Мир, пахнущий пеплом.

      Эби опускает ступни в лазурно-чистую воду бассейна и удовлетворенно жмурит глаза. Она знает, что задний двор их с Томом дома лишь снится ей и искренне жалеет, что сон не перенес ее куда-нибудь поближе к природе, которой так не хватает в постапокалиптическом мире. Горячее калифорнийское солнце нещадно печет макушку и открытые плечи, Эби понимает, что сидит на краю бассейна в одном купальнике, но совсем не торопится прятаться от обжигающего солнца в прохладе воды.       Вокруг стоит такая тишина, что давит на уши. Ни шума ветра, ни отдаленного шума прибоя, ни звуков с автострады, расположенной практически рядом. Даже птиц не слышно, и от этого тревожно и несколько не комфортно.       Эби рассматривает зеленые макушки пальм, растущих за забором их участка, и напряженно кусает губы. Этот сон, как и многие до него, проецирует ее воспоминания, как ей кажется, но Хобс не помнит, чтобы когда-нибудь в пригороде Лос-Анджелеса было так тихо.       Дверь за ее спиной хлопает, заставляя вздрогнуть и обернуться, и вот тогда Эбигейл замирает, не веря собственным глазам. Том идет по направлению к ней и сияет голливудской улыбкой, и ямочки на его щеках едва не выбивают из нее слезы. Файко несет в руках два запотевших от холода стакана, а Хобс жадно следит за ним взглядом, не в силах оторвать глаз. И чем ближе он подходит, тем сильнее ей хочется, чтобы время остановилось и она навсегда осталась в этом сне. Или исчезла из него, и никогда больше не видела теплых карих глаз, смотрящих на нее с такой любовью. — Не сварилась тут еще без меня? — Том останавливается рядом, протягивает ей один из стаканов и, пока она несмело берет его в руки, присаживается рядом. — Почему не купаешься?       Эби смотрит на него молча, вглядывается в лицо и понимает, что там, в реальном мире, память о нем начинала врать. И только сейчас, видя его перед глазами, она вспоминает, что над губой у него три маленьких родинки, что в густых темных бровях белеет тонкий шрам, вспоминает, что благодаря выдающимся желвакам его лицо выглядит особенно мужественно, а из-за бровей с изломом взгляд соблазнительный и горячий.       Она рассматривает его, словно в первый раз, освежая в памяти то, что уже начала забывать, чувствует странную боль от предательства, что она себе позволила, но продолжает вглядываться в него с садистским упорством. Том смотрит в ответ и улыбается несколько растерянно, сбитый с толку ее реакцией. — Я так скучаю по тебе, — задумчиво тянет Эбигейл, рассматривая россыпь родинок на подкачанной, бронзовой от загара груди.       Том смеется, отставляет свой стакан, и Эби оказывается в крепких горячих объятиях. Файко смеется ей куда-то в волосы, а она плачет, скорчившись в его руках, как побитая жизнью собака, и только скребет пальцами его сильные руки. Она не хочет, чтобы он отпускал ее, но даже здесь, во сне, помнит, что уже предала его, а потому не заслуживает этих объятий. Она помнит, что из сердца его уверенно вытесняет другой. — Ты знаешь, я тоже скучаю по тебе, — Том упирается подбородком ей в макушку, гладит ее по плечам и качает, словно маленького ребенка, из стороны в сторону. — И мне больно видеть, как ты влюбляешься в Майкла.       Эби отстраняется, удивленно глядя в когда-то любимые глаза, и его широкая ладонь забытой лаской опускается на скулу. — Он не тот, кого стоило бы любить, Эбс. Не тот, кто достоин твоей любви. Поверь мне, я знаю!       Хобс тянется к груди, туда, где неистово заходится сердце, и малодушно прячет взгляд. Смотреть на Тома неудобно, она морщится, пытаясь отстраниться, но Том держит, и его руки сжимаются на плечах сильнее, причиняя боль. — Посмотри на меня, малышка, — Файко настойчиво тянет ее за подбородок вверх, пытаясь заглянуть в глаза, но Хобс артачится. Близость Тома неожиданно приносит дискомфорт, и она изо всех сил пытается уйти от его прикосновений. — Ты клялась мне в верности, говорила, что твое сердце всегда будет принадлежать мне!       