***
Настало время Великой охоты, сезон которой начинался сразу после брачного периода. Эта охота издавна считалась наиболее важной, а процесс подготовки к ней занимал у хищников практически всё время. Молодые воины были готовы к подстерегающим их опасностям, ведь в качестве тренеров выступали одни из самых признанных охотников. В их числе находился и Кром’вуд, посвятивший большую часть жизни службе и охоте. Учитывая старые традиции, которые так и не изменились с приходом нового вождя, Кром’вуд должен был отправиться в свои гаремы, чтобы проститься с самками. Пусть традиции обязывали его посетить лишь самок яутжа, воин элиты не пренебрёг и уманками. Обе землянки уже считались матерями его детей, которых Кром’вуд опасался так и не увидеть. Всё чаще в массивную голову хищника закрадывались сомнения насчёт будущего. Больше всего ему хотелось воспитать собственных мальков, но интуиция говорила об обратном. Способность к видению ближайшего будущего была присуща некоторым охотникам, достигших не только зрелости, но и определённого уровня. Не обошла эта способность и Кром’вуда, уверенного в собственном поражении на охоте. Всякое изображалось в его мыслях, в том числе и многочисленные схватки с серьёзными соперниками, запах страха и запах победы. Но среди всего этого перечня не было запаха родной крови. Хищник был уверен, что уже никогда не вернётся домой. Вопреки всему, он был собран и спокоен. Казалось, невозможно вывести из строя такую первоклассную машину, созданную для холодного убийства. Стержень Кром’вуда не пошатнуло даже принятое решение, касающееся старого друга. Нак’ра’ми так и не удалось доказать свою невиновность вождю, за что тот приговорил его к наказанию. Судьбу несчастного хищника решил верный Кром’вуд, ранее вступившийся за товарища, отправив того в угодье изгнанников. Пусть Кром’вуд и знал, что Нак’ра’ми всего лишь стал жертвой политических интриг, он не мог идти наперекор вождю. Пусть все и говорили, что он борец за старые порядки, Кром’вуд всех удивил. Переступив через себя самого, воин старой элиты вновь доказал свою преданность старейшине. Теперь он воистину стал машиной государственной, а не просто машиной. Предав старый кодекс, повинуясь указаниям вождя, Кром’вуд испытывал стыд. Если раньше хищник с подобным не сталкивался, теперь ощутил это вовсю. Стыд заставил его возненавидеть себя, ощущать безвольность. Пусть ты и сильнейший среди сильных, это не решает ничего, когда твой хозяин безумный тиран, имеющий слабость в ногах. Теперь Кром’вуд начинал понимать дикие поступки уманов, основанные на эмоциях и чувствах. Предав себя, священные порядки и оказавшись в ловушке, живое существо начинает творить невообразимое. Казалось бы, как человеческая глупость, практически уничтожившая Землю много лет назад, относится к грозному охотнику? Просто Кром’вуд разом понял всех уманов. И он знал, что планету хищников тоже ожидает разрушение. Утратив Кодекс и мораль, хищники стали уязвимы. Теперь они похожи на уманов… Кто бы мог подумать, что чётко выработанная система удерживала яутжа от бесчинств и способностей к интригам. Эти вещи уничтожили людей, так уничтожают и хищников. И ждать осталось недолго.***
— Нет, — бросила Софи игру на пианино, — Нет, нет! Всё не то! В одно мгновение худое лицо девушки искривилось. Заливаясь слезами, Софи гневно ударила по клавишам несколько раз. Пианистке так и не удалось привыкнуть к ненавистной планете, на которой даже музыка звучала по-другому. Её слух резало инопланетное звучание, коверкающее прекрасные мелодии. — Больше не могу, — схватилась девушка на редкие волосы, — Это пытка, им нравится нас убивать… Теперь красавицу Софи было невозможно узнать из-за ещё больших изменений. От некогда пышных волос остались лишь жидкие космы. Аккуратный носик и линия скул заострились, как это бывает у умерших людей, чьи тела уже поддались процессу гниения. А на ранее персиковой коже, ставшей