Тайлер не слышит криков

— Псссс, Тайлер. Просто констатация факта: Дженна не умеет шифроваться. — Что? — баскетболист-неудачник отрывает голову — жаль, что не обидчикам Мэдс или самому себе — от парты. — Ты готов к тесту? — Дженна улыбается так, будто ожидает услышать что-то, кроме очевидного ответа. Спортсмены, как и любые крутые парни, никогда не делают домашку и всегда заваливают контрольные работы. Зато они классные. Такова судьба. — Ну да, — он пожимает плечами, — я читал. — Я прорешала три варианта, — девушка поправляет отросшую светло-русую чёлку, — но у меня такое чувство, будто ничего не получится. Знаешь, будто я недостаточно стараюсь. Просто констатация факта: Дженна всегда делает больше, чем от неё требуют. Она — самая старательная ученица, самая ответственная участница школьного совета и самая талантливая солистка хора. Сколько Тайлер знал Дженну, она всегда была занята. Что-то учила, над чем-то работала и никогда не стояла на месте. Возможно, в этом есть повод для зависти. Возможно, в этом есть повод для жалости. — Ты слишком волнуешься. «Ты недостаточно хорош». «Ты всё выдумываешь». «Ты слишком волнуешься». Бинго! Несите главный приз! Ах, какой приятный вкус у ненависти к себе. Только тошнит вот от него. — Нет, я просто не хочу потом переписывать эту контрольную тысячу раз, — Дженна ищет ручку в пенале. — Ты же знаешь, что мистер Флинн — настоящий мудак. Ошибаешься, милая, настоящий мудак сидит возле тебя. /// Тайлер понимает, что он не может вечно прогуливать тренировки по баскетболу, но сейчас это кажется хорошей идеей. В музыкальном классе, по иронии судьбы, всегда тихо. Можно лежать на небольшом выступе, который когда-то был сценой. Можно ходить меж старых инструментов, воображая себя гением своего времени. Можно рассматривать старые пластинки, вырезки из журналов и плакаты. Музыкальный класс — самое увлекательное место в их дрянной школе. После туалета гендерной нейтральности, конечно. Но Джозеф думает, что лучшее занятие на свете, — это просто отсиживание на полу в изучении обуви. — Ты точно ни на чём не играешь? Тайлер поднимает взгляд от своих дерьмовых кроссовок и натыкается на знакомые рвотные волосы. — Только в баскетбол. — Разве ты не должен быть на тренировке? — Дживша — его же так звал тот эмо-придурок? — проходит к стеллажу с фотографиями мелких школьных групп прошлых лет. — Какая разница, — Тайлер смотрит на спину в чёрной футболке, а после поднимается на ноги. — Разве у обычных учеников ещё не идут уроки? Ну да, очередная привилегия — освобождение от занятий перед соревнованиями. Все заботятся о своей репутации и готовы сделать для неё всё, что потребует система. — Идут, — Дживша задирает голову. — Видишь вторую фотографию слева в первом ряду? Тайлер кивает, изучая пятерых счастливых подростков в драных шмотках. Они кажутся более живыми, чем все те люди, с которыми он сталкивается каждый день. — И? — Это мои родители, — говорит Дживша. — Им тут… лет по пятнадцать. — Круто, — отвечает Тайлер, стараясь звучать так, будто ему всё равно. Будто он не представляет, как его мама и папа познакомились в церкви, когда им было по тринадцать, как они поженились сразу после выпускного, а потом, следуя самому идеальному сценарию, практически сразу заделали своего первенца. Тайлера. Да только Господь проебался и послал им разочарование. — Когда я смотрю на эту фотографию, то спрашиваю себя, думали ли они, что станут наркоманами? — парень с рвотными волосами улыбается. Ни весело, ни грустно. Никак. — Никто не думает, что закончит так. Ну, кроме самых отчаянных. — Они не закончили, — Дживша опускает голову, и Тайлер может рассмотреть цвет его глаз. — Центры помощи, психологи, реабилитация. Они прошли через это вместе. — Романтично, — Джозеф пожимает плечами. — Я бы предпочёл умереть молодым наркоманом, чем вернуться к скучной жизни. — Но ты умрёшь старым баскетболистом. — Ты этого не знаешь, — каре-зелёный. — От тебя пахнет спиртом и дезодорантом, ты точно доживёшь до восьмидесяти, — Дживша начинает смеяться, а у Тайлера живот связывается в прочный узел. Дженна ничего не говорила об этом, а он наклонился к ней три раза за тест, чтобы подсмотреть ответы. Отстой. — Завтра меня может сбить автобус, — Джозеф поджимает губы так, будто не ищет отчаянных способов всё закончить. — Но тогда я не посмотрю на твою игру в пятницу. — Ты что, пытаешься подарить мне смысл жизни? — Тайлер засовывает руки в карманы, чтобы не начать теребить футболку. Свою или чужую. — Тогда уже поздно, потому что, узрев штаны твоего эмо-дружка, я понял, для чего стоит вставать по утрам. Джившу пробивает очередной приступ смеха. Наверное, они стоят слишком близко, потому что Тайлер может посчитать все реснички музыканта. Очаровательно. Отвратительно. Ближе. — Эти штаны носила его бывшая, так что теперь он пишет сопливые песни и никогда их не снимает. — Очень жаль, я как раз хотел одолжить, — Тайлер кивает пару раз, изображая шутливое разочарование. Самого себя. — И его зовут Брури. Брендон Ури. Он что-то вроде местной знаменитости, — Дживша снова поворачивается к стенду. — Третья от центра в последнем ряду. Брури два года назад на пике своего эмо-периода. А ведь он серьёзно выглядел гораздо хуже. Прямо мальчик, выпавший