Четверг
Напрасно опускался до изучения инструкции: Серёга с самого утра укатил в город. Напробовался без Львовича, пребывая без владельца в тишине и покое, пока время не настало девок моих к мадам англичанке везти. А водилы нет. Пришлось папеньку беспокоить. Не напрасно.
— Игорь у нас больше не работает.
Голос злой, жесткий. Без объяснений сразу к делу. Не просит, приказывает.
— Сегодня отвезёшь сам, а завтра — бывшая. Она детьми займётся, а ты — домом.
Нет лиха без добра: кому бывшая, а кому родная мать. Но девочкам говорить не стал, хоть и четверг, но кто же знает, сколько у Львовича этих пятниц на неделе. Да и на чём «отвезёшь»-то? Не только же Игоря нет, но автомобиля его тоже. Пришлось на своём.
Серёга вернулся только к ночи. Чернее тучи. И глаза какие-то странные, со стеклянным блеском. Ужинать отказался, в кабинете уединился. Не заболел ли?
Через полчаса не выдержал, сделал ему чаю имбирного, варенье малиновое у Светки нашёл (мне тоже от неё летом такое перепало: не ягоды, а чисто живые витамины) и пошёл на разведку. Ну не убьёт же он меня? Максимум разорётся. Два денька потерпеть-то осталось. Светка звонила, обещала в воскресенье сменить на боевом посту.
— Я вам чайку свеженького принёс. Будете? Пока горячий. С имбирём и лимоном.
— Давай. Может, и правда поможет, что-то знобит меня.
— Нужно температуру измерить. Сейчас градусник принесу.
— Не нужно ничего. Здоров я.
— Вот и проверим.
Пользуясь тем, что стоял рядом, по привычке, как с племянниками, дотронулся до его лба, потом до своего. Ну точно, горячий. И только потом понял, что Львович шарахнулся от меня вместе с креслом как чёрт от ладана. С какого? Какой такой кодекс лакейского поведения я только что нарушил?
— Слушай, спасибо, но я в порядке. Правда. Иди лучше девочек проверь.
А чего их проверять? Спят давно. Но на всякий случай заглянул к ним. Дрыхнут родимые. Вернулся с градусником, папеньку домучить: положил на стол — большой мальчик, разберётся.
Пятница
На работу Серёга не поехал, но и по традиции, как большинство мужчин в его состоянии, умирать от небольшой простуды не стал. Герой. Даже температуру разрешил измерить (тридцать восемь и пять, однако), да легкий завтрак в него впихнуть (не особо вышло).
После таблетки шипучего аспирина немного взбодрился, обустроив себе в постели мобильный офис, а через полтора часа дамочка к нему заявилась. На вид чисто змея подколодная: личико гладкое, загорелое, а рожа на него натянута, как у той медузы-горгоны. Зыркнула на меня холодно-недобро, так бы и замер навеки мертвой статуей. Финансовым директором оказалась. Ворвалась к больному да давай на него проблемами сыпать, не обращая на меня никакого внимания.
Давно замечал, чем тяжелей человек наверх карабкается, по трупам да через подлость, тем неприметнее для него становятся людишки «помельче», «второго сорта»: уборщики, няньки, водители и прочая обслуга разная. При них уже нет нужды стесняться или секреты всякие прятать. Они для такого человека словно мебель: посидеть удобно, а что до прочего назначения — увольте. Незаметно в эту категорию попадают врачи, учителя, да любой, кто на такого работает или просто рангом и званием ниже, да капитальцем пожиже.
— Что вылупился? Кофе принеси. Ла́тте с сахаром и не вздумай заменитель положить. Только кокосовый. Две ложки с горкой.
И обращаясь к Сергею Львовичу в поисках сочувствия, пояснила: — А то моя корова вчера учудила: дешёвку тростниковую притащила и давай на радостях всюду сыпать.
Заметив, что я ещё в спальне, уточнила: — Он у тебя по-русски понимает?
— Алексей, что-то не ясно? Или не ты у нас сейчас за кухарку? — спросил он, как у того самого стула, скользнув сквозь меня пустым взглядом, словно через прозрачную стену, и сразу же вернулся к прерванному было разговору, будто меня и нет уже: — Как выбираться из долгов будем?
А чего я ждал-то? «Будьте любезны, Алексей Михайлович, не соблаговолите ли, милейший, подать моей финансовой сучке кофею?» Нет, брат, вали, пока цел. У них темы поважней, чем с прислугой в демократию заигрывать.
