Дурная Кровь

      Вали всё чаще стал оставаться дома под разными предлогами, к удивлению брата игнорируя все совместные семейные вылазки. Родители не возражали — мало ли, возраст у ребёнка такой. Взаперти его никто не держал, но из дому тоже не гнал. Захочет — сам выйдет. Это добровольное затворничество беспокоило только Нарви — братец сам был на себя не похож: играть не хотел, в разговорах участвовал редко, точно заболел чем-то и старательно это скрывает. Не укусил ли близнеца кто ядовитый?.. Единственное занятие, за которым его можно было застать — чтение. Но даже книги он отказывался обсуждать!       — Чем ты занимаешься, пока нас нет? — сгорал от любопытства Нарви.       — Магией, — загадочно улыбаясь, расплывчато отвечал брат.       Вали почти не врал. Магией он действительно занимался, и даже делал успехи. Но было ещё кое-что поважнее. То, что никак не выходило у него из головы с тех самых пор, как Скади нашла его в лесу полумёртвым. «Мой дневник в спальне твоих родителей» — сообщило его взрослое «я». После этого случая они с Нарви посещали эту комнату бессчетное количество раз! Ничего похожего на книгу там не было. Да что там, в спальной даже книжный шкаф отсутствовал.       Тогда он посчитал это бредом и благополучно забыл об этом. Новая волна подозрений накрыла благодаря странному поведению отца. Конечно, он всегда ведёт странно, но в этот раз загадочность превосходила все разумные пределы.       — Никогда не заходите в нашу спальную, вы слышите? — объявил он однажды за завтраком к удивлению братьев. — Вы уже большие. У вас своя комната — у нас своя.       Они с Нарви только переглянулись с сальными ухмылками. Поняли, мол, к чему ты клонишь, не переживай, не ворвёмся. Они даже не помышляли.       Когда на следующее утро отец повторил ту же фразу, братья только глазами в ответ захлопали. Они и не заходили! У них есть дела поинтереснее, чего он привязался?!       — Что, опять? — уточнил Нарви с понимающей усмешкой, лениво наливая в кружку молоко из кувшина.       Вали прыснул в кулак. Отец же оставался серьёзен и даже бровью не повёл.       — Разве я многого прошу? — осведомился Локи подчёркнуто строгим голосом, чтобы показать — он тут не шутки шутить пришёл, — всего лишь не заходить.       Вот тут-то Вали и заподозрил: прячет от них что-то?       Они, может, и не зашли бы. Да только той же ночью гроза была жуткая — Тор бушевал, перебрав чуток с пивом. Конечно, они были уже большими мальчиками, чтобы понимать, чем могут заниматься родители за закрытыми дверьми спальной, но при этом ещё недостаточно взрослыми, чтобы уже не бояться грозы.       Большие мальчики тоже могут бояться! Не сговариваясь, они после третьего раскатистого грома схватили свои одеяла и прямиком бросились в запрещённое место. Отец не ругался, и даже подвинулся, чтобы все уместились. Да крепко обнял обоих. Вали глядел по сторонам во все глаза, пытаясь выискать что-то, что от них могут прятать. Ничего необычного он так и не увидел. Темнота мешала рассмотреть всё, как следует, поэтому он уснул разочарованным.       Наутро отец не стал припоминать им, что они нарушили запрет, и более того, вообще не возвращался к этой теме. Его нелогичность настораживала.       В этот раз семья собиралась на ярмарку в Ваннахейм. Вали решил, что это отличный шанс ещё раз попытаться пробраться в спальную. На ярмарку ему хотелось не меньше Нарви, но неудовлетворённое любопытство взяло верх.       Если по массивной деревянной лестнице подняться на второй этаж, то первое, что бросается в глаза — дверь в комнату близнецов, изрисованная углём на уровне роста ребёнка. В неумелых, но старательно выписанных каракулях легко можно было угадать толстого волчонка, над которым повисла летучая мышь. Оскал широкой мышиной пасти был не менее страшен, чем волчьей. Волк был сыт, потому и с брюшком, — рассказал отцу Вали, когда тот попросил объяснить рисунок. А горка из черепов рядом, потому что кости он не кушает. вверху гордо красовалась размашистая руническая надпись: «Вали и Нарви». И солнышко.       Если не заходить в комнату, а повернуть направо и пойти по длинному узкому коридору, освещённому только парой тусклых свечей, то уткнёшься носом прямо в родительскую спальню. Обычно она всегда заперта. Локи стал часто исчезать из дома, никак не объясняя свои вылазки, а когда возвращался, то был настолько уставшим, что запросто мог проспать сутки напролёт. Будить себя, и даже просто стучаться в дверь он строго запрещал.       Выкрашенные белой краской двери были двойными, высокими, до самого потолка. Ручка находилась так высоко, что Вали пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться. Близнецы знали каждую скрипящую половицу в этом доме. У них даже карта была с подробным описанием, что где скрипит. На всякий случай. Карта постоянно дополнялась новыми деталями — это было первым по значимости среди любимых занятий близнецов.       Вторым — расставление ловушек. Сначала они просто разыгрывали друг друга. Было очень весело наблюдать, когда кто-то из них спотыкался о натянутую леску, переступив порог комнаты, или хлюпал ботинками, полными маминой каши. Когда на отца по ошибке вылилось полное ведро воды, близнецы бросили так шутить. Целый день дом наслаждался непривычным спокойствием и тишиной. А наутро проказники принялись за старое. На этот раз сообща — исключительно ради любви к отцу.       