Кладбище мёртвых звёзд.

Игорь идет чуть позади Артёма, не решаясь банально подойти ближе, хотя кончики пальцев и сводит от невозможности прикоснуться. Он позволяет себе лишь глазами скользить по напряженной спине украдкой. Артём чувствует этот взгляд. Огибая плечи, будто холодными пальцами, как когда-то очень давно, сползая ниже на лопатки, к пояснице, к двум ямочкам, спрятанным за тканью футболки, и снова выше к напряженной шее, вспоминая каждую неровность, рельефность мышц. Россыпь родинок на коже вспыхивает перед глазами так отчетливо, как будто не было всех тех месяцев больного расставания. Сердце предательски ноет и сбивается с ритма. К нему тянется всеми сосудами сломленное тело, все существо, которое без него еле-еле справляется уже, кричит от боли, на запястье звёзды горят неприятно, жжется выше к сердцу по венам текущая кровь. Игорь молчит и лишь украдкой смотрит. Будто боится быть застигнутым на месте преступления. Артём напряжен, это видно, кулаки непроизвольно сжимает и не оборачивается, будто застывшее изваяние, позволяющее себе только вперед идти. Они идут тихо, ступая по ступенькам, а после по ковру в коридоре бесшумно, будто боясь проснутся. Артём останавливается на мгновение, чтобы Игорь ближе подошел, и на секунду чужой взгляд ловит. Больной. Покорный. Влюбленный настолько сильно, что, кажется, каждый атом тянется навстречу, не боясь растворится. Они идут дальше рядом, изредка задевая друг друга пальцами рук, не позволяя большее, лишь только для того, чтобы убедиться, что они сейчас р я д о м друг с другом. Что это всё — не сон. Они так давно друг друга не видели, что уже успели забыть, каково это — чувствовать рядом друг друга, ощущая тепло и дыхание родного человека. Каково это — не чувствовать боли в запястье и не вытирать тонкую струйку крови, ползущую вниз по холодным пальцам. Перед глазами — дверь. Игорь переминается с ноги на ногу и стоит немного позади, пока Артём возится с ключом дрожащими руками, пытаясь попасть в скважину замка. Игорь хочет провести тёплыми пальцами по шее, проследить за тем, как Артём сначала каменеет от неожиданности, а потом расслабляется, тянется к его прикосновениям. Но он лишь стоит, не решаясь протянуть руку, и смотрит неуверенно на напряженную спину. Прячет руки за своей спиной привычка детская, нелепая, сжимая пальцы до побледневших костяшек. Чтобы не сорваться. Замок щёлкает неожиданно громко в тишине коридора, Артём улыбается ему тепло и дверь открывает, пропуская вперёд. Игорь в ответ приподнимает уголки губ и проходит дальше в прохладное помещение, задевая, не удержавшись, пальцами чужую кожу. Сбрасывает на пол сумку, но не включает свет, останавливается в комнате и прислушивается. За ним закрывается всё на тот же ключ дверь, и Артём тихими шагами проходит в глубь коридора. Игорь улыбается, когда тот стаскивает, смешно ворча, с себя обувь. А после подходит сзади, близко-близко, но не обнимает. Лишь кончиками пальцев скользит вверх по руке, пуская по телу стадо надоедливых мурашек. Игорь передергивает плечом, но не двигается. Позволяет. — Можно? — раздается неуверенно позади. Артём пальцами скользит по тёмной повязке, слегка задевая обнажённую кожу. Это намного интимнее и роднее поцелуев. Это часть боли и страха, которую не показывают посторонним. Вместе с запястьем обнажается и покалеченная душа. Это то, что они привыкли делить на двоих тёмными вечерами вдвоём. Но Артём каждый раз спрашивает, потому что боится. Он знает, Игорь — загадка. Может не позволить, если чувствует себя слишком слабым. Слишком уязвимым. Но сейчас он только кивает напряженно и молчит. До безумия без него устал, но они каждый раз как будто заново привыкают друг к другу. Артём, поднимая