И всё равно интересно, он специально при дамочке так выделывается или всегда такой был? А ничего что я здесь и за кухарку, и за няньку, и за водителя, и за фельдшера, и за поломойку с уборщиком?
Впрочем, последнюю должность я шибко не оспариваю, почитая за профессиональную: привык уж давно — клиент сам наследит или ненароком чужой грязи в дом натащит, а мне за ним «подтирать».
Несколько лет назад был в моей практике показательный случай. Клиенту на тендер понадобилось несколько компаний-поставщиков выставить. Да таких, чтобы с опытом да с солидным сроком существования. Парочка своих нашлась, а одну ему банк подкинул из числа весёлых да дружественных. Посмотрел движуху по расчётному счёту, мама не горюй. И кроме прогонки бабла ничего. Ни одного документика. Деньги пуляли без разбора от кого, кому, за что. Так я всё это хаотичное движение в легальные схемы уложил, да договорами и документиками оформил. Любо-дорого посмотреть. «Моя» компашка тендер тот и выиграла. Потом несколько раз родимая из рук в руки переходила, пока не стала моя крестница крупным игроком на рынке телекоммуникационных услуг. Название на слуху, но, если не знаешь, никогда не догадаешься, с чего начинала. И кто я после таких сомнительных достижений, как не уборщик?
Выходя от них, замешкался, невольно прислушиваясь.
— Нужно имущество вывести, а чтобы налогов поменьше заплатить, распродать по дешёвке, переведя на доверенных людей. У меня народ есть на Кипре проверенный. Не подведут. Но комиссию возьмут большую. Важно всё провернуть, пока основные кредиторы не узнали. А к тому времени, как они на нас в суд подадут, а потом, в связи с невыплатой долгов по решению суда, на банкротство — с нас уже взять нечего будет. Придраться не к чему, мы с начала процедуры сидим тихо да остатки обсчитываем: вот всё что есть, берите. Я в лопнувшем банке такую схему провернула. Клиенты-кредиторы сами просили, чтобы мы им списки конкурсного имущества перестали высылать. А там чего только не было: спецодежда дешевая —трусы, майки — да мебель коцаная. И такой ерунды на миллионы. Никто не захотел связываться.
Вроде бы дело говорит. Но так, да не так. Смотря какие у Серёги полномочия. Если он не единственный акционер, а формально обычный наёмный руководитель под контролем хоть и номинальных, но внешне независимых членов совета директоров, то риски выше: эти самые формальные члены, сговорившись, Серёгу за настоящий орган поиметь могут. Плюс за доведение конторы до банкротства и преднамеренное принятие херовых управленческих решений взыщут, а то и посадят. Субсидиарно, вместе с главбухом и изворотливой финдиршей.
Кофе ей, конечно, принёс, даже плевать туда не стал (не Тайлер Дёрден, но соблазн был велик), а к обеду экономисты хреновы сами на кухню пожаловали.
Глядя, как девочки уминают за обе щёки второе, финансистка, махнув в их сторону рукой с брезгливо вывернутым указательным пальцем, поинтересовалась (нет, не у меня, скорее у кастрюлек моих), противным голосом акцентируя на последней букве в блюде, приготовленном по рецепту самого Робюшона.
— Что это, картофельное пюрЕ… с котлетой? Может, и борщ со сметаной имеется?
— Имеется.
Всё-таки следовало плюнуть. ПюрЕ, блядь. Не просто пюре, а полкило деревенского сливочного масла на килограмм отборного картофеля, сука.
— Серж, ты где его откопал? В столовке автобусного парка? А нАрмальной еды в доме нет? — не заморачиваясь, Горгона полезла в холодильник. Явно привыкла здесь хозяйничать. И кто же из вас первый кому изменил, Серёженька?
«Нормальной еды»? Заранее предупреждать нужно было. Извините, женщина, лягушки сушёные вчера закончились, да и мухоморов этим летом неурожай случился.
Специально еду для взрослых не стал готовить: Серёга — больной, считай, что ребёнок. А фифа его финансовая пусть ест, что дают, а то раскомандовалась на моей кухне бодрым голосом придавленного пекинеса.
Немногим позже мамка приехала. Ровно в три пополудни, минута в минуту. Видать, Серёгина школа. Зашла, поздоровалась со всеми, на вид спокойная, а шарфик шёлковый в руках перебирает чисто тутовый шелкопряд домой рвётся. Нервничает.
Сергей морду кирпичом сделал и за дочерьми отправился, оставив милых дамочек наедине (стул в моём лице, понятно дело, за человека не считается).
