Возвращение в Эльдорадо

— Теперь вы проходите… здесь? Поверить было трудно, но жители Эльдорадо сделали из пещеры высоко в скале выход во внешний мир. Долго, день за днём, они пробивались сквозь камень, чтобы сделать в итоге секретный путь, надёжно укрытый лианами. Вниз бесстрашные воины спускались при помощи прочных верёвок, а поднимались, неся на своих спинах корзины, полные фруктов и дичи. Вооружённые солдаты из свиты Кортеса не смогли бы совладать с таким крутым подъёмом. Как и любой незваный гость, они бы застряли ещё на подходе, наткнувшись на хитро замаскированные ловушки и смертельные встречи с голодными зверями. Мигель присвистнул и искренне похвалил мастеров. — О, мы не достойны… — забормотали эти славные ребята, и Мигель поспешил их убедить, что даже боги с радостью пройдут по дороге, которая сделана трудолюбивыми руками. Больше всего путь напоминал отчаянный шаг человека, готового расстаться с жизнью, но Мигель нашёл в себе силы пройти по ему. Восхищённые взгляды были достойной наградой. Эльдорадо оправился от ран, нанесённых ему Цекель-каном. Жители восстановили храм и ворота, которые были теперь декорацией и никуда не вели. Заново выложили чудесной цветной плиткой пернатых птиц, нарисовали множество портретов Тулио и самого Мигеля верхом на Альтиво. Куда бы Мигель ни посмотрел, всюду на него выскакивали напоминания о побеге, что было не слишком приятно, но раз людям нравилось… Люди были в восторге! День, когда Мигель оказался в спальне вождя, обрадовав его (и напугав его жену), стал для них вторым праздником. Больше никого не приносили в жертву; в первую очередь Мигель проверил именно это. Дети не шарахались от него, а взрослые не вздрагивали, стоило подойти к ним поближе. Многие смастерили себе гитары, точные копии той, которую Мигель потерял где-то в джунглях. Попытка помириться с женой вождя ничего не дала: она и так была не в обиде и всем хвасталась, что первая встретила долгожданного бога. Мысленно порадовавшись, что упал на живот Таннабока, а не на грудь его прекрасной супруги, Мигель от греха подальше сбежал в центр города. Там его мгновенно окружили, попросили рассказать про божественные дела. Мигель стыдливо отговаривался, что об этом нельзя говорить на земле: бессовестно врать ему не хотелось. Люди понимающе кивали, а Мигель извинялся перед каждым и обещал, что станет если не хорошим богом, то другом и помощником для них. Тем, к кому можно прийти посреди ночи пожаловаться на гордую девчонку и неурожай золотых шелкопрядов, тем, кто подскажет, как лучше строить дом, и вместе со строителем будет ползать по крыше под возмущённые крики вождя. Тем, кто будет достоин зваться богом, даже если по его венам течёт самая обычная алая кровь. — На сколько бог Мигель хочется остаться? — спустя месяц осторожно поинтересовался вождь. Он тактично дождался, пока Мигель покажет всем желающим, как вязать прочные узлы (общение с моряками Синбада не прошло даром), и Мигель, конечно, удивился такому вопросу. — Уже гоните? — полушутя отозвался он. — Вообще-то я больше не хочу уходить. С богами скучно, знаете, сплошное вечное веселье, а здесь, с людьми, я чувствую себя живым. — Что вы! — обрадовался вождь. — Это же прекрасно, если вы останетесь с нами навсегда! «Пока не умру» мысленно добавил Мигель. Он вряд ли переживёт даже здорового во всех смыслах вождя, поэтому надо было торопиться — жить, остаться в памяти людей богом, о котором не стыдно будет рассказать внукам. Возможно, когда-нибудь к ним придёт новый бог с огнём и мечом, но пока Мигель жив, он собирался сделать Эльдорадо страной, которая не знает горя. — Скоро пойдёт дождь, — через несколько дней Мигель сказал это будто между прочим. Он играл с детьми в мяч и вдруг замер, повернувшись всем телом на север. Небо там было чистым и ясным, ни единой тучи, но на душе этих туч скопилось столько, что хоть выжимай из них влагу и создавай ещё одно озеро. — Вы уверены? — с сомнением протянул вождь. — Не то чтобы я не доверял вам, но… — Ой, забудьте, — легкомысленно махнул рукой Мигель. — Мало ли что взбредёт мне в голову! Но вождь не забыл и приказал убрать вещи, что сушились на улице, и колосья, которые земледелы совсем недавно срезали и разложили сушиться. Мигелю было стыдно за свой длинный язык, но ничего изменить он уже не мог — вождь упёрся рогом, и хоть ты танцуй вокруг него ритуальные танцы, всё равно не передумает. А вечером, когда горожане наконец расслабились в тени после полуденного пекла, небо внезапно затянуло чёрными, как ночь, облаками. Они грозно клубились и ворчали, словно дикие звери, в их утробе медленно зрели молнии. Буквально за несколько минут на Эльдорадо обрушился сильнейший ливень. Вода была непривычной холодной для этих мест, видимо, облака действительно принесло ветром с севера. — Повезло, — пробормотал Мигель. Он сидел на верхней ступеньке храма под навесом, ел золотое яблоко и выплёвывал косточки под струи дождя. Вода мгновенно подхватывала их и уносила прочь. — Мне просто повезло, никакая это не божественная сила. Хотя это чудо было было не сравнить с остановленным вулканом, люди были благодарны Мигелю за спасённый урожай. Прохлада, которая пришла с дождями, тоже их обрадовала, они верили, будто это бог Мигель постарался ради них. Оставалось надеяться, что сезон дождей закончится до того, как людям надоест плавать по дорогам, а не ходить. На небесах словно перевернули чашу с везением и оно всё досталось Мигелю: дожди закончились, вернулось тепло, вместе с ним пошли цвести клумбы, заколосились побеги, буйной зеленью