Никогда не взлетая

Арка Хинаты - май. первый год с начала манги. Арка Ханаби - июль. первый год с начала манги. – Раздевайся. – Хината, забившаяся в дальний угол, посмотрела на него с ужасом. Сакон все еще казался для нее демоном, и она стащила проклятую гербовую куртку, затем принялась снимать и все остальное, оставшись в сероватой от пыли сорочке. Сакон, глядя на нее, подумал бы, что он и представить себе не мог, что перед ним, которого с детства, иначе как безродным ублюдком редко кто называл, предстанет полуобнаженная химе, родившаяся в благороднейшей из семей, больше всего чтившей чистоту крови: к ней его еще несколько дней назад не подпустили бы и на выстрел стрелы. И именно на него Хината сейчас смотрит со смешанным чувством надежды и страха. Так мыслил бы Сакон, если бы усталость, измотанность тяжелой тренировкой, совершенно не входившая в его планы драка, не обессилили его настолько, что ему почти не было дела до бывшей химе. Наоборот, Хината скорее раздражала тем, что из-за нее ребята попали в неприятную ситуацию, а в и так непростой жизни прибавилось проблем. Сакона больше волновала с нарастающей силой саднящая нога, которую давно надо было обработать. Он бросил ей свою куртку, не голой же ее по холоду гнать, и Хината быстро накинула ее на плечи, не по размеру широкая одежда скрывала ее маленькую, казалось бы ставшую еще более тонкой фигуру. Девочка, кутаясь в худи, еще хранившее телесное тепло, понемногу согревалась. Сакон же, смяв в кучу прочую одежду, вышел, жестом позвав девочку за собой. – Срежем гербы эти сраные и зашьем. – Объяснил он Хинате, хотя та ничего и не спрашивала. Она просто хотела, чтобы этот день закончился, а на остальное было наплевать. Юноша довел ее до комнаты, куда уже пришла Таюя. – Она что, потерялась? – Таюя не ожидала, что вместе с Хинатой придет и Сакон. – И что это с ней? – Приглядевшись, девушка почувствовала неладное, когда увидела Хинату, закутанную в мужскую куртку, которая прикрывала ее, но оставляла открытыми голые до коленей ноги. – Нас подловили в общем. Главным образом ее. Мы увидели, – сказал юноша о себе во множественном числе, – да там еще вмешались люди. Когда ее отбили, мы гербы эти прямо там и сорвали. Теперь все это дерьмо надо шить. – И зря. Все уже все увидели. – Ответила Таюя. – Ну, не провоцировать же эту сволочь дальше. С глаз долой – из их сердца вон. Да я думаю, что у них надолго отпало желание повторять это. А вот нам теперь из-за нее придется быть осмотрительней. Таюя кивнула в знак согласия. – Всех их перебью. От себя добавлю. – Сказала она. – Всех? Не забывай, нам здесь только экзамен сдать. – Напомнил Сакон. – Я помню, но за мной не заржавеет. А теперь, я так понимаю, нас ждет урок шитья вместо ночи? Ненавижу! – По последнему слову Таюи нельзя было понять, к чему оно относится, к людям или рукоделью. *** Наутро Якуши не обнаружил Ханаби в комнате, и встретил ее лишь на обратном пути из душевой, которая располагалась внизу, растрепанную и продрогшую, кутающуюся в полотенце. В тот день Хьюга проснулась засветло, даже раньше, чем прозвенел механический будильник, который Кабуто обычно заводил с вечера. Ей не спалось, и Ханаби тихо, чтобы не разбудить Якуши, отодвинула ширму и выскользнула из комнаты, спустившись вниз и пройдя в душевую с погасшей лампочкой. Благодаря своему острому зрению она хорошо ориентировалась в полутьме, и теперь, приняв «бодрящий», почти ледяной душ, она на обратном пути и увидела Якуши. «Может, хоть в сезон дождей не заболеет», – подумал встретивший ее Якуши. В середине дня, когда Кабуто был занят обходом больных и заполнением историй болезни, а Ханаби, как обычно корпела над пилюлями, повышавшими выносливость шиноби, мимо больницы в центр города шествовала колонна, привлекая внимание не только генинов и праздных зевак из гражданских. Якуши и его ученица тоже на время оставили свои посты – ведь встречали большой отряд, вернувшийся с миссии в Стране Воды – Наступит время, когда ты тоже будешь отправляться на дальние миссии. Не все же время сидеть в больнице. – Сказал Якуши Ханаби. Девочка не ответила, только вглядывалась в колонну, а потом вдруг взяла Кабуто за руку. – Какое-то «Новое ополчение». (1) – Сказала она, пока рассматривала проходящие ряды шиноби в чунинских жилетах и при полном снаряжении. Среди них были такие, из молодых, что не прочь и показать свою силу, чтобы все знали, почему их взяли на эту миссию: у многих в рядах проходящих воинов горели красные глаза. – Они теперь вместо нас. – Тихо сказала девочка. Якуши почувствовал, как рука, которую он держал, похолодела и покрылась потом. Он взглянул в опять ставшие больными глаза Ханаби. – Они теперь заняли наше место. – Повторила она. Хьюга увидела ряды АНБУ. – Бьякуган, – прошептала она. Ханаби прошла несколько шагов вперед, пытаясь попасть в первые ряды, чтобы только быть еще ближе к колонне, хотя это вряд ли бы улучшило способности ее белых глаз. Когда она оказалась совсем близко, то почувствовала, что ее потянули сзади за капюшон. – Ты с ума сошла! – Шипел на нее Якуши. – Там АНБУ, я должна видеть. – Ответила она. – Показывать им бьякуган не лучшее занятие. – Язвительно заметил Якуши. – Мне сейчас плевать. Там АНБУ, а значит, может быть, моя сестра. – Говорила Ханаби так громко, что Кабуто всерьез опасался, что ее расслышат кто-то кроме него