из сентября две тысячи какого-то года. — Отлично, а как зовут тебя? — спрашивает Тайлер, переводя взгляд на знакомые рвотные волосы. Он замечает, что в одной из коротких прядей застряла скрепка, но, кажется, так и было задумано. — Джош Дан. — Я запомню, — говорит Джозеф. Звонок проникает даже в мутные стены старого музыкального класса. Конец тренировки. Пора домой, ведь мама сегодня должна вернуться с дополнительной дневной смены пораньше. — Как твоё имя? — спрашивает Джош. К чёрту Джившу! Тайлер должен придумать ему собственное прозвище, потому что этот парень с кольцом в крыле носа слишком крут для эмо. — Зови меня Блурри. — Блэр Урсус? — Узнаешь в пятницу, — Тайлер подходит к выходу. — Ты же хотел посмотреть на мою игру? — Только если меня или тебя не собьёт автобус. Джош улыбается, и так хочется ответить ему тем же, но равнодушные мудаки просто прикрывают за собой двери. Живот Тайлера развязывается в тысячу маленьких петелек, пока он не разрывается на части в нейтральном туалете. «20 дней до моего самоубийства». Остатки полуфабрикатов и текилы спускаются на самое дно канализации. \\\ Мама всегда спит на диване. Когда-то, когда Тайлер был ещё маленьким, он часто приходил в комнату родителей в грозу или во время очередного приступа кошмаров. Он шёл по тёмному коридору, освещённому лишь тусклой лампой, и напевал себе все песни, которые слышал по телевизору или в церкви. Маленький, глупый, он старался шагать как можно тише, чтобы не разбудить Мэдди, спящую в комнате с открытой дверью. Когда Тайлер доходил до комнаты родителей, он звал маму. Она всегда приходила, чтобы взять сына на руки и уложить его рядом с собой. Она гладила его по волосам и рассказывала сказки, пока Тайлер не засыпал снова под дыхание спящего папы. Это было так давно. Это было так, блядь, чертовски давно. И Тайлер уже сам может обхватить и поднять маму, и может сам уложить себя спать, и он знает, что Мэдс всегда запирает дверь в своей комнатушке, чтобы захлебнуться в слезах, пока мама пьёт снотворное, а отец ебётся со своей ненаглядной новой женой. — Она уснула, как только пришла, — говорит Зак, появившись в гостиной с двумя огромными пакетами мусора. — Помоги Мэдди отмыть кухню. — Хорошо. Тайлеру хочется перестать быть равнодушным мудаком и погладить маму по волосам, чтобы той легче спалось, но его ждёт полная раковина грязной посуды. Капитализм съедает людей заживо. /// После грандиозной уборки тело всегда ломит и клонит в сон. Конечно, если бы они не были ленивыми засранцами и всегда убирали за собой, то можно было бы обойтись и без колоссальных жертв, но такая рутина создана только для самых скучных людей. Мама просыпается в перерыве между вечером и показом новостей по центральному каналу. Кто-то кого-то убивает, кто-то кого-то трахает, кто-то кого-то хвалит и ругает. Который год одно и то же — Тайлер боится, что к тридцати годам будет знать все сценарии наизусть, но проживать каждый день, чтобы получить ещё одну порцию грязи в лицо. — Привет, мам, — говорит он. — Мы оставили тебе ужин на кухне. — Что? — женщина судорожно дёргается и смотрит время на наручных часах. — Уже ночь?! Я проспала всё на свете… — Бывает, — Тайлер хмыкает и выдавливает подобие сочувствия. — Поешь. Мы с Мэдс постарались не спалить кухню. На самом деле они бы заставили Зака всё отмывать, а сами улетели в Китай на чайную церемонию к Владимиру Путину. Джозеф ухмыляется собственной абсурдности — такие штуки могут придумывать только настоящие дурацкие эмо. Через пару каналов с выяснениями отношений, отвратительной музыкой, политическими спорами и ещё одной порцией войн мама возвращается в гостиную. Она садится на самый край дивана и махом подзывает Тайлера к себе. Он не сопротивляется. — Тай, ты поможешь убраться на чердаке в субботу? — Да, без проблем. У мамы по-прежнему мягкие руки. Не как в детстве, конечно, да и пахнет она уже не церковью, а чем-то чужим, далёким, но это всё ещё его мама. Родная. Единственная. Она обнимает Тайлера, прижимая его ухо к своему плечу, как будто хочет уберечь и утешить одновременно. — Прости, что меня не будет в пятницу. — Не начинай, — Тайлер отнимает голову, но позволяет маме гладить короткие завитки каштановых волос. — Я же сказал, что всё нормально. — Хорошо-хорошо, — женщина миролюбиво вздыхает. У них правда одна манера вздыхать на двоих. Даже странно. — Это первая игра в сезоне, да? Джозеф моргает: — Да. — Тайлер, милый, — в телевизоре кто-то стреляет. Америка — страна оружия и абсурда, — я правда хочу, чтобы ты постарался. — Я постараюсь. — Ты же знаешь, как важно произвести хорошее впечатление на тренеров из колледжей, чтобы получить стипендию. — Я знаю. — Тебя ждёт великое будущее, если ты приложишь достаточно усилий сейчас. — А как же иначе? — Тайлер выдавливает подобие надежды. Америка — страна просранных мечт. Его ёбаная родина, подарившая своим детям только надежду на скорый конец. — Я горжусь тобой, сынок, — говорит мама, прижимаясь солёными губами к холодной макушке своего любимого баскетболиста-неудачника, пока в соседнем доме кто-то избивает кого-то, пока в конце улицы неизвестный грабит чей-то магазин и пока её собственный ребёнок хочет умереть. — Да, спасибо… — Тайлер не против, но изнутри он холоден.