Я так хочу до тебе (Твари)

Звезд с неба Пакито Суавес не хватал, но камердинером был отменным: четверть часа, немного колдовства и румян, и вот Величество уже вполне достойный кавальеро, увидишь — не упадёшь. Последнее было очень важно, ибо... — Соберано, ай е! Ла вентана! — Ступай, Пакито. ...ибо устремлённому, кроме двери, доступны два пути — дымоход (но дымоход мы отвергаем за некуртуазность имеющейся в нем сажи) и... — Прошу простить меня за вторжение, Ваше Величество! ...окно. Джастин Придд, лёгок на помине, спрыгнул в комнату и, повторив свою просьбу, замер в грациозном поклоне. — Какая прелесть. Рокэ был несказанно рад, что новьо в добром здравии и по-прежнему лихо лазает по лозе. И все же не смог отказать себе в удовольствии пройтись до обесчещенного окна и обратно. Якобы чтобы закрыть его, а на самом деле хотел потоптаться по роскошным алым перьям — красе и гордости Приддовой шляпы. — Неужели это снова в моде? — Что именно, Ваше Величество? Вторгаться или исполнять приказы? — наивности фиалковых глаз позавидовали бы сами фиалки. — Вы велели убираться к кошкам, а кошки... — Довольно, довольно. Спруты нынче пошли такие, что посрамляют кошачье племя играючи. Дорак и Савиньяк свидетели. Взгляд Эстина похолодел, а Величеству того и надо было. Со всей доступной ноющим костям небрежностью он опустил себя в кресло. — Я имею в виду этот фонтан, — мысок туфли качнулся навстречу притоптанным перьям. — Если не ошибаюсь, в девяносто пятом году он (или ему подобный) отличился при отчаянной атаке на редуты гаунау. Неужели не надоел за столько лет? — Нет, Ваше Величество, — с вызовом ответил Джастин. — Нисколько. Сожалею, если вам неприятно, но я склонен к постоянству и храню верность многим привычкам. Даже не самым... эм... модным. Эр Постоянство потупил взор, будто признался в чем-то постыдном, но в уголках губ — Рокэ готов был поклясться — притаилась ирония. Ну вот, Величество, тебе и сказали правду. Ты — устаревшая привычка, отжившая своё рухлядь любви. Неприятно? Да. Заслужил? Более чем. Они никогда не чурались правды. Но когда один столь же талантлив в разрушении, сколь бездарен в созидании, другой должен явить мужество и быть терпеливым. К счастью, мать-природа не обделила Джастина даром снисхождения. Если бы не эта ангельская черта, гореть бы им обоим в Закате ещё семь лет назад. Задушили бы друг дружку в очередной постельной дуэли. И не было бы ничего, даже редких мучительных встреч, подобных этой. Не было бы самой радости жизни, одни упрёки и долги... Сентиментальные мысли, которым Рокэ невольно и очень некстати предался, неизбежно спровоцировали прилив дури — и к голове, и к паху. Сказалось и то, что он не выпил зелье — эти морисские настойки и Моро бы сделали мерином. — Так что и где горит? В честь чего вторжение? — Срочное сообщение от Первого маршала! — бодро соврал Придд. Этому благородному кавальеро игривости во все дни было не занимать. — Изложите. — Не успел придумать, Ваше Величество! Мои извине... Величество упреждающе повел рукой. Эстин покорно замер в полупоклоне. Глаза мерзавца светились почище, чем у Твари. Только фиалковым, не алым. Призови его! Призови!!! Тварь словно влезла в череп и орала там, царапая стенки. Будь ты проклята, ракшаси!!! Рокэ утопил лицо в ладонях и начал произносить священные имена. Повторяя их снова и снова, он наконец добился тишины. В освежённом молитвой уме очень кстати прибавилось ясности. «Ты знаешь, что делать. Джастин пришел навестить своего непутевого короля перед дальней дорогой в Гарикану, только и всего. Такова традиция, одна из немногих, переживших Излом — видеться перед отъездом. Всё, чего от тебя ждут — пожелание хорошей дороги». Большего новьо не просил даже взглядом, но именно поэтому хотелось дать больше. Каряьрра! — В ногах правды нет. Прошу. — Благодарю. Джастин расположился в кресле напротив, но так неосновательно, что это граничило с непочтительностью. Вот-вот вскочит на подоконник и, махнув шляпой, улетит к... К. — На рассвете в путь? — Почти, Ваше Величество — сегодня мы заночуем в Фрамбуа, а оттуда... Рокэ бросил взгляд на часы и присвистнул. — Да-да, — поспешно согласился Джастин, — времени чуть. Но я не осмелился нарушить наш обычай. Он приносит удачу. Или я верю в то, что он приносит удачу. — «Он верит так сильно, что боги ему не нужны», — не помню, кто