даже сквозь шум толпы. – Да нет же, у нее слишком мало опыта, чтоб участвовать в таком деле. – Сказал он. – Откуда вы знаете? Может, она там. – Ханаби с помощью бьякугана все еще пыталась разглядеть маски АНБУ, ища родное лицо. – Никогда себе не прощу! – Таких юных на миссии S не посылают. – Кабуто попытался ее переубедить, но понял, что его подопечной очень хочется верить, что Хината здесь, рядом, в этой колонне так, что никаких разумных доводов она слушать не будет. – А вдруг она в конце, где оруженосцы? – Возражала она, и Якуши почти силой оттащил Ханаби, так что и капюшон на мгновение слетел с нее. Он не хотел, чтобы ее заметили не только жители Конохи, но и сами сотрудники АНБУ, и так относившиеся к Хьюга предвзято: они могли расценить использование бьякугана как попытку шпионить. – Я вас… – Ханаби не договорила и замерла. Отрядом предводительствовал красивый черноволосый юноша с воронами на плаще. Перед ним несли штандарт с девизом полиции Конохи, и на нем было написано: «Искренность» Ханаби, мгновение назад рвавшаяся вперед, теперь выглядывала из-за спины Якуши. – У них же быстро посвящение проходит. И вообще говорили, что… – Пыталась она оправдаться. – Не смотри на них так, тебя не поймут. – Шикнул на нее Кабуто. Ханаби его не слышала, а в последних рядах АНБУ, где обычно идут самые младшие сотрудники, выискивала глазами свою сестру. На другой день Ханаби с удивлением узнала о том, что новая хокаге назначила их команде миссию. Когда-то она бы очень обрадовалась такому яркому событию в ее жизни, потому что это бы значило, что ее считают «взрослой» и привлекают к ответственным делам, да и посмотреть, как живется в других землях, ей всегда было интересно, ведь когда ты и Коноху-то плохо знаешь, а вся жизнь прошла в стенах родного квартала, окружающий мир воспринимается маняще, а чужие земли – привлекательно. Только вот узнала Ханаби Коноху, да так, что желания лишний раз покидать больницу совсем не было, а квартал Хьюга, который она в детстве считала самым уютным и безопасным местом на земле, теперь и вовсе не существовал. И, едва хлебнув взрослости, нахлебалась Ханаби презрения, равнодушия и страха. И теперь миссия, от которой она никогда бы не отказалась еще месяц назад, которую бы девочка считала прекрасным шансом показать себе и другим, чего она стоит, казалась ей одной большой проблемой. Кабуто будто бы разделял ее мнение, и, выслушав простое задание: охрана человека, который был убежден, что его хотят убить, он лишь сдвинул очки к переносице и спросил: – А почему, собственно, мы? Мы – медицинская команда. Если пришедшим с заданий шиноби будет нужна наша помощь… – То ее им окажут другие люди, – прервала их помощница хокаге. – Заказчик попросил, чтобы в команде были опытные врачи. Вероятно, он опасается яда. Без вашей команды мы можем обойтись, потому что здесь далеко не все профессионалы, – тут она бросила взгляд на Ханаби, – зато среди вас есть опытный токсиколог. Да и по рангу вы все генины так, что это задание вам подходит. – Говорил тебе, надо было карьеру делать, ты же бывший АНБУ, давно бы чунином стал. – Ядовито прошептал Мисуми, обратившись к Якуши. Кабуто виновато пожал плечами и сказал: «Значит, нам нужно познакомиться с нашим нанимателем». *** Кодзуми был старик, седоволосый и тощий, одежда его не выдавала в нем человека богатого, чего не скажешь по тому заказу, с которым он обратился к Конохе, ведь даже миссия С требовала значительных вложений. – Скажите, пожалуйста, Кодзуми-сан, зачем вам понадобились услуги, мягко говоря, специфические? Обычно люди заказывают услуги шиноби, не оставляя особых пожеланий о команде. Вы боитесь, что вам подмешают яд? – Спросил Якуши. – И это тоже, молодой человек. – Хотя вряд ли меня будут травить ядом, когда существуют, – тут он выделил свои слова голосом, – более надежные способы расправиться со стариком, оставшимся без защиты. Я решил сэкономить. Возраст мой преклонный, и никогда не знаешь, чего ждать от своего тела, поэтому я стараюсь сделать так, чтобы со мной был профессиональный врач, а раз есть возможность оплатить услуги шиноби-врача, да не одного, а целой команды, то от такого шанса глупо отказываться, юноша. Не находите? Якуши не мог не признать, что слова Кодзуми-сана резонны, а Мисуми все думал, что ради какого-то ипохондрика с обострившейся паранойей его оторвали от хирургической практики. Чтобы добраться до другого города, Кодзуми нанял повозку, и дело было не только в безопасности и скорости лошадей. Старику было уже непросто преодолевать большие расстояния пешком. Ханаби передвигаться так нравилось гораздо больше, чем бежать мерцающим шагом, использование которого будоражило память дурными воспоминаниями. В город прибыли через полтора дня пути уже совсем вечером. Кодзуми разместил своих охранников на постой, и стало ясно, что проблема заключалась не в том, чтобы безопасно добраться до дома. Кодзуми ожидал покушения даже в родном селении. В душе Ханаби новый дом будил воспоминания. Острые ее глаза, которыми можно было увидеть многое, скрытое от взгляда обычных людей, видели, что хозяйская дочь, которая была немного старше ее самой, выйдет красавицей, что уже сейчас можно отметить правильные черты ее лица. Ей нравился уютный и светлый дом Кодзуми-самы, приветливость их хозяев. Она желала им счастья и впервые за все время после