вспыхнуло всё, что только могло расти ввысь и в ширину. Мигель только и делал, что ходил по городу и отдалённым местам, пробовал угощения, помогал по хозяйству и делал вид, что именно его суровый взгляд прогонял вредителей, а не они сами улетали по неведомым причинам. Реально спасти от них могли разве что яды, которые знали в Старом свете, но где это видано, чтобы бог в здравом уме травил тех, кто ему доверял? Лучше уж пускай саранча порезвится, чем дети слягут со вздувшимися животами. Для борьбы с пернатыми обжорами Мигель придумал хитрую штуку: попросил женщин сшить подобие одежд жреца, нарядил в них тряпичный чурбан и поставил в центре поля — отгонять самых трусливых. Чурбан в самом деле выглядел угрожающе и первое время его боялись сами земледельцы, но затем они рассмотрели в грубо нарисованном «лице» физиономию Цекель-кана и с радостью оставляли его стеречь урожай. Хоть с чем-то этот псих мог справиться без кровавых жертв. — Как славно вы придумали! — пугало на самом деле не было каким-то невероятным чудом. Мигель развёл руками на благодарности, улыбнулся — ему было неловко, ничего такого он не сделал. Трудно быть богом. Это не только важный титул и почитание народа, это — работа, которую необходимо делать каждый день и час. Разрешать споры, участвовать в жизни города, судить и миловать, подсказывать и учиться самому. Со стороны такая судьба могла показаться невыносимой, но Мигель был рад. Ему нравилась не власть, но чувство, что он совершал что-то значимое, что-то, что останется в сердцах и душах после того, как он сам уйдёт на небеса к настоящим богам. — Благословите на охоту? И неудивительно, что теперь люди поднимались в храм чаще, чем раньше. Даже по мелким и, казалось бы, незначительным поводам они обращались к Мигелю, хотя и про вождя никто не забывал. Иногда они вдвоём сидели на подушках и разговаривали с людьми об их проблемах. Так было легче, ведь за месяц невозможно узнать обо всём и разбираться в ситуации лучше, чем местные. — Какую ещё охо… Вождь выразительно округлил глаза и поднял брови. Мигель кашлянул. — Ах да, охоту! Благословляю, конечно. Охотник — высокий крепкий мужчина со шрамом на щеке — ждал, словно Мигель должен был сказать или сделать ещё что-то. — Ну… Я могу сходить с вами, — наугад ткнул Мигель, и лицо охотника засветилось изнутри. — Спасибо! — воскликнул он и, кланяясь, выполз наружу. Мигель поморщился: он не любил тупое поклонение с битьём лбом об пол. Это навевало неприятные воспоминания. — Что за охота? — спросил Мигель у вождя то, что следовало узнать сразу, а не откладывать на потом. Вождь медлил перед ответом, и Мигель успел вообразить себе ужасы вроде убивания себя об ягуара или прыжков в пропасть, но всё оказалось не настолько страшно. Точнее, страшно, но… — У нас есть обычай, согласно которому юноша, желающий доказать свою мужественность, должен выйти в джунгли и победить дикого зверя. Мы не хотим ничьей смерти, и если дело принимает дурной оборот, то юноша отступает, а не сражается до конца. Мигель подозрительно сощурился. — А раньше сражались? — Раньше у нас был жрец, а не бог, — просто ответил вождь. — Вы похожи друг на друга, как Луна и Солнце. — Я не хочу, чтобы молодой парень так рисковал, — беспокойство не оставляло Мигеля, он представил, как будет лично хоронить неизвестного пока человека, и ему стало дурно. — Это неправильно. — Поэтому там будете вы и лучшие воины, — успокоил вождь. Он говорил так уверенно и убедительно, что трудно было ему не поверить. Но Мигель заметил тень волнения и в его глазах, и решил, что после завершения этого глупого обычая… — Я отменю его. Клянусь, что отменю. Пусть девушкам обувь мастерят или соревнуются между собой, а не устраивают бессмысленные побоища! — Вы совершенно правы, бог Мигель, — склонил голову вождь, а Мигеля охватило новое незнакомое чувство. Кажется, вообще не его собственное. Другие называли его «благоговением». Охота запомнилась Мигелю запахом фруктов, пряностей и крови. Молодой охотник под руководством старшего загнал ягуара — мощного и яростного зверя, который сражался с людьми до последнего вздоха. Перед тем, как охотник проткнул его копьём, ягуар укусил его в ногу, и копьё выпало из ослабевшей руки. Мигель успел остановить лучников, которые хотели добить зверя: ягуар рявкнул и сбежал в джунгли, он понимал, что против стольких врагов ему не выстоять. Мигель опустился на колени перед раненым и прикусил губу. Клыки ягуара — это не шутки, тут не отделаешься детской песенкой. Хороший лекарь мог бы помочь, но что делать ему, который во врачевании знает лишь, что сердце находится слева? — Сейчас всё пройдёт, — пообещал Мигель, жалевший, что никто не скажет ему самому ничего подобного. Охотник держался молодцом и не плакал, хотя ягуар прокусил ему ногу насквозь и было это, надо думать, невыносимо больно. Мигель прижал ладони к пульсирующей горячей ране. — Вы испачкаетесь… — Молчи. Не до того сейчас. Он мог умереть от потери крови, от заражения, мог потерять ногу или проваляться в лихорадке неделю и медленно зачахнуть. Мигель знал его мать и сестёр, знал, что все смотрели на него сейчас. Знал, что если вернётся с трупом на руках, то народ его, может, и простит, но он сам себя — никогда. — Горячо… — охнул парень. Мигель только после этого понял, что отвлёкся, с ужасом глянул на рану — вдруг там уже всё, можно отрезать ногу без шансов, и застыл, не в силах ничего ответить. Из ладоней в ногу непрерывным потоком лилось тепло, словно раскалённое жидкое солнце. На глазах Мигеля и других охотников раны парня