это сказал. Или спел? — Я тоже не припоминаю автора, Ваше Величество. Повисла долгая пауза. Рокэ мысленно прощался, Эстин, ни о чем не подозревая, очаровательно скучал. Талант красиво убивать время — редкое дарование, и оно, увы, исчерпаемо. В конце концов Эстин так извёлся, что решился первым начать беседу. — Что за сражение тут было? — новьо указал на столик, усланный письмами. — Немного повоевал с прошлым, — пожал плечами Рокэ. Ему было жаль уходящего момента. — И кто же победил? — Думаю, ничья. — А потом Ваше Величество гадали на травяной гуще? — Джастин наклонился к столику и смешно наморщил нос, уловив запах зелья. — Фу, гадость. Сей нос почитался многочисленными поклонницами и поклонниками герцога Придда как святыня. Прямой, изящный, с аккуратно скругленными крыльями и узкими трепетными ноздрями — истинный шедевр природы с небольшим «пороком» в виде россыпи медных веснушек. Причем недостатком их полагал один лишь владелец, а Рокэ назло тому бережно хранил эмалевый медальон, в котором художнику полупрозрачным взмахом кисти удалось передать именно эту ускользающую прелесть. — Гадать — не порок, когда больше нечего делать. Вот эти пятна, к примеру... — Величество подцепил уголок первого попавшегося конверта, вгляделся в потеки зелья и чернил. — Напоминают очертаниями... хм... Надор. Поклонник надорской герцогини встрепенулся, словно обнаружил под задом шпильку. Рокэ мысленно похвалил Райнштайнера, да благословят Четверо его зоркие глаза. От шефа Тайной канцелярии он знал и про тройственные гуляния в парке, и про поглаживание меховых шалей. Гладить замужнюю даму на глазах у её ревнивого супруга — это так, ай-яй-яй, неприятно. Но удержаться Эстин не смог ... — Скажите, Джастин. Вы на правах друга семьи наверняка знаете. Как поживается эрэа Литтенкетте в Надорах? Суровые холода не угнетают нежный гиацинт её души? Да, он издевался. Величествам это позволительно. А рыцарям только и остается, что нервно крутить перстни на точёных пальцах и выдумывать вежливые ответы. — Холода угнетают. — Но, кажется, Эрвину не составляет труда отогревать её. По крайней мере, — Рокэ мило улыбнулся, — три раза он справился успешно. Он издевался, чтобы Джастин запомнил эту встречу как можно менее приятной. Чтобы по дороге в Гарикану злился, а не тосковал. — Я не слежу за супружескими подвигами Ноймаринена, — холодно процедил Джастин. — Разрешите откланяться? Рокэ отрицательно покачал головой. — Налей себе вина и не гневись столь откровенно. От этого бывают ранние морщины и несварение. — Вам виднее, Ваше Величество. «Вот язва!» Довольный своей шуткой, Эстин направился к столу. Не гневаться он не мог, а уходить не хотел, хоть и пытался изобразить обратное. Ему редко удавалось скрыть чувства: наречённый Юстинианом обречён любить истину. Истинный рыцарь во всем. Защищать даму сердца до последнего вздоха. Окажись она хоть закатной демоницей — однажды поклявшись, будет стоять за неё на смерть. Но с той же непреклонностью хранить верность и королю, и... Пальцы сами собою легли на аметистовое кольцо и направили летящую ласточку к ладони. Может ли кварц предохранить от яда ревности? Прошло три года, а Рокэ по-прежнему превращался в фонтан желчи, стоило вспомнить этот анекдот. Катарина не успела толком обрадоваться своему вдовству, а Джастин уже стоял на пороге с намерением жениться и «принять, как своих» всех отпрысков Фердинанда. Джастин! — этот фиалочный Эрис, не желающий любить женщину без направляющей и ласкающей руки товарища, брезгающий телесности и круглых животов, был намерен исполнить свой долг до конца. Что с ним оставалось делать? Привязать к мачте, и пусть плывёт завоевывать Рубиновые земли? Рокэ не увидел иного выхода, как вызвать Ноймаринена и выдать благословение на свадьбу. Мнение Катари осталось за скобками сделки, но зато Эрвин был так счастлив, что ни капли не расстроился приданому невесты. Обезглавленный, обнищавший Надор был как никогда готов к восстаниям, на этот раз народным, а дважды покойник Ларак как назло не прижил наследников, дыру надо было заткнуть. Кем, как не плодовитейшей из плодовитых и влюблённым в неё волком? Волки горазды размножаться в любых условиях, снежные бураны им нипочём, да и крестьяне с вилами — не помеха. Ах, как Джастин оскорбился, услышав, что Катарина нуждается в крепком копье, а не в его