трагедии, несмотря на то, что была на миссии, где ей, возможно, придется встретиться с опасностями, заснула крепким, спокойным сном. Спать не в убитой койке, а в своей постели, не за ширмой, а в отдельной комнате – у Ханаби пробуждалось ощущение дома, давно забытое и потерянное, которого у нее уже не было и которое она даже осознанно пыталась вытравить из своей души, потому что воспоминания и мысли о нем только причиняли ненужную фантомную боль. Здоровьем Кодзумы-сама занимался в основном Кабуто, и оно не вызывало у него опасений, хотя тень беспокойства омрачала его лоб: опытному шиноби казалось, что в этой несложной миссии все слишком гладко получается. – Не нравится мне здесь Мисуми-кун, как-то тревожно, что мы здесь уже много дней, а враг, если он есть, затаился и выжидает. – Делился он своими подозрениями с другом. – О таком задании только и мечтаешь! Мужик платит за охрану, кормит от пуза, считает, что ему угрожают, а опасности никакой. – Усмехнулся его товарищ. – Я бы у него поработал на таких условиях годок-другой. – То-то и оно. – Настроение Кабуто стало еще более скверным. – Меня в АНБУ учили, что самый страшный враг – тот, который не выдает сразу всех своих намерений и никак себя не проявляет, а мы его даже толком не встретили. – Зато Ханаби, похоже, счастлива. Никогда ее такой не видел. – Откликнулся Мисуми. – Естественно. Если на тебя целых два дня не смотрят, как на врага государства, – вот тебе и повод для счастья. Оставив Мисуми при Кодзуми-сане и наказав даже из виду не упускать старика, Кабуто отправился на дикий пляж, где увидал Ханаби. Она склонилась над влажным, омытым морской волною песком и что-то рисовала кунаем. Якуши не хотел себя обнаружить и даже скрыл свою чакру. Когда девочка ушла, он не смог побороть любопытство и подошел к берегу. Он увидел десятки надписей, ровных и насколько возможно изящных кандзи, записанных вертикально. Ханаби переписывала все танка, когда-либо заученные ей наизусть, и, пытаясь не забыть окончательно от стресса, зазубривания медицинских формул и тяжелой работы эти воспоминания и умения из той, домашней жизни, которой жила раньше, она, впервые оставшись без присмотра, устроила себе урок словесности. В минуту душевного покоя черты прежнего уклада внезапно ворвались в быт Ханаби, возвращая ее к счастливому прошлому. «Но дом мой подобен /засушенному цветку, хранящему древний аромат…» (2) – Прочитал Кабуто окончание стиха, а первые строки уже смыло набежавшей волной. «Красиво, – сказал Якуши вслух. – А теперь тебе приходится запоминать составы снадобий и заучивать медицинские джицу». Тренировки у Ханаби также не прекращались, несмотря на короткое затишье. Акадо Ерой, которого сложно было победить в ближнем бою, учил куноичи тому, на что она раньше обращала меньше внимания, сосредотачивая силы на своих клановых техниках боя: использовать метательное оружие, что благодаря врожденным способностям Хьюги получалось хорошо, так, что новой ученицей наставник был доволен. Ханаби с интересом изучала городок, в котором проходила ее миссия. Якуши, решив, что это улучшит душевное состояние воспитанницы, не возражал, и после того, как Хьюга заканчивала готовить укрепляющие составы и отрабатывала тренировку, она была предоставлена самой себе и бродила по узким, спокойным улочкам, и не думала, что среди такой мирной жизни может затаиться опасность. Ханаби с интересом наблюдала за неспешным бытом жителей этого места, когда в предзакатные часы люди возвращались от своих трудов. Однажды ей даже удалось подглядеть тренировку местных самураев: бывалый воин обучал мальчишку владению катаной. Ханаби каждый день тренировалась сама, но вот смотреть на фехтование, острым взглядом подмечать опасные удары, пытаться предугадать направление атаки – это было совсем другое чувство. Наверное, за этим люди ходят смотреть на выпускной экзамен у генинов. Ханаби замерла и безотрывно смотрела, наблюдая за тем, как мальчик в учебном поединке со своим отцом раз за разом оттачивает одну и ту же серию ударов. Катаной она не владела: когда Хьюга жила с семьей, их клан пренебрежительно относился не только к холодному оружию, считая, что удары по тенкецу врага более эффективны, но и даже ниндзюцу, основанным на действии стихий. Якуши владел мечом, но предпочитал учить Ханаби пользоваться более легким оружием: сюрикенами, кунаями, сенбонами. Возможно, он не хотел нарушать сложившийся стиль ее боя, основанный на рукопашной борьбе. Самурай приметил странную, любопытную девочку в белом халате, наблюдавшую за поединком на деревянных мечах. – Что, интересно? – Усмехнулся он. – Да. Господин, я, наверное, мешаю уроку… – Смутилась застигнутая врасплох Ханаби. – Любишь смотреть на бои? Хочешь попробовать? – Спросил самурай и слегка улыбнулся, как бы одобряя ее увлечение. – Я никогда не брала в руки катану. Даже учебную. – Ответила она. Вместо ответа воин бросил ей деревянный меч, и Ханаби поймала его налету: – А говоришь, что неловкая… – Произнес он. В Ханаби боролось два чувства: впервые в жизни сразиться на мечах очень хотелось, но она уже своим неуместным любопытством раскрыла свою легенду о том, что она просто врач, а, возможно, и легенду своих друзей тоже. Но раз она раскрылась, то ей хотелось хотя бы попробовать себя в фехтовании. Катана казалась ей непривычно длинной по сравнению с кунаем или кусунгобу (3). Меч самурая был опущен почти до пола, он крепко сжимал его левой рукой. – Ну, нападай, – сказал он Ханаби. Та, крепко сжав рукоять меча, побежала по направлению к своему противнику. Ханаби было непросто одновременно думать о своем спарринг-партнере и следить за тем, чтобы использовать только свои физические возможности, а не чакру, чтобы вдруг не применить отработанный до автоматизма шуншин. Но даже без мерцающего шага ее противник отметил и профессиональность стойки, и быстроту движений, будто девочка с детства занималась айкидо. Ханаби попыталась нанести рубящий удар в лицо, но самурай парировал его, отклонив ее меч в бок, и легким касанием обозначил режущий удар по животу. – В бою тебя бы уже ранили. Скорость хорошая, но в этом проблема: ты торопишься нанести удар и забываешь про противника. Еще раз? – Спросил он. Ханаби кивнула и вновь встала напротив самурая. На этот раз она успела провести череду рубящих ударов, но все они были заблокированы. – Видно, что ты меч в первый раз держишь: дерешься им, как деревенщина дрова рубит. – Самурай не удержался от знакомой Ханаби высокомерной усмешки. Последние слова настолько вывели ее из себя, что она пошла на необдуманную атаку, но ее противник отвел меч, да не только отвел, а из рук выбил. Самурай приставил тренировочный меч к груди Ханаби: – Если б это был поединок – была бы совсем убита. Тебе нужно учиться сдерживать свои чувства. – Вы правы. – Сказала она и вспомнила, что нечто подобное говорил ее брат Неджи на их последней совместной тренировке. «Вы убиты, Ханаби-сама», – вспомнила она и вздрогнула, будто вновь почувствовала прикосновение ко лбу пальцев брата. Это заметил и самурай и отвел меч, решив, что Ханаби ждет, что он на самом деле завершит тренировочную атаку ударом. Ханаби подумала, что еще недавно мечтала о тренировке, на которой ее не будут жалеть. Раньше такого можно было ожидать только от брата, который недолюбливал главную ветвь и не отказывал себе в удовольствии проявить свое превосходство. А с тех пор, как она перестала быть химе, не стало причин щадить ее ни на тренировке, ни в поединке, ни на миссии, а вот человеческого участия в ее жизни стало намного меньше. – На третий раз у меня точно получится. Поработайте со мною еще немного. – Попросила она. Самурай согласился. И она, действительно, успела показать, что наносит удар в голову, и от него не уклониться; Ханаби, не останавливаясь, пробегает за спину противника и чувствует, как бамбуковый меч касается ее спины – она попалась на контратаку. Хьюга повернулась, решив повторить удар, но вдруг, еще до своего выпада, почувствовала, как конец синая (4) коснулся ее горла. Ханаби знает, что меч учебный, но с недавних пор она не любит, когда на нее наставляют оружие для последнего удара, даже тренировочное, а она бессильна что-либо сделать, поэтому она слегка дрожащим голосом произносит: – Большое спасибо, что позанимались со мною. – Ты ведь училась боевым искусствам раньше, – самурай отстраняет деревянный меч, и Ханаби чувствует, как ей становится спокойнее. – Врачей учат, что делать, если на них нападут. Сейчас много войн. – Уклончиво отвечает она. – А как же… войн, грабителей, нечистых на руку дайме, стремящихся прикарманить не принадлежащие им земли. – Согласился самурай. – А кто твои родители? Это они отдали тебя на обучение медику? Ханаби понимала, что для этого самурая, у которого есть своя семья, который воспитывает сына и передает ему мастерство владения мечом, – это обычный вопрос, который можно задать ребенку вроде нее. А городок здесь маленький да тихий. – Мой дом далеко. – Отвечая, девочка не могла скрыть волнения. – Так вышло, что я учусь медицине. – Как зовут? – Хьюге было непонятно, зачем этому человеку знать ее имя, когда тренировка уже кончилась, а сейчас они попрощаются и больше никогда не увидятся. – Ханаби. – Девочка привыкла не называть фамилию, раз ее не спрашивали. – Посмотри-ка на меня, Ханаби-чан. – Сказал воин. – Ну, зачем же так! – Подумала она. – Хьюга вспоминала, как Хиаши просил не отводить взгляда от его глаз, когда сомневался в ее честности, ведь его бьякугану нельзя было солгать. Она собралась с духом и взглянула в лицо тренеру, но ничего не произошло, ведь у него не было дара бьякугана. – Ну-ну. – Кивнул самурай и, помолчав, добавил, – возвращайся сюда еще, если надумаешь, – тут он понизил голос, – посмотреть за боями на мечах, Ханаби-чан. Ханаби распрощалась, поклонилась и решила, что Кабуто правильно ругает ее за лишнюю любознательность. И, хотя ничего дурного не случилось, эта встреча так разбередила ее душу, что одного боя на катанах это явно не стоило. *** Настало время, когда команда Кабуто, действительно, оказалась нужна. Нападение произошло ночью, когда весь дом был разбужен звоном битого стекла – через окна внутрь проник целый отряд шиноби. Кабуто, схватив танто, выбежал в коридор, надеясь успеть в покои хозяина раньше убийц. Он прошел всего несколько шагов, но у противника было преимущество: за комнатой Якуши уже наблюдали. Шиноби, подавивший свою чакру и спрятавшийся в тенях, набросился на Кабуто сзади и попытался удавить его. Врачу удалось ранить его с помощью танто, но в попытках вырваться он лишь смог перевести схватку с опытным борцом в партер. Со временем тот стал ослабевать – сказывалась и кровопотеря, и разливавшийся по телу