И феникс восстанет из пепла

      Тойя просидел в тюрьме ровно неделю и за это время успел возненавидеть это место до глубины души. Его водили на допросы, на которых он все честно рассказывал, к психиатру, которого он прожигал взглядом, к различным следователям… Сначала Тойя со стеклянным взглядом отвечал на вопросы, не делал лишних движений и просто существовал.       Когда же пришла Рей, в нем что-то изменилось, как бы банально это не звучало. У Тойи словно раскрылись глаза: у него есть мама, братья и сестра, а самое главное, у него есть дочка, которая его любит и жаждет поскорее увидеть. Больше ему не придется таиться в заброшенных зданиях, бегать от героев, прятать лицо и шугаться каждого странного шороха. Осознав это, Тойя стал взаимодействовать с психиатром и пытаться преподнести себя здоровым, адекватным человеком, хотя на некоторые вопросы и было неприятно отвечать, а на других он кривился и пытался не сжечь стол. Психиатр что-то писал с его слов, давать посмотреть картинки, спрашивал про злодеев.       И вот тут Тойя наконец-то выговорился. На самом деле вступил он в лигу только по одной причине: они часто встречались с героями и иногда устраивали тренировки, развивая причуды новичков. Но сами люди его пугали. Они были безумны, следовали какой-то недостижимой цели — уничтожить героев и установить свои порядки. Тойя приходил туда и каждый раз, уходя домой, радовался, что остался жив. Особо фанатичные злодеи в процессе тренировок убивали нерадивых учеников, а когда он стал приближенным Шигараки, который был психически неуравновешенным, то шанс распасться пылью при каждой встречи был ровно пятьдесят на пятьдесят.       На каждые слова Тойя психиатр сочувственно кивал, давая выговориться. Под конец он спросил, что тот чувствовал, когда убил героя под именем «Рывок». Тодороки ответил, что не хотел этого делать. Он никогда не хотел убивать непричастных. Тогда он чуть не свихнулся, плохо спал и видел галлюцинации.       Психиатр наконец-то поставил диагноз, из которого Тойя понял только то, что для общества он не опасен, пока никто не трогает его дочь. Следователи также собрали немногочисленный материал, и на седьмой день заключения Тойю провели на суд.       Заседание хоть и было открытым, но людей собралось немного: пара журналистов, присяжные с судьей, адвокат, нанятый Старателем и он сам. Обвинения ему выдвинули вполне обоснованные: членство в террористической организации, убийство Рывка, тяжкое причинение вреда здоровью Ястребу и разрушение города. Его адвокат каким-то образом сумел доказать, что в организацию его вовлекли против воли, а Рывка он убил по неосторожности.       Тойя молчал и с интересом следил за заседанием. Приговор был озвучен примерно через полчаса: два года домашнего ареста и четыре — общественных работ. Также его лишили родительских прав в пользу его родителей, но видеться с дочерью не запретили. Тойя был обрадован этой возможностью, хоть и несколько растерян. Он-то думал, что минимум пара лет в камере строгого режима ему обеспечена, но, видимо, герой номер один — Тодороки Энджи — сыграл во всем этом не последнюю роль. Во время слушания дела и вынесения приговора он не сводил глаз с сына. Тойя чувствовал этот пронизывающий, изучающий и одновременно виноватый взгляд. От этого хотелось встать и ударить его, приложить головой о стену и высказать все, что он о нем думает. Пару раз вздохнув, Тойя протянул руки для того, чтобы с него сняли наручники. Подраться он еще успеет, ведь видеться с ним при хорошем раскладе он будет раз или два в день.       Тойя потер запястья и приблизился к Старателю. Тот протянул руку к его плечу, но вовремя его одернул и просто пропустил сына вперед. Дополнительные сотрудники правопорядка были не нужны. А зачем, если он под надзором героя номер один? Тойя фыркнул на свои мысли и прошел мимо автомата со снеками. Старателю хватило одного мимолетного взгляда, чтобы понять, что Тойя голоден, поэтому он купил банку газировки и шоколадный батончик.       — Тойя, я… — протягивая батончик и банку, пытался начать разговор Энджи, но был грубо перебит сыном.       — Ты действительно хочешь именно сейчас начать выяснять отношения? — Тойя, не глядя, взял еду и начал быстрый перекус: кормили в тюрьме раза два в день и просто отвратительно.       Двое сели в машину и поехали домой. Им предстоял важный разговор.