руку чуть выше, развязывает ткань, а после того, как она тёмной змеёй падает на пол, проводит большим пальцем по ярким точкам и соединяющим их линиям. Ловит ответную вверх по телу дрожь, она застревает где-то в районе макушки, и судорожный вздох. Он прижимается ближе всем телом, целует легко запястье, пуская вверх электрически импульсы, гладит большим пальцем светящиеся точки, нежно придерживая руку, и прижимается губами к шее, заставляя опустить голову к себе на плечо. Яркий голубой свет затапливает комнату неоднородным, дёргающимся сиянием. Игорь всё ещё напряжён, нервы натянуты до предела, и он вырывается скомкано из теплых объятий, суетливо ловит рукой чужое запястье и лихорадочно снимает тёмную ткань, а после резко, быстро губами прижимается к Созвездию. Ему сейчас это необходимо. Банально чувствовать пульсацию сердца под кожей. Они стоят в тишине посреди комнаты, затапливаемые ореолом голубого света. Игорь греется в чужих объятиях, прижимаясь, словно маленький ребенок, ближе, крепко сжимая ладонь, скользя по ней пальцами, а Артём же нежно, тысячи раз целует родное Созвездие. Они так сильно скучали друг по другу. Это невозможно передать словами. Только выразить прикосновениями, скользящими по запястью и телу губами и пальцами, сильными объятиями и душевным спокойствием, которое они обретают только рядом друг с другом. Игорь поднимает на Артёма взгляд: ищет что-то на глубине родных омутов, вглядывается внимательно и скованно. И расслабляется мгновенно, прижимается ближе, оставляя поцелуй аккуратный на шее, там, где жизнь аритмией бьётся, когда понимает — его любят. Его до сих пор л ю б я т. И осознание этого разливается теплом горячим по телу. Но шли они к осознанию того, что без друг друга не могут очень долго. Непозволительно для них долго. Хотя познакомились они… Давно. Игорь с точностью не может назвать дату, да и Дзюба уже не вспомнит, — это просто как-то внезапно произошло. Потому что с Артёмом невозможно было не подружиться. Игорь помнит тот день отрывками. Сначала он не особо замечал бегающего по полю мальчишку из общего скопа людей из разных команд. Всё так же, как и сейчас, пристально следил за мячом, крича указания своей команде. Уже после матча, Артём, явно себя пересиливая, подошел к нему, протягивая руку. Он тогда был (да и сейчас остался) ярким, смешным мальчишкой в грязной форме из-за травы, со следом земли на щеке и улыбкой, которая светит ярче всякого солнца. Артём тогда подкупил Игоря своей доверчивостью и голубоватым сиянием глаз. Они, глаза эти невозможные, которые потом море ему будут напоминать, на солнце, переливаясь, давали различные оттенки зеленого и голубого. Игорь узнает об этом потом, намного позднее. Узнает случайно, краем взгляда заметив игривую искорку в чужих, до безумия родных глазах. Они тогда будут гулять по вечернему городу, утопая в ярких красках заката и осени. Тогда впервые глаза Артёма блеснут зелёным. Именно тогда Игорь впервые поймет, что конкретно попал. А сейчас, пожимая руку мальчику, который непрестанно шутит и смеётся заразно, он всего лишь понимает, что наконец нашел себе — Друга. Который не предаст и готов будет выслушать в любое время, потому что такие друзья трубку телефона в три ночи поднимут, или позвонят сами, напоминая, что звёзды на небе — самые яркие и красивые. Игорь надеется, что не ошибается, когда наивно и тепло улыбается ему в ответ. И все завертелось бешеной круговертью, жизнь полетела как песок в песочных часах — вниз и стремительно. Оставляя только песчинки — воспоминания на кончиках пальцев. Артём действительно стал для Игоря лучшим другом, тем, кто обязательно выслушает, поддержит перед сложным матчем, даже если у самого завтра важная игра. Они