редкий яд, который усовершенствовал Кабуто, им заблаговременно был смазан танто: довольно было и одной царапины, как человек начинал на глазах угасать. Высвободившись из могучего захвата, Якуши подумал, что, если б не отравленный клинок, то его бы задушили, несмотря на то, что сам Кабуто был опытным шиноби, который служил и в Корне, и учился у Сасори, и обладал знаниями шиноби-медика, а значит, знал об особенностях устройства организма и прежде всего думал о сохранении своей жизни. Он побежал на звуки битвы: звон разбитого стекла смешался с бряцанием мечей. Вдалеке он различал еще одного зарубленного шиноби. Приглядевшись, он убедился, что этот человек не из их команды. По следам крови он нашел хозяйские покои. Внутри комнаты разгорелась сеча. Несколько ниндзя уже были на полу. Кабуто наугад метнул кунай, и, кажется, поразил цель. В темноте силуэты освещались лишь лунным светом, и было не разглядеть, ранен ли его противник или нет. Его враг повернулся, и Кабуто по-борцовски бросился ему в ноги. На руке полыхнула чакра – медик перерезал противнику сухожилия. Тот, подкосившись, упал, попытавшись увлечь Якуши за собой, но несколько точных ударов ирьенина дезориентировали его, и тот бессильно распластался на полу. В этот момент послышался крик боли, и Якуши готов был поклясться, что слышал хруст ломаемых костей, друг это или враг, Кабуто не знал, а затем он услышал звук падения тела, которое наконец-то выпустили из коварного захвата. – Вот теперь я чувствую себя гораздо лучше, – произнес знакомый голос. – А ты отдыхай. Якуши выдохнул и с облегчением узнал Акадо Ероя. Передышка была короткой: Кабуто заметил еще два силуэта, а затем увидел десятки сюрикенов прямо перед собой. Он едва успел применить каварими. Оказавшись за спиной своего врага, он прикрепил к его жилету взрыв-печать и активировал ее. Взрыв на мгновение ослепил его и отбросил в сторону. Ханаби проснулась от звона стекла, и сразу поняла, что случилось: с похожего звука начался штурм их дома. В отличие от Кабуто она видела ночью, как днем с помощью бьякугана и могла разглядеть расположение всех ворвавшихся хитокири, поэтому грамотно обходила врагов. К одному ей удалось подкрасться сзади и, выбив несколько основных тенкецу, обезвредить его. Теперь пробиться в дальнюю часть дома стало проще. Она не успела совсем немного. Ее заметил убийца, он бросил ей в лицо дымовую шашку и сказал, что с детьми не сражается. Но Ханаби решила не отпускать этого противника: первой атакой она почти достала: дым не был препятствием для бьякугана, но противник оказался ловок и выпады Ханаби его не задевали. Она метнула в него сенбоны, но промазала. Видимо, ее враг понял, что без боя разойтись с этой упорной девчонкой не удастся. Он сложил печать – и Ханаби сбило потоком ветра. Следующая печать – и Ханаби перестала чувствовать его чакру. Заколоть Ханаби ему не удалось – бьякуган видел и скрытую чакру: она успела не только парировать удар, но затем и отразить несколько быстрых, отчаянных атак. Хьюга поняла, что, если бы не врожденная скорость рефлексов ее клана, то она была бы уже ранена. Ладони ее были объяты чакрой – Хьюга использовала стиль легкой руки, но противник блокировал большинство ударов, а те тенкецу, которые Ханаби иногда удавалось выбить, не были важными, а лишь немного ослабляли врага. Лунный свет едва освещал силуэт преступника, но она видела, как лицо его расплывается в презрительной ухмылке. Ханаби попыталась провести коварную атаку и почти дотянулась кончиками пальцев до глаз своего врага – у многих Хьюга была привычка целить в глаза, потому что именно зрение этот клан ценил особенно высоко, но именно эту атаку ее более взрослый и опытный враг просчитал, и опередил ее, неожиданно сблизившись и нанеся резкий удар в живот, от которого у нее перехватило дыхание. При Хьюге не было свитков и бомб, и даже лекарств для себя и ядов, которыми можно было бы отравить противника. Шиноби, вытащив меч с левой руки, чередой ударов пытался достать до Ханаби, но та благодаря бьякугану видела все его выпады и уклонялась от них. Она поняла, что чем дольше затягивается бой, тем меньше сил остается, поэтому решилась на стремительное нападение, чтобы парой техник закончить бой. Ханаби атаковала еще раз, и ей удалось пробить в плечо, она, пройдя еще несколько шагов, оказалась за спиной убийцы, который уже немного отошел от удара и сложил еще печать. Мощный поток воздуха разметал обломки торшера, которым Ханаби воспользовалась для каварими. Ее тоже задело техникой: в ушах зазвенело, и она пропустила еще несколько ударов. Она попыталась сбежать с помощью шуншина, но бежать надо было раньше – убийца ударил ее в спину, рассек халат, и только за счет шуншина Ханаби удар катаны пришелся вскользь и не достал до нее. Но уйти на скорости не удалось – она попалась на подсечку и упала навзничь. Ханаби попыталась встать, опираясь на руки, но тут же получила тяжелый удар по спине, но на этот раз плашмя, ее противник будто издевался над нею, не добивая, наказывал ее, как поступают с провинившимся рабом. Ханаби осознала, что этот враг пока слишком силен для нее, и серьезно думала о каварими, только вот вряд ли ее он попадется на одну и ту же уловку два раза. В тот момент раздался взрыв где-то в глубине дома, в одной из комнат. Хьюга поняла, что это – ее счастливый шанс. Она собрала