***

      Только они зашли на территорию особняка, как Тойя приподнял правую штанину. Старатель присел и застегнул на ноге браслет для домашнего ареста. Два года начинаются прямо сейчас.       — Тойя…       — Где моя дочь?       Старатель вздохнул и повел сына в дом. Тойя понимал, что просто бегает от разговора, но желания общаться с этим человеком просто не было, на место гнева пришла странная апатия.       — Папочка!       Из дома буквально вылетела Тошико. Она вцепилась когтями на ногах в его куртку, а крыльями попыталась его обнять. Тойя заулыбался и закружил дочку. Та поддержала его звонким смехом и непонятным бубнежем.       — Папа-папа-папочка! Смотри, что я могу! — И, окутав себя синим пламенем, взмахнула руками-крыльями и взлетела на пару метров.       Тойя поддержал ее громкими аплодисментами, готовый в случае чего поймать Тошико. Из окна гостиной сию картину наблюдала вся семья Тодороки. Кто-то улыбался, кто-то смахивал слезы, а кто-то был растерян и не знал, что делать.       — Ребята, идите домой, мама обед приготовила, — крикнула Фуюми, махая им рукой.       Сказать, что Тойя волновался, значит ничего не сказать. С мамой он уже поговорил, но как отреагируют остальные? Нацуо, Фуюми и Шото. И если с братом и сестрой он хоть как-то был знаком, то что делать с младшим, с которым он познакомился, пока был злодеем? Было чисто по-человечески страшно. Они его последние родные люди. Последняя после Тоши соломинка, что будет удерживать его от безумия.       Тойя, все также обнимая Тоши, которая вновь обзавелась ногами и руками, зашел в дом. Не смотря на своего отца, он снял обувь и куртку и зашел в гостиную.       Гостиная встретила его любопытными взглядами и неуверенной атмосферой. Тоши спрыгнула с рук Тойи и залезла к бабушке на колени, которая сразу ее обняла. Первым идиллию нарушил Нацуо. Он, не сводя взгляда со старшего Тодороки, встал, подошел к нему и крепко обнял. Ошарашенный Тойя пару секунд не понимал что происходит, но потом уткнулся брату в шею и незаметно задрожал.       — Брат, наконец-то мы снова встретились. Добро пожаловать домой.       — Я… я дома? — Прошептал Тойя, уже не сдерживая слезы.       Фуюми хоть и не помнила брата от слова совсем, — была слишком маленькой, — но эта столь интимная сцена не могла не тронуть ее. За короткое время она узнала о брате столько, сколько вообще могла. Фуюми не могла не уважать такого человека. То, что он пережил, просто не поддавалось ее осмыслению. Девушка была уверена, что окажись она на месте Тойи, то просто не выжила бы. Она думала, что старший брат сильный, но, посмотрев в его заплаканные, усталые, однако счастливые глаза, поняла, что он — простой человек, который совершает ошибки, старается их исправить всеми возможными силами, хватается за любую возможность жить. Жить счастливо. Но каждый раз эту возможность, будто в насмешку, у него отбирают. Сколько раз его ломали? Сколько раз ее старший брат склеивал себя, буквально собирал по частям, стискивая зубы?       Фуюми видела перед собой не преступника, злодея или плохого человека, она видела перед собой брата, которому нужна помощь. Поэтому, не медля, она присоединилась к объятьям, чувствуя, как крепкие руки обнимают в ответ.       — Добро пожаловать домой. Я очень рада тебя наконец-то увидеть! Нацуо столько о тебе рассказывал!       Шото сидел и растерянно смотрел на необычную картину перед собой. Не привыкший проявлять свои чувства столько открыто, он не знал куда себя деть. С одной стороны тираническое воспитание Старателя, с другой же перед собой он видел родственную душу. Человек, что также, как и он, прошёл через адские тренировки и ненависть родителей. Хотелось подойти к старшему брату и поговорить с ним, долго, рассказывая о всех невзгодах, потому что он не отмахнется, а поймет и поможет. Ни Нацуо, ни Фуюми не могли этого сделать, даже стараясь всеми силами помочь — они просто не проходили через всё это. Но Шото видел, что сейчас брат, который старше на десять лет нуждался в той самой поддержке, которой не хватало и ему.       Все решили мягкий толчок в спину от матери и ее понимающая улыбка. Шото сорвался и понесся к брату, обнимая за единственное свободное место — спину, утыкаясь в лопатки и вдыхая до сих пор не выветрившийся запах пепла. Он не смог ничего сказать, но на подсознательном уровне чувствовал, что сделал все правильно.       — Я дома… Наконец-то я дома.