Финансистка ждать милостей от природы не стала и ринулась в бой первой.
— Отлично выглядишь, Верочка
(пристрельный). Поправилась немного
(пробный). Тебе даже идёт
(отвлекающий). Ну да, спортом ты же теперь не занимаешься. А зря, теннис так хорошо фигуру подтягивает
(контрольный, в голову).
Но Верунчик молодец. Опять сдержалась. Удар приняла как нефиг делать. На секунду пожалел, что попкорном не запасся. Потом, правда, стыдно стало. Но что тут поделаешь: обитатели под стать терруару.
Суббота
«Дело было во субботу
Я полы набанила
Губы напомадила
Закрутила кренделю
Села и сидю
Вдруг ко мне подходит Ванька
Во гороховом пальте
Ковыряется в носе
— Не хотится ль вам пройтится
Там, где мельница верти́тся
Где фонтаны шпенделяют
Где газонами воняет
Лепендричество горит
Радивола говорит
Не хотится?
Как хотится…»
Автор неизвестен (вариантов в сети много)
Наконец-то за всю неделю спокойный денёк выдался. Или это перед Светкиным приездом меня так расслабило? Да неважно. День прошёл мирно, а к вечеру заделал Серёге обещанный карахильо. Понравилось.
Когда девиц уложили, так и вовсе себе напозволяли. Короче, накирялись мы с ним совместно до стадии полного взаимного уважения.
— Ты же не знаешь про меня ничего. Я же мудак конченый.
— Да что ты говоришь-то? Ты такой хороший человек… — тут я мечтательно закатил глаза в потолок, вспоминая, как не далее чем сегодня ночью представлял, как этот хороший человек сдирает с меня портки и ебёт на бильярдном столе прямо на глазах у своей финдиректорши. — …Хороший отец.
— Да со мной вообще детей оставлять нельзя. Я, блядь, педофил ебучий. Вот кто я. Я же его тогда… Её… прямо на детской площадке. Ёбанный стыд.
— Пфыффф, на детской площадке? — прыснул я от неожиданности. Охренеть как мило. Повезло кому-то. Я бы с ним тоже на площади… да блядь… площадке… не отказался бы. И при чём тут дети?
— Какой в пизду площадке? Где, блядь, в Ялте, что ли? Не смеши… Нет, погоди… может, мы это... с тобой на соседних площадках… соревнование такое, понимаешь? Кто первый кончит. Давай выпьем… А не… нельзя больше… у нас же эти, как их там… дети. Их же кормить нужно будет, а Светки нет… Ох и сука моя Светка… Ты мне скажи, зачем она меня с тобой познакомила… Жил себе спокойно… Ты спишь, что ли?
— …ни хуя-я не сплю… ты откуда знаешь… про Ялту?
Только хотел ляпнуть: «Это ж меня мужики ко всем интересным местам приставляли, а ты… плохой отец? Кто, блядь, тут плохой нянь?! Малолетку… он выебал. Да они в пятом классе на вид, как взрослые.» Нееее, стоп… он сказал
его?
Я почти протрезвел. А вот с этого места, Сереженька, друг ты мой сердешный, работодатель хуев, поподробней.
— Наблюдение такое: как с малолеткой, так все почему-то в Ялте ебутся. Втроём. И в основном на этих, блядь, площадках. Детских.
— Точно подмечено… у меня так всё и было… такой хорошенький… Хорошенькая, на тебя похожа… рыженькая была… был. Ой, чего-то мне совсем плохо… Пойду я.
— Помочь?
— Не-е-е.
Воскресенье (жизнь — боль)
Раскалывалась голова, разрываясь пополам с совестью. Признаться или не сто́ит? Сто́ит. Не сто́ит. Почти любит-не любит. Стои́т. Не стои́т, блядь. И гадать не к чему. Не любит. Ему девочек своих любить положено. И супругу, мать его детей. А не малолетнюю шлюшку-переростка. Не стоит… куда ударения не ставь, суть одна.
Светка нарисовалась прямо к завтраку, до того, как обитатели резиденции, включая временных, из постелей повылезали.
Обнаружив меня не в самом лучшем состоянии, решила, что я всю неделю таким красавцем зажигаю. И принялась орать. Господи, да разве на меня сейчас орать можно? Я же слышу, как за окном снежинки табунами скачут и копытами своими о стёкла бьются.
Ну делать нечего, собрался с силами, встал с постели, запихал кое-как вещи в сумку, парой слов с девочками попрощался и сбежал, только меня здесь и видели.