последние силы и, вскочив на ноги, перешла на мерцающий шаг, просто сбегая от своего врага, но гораздо важнее было оказаться там, где разгорелся основной бой, а значит, там была ее команда. Благодаря бьякугану она четко видела самый короткий путь к хозяйским покоям, она неслась туда, спотыкаясь о трупы убитых и измазав гэта в чужой крови. – Мисуми! – Воскликнула она, разглядев первого живого. Он, казалось, не был удивлен ночному налету. – Ты хорошо видишь в темноте, – сказал он, посмотрев на Хьюгу и не вслушиваясь в то, что от радости лепетала девочка, которая увидела его целым. – Они сбежали, но прихватили ценную вещь Кодзуми-самы. – Вот как. – Выдохнула она. – А я решила, что нас убивать пришли. Послышался очередной звук выносимой рамы – последние хитокири, проникшие в дом, частично выполнив свою миссию, уходили обратно. – Ты сможешь их догнать и выследить. – Сказал Мисуми, скорее утверждая, нежели спрашивая. С помощью бьякугана Ханаби увидела четыре быстро удаляющиеся фигуры, и бросилась в погоню. Когда расплывчатый взгляд Кабуто стал четче, он увидел стоявшего над ним второго хитокири, который собирался нанести смертельный удар. Но тот внезапно сам пал, разрубленный мечом. Якуши смотрел на Кодзуми-саму, старческими руками сжимающего нодачи. (5) – Молодой человек, я нанимал вас, чтобы вы защищали меня, а не наоборот! – Произнес он надтреснутым голосом. – А я не думал, что вы владеете клинком. – Ошарашенно сказал Кабуто, подслеповато глядя на своего нанимателя, а правой рукой ища потерянные очки. – Не время хвалить мои способности. Я бы с ними один все равно не справился. Убийцы стащили шкатулку из моих покоев. Важную шкатулку. Ее надо вернуть! – Сказал он. Кабуто понял, что их наняли только потому, что прибытие чужеземных врачей выглядело менее подозрительно, чем организация охраны в открытую. – Ваши товарищи уже в погоне. – Тут Кодзуми заметил, что один из шиноби, лежащих на полу, еще шевелится и добил его. – Живее! Кабуто последовал его приказу. *** Цуруги и Акадо, преследовавшие врагов, полагались на Ханаби как на более одаренного сенсора. Немного погодя их нагнал Якуши. «Вот теперь можно сразиться в полную силу, на открытой местности у меня будет преимущество», – подумал ирьенин. Он метнул кунай с десятком привязанных взрыв-печатей, и, кажется, кого-то задел, потому что видел уже только три удаляющихся силуэта. Якуши сомневался, что он кого-то убил, но вот контузить от взрывной волны вполне могло. Преступники, попетляв еще немного и отчаявшись сбросить хвост, решили принять бой на открытой поляне. –Техника призыва. – Кабуто раскровил палец и достал свиток. – Ну, что, будем вспоминать, чему меня учил Сасори, – подумал он. Из распечатанного свитка он достал марионетку, и с помощью нитей чакры управлял ею: на убийц обрушился дождь отравленных игл, и те бросились врассыпную. Акадо Ерою удалось поймать одного врага в свой фирменный захват, и он бессильно повис на руках у медика. Второй, очевидно, поняв, что не справится с марионеткой Кабуто, различные части которой отделялись от целого и легко становились опасным оружием, сначала напал на самого слабого, как ему казалось, члена команды Кабуто – Мисуми Цуруги. Дуэль на кунаях не затянулась, и, действительно, Мисуми сначала чуть не ранили, а затем в завязавшейся рукопашной ему свернули шею. Уже когда хитокири проводил этот прием, он заметил, что происходит что-то не то: не слышал он ни криков боли, ни хруста ломаемых позвонков. Ничего не понимая, враг терял драгоценное время и получил удар кунаем под ребра от «пробудившегося» Мисуми, что в одно мгновение закончило их борьбу. Третий преступник, он был в маске, и лица его было не различить, хотя легко было заметить, что ростом он был ниже прочих, совсем не собирался сражаться один против всей команды, а решил скрыться в чаще, воспользовавшись тьмой предрассветных сумерек. – Стой! – Крикнула Ханаби. – Не уйдешь от меня! – Куноичи продолжила погоню, хоть это было совсем и не нужно, ведь главная цель – вернуть ларец с ценностями была выполнена, но ей хотелось оправдаться перед собой за то бегство в особняке Кодзуми-самы, и теперь она сама гнала несостоявшегося убийцу. Она пару раз метнула боевые иглы, чтобы заставить противника нервничать и ошибаться: в первый раз промазала, во второй – шиноби удалось сбить ее иглы своими кунаями. «А он неплох», – подумала она. Когда его удалось-таки нагнать, он бился с ней легким танто, через который пропускал чакру: то целился в глаза, то вдруг изменял угол атаки, стараясь пронзить куноичи снизу вверх, загнав меч под сердце, а она пыталась достать его джукеном. В этот момент Кабуто и Мисуми догнали их. Мисуми хотел было вступить в бой, но Кабуто запрещающим жестом руки остановил его. Ханаби смогла в быстрой драке перебить своему противнику несколько тенкецу на руках, так, что сопротивляться он уже не смог. Ладони ее были в крови – своей, потому что Ханаби несколько раз закрывалась ими от особенно опасных атак, и уже сейчас понимала слабость боя без оружия. Ее враг, наконец, рухнул после подсечки, которую он, отвлеченный болью от перебитых тенкецу, так и не увидел. Теперь ее противник лежал на земле. Девочка победно стащила с поверженного врага маску и, отступив на несколько шагов, широким жестом ладони показывала Кабуто свою работу. Однако гордость успехом сменилась