-м? — Пожалуйста, перестань говорить обо мне так, будто меня здесь нет. Кью услышал, как Бонд замаскировал удивленный кашель, прочистив горло. — Ты знаешь чешский? — спросил он. — Конечно, нет, — ответил Кью, довольный тем, что застал агента «два ноля» врасплох. — Я модифицировал программу перевода МИ-6 для работы с наушником. Не быть в курсе происходящего — против моих принципов. Кью снова поймал взгляд Бонда — на этот раз одновременно восхищенный и немного настороженный. Бонд нажал «завершить вызов», выйдя из приложения, и присоединился к небольшому кружку руководителей, теперь более осторожно подбирая выражения. Кью с улыбкой вернулся к группе, с которой разговаривал ранее, отвечая на несколько вопросов об используемых им терминах, незнакомых его собеседникам, и алгоритмах для более сложных кусков кода, которые он описал. Он уже вошел во вкус, когда услышал тихий женский смех в наушнике. Посмотрев на Бонда, он обнаружил его болтающим с красивой женщиной-руководителем, которая одновременно излучала опасность своими острыми шпильками и соблазн — черной юбкой, чуточку короткой для ее длинных ровных ног. На этот раз Кью действительно закатил глаза и принял решение сдвинуть время встречи на две минуты, дабы его агент не утратил сосредоточенности на задании. Он еще раз извинился перед собеседниками, вылил остатки шампанского в мусорное ведро, поставил бокал на буфетный стол и отправился на встречу с 007. В конце концов, нужно было сыграть свою роль. Бонд стоял спиной, поэтому не заметил приближения своего квартирмейстера, пока не почувствовал нежное поглаживание по спине и плечу. — Не желаешь выпить, дорогой? — спросил Кью, а потом наклонился и прошептал ему на ухо: — У меня совершенно пересохло в горле. Только Кью смог почувствовать моментальное напряжение Бонда и услышать удивленный выдох. Он знал: подкрадываться к агенту «два ноля», как правило, было плохой идеей, однако был уверен, что в настолько многолюдном месте Бонд станет сдерживать свои инстинкты убийцы, и потому чувствовал себя в относительной безопасности. — Э-э, да, сухой мартини... — Бонд осекся, когда Кью принялся рассеянно поглаживать чувствительную кожу его запястья. Возможно, теперь он переигрывал, подумал Кью. Но вне зависимости от того, говорила ли женщина по-английски (а она, вероятно, говорила, будучи руководителем высокого уровня в международной фирме), ему хотелось, чтобы язык его тела ясно донес суть: он был бы весьма признателен, если бы та перестала перетягивать внимание на себя. — Три меры Гордона, одна — водки, половина меры «Кина Лилле». Взболтать, но не смешивать, и кусочек лимонной цедры, — закончил за него Кью. — Я знаю. Ты очаровательно привередлив в этом. Бонд снова одарил его изумленно-впечатленным взглядом, и Кью слегка сжал пальцы на руке своего агента, после чего повернулся и направился к бару. Он бросил последний взгляд через плечо, впервые встретившись с пронзительными зелеными глазами женщины, лишенными эмоций, а затем повернулся к ней спиной, чтобы сходить и принести Бонду его коктейль. Озвучив бармену свой заказ, Кью пробормотал: — Надеюсь, ты помнишь, что номер в отеле делишь со мной, и планировать привести кого-то было бы опрометчиво с твоей стороны. — Я не собираюсь никого приводить, кроме вас, квартирмейстер, — тихо ответил Бонд, и Кью порадовался, что находится на противоположной стороне зала — вероятно, Бонд не сможет заметить, как он вздрогнул. Когда он вернулся с мартини для Бонда и «Беллини» для себя (да, он сладкоежка), Бонд стоял один. Той женщины нигде поблизости не наблюдалось, и Кью задавался вопросом: уж не нажил ли он себе врага? Дамочка, несомненно, была вооружена, как и остальные ее коллеги. Он искренне надеялся, что сегодня больше не увидит этих пронзительных зеленых глаз. Бонд взял мартини и залпом выпил его. — Может, устроим вечеринку в более уединенном месте? — усмехнулся он. Кью задумчиво вздохнул, пару раз глотнул свой вкусный коктейль, а затем поставил почти полный бокал рядом с пустым бокалом Бонда у пьедестала статуи. — Кажется, я заприметил уютное местечко возле лифта. — Прекрасно, — сказал Бонд, взял Кью за руку, и они вместе двинулись по залу, оставив за спиной предвестника смерти.