***
Находясь в зале приёма, молодой охотник старался не подавать уязвимости, что скверно у него получалось. Пусть яутжа и отдавали себе отчёт в действиях и были существами хладнокровными, всё решал индивидуальный случай. Этот малец имел дело с самим вождём, на руках которого была кровь нескольких тысяч соотечественников. И зелёная субстанция бесхитростного юнца не сильно бы выделилась на фоне общего числа жертв. Даже суровый хищник млеет перед властью. — Здесь спокойнее, — подал голос старейшина, — Говори, сын Дор’рин’го. — Великий вождь, — склонился воин, — Я недавно на службе. После испытаний совет определил меня на границу, эти места мне хорошо известны. Ваше святейшество, на границе обнаружено движение. И это не может быть ошибкой. — Ты уверен в своих словах, воин? — Как сказал светлейший Ро’гон, — замялся юноша, — Ваш слуга может ошибаться. Ранее находясь спиной к собеседнику, А’кро’н повернулся к нему лицом. Ему не нравилась неуверенность юнца, выражающаяся в робкости. Не было сомнений, угрозы Ро’гона подействовали на него устрашающе. — Уже скоро мы отправим экипаж на объект. Лучших и совершенных воинов, число которых сократилось после смены старейшины, — не менял вождь спокойной интонации, — Другие останутся в качестве защитников. Более слабые и несовершенные. Молодой воин следил за каждым словом своего повелителя, затаив дыхание. Каждое шевеление лицевых мышц заставляло юнца находить в речи вождя скрытый смысл и тайный посыл. Он боялся его, но восхищался не меньше. — И в это время на столицу обрушивается бедствие, — заинтересованно продолжил вождь, — Слабые не справляются, а сильных в столице нет. Захватчики берут город, разоряя всё на своём пути. Почему разоряют? Это изгои, у них нет разума. Юноша был поражён тем, что вождь упомянул изгоев. Это означало, что они всё ещё существовали, неся немалую угрозу. — Столица падёт быстро, экипаж не успеет вернуться, — не останавливался старейшина, — Безумные создания уничтожат всё, если в их руки попадут затерянные технологии. А всё из-за того, что сын Дор’рин’го посчитал, что ошибается. Посчитал, что глаза его обманули, и надо слушать зажравшихся слепцов. Молодой воин был неистово рад тому, что вождь разделяет его мнение. Но расслабиться ему властный голос старейшины не позволял. — Сколько воинов служит на границе, сын Дор’рин’го? — Отвлёкся вождь. — Три сотни, великий старейшина, — мгновенно отозвался охотник, — В том числе и командир. — И о приближении знал только ты? — Задавал вопросы старейшина, — А твой командир? — Всем известно, святейший, — отвечал хищник, — Было велено молчать, командир велел. Внутреннее напряжение старейшины проявлялось в его глазах. Уменьшившийся зрачок говорил о дурных предположениях А’кро’на, касающихся возможного заговора. Пусть среди яутжа и существовала цензура, запрещающая говорить об изгоях, чтобы не наводить панику, дело было в другом. Вождя страшило, что кто-то намеренно скрывал нападение изгоев, чтобы в нужный момент свергнуть старейшину. — Кто твой командир, сын Дор’рин’го? — Был вождь на пороге ярости. — Нак’ра’ми, святейшество, — услужливо отвечал хищник. Мощные жвала А’кро’на приняли устрашающее положение, распахнувшись от ярости. Теперь вождю было известно имя предателя, которого ждала неминуемая кара. И всё благодаря честности юнца, не побоявшегося угроз самого главы совета. — Твоё имя, сын Дор’рин’го, — поинтересовался старейшина, — Я хочу знать твоё имя, воин. — Ир’вор, святейшество, — склонил голову молодой хищник.***