Эби дергается особенно сильно, умудряется вырваться из кольца цепких рук и падает в воду, потому что возня на краю бассейна не может обойтись без последствий. Выныривая почти сразу, она отирает лицо от прохладной воды, бросает растерянный взгляд туда, где сидела мгновением раньше, и понимает, что Тома на прежнем месте нет.       Он появляется за ее спиной, с тихим плеском выныривая из воды. Хобс надеется увеличить расстояние, отплыть от неожиданно взбесившегося призрака памяти, но Том, в отличии от нее, чувствует себя в воде намного уверенней. Когда тяжелая ладонь опускается ей на макушку, Эби даже не успевает набрать воздуха, прежде чем лазурная вода с плеском смыкается над ее головой. Файко держит крепко, впутывается цепкими пальцами ей в волосы и настойчиво толкает ко дну, не давая возможности вдохнуть хоть крупицу кислорода. И Эби, растерянная от этой неожиданной агрессии, паникует, раз за разом выпуская изо рта снопы маленьких пузырьков.       Когда грудь сводит спазмом от нехватки кислорода и перед глазами синяя мешанина из воды, пузырьков и ее волос смазывается в преддверии забвения, Эби чувствует удар по всему телу, будто ее бросило о землю, и прохладу гуляющего по телу ветерка. Она лежит на краю бассейна, выплевывая воду, сипит и потерянным взглядом наблюдает, как бурлит вода в бассейне. Файко барахтается где-то в центре, кожа его покрывается волдырями и болезненной краснотой, и он совершенно беззвучно открывает рот в немом крике.       Ее бывший варится в бассейне, вдруг ставшем большой кипящей кастрюлей, и Хобс на дрожащих руках отрывает себя от нагретого солнцем бетона. — Весьма любопытный экземпляр.       Голос Майкла звучит резко, но Эби уже даже не вздрагивает от его неожиданного появления. Просто становится понятно, кто шеф-повар супа «Из бывших». — Это сон? — Эби присаживается, поджимая ноги, сплевывает слюну, отдающую содой и хлоркой, и поднимает на Лэнгдона уставший взгляд.       Мужчина смотрит на безжизненно плавающее тело, носимое из стороны в сторону пузырями кипящей воды, и словно наслаждается зрелищем. Даже под обжигающим калифорнийским солнцем Майкл одет во все черное. При условии, что за пару минут, проведенных вне прохладной воды бассейна, Эби начала чувствовать сильный жар, страшно было представить, каково было Лэнгдону в его одежде. — Сон, но призраки в твоей голове достаточно сильны. — Ты тоже часть моего сна? — Я — нет.       Он бросает на нее заинтересованный взгляд, дергает уголком рта, обжигая почти обнаженное тело заинтересованным взглядом. — Он вполне мог навредить тебе, поэтому в следующий раз не позволяй своим воспоминаниям брать над тобой верх. — Как он мог мне навредить, если он всего лишь в моей голове? — Эби хмурится, поднимаясь во весь рост, становится рядом с Майклом, стараясь не смотреть в сторону Тома, и недовольно скрещивает руки под грудью. — Приходи ко мне, если у тебя есть вопросы.       Майкл исчезает неожиданно, словно его и не было. Эби остается одна, на заднем дворе их с Томом дома, в неестественно молчаливом спальном районе Лос-Анджелеса.       Небо над головой яркое, насыщенное красками, и солнце слепит так, что режет глаза. Эби обнимает себя за плечи, хоть и не чувствует холода — солнце все еще ощутимо греет, а от воды в бассейне валит горячий пар со странным душком. Хобс медленно переводит спокойный взгляд с волнистых облаков на плавающее безвольно тело.       