удивлением, когда она увидела, что дралась с тем самым пацаном, тренировку которого она видела несколько дней назад. «Убийцы», которых опасался Кодзуми, жили в одном селении с ним. Ей неприятно было видеть побежденным нового знакомого, к которому не испытывала недобрых чувств. Лучше б она, правда, никого не ловила. – Ну, что, довольна? Да?! – Огрызнулся подросток. – Хвастаешь перед своими ублюдками. Ну, конечно, ты же сильнее! А ты хоть понимаешь, что ты наделала? Что вы все наделали! Сволочи пришлые! Чтоб вы сдохли! Кабуто не успел спросить у Ханаби, откуда она знает этого юношу, но в следующий миг для Якуши это стало неважно. Он только разглядел, как сверкнул на рассветном солнце спрятанный в рукаве сенбон, а в следующий миг увидел подкосившуюся Ханаби, глаза ее, расширившиеся как у подстреленной птицы, потеряли бьякуган, стали больными, показались Кабуто огромными на пол-лица, вмиг посерели. Она пыталась достать рукой до горла, как бы стараясь что-то схватить, но в этот момент потеряла равновесие и, оказавшись на земле, ловила ртом воздух, силясь вдохнуть, как рыба, выброшенная на сушу. Сенбон угодил в шею. Подбежавший Кабуто аккуратно извлек иглу из раны. – Смотри на меня. Сейчас будешь дышать. – Сказал он, видя мутнеющий взгляд девочки. Та закашлялась, вокруг раны пенилась кровь. Мисуми поднял юношу за волосы, ударил в челюсть и потащил за собою. – Смотри не убей его! – Сказал ему вслед Кабуто. Отдалявшиеся крики парня звенели в голове Кабуто, сливаясь с болезненным стоном Хьюги. Когда Мисуми вернулся, руки и одежда его были в крови. Кабуто с помощью свитка призвал набор медицинских инструментов. Он надвинул очки и с помощью ранорасширителя осмотрел Ханаби. – Сонные артерии целы. Ей повезло. – Сказал он Мисуми и протянул ему метальную иглу. – Слава Ками, чистая. Если бы был яд… – Произнес тот. – Если бы игла была отравлена, я бы тебя останавливать не стал. – Ответил Якуши. Осмотрев рану Хьюги, медик понял, что сенбон был брошен слабо, рукой с перебитыми тенкецу, да и парень этот был на земле, когда бросал, а не стоял, поэтому, к счастью для Ханаби, бросок не получился сильным. – Удар пришелся в перстневидный хрящ и, встретив препятствие, пошел вниз, рассек мембрану. – Сказал Кабуто. – Если удалить иглу, она сможет дышать через рану. Из медицинского набора, который был запечатан в свиток, он достал трахеостомическую трубку, и, вставив ее в гортань, закрепил ее. Захватив злополучный сейф, они вернулись к Кодзуми. Кодзуми-сама был вне себя от радости, когда сейф с документами вновь оказался в его руках. Он чувствовал себя обязанным команде Кабуто и просил их остаться, чтобы набраться сил и укрепить свое здоровье, прежде чем вернуться. Кабуто и сам знал, что Ханаби нужен отдых и поэтому согласился. А через пару дней весь городок говорил о замечательном приобретении Кодзуми-самы, который стал владельцем городских мельниц. Якуши застал удачливого коммерсанта, вдруг ставшего монополистом, отмечающим свою победу. – Городок этот, честно говоря, довольно паршивый и народец здесь так себе: много лентяев да пьяниц. – Сказал немного захмелевший от вина Кодзуми, увидев Якуши. – Хлебать саке любят, а вот чтобы поработать, этого у них нет. Есть здесь две мельницы, старые полузаброшенные, но мукой весь городишко кормят. И между собой они конкурировали, – старик пил саке, как в праздник, да посмеивался в бороду, – но от этого, Кабуто-сан, пожалуй, только один вред и был. Из-за того что они друг с другом соперничали, они больше страдали сами, а я стал той обезьяной, которая смотрела за дракой двух тигров, а сама потом с добычей убежала. Выкупил я их обе, первую у деревенского старосты, вторую – у обедневшей самурайской семьи, у которой и имущества-то и было только мельница эта. – Кодзуми сделал паузу, очевидно, ожидая от Якуши реплики, но, не дождавшись, продолжил говорить. – Ну, так они обижаться не должны. Цену я за них дал хорошую. Кабуто по мере рассказа становился все более мрачным. – Я сюда рабочих найму, новых, уж они-то здесь дело наладят: и муки много будет, и даже на продажу в другие княжества останется. Нам и охрана нужна будет. Не хотите остаться? Вы себя прекрасно зарекомендовали. – Сказал Кодзуми. – Мы лучше вернемся. У нас не приветствуется самовольный уход на частную службу. Особенности работы. – Ответил Якуши. – Что ж, вы – профессионал, вам виднее. Тогда, если будут проблемы, я и именно к вам обращусь. Теперь я убедился, что коноховские шиноби справятся с любой задачей. – Кодзуми явно жалел, что отпускал таких работников, с которыми надеялся продолжить сотрудничество, посулив большой барыш. – Только вот многие хотели бы жить по-старому, прозябая в нищете и безделье, даже угрозы мне посылали, мол, не дождешься, чтоб купчая в силу вступила и советовали, чтоб бежал отсюда, пока кости целы. Только вот им, – Кодзуми показал шиш, – не бежал я, а вас нашел. И они сами в страну мрака отправились. Если они нового владельца не примут – им же хуже. Других найму. Не разумеют они, что мельницы я законно купил и для их же блага стараюсь. Они еще благодарить будут. Потом. – Непременно. Я уверен, они со временем оценят. – Сказал Кабуто и вышел из комнаты. Он недолго думал перед тем, как решил рассказать о беседе с Кодзуми-самой сначала команде, а потом и раненой Ханаби. В конце концов, не только он имеет право