— Вождь слаб, — обратился к сестре Цир’тон, — Возраст дает о себе знать. — Великий старейшина превзойдет любого юнца, — опровергла Йо’ра слова брата, — Отец силен, не подобает говорить о его состоянии. Молодой охотник с недоверием смотрел на самку, защищающую вождя. Это было странным, ведь старость главы государства бросалась в глаза, придавая вождю уязвимости. Было ясно, что Йо’ра всего лишь не хотела нарушать порядок, избегая сплетен об А’кро’не. — Скажи, — не унимался воин, — Когда вождь умрет, кто придет на его место? — Его потомство, — была уверена самка, — Великий А’кро’н изменил порядки, теперь бремя старейшины передается по родству. — Есть уверенность, что порядки будут соблюдены после смерти вождя-захватчика? — Усмехнулся молодой хищник, — Сестра, обстановка изменится с гибелью старейшины. На его место придет новый, более свирепый. И он утвердит свои порядки. — Не бывать этому, — Настаивала Йо’ра, — Кто посмеет?! — Как и отец посмел, — стоял на своем хищник, — Наш старейшина уничтожил старый мир, а теперь новый, им же построенный, уничтожит его и его потомство, введя свои законы! Самка разделяла тревогу брата, однако всем своим видом показывала непоколебимость. Она считала себя значительно хитрее Цир’тона, легко поддающегося провокациям и собственным сомнениям. И Йо’ре не следовало укреплять неуверенность брата, напротив, было необходимо убедить его в безопасности. — И кто придёт на его место? — С издёвкой спросила самка, — Какой безумец захочет взять ничтожную столицу, каковой она сейчас и является? — Есть Ро’гон, — упомянул Цир’тон имя приближённого своего отца, — У него нет препятствий. — Ро’гон одного возраста со старейшиной, — напомнила самка, — Не старость ли помеха для власти? — Он от своего не отступит, — настаивал самец, — Отец обязан ему уже имеющимся, а Ро’гон это обязательно возьмёт! Это сильный противник, у него все полномочия. — Тебе следовало чаще докладывать мне о собраниях элиты, — упрекнула Йо’ра брата, — О каждом члене совета, о его стремлениях. Кто ещё несёт угрозу? Из молодых охотников, не из стареющих. — Нельзя доверять Нак’ра’ми, — рассуждал хищник, — Сейчас он удерживает границу. Нак’ра’ми силён, многие его поддержат. Есть Кром’вуд… Представитель старой элиты не упустит возможности разорвать нас в клочья. — За старой элитой никто не пойдёт, для охотников это пустой титул, — оборвала брата самка, — Необходимо ориентироваться на новую элиту. На ту, с которой не считалась старая элита. Йо’ре было трудно принять решение по поводу Кром’вуда, ведь о его намерениях не было известно. Казалось, что хищник не представляет опасности для детей вождя, тем более, находится с ними в родстве, ведь дочери старейшины практически приходятся ему жёнами. Родство можно было считать веской причиной для беспокойства, однако Кром’вуд бы никогда не воспользовался своими полномочиями для захвата власти. Представитель старой элиты не мог отступить от своих принципов, ведь в нём текла благородная кровь. — Он посещал обитель, — начал злиться молодой самец, — Моя дорогая сестра проявит милосердие и поможет элитному воину занять место вождя. — Это необходимость, брат, — опровергла самка предположения хищника, — Кром’вуд вынужден посещать меня и Син’гаару. Тебе известно, что это формальность, а дитя принадлежит тебе. — Так ли ты скажешь Кром’вуду, когда тот явится, чтобы убить нас? — Хищные мандибулы самца распахнулись, — «Это дитя моего брата, а не твоё! Убей нас всех, новый вождь! Да здравствует Кром’вуд великолепный!» — Кром’вуд никогда об этом не узнает, — гневалась самка, — Кроме тебя никто не подтвердит инцест! — Есть вероятность, что мой сын падёт жуткой смертью, когда обманутый охотник захочет проверить отцовство, — взгляд хищника устремился на брюшную полость самки, — Или у твоего желанного самца отбито обоняние? Кого ты защищаешь, сестра? Йо’ре не хотелось проливать кровь воина, который, к несчастью, может стать угрозой всей семье А’кро’на. Но мысли брата были здравыми, ведь представитель старой элиты не смирится с обманом. Кром’вуда следовало устранить, чего бы это ни стоило. — Как действовать? — Поникла самка. — Он должен приходить ещё, — последовал неожиданный ответ, — Совет старейшины должен быть убеждён, что это сын Кром’вуда. — Это противоречие, брат мой, — недоумевала Йо’ра, — Обманутый Кром’вуд обо всём узнает. — Начинается великая охота, добрая сестра, — поведал Цир’тон о своём замысле, — Несчастный охотник падёт смертью храбрых. Помех не возникнет, с ним отправится мой преданный воин. — Тобой руководит гнев, — не хотела принимать предложение самка, — Опомнись. — Тобой руководит репродуктивная функция, — рыкнул охотник, — Пришла её очередь спасать нас.***