Том плывет по воде вниз головой, наполовину уйдя под воду, и она видит только спину, обожженную кипятком, и расплывающиеся в воде темные кудри. Хобс смотрит, как медленно он дрейфует по бурлящей воде, и не чувствует ровным счетом ничего.       В голове попеременно крутится «он не настоящий» и «он пытался меня утопить» и спустя пять бесцельных минут наблюдений Эби плавно разворачивается, направляясь к гаражу. Помимо плавания Файко любил быструю езду и спортивные машины.       Гараж в их доме большой, рассчитанный на три парковочных места, и в углу канистр с бензином едва ли не больше, чем в автосалоне на соседней улице. Хобс с трудом поднимает одну из них, но разливает содержимое методично и тщательно, орошая каждый уголок.       Дом, купленный в честь их помолвки, большой. Ей требуется почти час, чтобы обойти его полностью и пропитать каждую комнату горючей жидкостью. Эби действует механически, не особо раздумывая над смыслом своего порыва и над последствиями этого решения. Она просто действует и когда последняя комната, отведенная ею когда-то под будущую детскую, украшается радужными лужами бензина, Хобс неторопливо бредет обратно на задний двор. Достает из тайника в библиотеке пачку сигарет и помятую зиппо, вытаскивает из маленького пуфика полупустую фляжку с водкой и устраивается у бассейна на шезлонге, неторопливо затягиваясь старым добрым Мальборо.       Она не курила с начала их с Томом отношений, и никотин, пусть и во сне, расслабляюще кружит голову. Эби щелкает крышкой старенькой зиппо, затягивается глубже и вспоминает времена учебы.       В пансионе воспитательницы строго следили за тем, чтобы ученицы не травились всякой ерундой, но по ночам их надзор значительно падал в качестве. Хобс практически каждую ночь удавалось улизнуть из комнаты, незамеченной пробраться в зимний сад и там смолить по несколько часов к ряду, сигарета за сигаретой. Ее ни разу не поймали, и только Мэри-Лу с Карлией знали, что Хобс курит. Может поэтому в аванпосте она начала выкашливать легкие.       Дым от сигареты попадает в глаз, выбивая слезы, и Хобс наконец швыряет горящую зажигалку к порогу задней двери. Пламя вспыхивает моментально, радостно уползая в приветливо раскрытые двери. Сквозь панорамные окна хорошо видно, как огонь перебирается на невесомые занавески, вгрызается в мебель и стены, пробираясь глубже в дом. Первый глоток водки обжигает пищевод почти идентичным огнем. Когда пламя добирается до крыши, полыхая и воя, словно дикий зверь, Хобс улыбается широко и счастливо. И ей по непонятной причине нравится картина перед глазами.       Сон истаивает, подобно столбу дыма, поднимающегося в небо Лос-Анджелеса. Эби тратит минут пятнадцать на то, чтобы привести себя в подобающий вид, и только потом отправляется на поиски Лэнгдона, чтобы вывалить на него очередной шквал вопросов.       В комнате Лэнгдона никого нет, и Хобс приходится порядком поблуждать по пустынному Аванпосту. Она с опаской проходит по тихим коридорам, не имея ни малейшего желания наткнуться на следы прошедшего бала, но так никого и не находит. В груди постепенно начинает зарождаться волнение, что ее могли бросить здесь одну, и Эби ускоряет шаги, едва не срываясь на бег. Сердце в груди грохочет, словно безумное, и когда она, наконец, слышит в отдалении голоса, то от облегчения сбивается с шага, в последний момент сумев устоять на ногах.       Голоса доносятся из-за приоткрытой двери кабинета Венейбл, и Эби с трудом переводит дыхание, прежде чем приблизиться и постучать.       Она видит, что Мид с Майклом сидят рядом, и что руки Мириам Лэнгдон держит в своих. Они одновременно переводят на нее взгляд, и Эби опять чувствует себя неуютно от того, что прервала их удивительно семейную идиллию. — Подожди за дверью, — Майкл отводит от нее глаза, вновь обращая внимание на Мид, и Хобс, уважая неприкосновенность их отношений, какими бы они ни были, плотно закрывает дверь.       