живут на два города вдвоём, созваниваются раз в три дня точно, разговаривают часами и смотрят по телевизору чужие матчи. Мама смеется и говорит, что не удивится совершенно, если вскоре их звёзды объединятся в одно, до безумие красивое Созвездие. Но только вот. Они не говорят о блистающей половинке Созвездия на своих телах. Боятся, но и сами не знают, чего, и оба упорно продолжают молчать. Хотя Артём и пытался первое время поговорить с Игорем на эту тему, но тот зажимался обычно, что-то бормотал, не смотря в глаза. Артём старался растормошить его, просил по-детски показать точки на теле, но. Игорь как будто его не слышал. Дергал плечом нервно, сбрасывая руку, шипел, кота злого напоминая с улицы, которого Артём вчера пытался погладить, но получил лишь глубокие царапины на ладони. И в тот момент Артём перестал пытаться. Но всё равно в глубине души по-детски верит в то, что когда-нибудь, потом, Игорь обязательно ему расскажет. Ведь он действительно понимает, душу открывать другому человеку всегда страшно. Не зажившие старые раны все ещё ноют тёмными осенними вечерами. А потом внезапно появляется Катя. Артём сам не понял, откуда она взялась. Девушка с кудряшками, которая смогла вытеснить Артёма из Игоревой жизни. Знаете, ведь так бывает. Всегда находится тот, кто в тысячу раз лучше и в миллион раз интереснее. И главное, тот, кто рядом п о с т о я н н о. Артём это с ужасом п о н и м а е т, заламывая пальцы рук за спиной. Потому что она тоже внезапно стала для Игоря улыбчивым солнцем, которое теперь всегда находится рядом. Он держит её за руку, поглаживая большим пальцем запястье, целует в щеку, согревая теплым дыханием замёрзшую кожу. Игорь больше не отвечает на звонки, ставшие уже привычными в три ночи, потому что не хочет выпускать её из объятий. Игнорирует смс, просто потому что неотрывно находится рядом с ней, дышит одним воздухом и целует в уголок рта. Но Артём не перестаёт пытаться, хотя сердце ноет от невыносимой тоски, всё звонит, хотя знает, что услышит только гудки и пишет, хотя понимает, что наткнётся на тишину. Игорь думает, что любит её. Но Созвездия не соединяются и предательское сердце молчит. Да и светятся в темноте каким-то больным светом, доказывая, что они не созданы друг для друга. Но они вдвоём влюблены и наивны. И хотят доказать всем, что свою любовь они вольны выбирать сами. По вечерам, рядом с подъездом, горько плачет скрипка. Листья в октябре пачкают жёлтыми красками асфальт. Игорь целует Катины замёрзшие руки, считая родинки чужого Созвездия. И понимает, что любит совсем не её. У Артёма родинки на теле болят и тускло светят в темноте синеватым. У Артёма что-то внутри ломает и трещит по швам, когда на телефон после долгого молчания приходит лишь одно смс с холодным: «Я женюсь.» У Артёма перед глазами плывет, что приходится сесть на холодный стул в кухне, роняя на пол кружку с чаем, чтобы не упасть самому. Он перечитывает сообщение с плывущими буквами, кажется, до тошноты. Два слова опускаются многотонным грузом на спину, притягивая к земле. Он не хочет в это верить. У него по внутренностям течёт раскалённая лава, и он просто надеется, что не сгорит от всего этого к чертям. Что это какая-то не смешная первоапрельская шутка. Пожалуйста. Пусть будет шутка. И ему абсолютно плевать, что на дворе сейчас всего лишь одиннадцатое ноября и до апреля сейчас — далеко. Артём срывается с места за секунду. Пол часа, чтобы прийти в себя. Но он всё равно не успевает, как быстро бы не бежал. Потому что на ближайший рейс до Москвы билетов не было, а следующего ждать было непозволительно долго. Да и не в этом ведь дело. Он не успел к нему уже очень давно. Приезжает уже тогда, когда молодые расписаны и