В гареме уманок произошли значимые изменения, когда его частью стала Софи. Теперь печальное место приобрело иной окрас, даже звук. На родной планете Софи неплохо владела навыком игры на фортепиано, а в дальнейшем мечтала стать частью оркестра. И если на Земле её мечте уже не было дано осуществиться, то здесь покровитель позаботился об этом. Довольно компактный инструмент был аналогом привычного рояля, однако имел свои отличия. Чтобы использовать это изобретение, Софи пришлось немало поломать голову над чудом техники, однако теперь наложница привыкла к инструменту. Ей казалось, что многофункциональное фортепиано родилось вместе с ней, ведь так легко давались Софи даже непростые аккорды. Взятие таких аккордов подразумевало широкое расставление кисти руки на клавишах, что не всегда получалось при слишком больших расстояниях. С появлением же этого незаменимого инструмента все сложности исчезли, ведь нужные клавиши имели свойство перемещаться. Клавиши угадывали заранее необходимую мелодию, после чего подстраивались под удобство хозяйки пианино. И звук инструмента имел явное отличие от земного фортепиано, что вначале казалось непривычным для слуха землянок. Хищник позаботился и об этом, ведь приятная для уманов музыка могла значительно повредить слуховой аппарат яутжа. А фортепиано, устроенное по инопланетным технологиям, было вполне безопасным для продуманных хищников. — Вот, послушай, — обратилась Софи к покровителю, — Тебе должно понравиться. Кром’вуд, сидевший возле играющей пианистки, казался задумчивым. Не подавая и шороха, охотник внимательно следил за игрой наложницы, едва ли понимая красоту музыки. Но оказать внимание Софи было необходимо, ведь стресс от равнодушия покровителя мог нести плохие последствия для беременной женщины. — Это ведь очень красиво? — Хотела получить Софи одобрение хищника. Поняв суть вопроса, но не распознав красоты пиликания, Кром’вуд кивнул. Его массивная голова, будучи вдовое больше человеческой, выглядела тяжёлой, отчего и кивок пришельца казался выполненным через силу. — Я думаю, что ему нравится, — положила девушка руку на округлившийся живот. Тихое стрекотание воина, едва отличимое от рычания, было хорошим знаком. Хищник ценил Софи и был уверен, что детёныш успешно развивается. Спокойный темперамент девушки во многом способствовал сохранению плода, ведь у более импульсивных уманок случались выкидыши ещё на ранних сроках. — Кто это будет? — Будто заигрывала Софи с хищником. Протянув мощную руку к животику Софи, хищник задержался на нём. От прикосновения охотника девушка чуть вздрогнула, но опасаться ей было нечего, ведь Кром’вуд являлся отцом плода. Прикрыв глаза, хищник тихонько застрекотал, всё ещё не убирая крупную ладонь с тела наложницы. — Аст’рей’до, — серые глаза хищника устремились на Софи. Услышав незнакомое имя, девушка сразу поняла его назначение. Именно так её покровитель назовёт родившегося детёныша мужского пола. Это был дополнительный повод для радости и гордости за себя, ведь именно Софи станет матерью первенца Кром’вуда. — Аст’рей’до, — повторила девушка по слогам, — Как Астрей. Божество звёздного неба. — Астрей, — заучил пришелец, — Божество звёздного неба. — Астрей был титаном, имеющим гигантский рост. Его матерью была богиня земли, а отец глубинной бездной, — поделилась Софи знаниями древнегреческой мифологии, — Теперь Астрей снова придёт в этот мир. Но он будет добрым, как его нынешний отец. Хищник ощущал торжество, ведь у него были глобальные планы на Аст’рей’до, мать которого подарила ему такое счастье. Кром’вуд действительно желал видеть своего Аст’рей’до хозяином звёздного неба.***