крылатых порывах... Впрочем, помирились поссоренные новьос уже на следующую ночь. Ах, какие то были ночи... Песня. — Ваше Величество? Рокэ поднял глаза. Новьо смотрел без жалости — значит, он не задремал, и то хорошо. Вино свое Джастин почти допил, но с бокалом не расстался — аметистовая печатка деликатно постукивала по хрусталю. Знак нетерпения. — Разрешите удалиться? Более чем разумная просьба. Вот только как смириться, что последняя встреча завершится бегством новьо к любовнице? Молодая никчёмная девица, поделённая между Первым маршалом и офицером по особым поручениям. Джастин уже забыл, но задирать юбки в четыре руки было их развлечением, Их интимной привычкой. А его верному, да-да, верному любовнику в своё время прекрасно удавалось отклонять предложения Валме порезвиться где-нибудь с кем-нибудь подобным образом. Теперь их верное Величество в досаде, что подвиг его благочестия позабыт. Имеет право? Имеет. Но новьо всё равно тысячу раз прав. Хватит с него и душевного постоянства. За которое к тому же шлют к кошкам. Но одно дело понимать, а принимать — совсем другое. — Нет. Я недоволен тобой. — Чем я прогневил Ваше Величество? — Даже не знаю, с какого пункта начать... Спор семейки Спрутов с кансилльером-кузеном полыхал второй год кряду, и убытки от этого безобразия давно перестали считать с обеих сторон. Третья же сторона, будь она склонна к седине, уже не уступала бы в лунности Лионелю. Благо на льняных волосах серебро не бросается в глаза... И началось-то всё как в дрянной пьесе — с задетой Чести. Кузен — ах, какой кошмар! — не скрывал, что не терпит гайифщины. Любить кого-то в дымоход — это пожалуйста, но какая нужда при этом подводить глаза или звенеть на весь мир, с кем делишь постель? Да, Лионелю нравилось отпустить шутку-другую на этот счет, и он не одобрял публичных шашней наследника с Валентином Приддом. Был в своем праве! Такая малость, право слово. Но раздули так, словно весь свет клином сошелся на заднице Арно Савиньяка, прости Леворукий... Надоели. Своими бы руками каждого выпорол и на мороз — остужать пыл. А теперь ещё и Валмонов пытаются втянуть в грызню. — Нравственность молодого Водемона Волвье, как полагают мои источники, находится в опасности. — Ваше Величество... — фиалка, трепещущая ресницами, вы это видели, доры? — но при чем тут я? — Говорят, ваш знаменитый брат Максимилиан дурно влияет на него. — Ваше Величество, — перестав ломать комедию, спокойно ответствовал Джастин, — осмелюсь предположить, что некто сочинил это спьяну или увидел в кошмарном сне. Так же осмелюсь предположить, что постель этого фантазёра так холодна и уныла, что ему не остается ничего другого, как греться касерой и завистью к искренней дружбе моего брата и молодого Валмона, который как никогда нуждается сейчас в поддержке. — Поддерживать, знаете ли, можно по-разному... Но что бы вы посоветовали описанному вами несчастливцу? — Поехать на войну и умереть за корону, — без тени иронии ответил Джастин. И Величество вдруг осенило, что он говорит не только о Лионеле. Ох, Создатель... — Герцог Придд... — Рокэ покинул кресло, и хоть ему показалось, что он сделал это ловко, Джастин опередил его. — Жизнь вас совсем ничему не учит? — Отчего же? Джастин удивлённо вскинул брови. Сходным образом это делал еще один Придд, Альдо НеРакан. Тоже был красивый и безрассудный сукин сын. Беречь его было некому. — Жизнь и Ваше Величество научили меня тому, что надо всё делать вовремя. И без свидетелей. Безумец, просто безумец... — Эстин Придд, я запрещаю тебе это. Слышишь? Понимая, как жалко звучит, Рокэ всё равно повторил это. Ещё он попытался приблизиться к новьо, но тот упрямо отступал, пока не уперся в столик с письмами. В глазах больше не было ни притворных фиалок, ни показного равнодушия. Только бесконечная мука разлуки. Вот твои глаза. Не в силах видеть отражение, Рокэ поцеловал Эстина. Первое прикосновение вышло несмелым, он только попробовал любимые губы на вкус, вспоминая, как любил целовать их прежде, а Джастин пытался противиться этому. Но оборона была столь же неуверенной, как и наступление. Запах ирисового масла закружил голову, а второй поцелуй выбил почву из-под ног. Они так увлеклись, соревнуясь, кто сделает проникновение более влажным и глубоким, что разорвать связь с каждым мгновением становилось всё страшнее. Всё, что Рокэ хотел