затягивались, на месте старой ссохшейся появлялась новая гладкая кожа. «Я же не пел…» Ну конечно он не пел! Он даже не вспомнил про песенку Рапунцель, посчитав случай с девочкой зимним чудом. Но Рапунцель и колдунья Эльза были далеко, а Мигель был здесь, и он, дьявол подери, спас человека от смерти! — Прости, что горячо, — хрипло сказал Мигель, кое-как протолкнув плотный комок глубже в горло. — Если останутся ожоги, будешь ими гордиться, идёт? Судя по тому, как парень смотрел на него, он был бы счастлив, как щенок, которого приласкал хозяин, вздумай Мигель оставить ему ожоги хоть по всему телу. Мигель медленно отнял руки и позвал старшего охотника, чтобы тот плеснул чистой воды на рану. Красноватые следы пальцев стремительно выцветали. А отметин клыков ягуара — не было. Будто и не кусал. — Славная была охота, — прошептал старший охотник, на что Мигель твёрдо ему ответил: — И последняя. Откуда бы ни взялась сила, отрицать её существование Мигель больше не мог. Он не стал прекрасным лекарем и честно объявил, что не будет ходить по всем больным и прикладывать к ним руки в надежде, что ему снова повезёт. Но если случится что-то серьёзное — да, постарается помочь. Этого хватило для бурного восторга и праздника, растянувшегося на целых три дня. Исцелённый охотник танцевал дольше всех и с разными девушками, а затем увёл одну из них подальше, к воде. Мигель не следил за ними специально, но откуда-то узнал, что ещё один обычай — дарить девушке белую лилию в знак любви — только что совершился, и девушка приняла цветок. Как бы между прочим Мигель спросил у вождя: — А те, кто хочет заключить брак, обращаются к вам, так ведь? — Ну нет! — рассмеялся вождь. — Неужели вы забыли? Все браки заключаются на небесах. Раньше мы спрашивали у жрецов, угоден ли богам союз юных сердец, но зачем нам теперь посредники, если вы чужие души видите намного лучше? Мигель не был бы так уверен на счёт душ и прочих союзов, но что теперь-то спорить? Он беспомощно улыбнулся, вздохнул и продолжил веселиться: вино лилось рекой, яблоки были сладки, а песни — полны надежды и обещания. Что именно они обещали, он понял лишь утром, когда очнулся с ужасной головной болью. Казалось, будто в черепе проделали дыру, насыпали туда меди и она перекатывалась внутри при слишком резких движениях. После «возлияний в честь бога» большая часть взрослых, кроме бедных стражей и патрулей, которые в любую погоду обходили границы, лежала пластом в домах и чувствовала себя почти также, как сам Мигель. На улицах можно было встретить лишь понимающе улыбающихся женщин и детей, которым было вообще всё нипочём. Они-то и подбежали к Мигелю. — Бог! — воскликнул самый смелый из них. — А мы видели возле скалы большую птицу! — Да, во-о-от такую! — подтвердил второй, широко разведя руки, чтобы показать размеры птицы как можно нагляднее. — Она летела совсем низко, а затем исчезла. Это ваша? — Моя, — соврал Мигель, понятия не имевший, какие птицы могли водиться в этой части мира. — Будете плохо себя вести — и вас в птенцов превращу, так и знайте. Дети прыснули во все стороны, как стайка пёстрых рыбок. Они не испугались по-настоящему (Мигель ведь добрый бог), но наверняка запомнили. Эх, если бы голова не раскалывалась, он не ляпнул бы ничего подобного, но что уж теперь. Не догонять же мелких. А ещё к нему спешили те самые стражи, которые бедные и с копьями. Мигель хорошо помнил, как они вели их с Тулио сквозь туман и везли на лодке по пугающему водяному пути. Тогда звериные шкуры и суровые лица внушали трепет. Теперь Мигель видел за ними людей — таких же, как он сам, растерянных и удивлённых. — Бог, на границе человек! Она перелезла через скалу… Кто «она» Мигель спрашивать не стал. Головная боль взорвалась в его несчастной голове вулканом и пропала. На миг зажмурившись, он глубоко вдохнул и сказал: — Ведите. Границей гордо называли пустующую часть города, где раньше находился храм Цекель-кана. Обломки каменного ягуара убрали, место расчистили, но людям там всё равно не нравилось. Мигель понимал их как никто, он и сам не горел желанием повторять фокус с прыжками и качанием на лианах. На границе стоял один из патрулей. Молодые парни под руководством опытного воина окружили невысокую девушку. Она была темнокожей, босой и такой спокойной, что в пору задуматься, кто кого на самом деле поймал. — Привет! — улыбнулась Мигелю девушка как старому другу. — Я проплывала мимо и решила заглянуть. А у вас всегда так дружелюбно встречают гостей? Мигель мог поклясться золотыми серьгами, чтобы видел девушку впервые в жизни. Но ради её же безопасности решил подыграть. — Извини, никак не придумаем, как отличать злодеев от безобидных принцесс, — хмыкнул он и жестом приказал стражам опустить копья. — Скажи, как ты попала сюда? — Забралась по лианам, — пожала плечами девушка. — Это было не сложнее, чем залезть на гору Лалотаи. Стражи переглянулись, на их лицах проступило изумление. Было от чего — девушка только что поставила в неловкое положение всех мужчин города, которые не смогли сделать подобное без верёвок и чужой помощи. На незваной гостье не было ничего, что могло бы удержать её на краю пропасти, и магией она тоже не пользовалась. Мигель почесал в затылке. — Что ж, раз ты пришла сама, то будь моим гостем, — предложил он. — С радостью! Только дождусь Мауи, он снова куда-то улетел. — Ма… — Мигель постарался сделать вид, будто это для него никакая не новость. Тем более в голове что-то щёлкнуло, рассказ детей про большую птицу легко привязался к девушке. Кто же она? В этот момент небо