счастливы. Приезжает, когда Игорь целует смеющуюся Катю, не обращая на него никакого внимания. Приезжает, когда уже всё их не созданное «мы» разрушено. Смотрит на Игоря затравлено сквозь запотевшее стекло и молчит. Ему кричать хочется от боли. Тот улыбается и смеётся громко, Артёму кажется даже, что слегка наиграно, у него глаза светятся, и Артём убеждает себя, что это всего лишь отблески света и игра алкоголя в его крови, он держит свою жену под руку бережно, целуя в щеку. Артем мнется у входа, не решаясь войти. У Артёма внутри даже не буря. Нет. Просто ничего. Пустота. И поверить в этот бред всё-таки приходится. Он просто слишком долго ждал. Артём уезжает обратно в холодный Петербург, срывая голосовые связки от крика. Обрывает контакты, которые за него уже давно забыты, пытаясь не думать. Пытается отвыкнуть от мальчика с карими глазами, который мягко улыбается ему жарким летом. Точнее, улыбался когда-то. Который смешно морщил нос, измазанный в мороженом, а после, в отместку, бегал за ним в попытке достать до обнаженной кожи. Артём пытается дышать и не думать. Только вот не думать до банальности не получается. А Игорь… Игорь, он думает, счастлив. Только вот теперь не с ним. Они встречаются вновь через три грёбаных года на сборах. Три года, пролетевшие как один миг в попытке понять себя и забыть улыбку, которая светом отдавалась в сердце. У них теперь отдельные друг от друга жизни, мечты и потери. И раны на сердце, уже зажившие, раздельные, не тревожат погано каждую ночь. Лишь изредка по вечерам скулят от боли. Но в них что-то ломается, когда они впервые за долгое время пересекаются глазами. Даже замереть на секунду приходится, потому что дыхание перехватывает и ноги предательски подкашиваются. Звёзды навстречу тянутся. Человека можно забыть, если он никогда больше не появится в жизни, но всякий раз, когда он будет рядом, воспоминания противной нитью будут возвращать в то время, когда вдвоём вы были счастливы. У Игоря на секунду замирает всё также непокорное сердце, когда Артём смеется открыто, хлопая по плечу старых друзей. У Артёма же руки трясутся, он их прячет за спину, чтобы глупостей не на делать, — непозволительная роскошь, тупая потребность коснуться. Но они втягиваются в бешеный ритм тренировок вновь, подстраиваясь под него. Игорь обнимает его сам после нескольких часов напряжённого молчания и затравленных взглядов исподтишка. Шепчет нелепое: «Прости». Как будто этим грёбаным «прости» можно склеить обратно осколки и забыть бессонные ночи со стаканом в руке. Но… Дзюба обнимает крепко в ответ, утыкаясь носом в макушку. Лёгкие заполняются давно забытым запахом, заставляя сердце срываться на бег. Он, если честно, уже и так очень давно его простил. Да и Игоря никогда в этом не винил. И забыть не смог. Фантомные прикосновения всё также греют его замёрзшую кожу. Теперь они улыбаются друг другу чаще, касаются, скользя пальцами по коже и смеются, вспоминая прошлое. Всё начинает повторятся по кругу. Не то чтобы Артём этого боится, ему просто до ужаса страшно, что всё это вновь закончится. Когда они проигрывают (вновь), у Артёма сердце останавливается, потому что он понимает — конец. Всё закончилось слишком быстро. Теперь опять будет тишина на другом конце провода. Артём просто не выдерживает. Сердце невыносимо ноет от колющей боли. Артём сейчас — чистая стихия. Э м о ц и я. Ловит Игоря за руку перед самым входом в раздевалку и тащит в темноту коридора. Тот не сопротивляется, доверяет. Артём не понимает, почему всё так. Может, если бы ударил, накричал и никуда бы не пошёл, тогда бы всё закончилось по-другому. Но сейчас он прижимает Игоря всем телом к стене, лихорадочно обнимает и шепчет в самые губы: — Игорь, не пропадай, я