знать все подробности того, из-за чего напали на этот дом. – В сейфе хранилась купчая. Он стал владельцем мельниц, которые прежние хозяева продали за долги. Естественно, он скоро захочет отбить инвестиции. И этот коммерсант планирует расширяться и, чтобы привлечь новых рабочих, снова понадобятся средства; он и нам с тобой работу предлагал. По взволнованному взгляду Ханаби, по слабым, но нервным ее движениям стало понятно, что она догадалась. – Сегодня вступает в действие договор, представляешь, насколько завтра подскачет цена на хлеб? – Ханаби, выслушав Якуши, смотрела на него, и тому показалось, что по пальцам ее руки полыхнул всполох чакры. Она закашлялась и через боль попыталась что-то сказать. Якуши дал ей лист бумаги. Та написала: «Мы можем что-нибудь сделать?» – и передала записку Кабуто. – Пожалуй, нет. – Ответил он. – Это – наш наниматель, а закон шиноби таков, что предавать того, кто тебе платит – последнее дело. Конечно, поступить так можно, только вот, скажи, кому нужен очень самостоятельный хитокири, который делает то, что считает правильным, а не то, что велено? И еще мало какой наемник хочет, чтобы его врагом стал дайме или богатый купец. У тебя мало влиятельных врагов? Ханаби, приподнявшись на постели, помотала головой. – После такого и деревня не похвалит, и можешь даже в Коноху не возвращаться, а, если все-таки вернешься, то про Лист пойдет дурная слава, что ее шиноби нарушают слово, и к нам станут меньше обращаться. А это значит, что на больницу тоже станет выделяться еще меньше средств, и от одной твоей идеи, которая еще не ясно в чем заключается, плохо будет всем, а с голоду помирать будем в том числе и мы. – Не ве-ли-ка по-те-ря, – по слогам произнесла она, как бы выплевывая слова. – Ты только о себе и думаешь. – Бросил ей в ответ Кабуто. – А ты о Хинате хоть иногда вспоминаешь? Ей и так несладко приходится, хуже, чем тебе. Вот о чем думать надо, это у тебя сестра, а не у меня. На душе Ханаби стало горько. При всей нелюбви к Конохе, она поняла, что помешать своему заказчику никак не может, – хороша помощница, на хозяйских харчах едва пошедшая на поправку после болевого шока, да ведь и дело уже сделано, а Кодзуми-сама празднует сейчас свое приобретение. Она посмотрела на исписанный лист бумаги. Сил говорить не было. Она жестом показала Кабуто, будто держит в руках листок бумаги, а затем начала водить ручкой в воздухе, будто пишет кандзи. Кабуто понял и дал ей белый лист: «Не надо ждать, пока я поправлюсь. Мы же можем уже вернуться? Мне здесь совестно», – написала на нем Хьюга. Кабуто покачал головой. – Я справлюсь, – вырвалось у нее, и она снова зашлась кашлем. Глаза Кабуто задержались на последних словах в записке: – Ты не сделала ничего плохого. Ты выполнила свой долг шиноби. Тебе не за что стыдиться. Иногда решения не даются так просто, а заказчики внушают куда меньше симпатии, чем их жертвы. В работе шиноби есть много мерзкого и некрасивого, но ее нужно выполнять достойно, а не отступать перед первым же препятствием. Ты поймешь. И привыкнешь. – А у тебя было много такого? – Написала она на обороте. – Да. Много. Могу рассказать. – Ответил он. – Не надо. Мне пока не хочется это знать. – Появилась надпись рядом. «Не хочется… И это говорит девочка, у которой убили всю семью, просто потому что на это был приказ. А, если б Итачи выполнил приказ дословно, то от нее ничего, кроме пепла бы не осталось. Это ей нужно мне истории рассказывать, а не мне с ней опытом делиться». – Подумал Якуши, прочитав записку. *** СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ – Красиво? Да? – Кабуто показал ей рукой на морское побережье, мимо которого они в последний раз проходили. – Кра-сиво. – С печалью в голосе согласилась она. – Кабуто, Кабуто, когда вернемся, загрузи меня работой так, чтоб я жизни не видела. – Ну, зачем просить то, что и так случиться. Не я твою нагрузку определяю, но загрузят нас с тобой по полной программе, это можешь быть спокойна. Мисуми Цуруги и Акадо Ерой, хоть и слышали беседу, в разговор не встревали. Ханаби – это головная боль Якуши, вот пусть он с ней и разбирается. Мисуми хотел рассказать девчонке, как в тринадцать лет он похоронил половину своего выпуска, а некоторых из них – лично и сказать о том, что он тогда думал и о мироустройстве шиноби, и о командирах, отправивших их на непосильные операции. Просто в нем была тяга к жизни, а еще он попал на операционный стол к одному талантливому хирургу. Слишком талантливому. Потому и выжил. Но он представил свое состояние, когда он в свои тринадцать остался почти единственным из отделения, и понял, что ему бы от таких разговоров только горше стало. Не поможет и Ханаби. Поэтому Мисуми молчал. 1. «Новое ополчение» – если выполнить обратный перевод на японский, то получится выражение, фонетически схожее со словом «шинсегуми» - военная полиция времен заката сегуната, на которую и сделана отсылка. 2. «Но дом мой подобен /засушенному цветку, хранящему древний аромат…» – Ханаби, как и автор, ценит, любит и уважает японского поэта 9 века Ки-но Цураюки. Полностью стих выглядит так: «Никто не в силах/ знать, что на сердце у них, /но дом мой подобен /засушенному цветку, хранящему древний аромат». 3. Кусунгобу – другое название вакидзаси, короткий меч. 4. Синай – тренировочный бамбуковый меч. 5. Нодачи – японский двуручный меч.