сказать своим поступком, умещалось в одно не произнесённое слово: живи. Живи, потому что я так хочу, живи, потому что твоя жизнь — и моя тоже. Джастин отстранился первым и, отойдя на шаг, отер истерзанный рот рукой. Единственное, что удерживало его от бегства — просьба в глазах Рокэ. Он много раз зарекался верить этим лживым сапфирам, но если бы всё было так просто! А впрочем, пусть будет сложно. Пусть будет как угодно, он не вынесет, если его ещё раз оттолкнут. Значит, пусть это произойдет скорее, и всё будет кончено. Больше никаких особых поручений и визитов во дворец, и пустого разврата, и глупых попыток вызвать ревность... Ничего. — Ваше Величество, разрешите, я уйду. Величество шутливо развел руками, улыбнулся. Но в глазах веселья не было. — Третий раз ты просишь, как можно отказать? Иди. Но позволь узнать, куда ты так рвешься, вернее, к кому? — К виконтессе Лао-Дюкре, — соврал Джастин. Прикрываться этой милой дамой давно вошло в привычку. Она даже увлеклась им, бедняжка, звала приходить без Первого маршала. Как неловко и глупо. Вот и он так считает... — Очаровательно, — пропел их Величество, снова подходя вплотную. — Не сторонись моей руки, Эстин, я всего лишь хочу поправить роскошный фасад... — и белые истончённые пальцы действительно занялись складками шарфа. — Или теперь принято навещать дорогих потаскух в мятом камзоле? Ох уж мне эти нравы, меняются так быс... Короткая увесистая пощечина сорвалась сама собою. — ... быстро, — договорил Росито и, проведя пальцами по заалевшей щеке, опустил руку. Джастину была дана возможность объясниться, но он использовал её не так. — Вы не смеете говорить о ней в подобном тоне! — выпалил он. Их Величество небрежно отмахнулся. — Будь виконтесса хоть монахиней Ордена Непорочности, она твоя любовница, и ты смеешь уходить от Меня к ней — вот так открыто. Мне возлюбить её за это? Что ж, попробую на досуге. Но не обижайся, — поиграл бровями Росито, — если я понравлюсь ей больше, чем ты. — Обижаться свойственно порученцам и дамам! — в запале ответил Джастин. — И путаться в логике тоже. То месяцами видеть не желаете, то не отпускаете битый час! Велите отвечать как на духу, а ждете, что солгу, чтобы не задеть ваши чувства. Увольте меня от этих игр! — Где ты видишь игры? — Величество непонимающе нахмурился. Издевался, не иначе. — Игры-игры! — от раздражения Джастин даже начал передразнивать любовника, его противную холодную манеру. — Притянуть-оттолкнуть, притянуть-оттолкнуть. Это жестоко, чтобы вы знали. Простите. Джастин решительно направился к дверям, но его обогнали и загородили проход. — Не надо! — Джастин даже прикрикнул, пытаясь обогнуть венценосное препятствие. Завязалась борьба. Джастин вел себя недопустимо с точки зрения приличий, но это уже не было ссорой короля и его фаворита — ссорились любовники, причем бывшие. Чем упрямее рвался на волю Джастин, тем упорнее Рокэ пресекал эти попытки и при этом ничего не объяснял. Наконец оба устали бороться и притихли каждый при своем мнении. — Не прикасайтесь! — воскликнул Джастин. Рокэ намеревался поправить его волосы, прилипшие к потному лбу, и слова его не остановили, как, впрочем, и всегда. Джастин был вынужден хлестнуть по пальцам. — Уберите руки. Я не великий Сервиллий, чтобы увещевать меня остаться. А у вас, — уничижительный взгляд заставил Величество нервно повести плечами, — у вас для Арсака недостаточно смирения. — Может, раньше было и недостаточно... — тихим голосом ответил Рокэ Первый и освободил Джастину путь... опустившись на колени. Не понимая, какого Закатного пламени тут происходит, Джастин попытался помочь их Величеству встать, но Рокэ решительно пресёк все попытки. Позволил лишь держать себя за руку, и Джастину не оставалось ничего другого, как тоже опуститься на пол. — Я не говорю: не ходи к ней, — голос новьо звучал не так, как обычно. В нем было больше глубины и честности, чем когда-либо, и ни одно слово не вызывало сомнения. — Я прошу: дай мне иллюзию, что не пойдёшь. Побудь моим еще один час, без «но» и «вы», как прежде. А потом люби, кого сочтёшь достойным, и ненавидь меня. Есть за что, признаю. Я изводил тебя как мог. Не со зла, скорее, от страха... Это уж слишком! Слышать, как Рокэ Алва сознаётся в трусости, было так волнующе... и так невыносимо. Джастин вложил в поцелуй всю нежность, на какую был способен.