светло-синеватой, выступили пигментные пятна, преобладая в основном на лице и груди. — Скоро всё закончится, — обняла девушку Амалия, — И ты снова станешь красавицей. Глаза Софи, полные боли и презрения, поднялись на афроамериканку. Пусть наложница и нуждалась в утешении, она ещё могла отличить ложь от правды. А уж Софи понимала, что былую красоту хищник ей никогда не вернёт. Даже если она останется жива, её организм вскоре не справится с истощением и угаснет сразу после рождения малька. Но Софи была рада даже такой перспективе, ведь у неё не осталось сил терпеть моральную и физическую боль. Хотелось как можно скорее избавиться от вредителя и умереть, главное быстро. — Он придёт, чтобы попрощаться, — оповестила Амалия девушку о посещении хищника, — Ты можешь остаться у себя, я побуду с тобой. — Попрощаться? — Будто не услышала Софи. — Да, это их обычай. — Объяснила Амалия. — Как раз застанет своих любимых женщин вместе. Идём, тебе нужно прилечь. Лицо Софи переменилось, как только она узнала о скором посещении Кром’вуда. Амалия давно замечала признаки расстройства психики у Софи, поэтому не предала значения странному удивлению. Подумаешь, девушка слишком погрузилась в свои мысли, вот и не сразу поняла сказанное. Однако у Софи для этого нашлось другое объяснение, напрямую связанное с отмщением за свои мучения. — Хорошо, — закивала головой Софи, — Нет, нет, я встречу его вместе со всеми…***
Обдумав предсказания жреца, благополучно покинувшего пределы общины, А’кро’н решил вызвать сына на ковёр. Пусть перед отбытием оставалось не так много времени, вождю этого будет достаточно для выявления правды. Если слова жреца насчёт Цир’тона и Йо’ры окажутся верны, то вождь лично с этим разберётся, лишив сына привилегий и избавившись от плода инцеста. Так или иначе, а его собственные дети опорочили имя самого старейшины, что влекло за собой ужасные потери. Если о спаривании сестры и брата узнает община, правящая династия станет посмешищем, после чего будет низложена. Пусть хищники и перестали чтить старый Кодекс, инцест по-прежнему считался аморальной вещью. — Великий старейшина, — в зале появилась высокая фигура, — Твой слуга явился, чтобы твоё святейшество благословило его перед Великой охотой! Будучи в точности похожим на него самого, Цир’тон поражал своей силой и уверенностью. Вождь мог бесконечно смотреть в полные жизнью глаза сына, которые жаждили победы и кровопролития. Он сам был таким много лет назад, что никогда не признавал. А’кро’н никогда не был доволен наследником, по крайней мере, никогда этого не показывал. Вождю был важен результат, закалка этого амбициозного юнца, который всегда выбирал себе врага крупнее себя. Что ж, теперь А’кро’н станет врагом для собственного сына, запретив тому принять участие в охоте. Пусть это послужит наказанием для безрассудного юнца. — Ты посмел очернить меня, воин, — холодно рёк старейшина, — Допустив немыслимое, ты заслуживаешь изгнания. Крупное сердце хищника ускоренно забилось, хотя природа не задумывала такой темп для хладнокровного существа. Цир’тон понимал, что отец разоблачил их с Йо’рой, отчего непременно накажет. За подобное полагалось отлучение от общины, но Цир’тон до последнего надеялся на волю случая. — Но я могу дать тебе последний шанс, воин, — надменно произнёс старейшина, — Пусть твоего ума и недостаточно. — Довольно шансов…, — почти неслышно сказал Цир’тон. — Что ты сказал? — Недоумевал старейшина, — Что ты сказал, вырожденец?! Гнев вождя был обоснован, ведь ещё никто не смел ему перечить, даже собственные дети. И сын, этот жалкий, но в то же время похожий на него, не был исключением. Не будь они связаны кровным родством, старейшина бы сию минуту обезглавил наглеца. — Повтори, отродье, — поддался хищник гневу, — Один раз в своей ничтожной жизни сделай правильный выбор, подчиняясь слову вождя! Повтори, что ты только что прострекотал? — Довольно шансов, великий вождь, — сдерживался молодой