закрыла тень. — Гигантский ястреб! Да уж, если это большая птичка, то Мигель не хотел бы встречаться даже с уменьшенной копией. Такая тушка легко могла утащить лодку с гребцами или сломать паруса каравелле, что уж говорить про сражение с пешими людьми. Копья ей точно не причинят вреда — перьев много, а каждый коготь на лапе величиной с немаленький кинжал. — Нет, не трогайте! — девушка вдруг заслонила собой птицу. Это выглядело одновременно жутко и смешно. Птица закатила глаза. — Мауи, а ну живо превратись в человека! Ты пугаешь наших друзей. — Девочка, тебя бы отшлёпать, — проворчал ястреб и послушно превратился в коренастного и мускулистого мужчину. По всему его телу расползались татуировки, которые двигались, словно живые. А может, они и правда были живыми. Стражи рухнули на колени, один Мигель остался стоять перед настоящим богом и его спутницей. Тулио называл бы ситуацию «крайне неловкой». — Ну, чего уставился? — спросил Мауи. Он забросил на плечо рыболовный крюк, показавшийся Мигелю до боли знакомым. — Бога никогда не видел? — Каждый день в зеркало смотрюсь, — не остался в долгу Мигель и улыбнулся не менее широко, чем Мауи. — Добро пожаловать в Эльдорадо! Я ждал вас, друзья! Он приобнял девушку на плечи и шепнут ей на ухо: — Подыграй, — а Мауи просто показал кулак, который такого силача, конечно, ни капли не впечатлил. Но спорить он почему-то не стал, позволив привести и себя, и девушку в храм. Попросив вождя никого не пускать и задёрнув шторки, Мигель быстро обернулся к гостям. — Не знаю, кто вы такие, но я точно уже видел раньше этот крюк! — воскликнул он радостно. — Крюк был на небе, правда, но благодаря ему и морякам на лодках… — Так, подожди, — прервала Мигеля девушка. — Может, расскажешь сначала? И он рассказал: девушка, назвавшаяся Моаной, слушала внимательно, в то время как Мауи колупал ногтем золотые украшения и валялся на подушках. Угощения ему тоже понравились. Разговор плавно изменил русло. — Ты пришла сюда потому что тебе сказал об этом океан? — Мигель устал удивляться. Он поверил. Трудно не верить, когда вокруг тебя каждый день творятся чудеса. — Да. Я не знала, что ты тоже видел моих предков, — кивнула Моана. — Бабушка до сих пор помогает нам в путешествиях, следует за нами в облике… — Ската. Значит, та ночь и те люди на лодках ему не приснились. Мигель не понимал, почему, но ему стало легче. Кажется, сама мысль о том, что всё это — Эльдорадо, магия, живой океан — лишь плод воображения, причиняла ему физическую боль. А Моана приплыла и заживила раны, оставив после них запах соли и рыбы. — Это всё чудесно, но при чём здесь я? — зевнул Мауи. — Не я указывал тебе путь, а вот её, избранной, предки. С неё и спрашивай. — Я не избранная и не принцесса, а дочь вождя! — возмутилась Моана. — Вместе с отцом я ищу новый остров, где всё наше племя может жить в радости и достатке. Мигель развёл руками. — Извини, но сюда я не могу вас пустить. Для местных я вроде как бог. — Да человек ты, не пытайся дурить великого Мауи! — хохотнул великан, с лёгкостью взмахнул крюком и превратился в игуану. Вёрткая ящерица забралась Мигелю на плечо, обернулась жуком-носорогом, а затем вспорхнула под потолок ястребом. На крыле его Мигель заметил схематичное изображение крюка. — Раньше я тоже так думал… — вздохнул Мигель. Ладони горели, как и уши. Он знал, что делал, когда обманывал жителей Эльдорадо, но слышать из уст настоящего бога правду было неприятно. Будто всё, что он совершил ради людей — пустой звук и даже рядом не стояло с подвигами Мауи. Хотя типом он был весьма доставучим и раздражающим. — Но? — Моана ободряюще погладила Мигеля по плечу. — Но что делать с золотым свечением? Его видел не я один. Может, в городе живёт другой бог, который творит за меня чудеса? Мауи перестал гонять воздух под потолком и резко спикировал вниз. На Мигеля упал не ястреб, а странный разноцветный петух. Спасибо, что не туша кита! — Слушай сюда, парень, дважды повторять не буду, — Мауи схватил Мигеля за ухо, и по тому, как вытянулось лицо Моаны, Мигель понял, что когда-то она точно также хватала «великого и непобедимого». — Если в тебя верят люди, то не предавай их веру. То есть, ты наверняка ничего не умеешь, куда уж тебе, но всякое бывает, поэтому не смей никому говорить… На середине своей пламенной речи Мауи внезапно запнулся. Чёрные маленькие глаза уставились на Мигеля, словно видели впервые. С такого расстояния Мигель мог рассмотреть каждый волосок в густой шевелюре и каждую деталь на роскошных татуировках. Маленькая копия Мауи махала с предплечья и хвастливо показывала связку рыбы. — Хах… Ничего себе. — Ты о чём? — вполне благодушно для человека, которого всё ещё держали за ухо, уточнил Мигель. Он надеялся лишь, что вождь не зайдёт в храм в такой неудобный момент. — Держи крюк, — без объяснений Мауи сунул Мигелю в руки своё оружие. Моана подскочила на месте: — Зачем? Ты же говорил, что только у тебя получается… — Говорил, — отмахнулся от неё Мауи, но не до конца: Моана упрямо подлезла под его рукой и взобралась на плечо, откуда открывался обзор получше. — А теперь говорю, чтобы этот недобожок попытался его использовать. Мигель с трудом удерживал крюк двумя руками. И что с ним делать? Размахивать и выкрикивать заклинания? Пытаться убить кого-то и не убиться самому? Крюк был прохладный и влажный, словно его только что достали со дна моря. Поднапрягшись, Мигель смог поставить его ровно и вцепиться в отполированную тысячелетиями рукоять. — Уф… Не знаю, чего ты от меня хочешь, но я не смогу… — Бог Мигель, простите, что