Пока за дверями комнаты звучат голоса, Эби даже не пытается прислушиваться. Она знает, что Майкл способен на многое, а еще знает, что чрезмерное любопытство может вывести из себя кого угодно, а потому сдерживает желание погреть уши и меряет длинный коридор мелкими шагами. Проигрывает в голове раз за разом приснившееся и путается в догадках о произошедшем. Список вопросов, что она могла бы задать Майклу, растет в геометрической прогрессии, пугая количеством цифр.       Когда Мид появляется на пороге, взгляд ее острый и строгий, она сканирует Эби с головы до пят и только спустя пару мгновений размыкает темные губы: — Майкл ждет тебя.       Она пропускает Эби в комнату, продолжая вгрызаться взглядом в ее лицо, и Хобс начинает чувствовать себя неуютно. В очередной раз. Пожалуй, Мид теперь нервировала ее даже больше, чем Лэнгдон в самом начале их знакомства. — Мы можем поговорить? — осторожно интересуется она, когда дверь за ее спиной с тихим щелчком закрывается.       Майкл поднимается с широкой постели, шагает в ее сторону широкими, мужскими шагами, и мягко, лукаво улыбается. — Я ведь пригласил тебя, чтобы ты могла задать вопросы. — Ты сказал вчера, что на аванпосте две одаренные девушки, — глаза у Эби темнеют до темно-изумрудного оттенка, выдавая тревогу и дурное настроение. — О чем ты говорил? — Скажи мне, Эби, ты никогда не замечала в себе что-нибудь странное?       Хобс хмурится, меряет Майкла скептическим взглядом, недоуменно выгибает одну бровь. Он замирает в нескольких шагах от нее, до удивительного точно копируя выражение ее лица. — Что-нибудь странное? Чрезмерно драматизировать, например, — Эби усмехается, почти по-лэнгдоновски кривит губы. — Например, предугадывать события, — Майкл склоняет голову к плечу, сводит руки за спиной и сверлит Эби взглядом, напрочь лишенным веселья или иронии.       От его серьезности Хобс становится не по себе. — Ну, допустим, я часто заранее знаю исход той или иной ситуации, — она шагает в сторону кровати, потому что догадывается, что разговор будет долгим и совсем не желает переносить его на ногах. — Да брось, ты ведь не хочешь сказать, что это моя суперспособность. Я не могу предвидеть будущее. — Можешь, просто никогда не пыталась развить в себе этот талант. Ты одаренная, Эби. Таких, как ты, когда-то называли ведьмами, — Майкл следует за ней, присаживается рядом, пытливо заглядывает в глаза, а Хобс вдруг понимает, что привыкает к его привычке постоянно поддерживать тактильный контакт. Находиться близко. — Тебе очень повезло, что ковен не нашел тебя раньше. — Почему? — Потому что незадолго до апокалипсиса я их уничтожил. — Почему? — повторяется она, глядя на мужчину с непониманием, стараясь не начать осуждать его поступки до того, как узнает причину. — Потому что они встали у меня на пути. Потому что убили единственного дорогого мне человека. Потому что заслужили этого.       Эби кивает, переводит взгляд на огонь и мнет зябнущие пальцы. Ей сложно, по-настоящему сложно, потому что за вчерашний день с ней произошло столько событий, сколько не происходило прежде за всю жизнь. Она едва не отдалась сидящему рядом мужчине, поддавшись его красоте и обаянию, узнала, что он не совсем человек, излечилась от болезни, пережила травлю жителей аванпоста и убийство Венейбл. Узнала, что Мид — это машина. А еще до кучи Майкл открыл в ней какие-то странные способности и теперь утверждает, что подобных ей он перебил незадолго до конца света. Весь вчерашний день походил на сраные русские горки. — И что ты мне предлагаешь? Поиграть в Сабрину — маленькую ведьму? Я с трудом умещаю в голове, что моя жизнь теперь состоит из этого, — Эби вялым жестом обводит комнату, имея в виду все сразу. — Не требуй от меня слишком многого. Я просто человек. — Ты не просто человек — тебе удобно так думать. Привычно.       