охотник. Рассвирепев, вождь со всей силы рванул к юнцу, после чего схватил того за горло. Острые когти впивались в грубую кожу молодого яутжа, оставляя на ней ссадины. — Ты должен молить своего вождя о прощении, ублюдок! — Смотрел А’кро’н на сына снизу вверх, будучи меньше ростом, — Так ты пользуешься его великими благами? — Великий вождь забыл, что он не великий… — тяжело дышал хищник, — И шансы его даны в наказание. Цир’тоном двигала обида. С самого детства он пытался доказать отцу, что достоин его, однако тот игнорировал эти попытки. Обезумевший от власти А’кро’н, хотел сделать из наследника такую же машину, как и представители старой элиты, но просчитался. Как сын изгоя может вырасти в благородную кровь? С каждой новой охотой, которых было не так много на памяти сына, молодой хищник брал самые крупные трофеи, снимал шкуру с самых свирепых, на его взгляд, существ, чтобы принести их в дар отцу. Но то были не равные противники, чьи черепа невозможно оценить по достоинству. И с каждым разом Цир’тон всё больше падал в глазах отца, неизбежно пытаясь подняться. — Ты никогда не был благодарен, — швырнул А’кро’н противника, — И эти безмозглые самки, твои сёстры. — Не оскорбляй их имена, святейший, — поднимаясь с пола, сказал охотник, — Я один виновен. От сильного удара левое бедро хищника болело, отдавая в ногу. Нет, он должен найти в себе силы подняться, чтобы в последний раз доказать вождю свою силу. — Я один виновен, святейший, — приблизился Цир’тон к отцу, — Я не был достойным продолжением, это верно. Я не подвластен твоей мудрости и плох в обучении. Я поддался инстинктам и взял сестру, оставив в ней своё семя. — Это не инстинкты, — опровергнул старейшина, — Не твои. Самка пожелала зачать, но это самка, она не воин! А ты уподобился уманам своей злостью и обидой. Был так зол на другого самца, что взял его самку, не считаясь с родством! Ты низшая форма жизни, не воин. Что бы старейшина не говорил об инстинктах, но именно они заставили Цир’тона потянуться за копьём, прикреплённому к спине. Униженное самолюбие хищника требовало поражения соперника. От вождя молодой охотник ждал беды, что и побуждало его воткнуть остриё в незащищённую грудь. Если съешь не ты, то тебя съедят. — Умоляй меня, — ударил вождь сына под дых, — Проси дать тебе шанс, униженный ты вырожденец! Даже прочная броня не могла полностью защитить воина от ударов представителя своего вида. Цир’тон согнулся, будто выдерживая паузу. Не успел он окончательно распрямиться, как отец отдалился. Теперь он находился в нескольких метрах от молодого самца, сверлящего взглядом его спину. — Я изгоняю тебя, — решил старейшина, — Ты недостоин моего прощения, ублюдок! Решившись на отчаянный шаг, Цир’тон вытащил копьё из-за спины, резко ухватившись за металлическую рукоять. Рассчитав расстояние от себя до противника, он размахнулся, но не слишком широко. Свою силу юнец неплохо изучил, а пыл и ненависть увеличивали её вдвойне. Здесь важно было не переборщить. — Ты говорил мне, — начал Цир’тон, — Что недостойное порождает недостойное. Ошибкой А’кро’на было излишнее подозрение к невиновным и недооценивание настоящих врагов, от которых следовало ожидать опасности. Стоя спиной к родной крови, носителем которой был недооценённый юнец, вождь сглупил. Он был так уверен в своей долгожительности, о которой поведал приглашённый жрец, что не потрудился вникнуть в скрытую истину. Сегодняшним открытым боем с собственным сыном он и выбрал себе убийцу. — Тогда объясни, — голос молодого хищника дрогнул, — Как достойное породило вырождение, отец? Вождь резко обернулся в сторону говорившего, почуяв неладное. Не успел он оценить ситуацию, как острая боль пронзила его грудь. Некогда великий А’кро’н просчитался и в выборе одежды, не защитив своё сердце прочной сталью.***