отвлекаю… — как назло именно в момент полного бессилия в храм заглянул вождь. Мигелю было так стыдно показываться перед ним — нелепым, с красными от натуги лицом, беспомощным по сравнению с Мауи, от которого во все стороны разлеталась убойная харизма — что мысленно он захотел стать крошечным, почти незаметным, как тот жук, в которого недавно превратился Мауи. — Вы что-то сделали с богом? — всем своим немаленьким телом вождь надвинулся на Моану с Мауи, не замечая Мигеля. — Вас немедленно казнят, если!.. — Ой, бросьте, — хмыкнул Мауи, когда рассмотрел на полу что-то маленькое и дрожащее. Он подставил этому палец и протянул вождю. На пальце сидела бабочка с золотыми крыльями. — Вот ваш бог, цел и невредим. Просто захотел полетать. — Прошу простить за дерзость, — растерялся вождь. Мигель открыл глаза и взглянул на гигантских людей, которые окружили его и выглядели жутко. В тот же миг тело окутала знакомая золотистая дымка, и на ладони вождю упал котёнок леопарда. — О, бог Мигель, умоляю вас не показываться в таком виде перед детьми! Мигель при всём желании не мог ответить, но был полностью согласен: милый котёнок точно никого не напугает, а репутацию грозного божества возвращать придётся долго. — Иди-иди, — прогнал вождя Мауи, пока Моана крутилась на его плечах и сдерживала рвавшийся наружу смех. Мигелю было совсем не смешно, но он понятия не имел, как вернуть себе человеческий облик, поэтому полагался только на своих неожиданных учителей. — А ты стой, малявка. Представь кого покрупнее, что за ерунда тебе в голову лезет? Наверное, магия крюка работала именно так: его владелец представлял животное, в которое хотел превратиться, и крюк изменял его тело. Из головы вылетело удивление Моаны, которая утверждала, что у неё ничего не получалось и в её руках крюк оставался просто крюком. Под руководством Мауи удалось сменить подряд сразу несколько обличий: от броненосца до быка, который с радостью погонялся за Мауи по храму и даже выгнал его на ступеньки, переполошив дежуривших там стражей. К чести Мауи, он завопил: — Не убивай! — и, коснувшись рога Мигеля, превратился в… оленя. — Свен? — удивился Мигель больше тому, что Мауи откуда-то знал, как выглядел друг Кристоффа, чем собственному возвращению в нормальный облик. Разыграв сцену «боги помирились», они вернулись в храм, где Мигель тут же полез с расспросами. — Да не знаю я никакого Свена! — раздражённо буркнул в конце концов Мауи. — И в Эренделле никаком не был, это где вообще? Ты думаешь, стал бы я в этом, — он ткнул себя в голую грудь и повязку на бёдрах из листьев, — разгуливать по стране, где нет тёплого песка и красоток, готовых упасть к моим ногам? Моана пнула нахала по голени. — Ай, ты чего?! Мигель рассмеялся: отвлечься на их разборки было проще, чем думать о магии. — Красавиц здесь полно, как и тепла. Если хочешь, можешь остаться ненадолго. — Нет уж, — глаза Моаны сверкнули, как грозовые тучи. — Мы уходим! И ты объяснишь, зачем вообще затеял это представление с крюком? Вид у Мауи был невероятно хитрый, он подмигнул Моане и ничего, конечно, не объяснил, а Мигель слишком устал после превращений и погонь, чтобы добиваться правды. Люди видели его «чудеса», так что теперь не отвертеться — надо придумать объяснение и рассказать, почему гости бога так быстро сбежали. Не остались даже на праздник, хотя вождь и предлагал: столы ломились от еды, люди улыбались, глядя на Мауи и дружелюбно кивали Моане. Её приняли за свою сразу же, бога же здраво опасались. Чужой. — Обратно ты тоже полезешь? — спросил Мигель, когда они подошли к скале. Моана отказалась от безопасного спуска и примеривалась к гладким выступам. На спине, не прикрытой туникой, расправил крылья огромный ястреб. Крылатая, как и Мауи, она не боялась ни богов, ни монстров, ни высоты. — А что мне ещё остаётся, — Моана сдула со лба прядь и улыбнулась. — Мауи уже на той стороне. Он дождётся меня, а я — настигну его и скажу… что-нибудь. Я пока не решила, что именно. Вечер царил в Эльдорадо, закат щедро облил розовым и жёлтым дороги, воду и деревья. В его свете Моана казалась нереальной, призраком вроде тех, что плыли по океану вслед за скатом. — Что же ты сказала ему в первый раз? Татуировка на спине хлопнула крыльями и потеряла одно перо, которое медленно заскользило по боку, мимо других татуировок — лодки, островов и двух фигурок, что махали вслед третьей. Где-то Моану ждали её родители, её народ. Хотел бы Мигель тоже иметь крылья и пересечь однажды океан, чтобы… — … и вернёшь сердце Те Фити! — Мауи украл чьё-то сердце? Моана подпрыгнула и зацепилась за выступ. Босая нога, соскользнув в первый миг, нашла крепкую опору. — Он постоянно их крадёт. Такой уж характер. Попутного ветра, бог Мигель! — И тебе, Моана из Матануи. Она ушла из Эльдорадо, и вместе с ней ушли сомнения, которые лежали последними камнями на сердце. Мигель по-прежнему не считал себя богом, но ощущение перемен ему понравилось. Возможно, к концу срока своего царствования и жизни он вспомнит те минуты и почувствует себя счастливым. — Всё в порядке? — вождь смотрел на него иначе: с уважением и гордостью. Так он не смотрел даже на своего сына, который недавно принёс из джунглей больше всего фруктов. — Всё отлично, — кивнул Мигель и хлопнул вождя по плечу. Вождь не вздрогнул и не отшатнулся, что показалось хорошим знаком. — Лучше не бывает! Но что-то я устал от всех этих гостей… Разбудите утром? — Как прикажете. На мягких подушках и одеялах одному спать было непривычно. Не хватало сопения Тулио, который часто дышал только одной ноздрёй