больше не выдержу без тебя, как ты этого не понимаешь, — и… целует. Мягко, слегка прикасаясь к его губам своими, крепко зажмурив глаза. Не поцелуй даже, просто касание, которое с ног на голову их жизни ставит. По темноте всё равно яркой вспышкой бьет жёлтый свет и мимолетная вспышка боли — на тех местах, где у него кололо голубым каждую ночь в темноте. Он отрывается от губ, и в глазах Игоря ловит отголоски шока и боли. С их тел отрываются звёзды, переливаясь ярким, жёлтым светом. Это было бы красиво, если бы Артём не смотрел в глаза человеку, утопая в его непонимании, чьё тело и душа сейчас ломались от боли. Соединяясь в воздухе в одно Созвездие, мягким прикосновением родинки-звёзды застывают на запястьях, шоком пронизывая нервные клетки. Игорь каменеет, в глазах застывают кристальные капельки слёз. В следующую секунду в челюсть Артёма врезается кулак. Он отшатывается, еле удерживая себя на ногах и смотрит затравленным взглядом куда-то в одну точку, боясь поднять глаза на Игоря. — Зачем? — зло шепчет Игорь ему в лицо, закрывая другой рукой запястье, натыкаясь на влажную кожу. Пальцы впервые пачкаются в крови. «Потому что я люблю тебя». Сердце болезненно ноет и навстречу тянется. Он кричит ему это в лицо. Но в реальности смотрит всё так же затравленно в пол, потирая кровоточащее запястье. А Игорь… Игорь разворачивается и уходит, не смотря на разрывающееся от боли сердце и запястье. Часть него умирает там, в темноте коридора, вместе с Артёмом, который тяжело оседает на пол, приваливаясь к стене. Игорь запутался. Он… — Ты её любишь? — бросает хрипло в спину Артём, сплёвывая кровь из разбитой губы. Пережимает запястье, потому что по пальцам вниз бежит красная полоса боли. … устал. Игорь останавливается. Спина каменеет и руки сжимаются в кулаки. Потому что он е г о любит. Просто понял это не позволительно поздно. Когда уже её обещал. Никогда не оставить. Быть р я д о м. Ему хочется кричать банальное: «Прекрати, прекрати, мне тоже больно, почему ты этого не видишь?». — Да, — тихом голосом бьёт по ушам, — да, Артём, я её люблю, — ложь слетает с губ тихо и слишком быстро, чтобы что-то понять. «Наверно люблю, Тём. Я запутался. Так запутался. Ты же видишь это.» Запястье разрывается от боли, кровь стекает красной полосой вниз, разбиваясь о пол. Игорь уходит и прячется за стеной, больно падает на холодный пол, ударяясь коленями. Тёма этого не видит. Ему кажется, что он только что всё к чертям сломал. Артёму кажется, что ломать, в общем-то, было уже и нечего. И только в съёмной квартире в Москве, когда Игорь смог, наконец, оттереть от запястья засохшую кровь, он рассматривает на нём Созвездие Феникса и смеется нервно, когда из звёзд снова начинает течь по капле кровь. Он так долго ждал своего на двоих яркого Созвездия, которое будет дарить спокойствие и уют, что забыл, как это может быть больно. Он так по-детски верил в то, что наконец-то будет счастлив, когда на запястье голубым будут гореть его звёзды. Только вот счастья он не получал никогда. И, наверно, наивно было надеяться, что ему повезет в этот раз. В квартире темно и холодно. Нервно. Бьёт по глазам тусклый жёлтый свет в углу коридора, рядом с дверью. Ему просто нужно время подумать и осознать. Прийти, наконец, в себя и начать реагировать. Собрать по кусочкам разодранное сердце, чтобы заново начать жить. Но только сейчас единственное, что он в состоянии сделать — это написать краткую смс Кате, с нелепым оправданием того, что не сможет приехать вовремя, как обещал, заблокировать телефон и спрятать его куда-нибудь подальше, чтобы не рвал на куски кровоточащую душу. Навязчивая мысль открыть старую переписку с Артёмом, с ярким улыбчивым не_его мальчиком, и начать перечитывать