Она бросает на Лэнгдона укоризненный взгляд и устало сутулится. Мигрень сверлит правый висок, мешая мыслить объективно, и она ощущает себя древней старухой, пережившей слишком многое, а потому чувствующей такую усталость. — Иди сюда.       Лэнгдон тянет ее за прохладную ладонь, заставляет придвинуться ближе, и когда она прислоняется к его груди плечом, то позволяет себе опереться на него, потому что довериться ему и положиться на него хочется больше всего. — Сосредоточься.       Его шепот, проникновенный и тягучий, вплетается в волосы подобно праздничным лентам. Больше всего ей хочется закрыть глаза, опереться на Майкла и позволить себе расслабиться. Просто прочувствовать момент его близости. Но когда его рука переворачивает ее кисть ладонью вверх, поддерживая снизу, Эби заставляет себя сконцентрироваться.       Вначале не происходит ничего, но через какое-то время в центре ее ладони начинает что-то темнеть. Еще до того, как Хобс успевает удивиться тому, откуда в ее руке могло взяться семечко, вместо него на ее ладони начинает распускаться бутон белоснежного пиона. Он медленно, словно нехотя раскрывает нежные лепестки, в стеснении демонстрируя сердцевину.       Хобс чувствует, как тепло, просачиваясь сквозь ладонь, сквозь пальцы, передается этому маленькому чуду, и невольно улыбается, забывая дышать от восторга. Когда Майкл отнимает руку, она прижимает бутон к губам и жадно вдыхает яркий аромат.       Эмоции радости, почти детской, взрываются в груди салютом, и Эби не сдерживается, порывисто оборачивается, даря виновнику ее радости крепкие объятия. Майкл в ее руках замирает, но Хобс не видит его лица и искренне надеется, что оно не выражает негативных чувств, потому что о своем порыве выразить благодарность именно так ничуть не жалеет.       Лэнгдон отстраняет Эби мягко, но настойчиво, спокойно глядя в улыбающееся лицо. — Я не знаю, как ты это сделал, но это просто чудесно. Спасибо.       Эби осторожно прижимает к груди хрупкий цветок, боясь помять лепестки. На Майкла она смотрит сверкающими глазами, но он не торопится улыбаться в ответ. Впрочем, Эби благодарна и за то, что он не отталкивает ее прочь с ее дурацкой, никому не нужной нежностью. — Это сделала ты, я всего лишь подтолкнул твои силы. — Значит, теперь я смогу развиваться? — в голосе ее, против воли, энтузиазм и воодушевление, и губы Лэнгдона кривятся в насмешливой улыбке от ее детского поведения. — Не думаю, что сил в тебе особо много, но и им можно найти применение, если постараться.       Эби вздыхает несколько разочарованно, бросает еще один взгляд на лежащий на ладони цветок, и поднимает, наконец, глаза на Майкла. В голове крутятся слова Тома, произнесенные им в ее сне, и она вдруг делает то, чего ей хочется на самом деле — подается вперед, решительно приникая к мягким губам в поцелуе.       Цветок улетает куда-то в сторону и вместо этого Хобс зарывается пальцами в мягкие волосы, нежно гладит шею и обмирает от того, что Майкл сидит неподвижно. Когда она уже собирается отстраниться, он прижимает ее ближе, целует в ответ, но целует горячо, порывисто, прикусывая губы едва не до крови, и его пальцы на ее лопатках впиваются больно, собирая ткань платья в складки.       От захлестывающих эмоций, от жара, гуляющего по телу, Хобс стонет сквозь поцелуй, цепляется за широкие плечи и пытается вплести в этот безумный вихрь страсти хоть немного нежности. Однако у Майкла на это совсем другие взгляды: — Мне не интересна твоя нежность, Эби, — он кусает ее в шею, под самым ухом, с такой силой, что у нее наворачиваются слезы на глазах. — Если я возьму тебя, то только на моих условиях.