В гареме уманок возрастало волнение. И особенно сильно оно ощущалось в комнате Катарины, метавшейся из стороны в сторону. Тёмные густые волосы обрамляли лицо, делая девушку похожей на призрак. Амалия рассказала ей о предстоящем расставании с пришельцем, который наведается к ним только спустя год. Подумать только, год на обдумывания! Нет, это казалось слишком большим сроком для Катарины, не выпускающую из рук полюбившееся ожерелье, подаренное Кром’вудом. Сегодня. Да, именно сегодня она сама позовёт его, чтобы не ждать ещё целый год. — Так… — выдохнула девушка, достав из капсулы ненавистную сорочку, — Это правильно, Катарина… При каждом свидании с покровителем она была вынуждена надевать эту тонкую ткань, демонстрирующую каждый участок её тела. Закрытыми оставалась только спина и плечи. Всякий раз Катарина пыталась скрыть наготу, запахивая свой наряд, но эти попытки пресекались то Амалией, то самим Кром’вудом. В этот раз никто не будет заставлять её делать неприятные вещи, ведь теперь не было самой нужды противиться. — Иди сюда, — протянула девушка руку в террариум. Маленькое животное всегда помогало снять Катарине стресс. Оранжевая ящерка была нужна девчонке и сейчас, мирно расположившись у той на ладонях. Слегка сжимая милое животное, девушка прислонила его к своему лицу, поцеловав в закруглённую мордочку. По ощущениям кожа зверька не была холодной или противной, такой была и кожа Кром’вуда. Была только одна проблема, которая может помешать Катарине при поцелуе. Личико хищника украшали мощные мандибулы, при которых французский поцелуй был едва ли возможен. Но ничего, Катарина может попросить его не кусаться. — Всё, — задрожали руки девушки, когда она услышала оживление в коридоре, — Иди в домик. От волнения девчонка забыла о самой важной детали. На белоснежном столике лежало то самое ожерелье, без которого сегодняшнее свидание может не состояться. Надев его, Катарина могла показать самцу своё согласие и заинтересованность. Пусть она и не знает языка яутжа, но будет изъясняться согласно их порядкам.***
Замешкавшись, Катарина и вовсе потеряла счёт времени. Ей казалось, что её сборы заняли пару минут, но времени прошло гораздо больше. Из размышлений её вывело тихое открытие двери, исчезающей у основания. — Я сейчас! — Подумала девчонка, что это позвали её другие обитательницы гарема. Краем глаза девушка заметила, что посетитель не торопился входить. Эти повадки указывали на хищника, который всегда был нетороплив в движениях при встрече с наложницами. Природная скорость и ловкость могли напугать землянок, не привыкшим к неземным возможностям. Обычно так надвигается неизбежное, как входил Кром’вуд в покои Катарины. Сегодня он был при полной экипировке, закрывающей большую часть его мускулистого тела. Закрытой была и голова, так что мысли о поцелуе отлетели сами собой. Стальная броня делала охотника похожим на рыцаря, а уверенная походка этого рыцаря обожествляла. Кром’вуд был великолепен. Это Катарина не могла не признать. Попрощавшись с уманками, которые принадлежали ему по праву, хищник не обделил вниманием и нетронутую наложницу. Переживая за возможную встречу, Катарина так и не вышла в общую комнату, где и проходило прощание. Возмутившись такой дерзости, Кром’вуд лично направился к взбесившей его уманке. Выйдя Катарина вместе со всеми девушками, хищник бы и внимания не обратил на девчонку, недавно откусившую у него часть волос. Именно отсутствие таковой и стало причиной интереса самца. Что уж говорить, а мужчина любой гуманоидной расы остаётся верен своей природе. «Ты одна из всех не обратила на меня внимания? А ты интересная женщина!» — Я… — дрожал голос Катарины, — Я тебе рада. Нервно ухватившись за ожерелье, девушка перевела свой взгляд на чёрные камни. Она пробовала несколько раз незаметно взглянуть на Кром’вуда, надеясь уловить момент, когда он отвернёт голову. Его взгляд прожигал землянку, ухватившуюся одной рукой за кончик стола, чтобы не потерять сознание от такого пристального внимания. Но Кром’вуд не отворачивался. — Да, — пыталась изобразить