из-за старой травмы. В детстве за кражу его избили и повредили что-то в носу. С тех пор он храпел, если лежал на правом боку, и говорил в нос, когда умудрялся простыть. Не хватало тихого, едва слышного дыхания Чел. Гордая и независимая днём, ночью она старалась занимать меньше места, ложиться на краю или прятаться в объятиях Тулио. Рядом с ними Мигель чувствовал себя неловко, когда они просили его сходить погулять. Но всё равно Чел была его другом, а про друга невозможно забыть ни через месяц, ни через годы. Фырканье Альтиво — тоже приятный и знакомый звук; не то чтобы Мигель скучал по нему, но сон в пустом храме, куда звуки добирались только по большим праздникам, был похож на наказание, а не привилегию. Повезло, что в эту ночь Мигелю приснился один из самых любимых снов. В нём он очутился вновь в Мадриде, горячем и солнечном, похожем на страстного тореадора. Испания встретила своего любимца смехом из таверны, руганью со стороны порта и огрызком яблока, на котором Тулио чуть не проехался до ближайшей бочки с сельдью. Мигелю было смешно, странно и колко, словно его напоили вином и заставили пройтись по тонкому канату над пропастью. В тот день они правда шлялись по городу, как пьяные, и Мигель любил вспоминать об этом и проживать заново хотя бы во сне случившееся с ними пряное ничего. Ни погонь, ни розыгрышей, ни ссор и драк на потеху публике. Он видел забавно подпрыгивающий при ходьбе хвостик Тулио, слышал женский смех и уклонялся от прохожих, которые ворчали на них вполголоса, но не пытались пока позвать стражу. — Эй, партнёр… Мигель хорошо помнил: он позвал Тулио, предложил срезать путь по крышам, потом они украли кислые яблоки у торговки и до позднего вечера дышали запахом моря, вина и дорогой еды, ароматы которой долетали из окон заведений для богатеньких уродов вроде Кортеса. Но сейчас, вопреки логике сна, Тулио почему-то свернул в переулок, вынудив Мигеля сделать точно так же. Он пытался окликнуть друга и задать вопрос: а какого, прости, дьявола, ты творишь, только голос не слушался. Всё, что оставалось делать Мигелю, — это догонять, ныряя под развешенным вдоль улиц бельём, перепрыгивать бочки, отмахиваться от блаженных, обещавших конец света всего за десяток медяков. Тулио двигался с какой-то целью и молча, что было на него совсем не похоже. Обычно каждый гениальный план он разжёвывал не по одному разу, чтобы до Мигеля точно дошло. — Что про… «Это сон», шепнул внутренний голос, это всего лишь сон, в конце которого ты проснёшься. Ничего страшного не случится, если ты заткнёшься и проследуешь за Тулио, верно? Зачем портить сюрприз. Какой сюрприз и кто приготовил его, Мигелю спросить было не у кого. Он шёл за Тулио, как привязанный, наблюдал, как медленно и на первый взгляд неуловимо менялся знакомый с детства Мадрид. Появлялись прямо на ходу новые улицы со странными названиями, вырастали из-под земли незнакомые деревья, из приоткрытых окон и дверей лилась музыка, которой Мигель никогда не знал. Тулио или что-то, притворявшееся Тулио, пропало. Потеряв его из виду, Мигель остановился было в нерешительности, но быстро продолжил путь — было страшно, да, но мантра «это сон» позволяла идти дальше, пока ноги не остановились в конце огромной очереди. Люди в ней выглядели экзотично: дамы в пышных платьях, мужчины во фраках, словно они все собрались на карнавал или решили отпраздновать явление особо пристрастного к внешности божества. Попытавшись постучать пальцем по плечу стоявшей перед ним леди, Мигель со смесью ужаса и смирения ощутил, как палец провалился сквозь смуглую кожу. «Это сон» Сон ли? Его не видели и не слышали, он был призраком на празднике жизни. Очередь двигалась, как гигантский змей, в голове которого ждала смерть с гостеприимно распахнутой пастью. Мигель вздохнул и вклинился в самое начало, чтобы узнать… Очередь в «ресторан Тианы» тянулась почти на всю улицу. Конца её не было видно, люди возбуждённо переговаривались, смеялись, спрашивали друг друга «я хорошо выгляжу?», а затем танцующей походкой заходили в ярко освещенный зал. Оттуда лилась восхитительная музыка: грустная и при этом лихая, полная надежд и желаний изменить жизнь к лучшему. Переливы нот взлетали к потолку и опускались на плечи мягким покрывалом. Вечно бы стоял и слушал, но тут кто-то тронул Мигеля за плечо и крикнул в ухо: — Хорош джаз, да?! Странно, он думал, что никто не мог коснуться его или заметить, но выходит, что нет. Правила игры-сна были не до конца понятны, ну и чёрт с ними. — Джаз? — переспросил Мигель. — Потрясающе! — И будет ещё лучше, когда ты узнаешь, кто играет, — говорил это тип в черном фраке и цилиндре, ушлый на вид, но не Мигелю жаловаться на чужой способ вытягивать деньги из карманов доверчивых людей. — Кто же? — Смотри! — На сцене перед публикой играл и танцевал… прямоходящий крокодил! Если бы Мигель уже не видел собственными глазами Моану, перелезшую через горы, и Мауи с его волшебным крюком, он был сел там, где стоял. Его спокойствие не укрылось от человека в черном. — Да ты не из простых! Хочешь ещё послушать? И они сели за столик на улице, невидимые для остальных людей. Сначала Мигелю было страшно вот так вот «выпадать» и чувствовать себя пустым местом, но со временем страх прошел. Это даже удобно: никто не дергает, не задаёт вопросов, не удивляется, откуда вылез парень, у которого из одежды только юбка, плащ и золотые украшения. И ещё одно — если его заметил человек в черном, значит, он и не человек вовсе. — Девочка так долго шла к своей мечте, — говорило это существо в цилиндре, потягивая