— У неё так быстро вырос живот, — не могла Катарина оставить в покое новенькую, — Там тройня, что ли? — После каждой беременности женщина яутжа откладывает одно яйцо, — объяснила Амалия, — А землянка рожает одного ребёнка. — Яйцо?! — Чуть не одурела девушка от услышанного, — Они, что, птицы?! Пусть Катарина и не так мало прожила на планете яутжа, многое ей казалось невозможным. Она считала невероятным способ размножения хищников, плодивших яйца, словно несушки. Более странной для неё была способность самцов хищников спариваться с уманками, являющихся млекопитающими. Это извращение прочно засело в голове Катарины, заставляя девушку шарахаться своего покровителя. Он почти не приходил с того раза, как провёл свидание с Софи, что не унимало тревоги Катарины. Несомненно, она считала Кром’вуда своим другом и защитником, даже испытывала симпатию к здоровяку, однако вступать с ним в связь ей не хотелось. — Скорее ящерицы, — спокойствие Амалии поражало девчонку, — Кстати, как поживают твои питомцы? — Лягушка терпеть не может сидеть на руках, а Лори кусается, — поделилась Катарина своими неудачами, — Мерзкая Лори. — Лори? Ты назвала её Лори? — Засмеялась афроамериканка. — Я не могу определить пол, это же не собака, — пояснила Катарина, — Поэтому, пусть будет Лори. Хорошее имя как для мальчика, так и для девочки. Но мне кажется, что это девочка. — Почему? — Удивилась Амалия. — Потому что мерзкая, — не церемонилась девушка, — Настоящая стерва, как и любая баба. — Тогда уж Софи, — тихонько произнесла Амалия, — Имя звучное, красивое. Как бы Катарина не пыталась скрывать своё неоднозначное отношение к покровителю, Амалии всегда удавалось её раскусить. Не было сомнений, девчонка ревновала покровителя к девушке, которая скоро подарит хищнику долгожданного сына.***
Тронный зал был полон. Незапланированное собрание заставило столпиться воинов различных званий в одном помещении. У входа в главные двери стоял гул, но при одном лишь виде вождя все вошедшие утихли. Сегодня должен был состояться суд над предателем, замышляющим восстание против вождя. Старейшина поверил словам честного юноши, опасающемся за перемещения изгоев на границе. Убедившись в том, что воин имеет благие намерения, вождь решил покарать преступников, во главе которых стоял командир Нак’ра’ми. — Нак’ра’ми, сын Ю’во’ри, — строго обратился к подозреваемому Ро’гон, — Признаёшь ли ты свою причастность к восстанию против святейшей власти? — Светлый Ро’гон, — стоял хищник на коленях, окружённый стражей, — Мой род издавна верен верховной власти. Мои предки служили государству, как теперь служит воин Нак’ра’ми, сын Ю’во’ри. — Это были разные государства, воин, — сдерживал насмешку Ро’гон, — Этому ты послужил скверно. В твоих ли полномочиях идти против наших священных порядков? — Понятие власти всегда одно, светлый Ро’гон, — оправдывался хищник, — И она не отражается в именах вождей, какими бы великими они не были. Власть — это всегда закон и порядок. А мой род предан закону и порядку, светлый Ро’гон. — Это значит, что ты признаёшь своё недовольство именем великого А’кро’на, глупец? — Уцепился за фразу охотника Ро’гон. — Клянусь честью своего рода, светлый Ро’гон, — прижал хищник кулак к груди, — Имя великого вождя есть отражение справедливости. — Так ты говорил, что власть не приемлет имён, — выискивал причину для нападения яутжа, — А сейчас утверждаешь обратное? — Власть, а не справедливость, — выиграл Нак’ра’ми в словесной битве Ро’гона, — Светлый Ро’гон. Слова о том, что власть не всегда схожа со справедливостью, рассмешили присутствующих. Все и без суда знали, что воин, попавший в немилость, будет отлучён от общества или казнён. И часто случалось так, что жертвой политики становились непричастные к преступлениям яутжа. Однако на этот раз вождь чрезмерно подозрительно отнёсся ко всем охотникам, чьи имена были задействованы в