скачущие от слёз буквы, набатом стучит по голове. Пульсом бьёт по запястью. Он знал, что это когда-нибудь произойдет, только не подозревал, что это случится так быстро. Они надеялись, что сами могут строить свою судьбу, только сейчас жизнь катиться в пропасть с неимоверной быстротой, забирая с собой людей. Он пытается собрать себя по кусочкам, сидя на кровати в самом углу, опираясь спиной о стену, хотя запястье невыносимо ноет; он меняет уже третью повязку, пропитанную кровью, и пьёт обезболивающее в попытке заглушить боль. Его память возвращает воспоминания. И это очень больно — помнить. Он думает о том, что Артёму сейчас намного хуже, чем ему самому. Хотя он не имеет никакого права о нём думать. Запястье горит попеременно чёрным. Игорь гладит больное, убирая большим пальцем кровь, очищает тёмные точки по венам. Он думает, что так ему будет не больно. Что так хотя бы дышать станет легче. Нихуя не помогает. Мысли назойливо возвращаются к Артёму. Артём. Тёма. Тёмочка. Игорь себя ненавидит. Запястье жжётся от боли. Игорь хочет руку себе отрубить, чтобы боли не чувствовать. И мозги выключить. Пережать нервное сердце. По щеке стекает кристальная капелька. Игорь, блядь, просто запутался. Маленький мальчик сидит в углу кровати, сиянием освещая комнату, пока родители за дверью кричат друг на друга. Он думает, что неправильный. Потому что у родителей нет горящих по телу точек. Артём. Мысли роем бегают в голове. Его солнечный, улыбчивый мальчик, которому он причинил столько боли, что сейчас уже просто тошно от самого себя. Он думает, что пора, наконец, признать свою слабость, слабость в отсутствии его улыбки и тёплых объятий. И перестать ломать жить хотя бы е м у. — Ты всё ещё в Москве? — трубку поднимают на втором гудке, когда Игорь уже хотел откинуть от себя телефон, будто ядовитую змею. Сердце пропускает удар. Или вообще перестает стучать. Ему становится ещё хуже. Тошно от себя и своей слабости. — Да, — хрипло, срывающимся голосом, хотя выть от боли хочется в трубку, — Игорь, я… — Ты придёшь? — перебивает. Боль на запястье потухает на секунду. — А нужно, Игорь? — простреливает огнём у обоих. — Ты знаешь адрес, — и сбросить. Откинуть телефон в страхе. Потому что противно. Противно от себя. Хотел сам строить свою судьбу, любить другого, другую, блядь, не его Душу, которую, он знает, никогда бы не полюбил т а к сильно, как свою, а сейчас ломает судьбы двум дорогим ему людям. Время течёт медленно, набатом отдаёт болью по запястью, течёт по всему телу, по венам, словно раскалённый металл. У Игоря на глазах слёзы, текущие вниз по щекам солёными каплями. Он не знает, что делать. Он з а п у т а л с я. Тяжело сглатывает, снимает пропитанную кровью повязку, откидывая в угол комнаты, — раздаётся звонок. Игорь вздрагивает, поднимая затравленный взгляд. Артём ведь — родной. Всегда был для него родным. Почему он, блядь, принял это только сейчас? Когда у ж е поздно что-то менять. Он стоит в темноте коридора, побитым щенком смотрит, у Игоря сердце заливается кровью, — запястье не перестает болеть. Промокший, с волос капает вода на курточку, а после стекает на пол. Невидящим взглядом обводит коридор, выхватывая глазами чужое бледное лицо. Теребит завязки на куртке одной рукой, потому что другая невыносимо ноет. Также, как и у Игоря. Игорь сдается первым, притягивает к себе каменное тело, обнимает, утыкаясь носом в холодную шею, ощущая, как боль отпускает, а домашняя футболка пропитывается влагой и неприятно холодит больную кожу. Что-то не прекращая шепчет, мелет чепуху, пытаясь отвлечь. Простипростипрости. Боль струится по телу остатками от запястья и светится ярко-голубым светом в темноте. Они стоят в ореоле голубого сияния с соединенными