сигару. — Работала, не покладая рук, во всем себе отказывала, а потом встретила принца… и всё равно добилась всего сама. Принц не без моей помощи стал лягушкой, а шалопаем и бедняком он был и до этого, просто умело скрывал за обаятельной улыбкой. — В моё время мечтали открыть новые земли, а сейчас — ресторан, — хмыкнул Мигель, не уточняя, впрочем, в какое «его» время. Человек в черном понял и так. Он протянул толстую сигару. На вкус она была как ром со жгучим красным перцем, и от неё из ушей валил дым. Мигель расхохотался, а человек продолжил прерванную историю: — Знаешь, как обычно заканчиваются сказки про принцесс, мой юный друг? «И жили они долго и счастливо!». Но с нашей принцессой случилось не совсем типичная сказка. Ты ведь знаешь… видишь? Мигель видел прекрасную темнокожую девушку в белоснежном платье и мужчину рядом с ней. Видел гордость и счастье, видел любовь, а ещё — измену, ведь принц не любил работать и бегал к богатенький даме, пока его собственная дама сердца распоряжалась рестораном. Америка, открытая намного позже, подарила миру многое, в том числе американскую мечту и американское горе. Испанская женщина, подумал Мигель с горечью, заколола бы изменника кинжалом, и была бы права, как бывает права всякая женщина, чьё сердце забрали, а затем выбросили, как ненужный хлам. — Об этом я знать не хотел, — грустно сказал он. — Но такова жизнь! C'est la vie! — А мужчина за её спиной — кто? Возле Тианы крутилось множество мужчин. Молодых и старых, красивых и страшных, полных амбиций и маменькиных сынков, способных только выполнять чужую волю. Ни одного из них Тиана не выделяла, занятая своим детищем и матерью, статной, несмотря на седину, женщиной. Она сидела за лучшим столиком ресторана вместе с родителями мужа, но был там и ещё один человек. Тот, кого, как и Мигеля, никто не видел. Суровый, с выправкой солдата, он смотрел на Тиану с такой всепоглощающей нежностью, что становилось ясно: он любит её даже после смерти. — И часто мертвые ходят среди живых? — Не чаще, чем боги, — рассмеялся человек в черном и протянул Мигелю руку — пальцы на ней напоминали узловатые корни, какие обычно оплетали могилы на кладбищах. — Пойдем, дружок, покажу ещё одно место и время, где мертвых столько же, сколько и тех, кто ещё топчет эту грешную землю. Мигель до сих пор был уверен, что все это — сон, а во сне не стоило отказываться от таких щедрых предложений. Следом за человеком в цилиндре он перелез через невысокий забор и лишь вскользь удивился тому, какая у человека подвижная и самостоятельная тень. На улицах им попадались редкие прохожие, но в основном было пустынно, хотя и не жутко — если прислушаться, голоса и смех людей доносились даже из самых бедных домов. — Сюда, сюда! — вели его, конечно, на кладбище, а на кладбище тоже было людно: танцевали скелеты, одетые в разнообразные костюмы, кто-то играл на гитаре, кто-то обнимался с друзьями, кто-то степенно шел по дороге из лепестков. Лепестки складывались в мосты, по ним идти было очень удобно. Мигель обернулся — и не увидел ни отблесков ресторана Тианы, ни узких улочек Луизианы. — Где мы? — Просто послушай, — улыбнулся человек в черном. — Музыка объясняет лучше слов. Если и было в мире что-то, чему Мигель доверял безоговорочно, то это была музыка. Следуя за нарядно одетыми людьми, он чувствовал, как под ногами пружинил мост, как веяло запахом цветов и благовоний. Человек в черном постоянно болтал обо всем на свете, а под конец разукрасил лицо Мигеля светящейся краской, чтобы оно тоже было похоже на череп. Из яркого кладбища по прямому коридору они попали на не менее ярко украшенные улицы. Всюду висели фонарики и гирлянды, вместо мусора ветер игрался с лепестками, а столы, вытащенные даже на общие улицы, были заставлены едой. Ни голода, ни усталости Мигель не испытывал, но его охватила благодарность к живым, которые помнили и чтили своих родственников, даже самых дальних и, может, не самых любимых. Разным людям нашлось место на алтаре, и Мигель из каждого двора, из каждого дома слышал: «А это твой прапрадедушка Марси, он был башмачником», или «Не забывай бабулю, она будет грустить, если в следующем году ты не угостишь её нашим фирменным пирогом!» И ещё была музыка, и была она жизнью, и была она всем. — Мигель! Кто-то оклинул его, но, обернувшись, Мигель не узнал этого человека. Сморщенная, как горох, старушка опиралась на трость и смотрела на мальчика в сомбреро, вокруг которого собрались и живые, и мёртвые. — Как же он вырос… — И не говори, Коко, — согласился с ней долговязый скелет, похожий на бродячего артиста. В его руках была белоснежная гитара с грифом, который заканчивался причудливым узором. — Дети так быстро растут! Но он проживёт долгую и счастливую жизнь, мы ещё успеем погулять на его свадьбе! Мигель осторожно отошёл в тень, чтобы не привлекать лишнего внимания. На него и так оглядывались мёртвые, с удивлением отмечая совершенно здоровую кожу и плоть, а не чёрно-белые нити костей и рёбер. Человек в чёрном пропал, а музыка хотя и ласкала слух, не давала ответа на главный вопрос: почему в этом сне, так похожем на реальность, Мигель никак не мог найти и догнать Тулио? — Ищешь кого-то, сынок? — участливо спросил один из скелетов. Мигелю стало неловко. — Нет-нет, простите, я, кажется, обознался. — Тогда просто послушай своё сердце и найдёшь правильный путь, — подмигнул ему скелет и ушёл плясать в круг, который создали долговязый и мальчик, каждый в своём мире. Мигель понаблюдал за ними немного и решил последовать дельному совету. Это место было