рассказе юного воина о возможном перевороте. Теперь старейшине приходилось смотреть в оба, представляя врагом каждого из приближённых. — Среди присутствующих есть желающие подтвердить слова Нак’ра’ми, сына Ю’во’ри? — Наконец-то подал голос вождь. Вступиться за преступника, пусть и незаслуженно обвинённого, означало перечеркнуть себе будущее. Было ясно, что от Нак’ра’ми просто хотели избавиться, пусть и слова Ро’гона о взаимодействии с изгоями звучали убедительно. — Есть, святейший А’кро’н, — вышел в центр зала крупный хищник, чья экипировка означала принадлежность того к высшим воинам, — Кром’вуд. Верный слуга государства. И великого вождя. Кром’вуд неспроста сделал паузу между словами о службе государству и вождю, ведь внимательно слушал слова говоривших. Таким образом хищник указал на верность обоим понятиям. Он был предан и законам и самому старейшине. — Говори, светлый Кром’вуд, — подал жест старейшина, — Твои слова внесут ясность. — Мне хорошо известна натура Нак’ра’ми, сына Ю’во’ри, — начал хищник, — Невозможно сомневаться в его преданности тебе, великий вождь. Позволь своему слуге, чьё имя Кром’вуд, лично провести расследование и доказать тебе, святейший, что в твоём государстве нет предателей. Уверенность хищника сражала присутствующих. Каждый из них боялся и смотреть в строну Нак’ра’ми, а представитель старой элиты с такой доблестью взял его под своё крыло. — По крайней мере, — продолжил Кром’вуд, глядя в глаза заносчивому Ро’гону, — Предателей нет в этом зале, великий вождь. — И как же ты проведёшь расследование, воин, — не унимался Ро’гон, — Натравишь на нас изгоев и будешь смотреть на то, кто последним убежит? В зале раздалось стрекотание, собравшееся в ком из эха. Присутствующие поддержали шутку второго лица государства, проявляя свою преданность и непричастность. — Светлый Ро’гон, — не терял уверенности воин элиты, — Прости мою дерзость, но твои слова об изгоях не причастны к осуждению. Не ты ли, светлейший, велел поместить в изолятор юнца, доложившего тебе о наступлении несуществующих изгоев? — В тот день наступление не было подтверждено, — рёк в свою защиту Ро’гон, — А ты смеешь обвинять меня во лжи! — Не было необходимости оскорбить твоё доброе имя, — сделал поклон Кром’вуд, — Однако ты выступал категорично. Это и поставило под сомнения твоего слугу, светлый Ро’гон. Из-за усиленной подготовки к великой охоте я уделял внимание телу, а не сознанию. Вот и не уследил за твоими словами, светлый воин. Упоминание о том, что Ро’гон в прошлый раз отрицал нападение изгоев, поставило вождя в тупик. А не старый ли друг причастен к заговору? Ведь неспроста тот так быстро изменил своё мнение о возможном нападении. Старейшина вскипал изнутри, теперь ему не давали покоя сомнения по поводу Ро’гона. Вождь прислушался к словам Кром’вуда. Действительно, скорее всего Ро’гон хотел оставить в тайне надвигающуюся угрозу, так как собрался убрать старейшину и прибрать власть к своим рукам. А теперь, когда Ро’гон понял, что ситуация прояснилась, решил затеряться в толпе и изобразить защитника государства, чтобы вождь его не расколол. Гребенчатая голова А’кро’на разрывалась от возможных предположений. — Отдаю Нак’ра’ми, сына Ю’во’ри под твоё наблюдение, воин, — обратился вождь к Кром’вуду, — В случае подтверждения вины Нак’ра’ми, сына Ю’во’ри ты лично приговоришь его к смерти. — Я исполню свой долг, великий вождь, — ударил себя кулаком в грудь хищник, — Иного пути нет. Было не сосчитать, сколько раз Кром’вуд давал клятвы вождю, едва ли имеющему представление о чести. Ситуация показалась хищнику забавной, ведь он так яро доказывал вождю и членам совета невиновность старого приятеля в то время, когда те лишь показывали свою вовлечённость в происходящее, зная решение суда заранее. Так и бедняжка Софи часами напролёт знакомила его с чудесами музыки, стараясь доказать красоту мелодии. Кром’вуд конечно же слушал, но вот понять ничего не мог.