запястьями, которые перестают, наконец, кровоточить. Знак того, что Родственная Душа тебя приняла. Но это не значит, что друг друга приняли и сами люди. Срываются на крик. Уже под вечер, когда шторы занавешены, эмоции выкрикнуты, а из-под одеяла не видно голубого свечения соединенных созвездий: — Ты ведь знал, да? — спрашивает Игорь, лёжа на его груди и слушая чужое, сильное сердце. Теребит завязки на серой толстовке, стараясь не обращать внимание на подрагивающие пальцы. Артём целует в макушку, прижимает ближе и кивает. — Тогда почему не сказал, Артём? Тём, почему ты мне не сказал? Как будто бы это что-то изменило. Игорь приподнимает голову от груди и смотрит в глаза. Пытается добраться до Души. Хотя она же лежит перед ним на раскрытых ладонях. Игорь боится это заметить. Да, Артём знал. С самой первой встречи чувствовал. Только боялся сказать. А время утекало сквозь пальцы песком, оставляя на ладонях только лишь крупицы их воспоминаний. Артём не отвечает. Легонько, боясь, касается его губ своими, сцеловывая невысказанные слова. Целует хаотично щеку, лоб и кончик носа. Игорь глаза закрывает, перехватывает чужие губы и отвечает нежно. Хотя думал раньше, что на нежность не способен. Но она через край льется в чужие руки, обхватываясь потоками сердце. — Что будем делать теперь? — хрипло спрашивает Артём. Горло неприятно саднит от недавнего крика. — Ты же всё равно не бросишь свою жену, — шепчет в макушку еле слышно, прижимая ближе. — Я не знаю, Тём. Давай попробуем просто жить. Игорь прижимается всем телом ближе, вытаскивая руку Артёма из-под одеяла, и наслаждается голубым свечением. Хоть немного времени спокойствия рядом. Игорь засыпает в ореоле сияния, согреваемый теплом родного тела. Артём находит это символичным, целуя Созвездие Феникса на Игоревом запястье под утро. Умирая каждый раз вдали друг от друга, они будут возрождаться вновь, когда окажутся рядом. Ведь они обязательно, когда-нибудь, пусть не вечно, но будут вместе. Они долго шли к осознанию того, что жить без друг друга не могут банально, но сейчас Игорь оборачивается в чужих объятиях, приподнимается на носочки, и нежно целует в колючий подбородок, а потом скользит губами по щеке, лёгкий поцелуй оставляет в уголке губ. Дзюба притягивает за талию к себе ближе, целует глубже, соединяя запястья, и Созвездие озаряет всю комнату яркими вспышками голубого сияния. Игорь, наконец, расслабляется в чужих руках, закрывает глаза и чувствует, как вновь собирается по частям. Они никогда не сломают друг друга, лишь потому что они — единое целое. Они разрываются пополам, когда уезжают друг от друга, но каждый раз срастаются вновь. Чтобы заново начать жить. Чтобы, просыпаясь по утрам, видеть сонные глаза, целовать постоянно звёзды и человека и обнимать нежно. Чтобы каждый раз от любви сладко щемило сердце, чтобы озарять темноту своим сиянием и улыбками. Просто для того, чтобы любить. И быть любимым в ответ. И Игорь понимает, когда ложиться на Артёмовскую грудь, вслушиваясь в его сердцебиение, что наконец-то счастлив. Пусть урывками, но счастлив. Темнота прячется по углам, и ярко светит Созвездие на их телах, успокаивая поломанные судьбы. Он засыпает быстро, потому что до безумия устал. Потому что до кругов под глазами скучал по Артёму и согревающему их свету. Артём улыбается нежно, бережно обнимает л ю б и м о г о человека, смаргивая выступающие слёзы. Их история не заканчивается, когда они уезжают друг от друга, с болью смотря вслед ярко-красному поезду. Их история живёт даже на расстоянии. И пока они друг друга любят, Созвездие на их запястьях будет гореть нежно-голубым несмотря ни на что. У них вечно будет рядом их родное, болезненное счастье. Они в этом уверены.