беззаботность Катарина, — Я ношу… Ношу твой подарок. Если тогда уманка оскорбила охотника, то теперь, напротив, оказала честь, приняв украшение. Поступок Катарины действительно застал хищника врасплох. Ещё минуту назад он был разгневан, из-за чего и направился к ней, чтобы принять решение насчёт непослушной наложницы. Но теперь девчонка сама напрашивалась на свидание, когда брачный сезон был позади. Нет, Кром’вуд всё же не понимал уманов… — Ты как-то сказал… — сделала шаг навстречу девушка, — «Здесь семья. Кром’вуд и… землянка». Не опасаясь за собственную жизнь, девчонка сделала ещё несколько шагов вперед. Только вблизи она ощутила эту мощь и силу, наклонившуюся к ней. Превзойдя свой страх перед громадным воином, Катарина осмелилась прислонить обе руки к его животу. Лишь эта верхняя часть тела не была защищена бронёй. Её руки нервно задрожали, что не мог не заметить хищник. Не получив ответа, Катарина стыдливо опустила руки вдоль туловища, после чего хотела соединить их в замок. От нервов пальцы онемели, а всё тело начинала пробивать дрожь. Но только девчонка убрала ладони с тела пришельца, как тот поймал их, соединив между собой. Именно так Катарина держала в руках оранжевую ящерку, накрывая большими пальцами сверху. Так и Кром’вуд взял её сжатые ладони в свои, согревая неумолимым жаром. Катарина и понять не могла природу такого тепла, ведь её покровитель словно кипел. — Стой! — послышался женский голос в коридоре, — Софи, нет! Катарина запаниковала, ведь голоса возрастали, что говорило о мере приближения. Резко выпустив руки наложницы из своих, Кром’вуд выпрямился. Ранее расслабленный хищник резко приобрёл вид натянутой струны, почувствовав неладное. Катарина только и смогла увидеть мелькнувшую на пороге Софи, в чьих руках сверкнул острый предмет. Не было сомнений, что обезумевшая девушка хотела выместить зло на покровителе, «одарившего» её тяжёлым состоянием. Но возмездию Софи не было суждено сбыться, ведь первоклассная реакция хищника оказалась сильнее человеческой отваги. На пороге раздался душераздирающий крик. Амалия медленно сползла по стене, ухватившись за голову обеими руками. Как бы не пыталась афроамериканка остановить Софи, она не успела. Мгновенно расправившееся лезвие, появившееся из правой руки костюма Кром’вуда, прошло сквозь человеческое тело. Паника охватила хищника, когда тот узнал в противнике Софи. Медленно съезжающее по гладкому лезвию тело, привело в ужас присутствующих девушек. Свежая кровь пробивалась сквозь белое платье женщины, не успевшую прикрыть рот во время неожиданной атаки. Можно было заметить, как у самого пола образовалась кровавая лужа с плавающими в ней тёмными сгустками. Инстинкты хищника старой элиты сработали молниеносно, едва тот успел опомниться. Уж кто, а Кром’вуд не предал собственную природу, устранив напавшего врага, имеющего при себе оружие. Но то была беременная самка. Его беременная самка. Если бы Софи могла миновать эту злополучную встречу, оставшись у себя в комнате, детёныш Кром’вуда мог родиться уже в скором времени. Увы, такова была участь долгожданного Аст’рей’до, которому хищник пророчил будущее хозяина звёздного неба. И такова была судьба его матери, отведавшую на себе всю сущность завоевателей. Разъярённо зарычав, растерянный Кром’вуд со всей осторожностью снял тело Софи с лезвия. Предпринять что-либо было невозможно. Технологии безвозвратно утеряны вместе с чудесами медицины, да и помогать здесь было нечему. Смерть была мгновенной. Катарина уже видела подобное на родной планете. Она разом вспомнила гибель ни в чём неповинного брата, которому убийца раздвоил череп. Только у её бедного брата были раскрыты глаза после убийства, а у несчастной Софи разинут рот. В одночасье Катарина разревелась, ранее сохраняя спокойствие. И с этим убийцей она хотела совокупиться, прельстившись его подношениями? Раз за разом она стала давать себе пощёчины, будто пытаясь вырваться из этого ужаса.