слишком похоже на Испанию, а родная земля помогала всем без исключения. В толпе ему показалось… лишь на миг почудилась знакомая прямая спина Тулио. — Партнёр! — крикнул Мигель и бросился за ним, боясь снова не догнать. В последний момент Тулио ускользал, вёл лихими тропами, сворачивал в тупики, вынуждал забираться на крыши и перепрыгивать с дома на дом, рискуя запутаться в ногах и собственных видениях. Шаг за шагом Мигель уходил с гостеприимных улиц, лепестки под ногами застывали ледяным крошевом, сменялись хрустящим снегом, на котором босые ноги должны были оставлять кровавые следы. Умом Мигель понимал: обычные люди без тёплой одежды замерзали насмерть. Но ему не было холодно, несмотря на то, что вокруг раскинулась бескрайняя снежная равнина. Оглянувшись, он уже не удивился, когда не увидел ни танцующих скелетов, ни заставленных фотографиями столов. Он даже не задавался вопросом, откуда вообще узнал, что такое «фотография». Пейзаж был… безрадостным. Из-под снега торчали рукояти сабель, жалобно ржали кони, которые наверняка сломали себе ноги или спины. Чёрными проплешинами лежали изломанные, как тряпичные куклы, тела. Здесь совсем недавно сошла лавина, сметя со своего пути целую армию. Мигель ступал по свежему снегу, не оставляя даже вмятин на его поверхности, и заставлял себя не переживать. Столько людей погибло! Столько умирало прямо на его глазах, но стоило потянуться к ним сквозь толщу снега, как крошечные трепещущие огоньки с тихим дребезжанием гасли. — Что же это за побоище? Ответа не было; кругом ни души, только очень далеко, на возвышении, Мигель сумел ощутить тепло. Там, кажется, кто-то был. Он поднялся на гору, вздрагивая от каждого дребезга — со временем эта жуткая музыка слилась в единый неразборчивый гул. На возвышении Мигель увидел девушку. Она куталась в одеяло, а над ней занёс меч мужчина, солдат. Все они выглядели странно — узкоглазые и какие-то жёлтые, полные непередаваемого словами достоинства. С первого же взгляда Мигель понял, что мужчина не отступит, а женщина не попросит о пощаде. — Стой! И он метнулся между ними, надеясь успеть хотя бы сейчас, хотя бы за секунду до, как в тот миг, когда прыгнул и повис на парусе. В лезвии Мигель увидел собственное яростное лицо, а затем оружие с грохотом упало ему в ноги. Послышались редкие, хлёсткие аплодисменты. — Какой молодец! Красавец просто! Мальчик, ты в курсе, что только что изменил историю? Этот человек… даже не так, этот НЕ человек не напоминал ни скелетов, ни типа в чёрном цилиндре. Он был выше, сильнее, он был сгустком такой концентрированной тьмы, что Мигель искренне не понимал, почему снег вокруг него до сих пор оставался белым. Существо прекратило хлопать и достало из-за пояса странного свободного одеяния блокнот и перо. — Фа Мулан — прочерк… Будет жить, чертовка. Повезло её семейке и этому генералу, ничего не скажешь. — Кто ты? Солдаты ушли, оставив девушку одну вместе с конём и странной говорящей ящерицей. Мигель не прислушивался к их разговору, ведь ни его самого, ни существа с синими волосами они не видели. — У меня много имён, но можешь звать Аидом, — пожало острыми плечами существо. — Мне плевать, суть от этого не изменится. Эй, Танатос, на пять градусов левее ещё один! Повинуясь крику Аида, из пустоты появился мужчина с чёрными, как уголь, крыльями за спиной. Он тоже не оставлял следов, а из его рта не вырвалось даже пара. Схватив за волосы лежавшего под снегом человека, он провёл мечом по его горлу. — Сто тридцать шестой, — Аид записал в блокнот число с таким спокойным лицом, словно не слышал, как звонко-болезненно треснул, погаснув, очередной огонёк. — А этих гуннов тут тысячи… М-да, мы надолго застряли. Где там Гермеса носит и его термос с кофе? Мигель ощущал себя человеком, которого вывели на эшафот перед толпой народа. Верёвка уже затянулась на шее и табурет под ногами шатался, но палач мучительно долго тянул, прежде чем толкнуть последнюю опору. — Это же сон! Я заснул в храме и не могу… — Сон? — клыкасто ухмыльнулся Аид. Он покрутил в пальцах перо, задумчиво пососал кончик. — А ты забавный, юный бог. Совсем ещё глупый, ничегошеньки не знаешь. Беспомощный и наивный, как новорождённый младенец. — Так это не сон, — убито выдохнул Мигель. Лучше бы холод отморозил ему ноги или гунны зашевелились, восстав из-под снега мёртвой армией. — Все эти люди… — Погибли, потому что их остановила девушка, переодевшаяся парнем, — Аид даже не потрудился прикрыть зевок ладонью. — Что ты оседаешь-то, проживёшь с моё — и не такое увидишь. Да Цербер тебя задери, Танатос, ты ещё одного пропустил! Работай лучше, а то отпуска мы до следующего восстания моего папаши не увидим! Аид ругался и требовал позвать Персефону, которая одна была смыслом его унылой и серой жизни, потом заталкивал обратно в сугробы гуннов и вычёркивал имена тех, кого Танатос убивал своим мечом. Спустя десяток душ Аид наконец обратил внимание на Мигеля, который пустым взглядом смотрел в снег. — Ты ещё здесь? Ох, горе-то какое… С молодыми богами, да ещё такими сильными, возиться — то ещё удовольствие. Давай, вставай. Вот так, молодец. В глаза смотри! Мигель послушно заглянул в глаза смерти — там было темно, тепло и пахло почему-то фруктами. Перед тем, как проснуться, он успел увидеть, как Аид толкнул его тело с обрыва и пожелал поменьше принимать близко к сердцу чужую смерть. Это далеко не конец, сказал Аид на прощание, и Мигель с радостью ему поверил, иначе его собственное сердце осталось бы навечно среди снегов далёкого перевала, где смелая Фа Мулан спасла Китай.