Детская рука осторожно потянула дверь на себя. Не заперто. Старые петли скрипнули, и Вали невольно подумал, что надо бы отметить и это на карте. Глаза жадно всматривались в каждую мелочь — вдруг отец тоже принял участие в их игре, и стал расставлять ловушки? Ни лески, ни ведра с водой ребёнок так и не увидел, поэтому решительно переступил через порог.       Днём здесь всё выглядело иначе, чем ночью. Светло, ярко, уютно. Солнечный свет лился через большое окно, расположившееся прямо над двуспальной кроватью. Ставни были открыты, и ветер задорно трепал красные занавески, стремясь вытащить их наружу. Казалось, что это длинные змеиные языки вылизывали бревенчатые стены. Кровать с высокой спинкой накрыта белоснежным покрывалом. Идеально, без единой складочки. Перьевые подушки сложены друг на друга пирамидкой. На грубо сколоченном деревянном столике — букет ромашек в расписной кружке. Напротив — точно такой же столик со свечным огарком в блюдце. Вали потянул носом — свечу жгли давно, дымом уже не пахло. Всё заполнил собой цветочный запах — здесь повсюду стояли комнатные растения. Для них даже выделили целую стену с длинными узкими полками, где цветы пестрили россыпью белых, красных и фиолетовых точек, сливаясь в одно яркое пятно. Мама очень их очень любит, даже слишком.       «Руками не трогать!» — строго повторяла она детям, и любовно поглаживала листочки, поливая плоды своих трудов из лейки.       Вали наклонился к горшочку с крупным алым распустившимся цветком. В нос ударил манящий сладковатый запах. Вали — послушный ребёнок, он не будет трогать руками. Любопытный кончик языка высунулся изо рта и осторожно лизнул лепесток. Один раз, другой, третий… но так ничего и не почувствовал. Тогда зубы резко сомкнулись на стебле, и цветок неожиданно оказался целиком во рту. Ребёнок не думал, что он совершает что-то плохое — он же не трогал руками! На вкус лепестки оказались не такими вкусными, как обещал того запах. Горечь разлилась по горлу, заставив закашляться, и обманутое собственным обонянием дитя поспешно выплюнуло на пол жёваное растение, одновременно пытаясь выудить остатки пальцами изо рта. Гадость редкостная! Ещё и «вяжет»! Чтобы перебить мерзкий вкус, пришлось торопливо вытащить ромашки из кружки и крупными глотками жадно выпить содержимое. Вкус застоявшейся воды тоже оставлял желать лучшего, но это было намного лучше вязкой горечи. Чтобы скрыть следы с места «преступления», цветоед сунул помятый букетик обратно, отправив под кровать невкусный цветок носком ботинка.       Со стороны полок раздался пронзительный писк, и Вали замер, навострив уши. Мышь?.. Глаза медленно обвели стену в поисках источника звука. Ничего. Писк повторился, становясь громче и настойчивее. Бесшумно ступая мягкой кожей ботинок, ребёнок по-звериному крался вдоль цветочной стены, стараясь случайно не скрипнуть половицей. Вали было скорее любопытно, чем страшно. Только сейчас, подойдя к полкам вплотную, он заметил, что за ними вовсе не стена, как показалось сначала. Пустое пространство. Похоже, за ровными линиями деревянных полок находилась ещё одна комната, о существовании которой он даже не подозревал! Ребёнок мысленно поставил жирный знак вопроса, живо представив схему карты дома.       Наклонившись, Вали жадно всмотрелся внутрь через переплетение ветвей. К его разочарованию, там ничего не было видно, кроме яркого белого света. Он казался безжизненным и тусклым, как сияние далёкой холодный звезды. Теперь просто необходимо узнать, что там, в «тайной комнате»!       Недолго думая, ребёнок переставил горшочки с нижних полок на верхние, потеснив растения. Заглянув в открывшееся «окошко», он заинтересовано пошарил рукой. Ладошка не встретила сопротивления и, к огромному облегчению, осталась цела. Мышь, или кто бы там ни был, не стала кусать. Значит, можно попытаться пролезть целиком. Взрослый бы застрял, а вот ребёнок легко протиснулся между полок, и тотчас оказался по ту сторону. Вали даже в голову не пришло задаться вопросом, а как, собственно, попадает в эту комнату отец?       Мерцающий тусклый свет исходил от узких прямоугольных светящихся коробок на потолке, которые противно гудели. Вали уже видел такие, когда отец учил их плести чужие судьбы — это были лампы, которые люди будущего использовали вместо свечей. Он снова не спросил себя: откуда они взялись у них дома и почему родители ими пользуются? Это интересовало не так сильно, как вдруг изменившиеся цветочные полки. С этой стороны они выглядели совсем по-другому. Стальные, в мелкий пупырышек, щедро покрытые слоем белой краски, они держались на завинченных шурупах. Теперь на них стояли вовсе не цветы, а стеклянные банки разных размеров, крепко закрытые разноцветными крышками. Внутри — непонятная мутная жидкость. Словно кто-то разлил по банкам огуречный рассол, и напрочь забыл о них на несколько лет. На радость плесени.       Оглянувшись по сторонам, Вали увидел, что белыми полками, оказывается, была заставлена вся комната. Они стояли друг напротив друга аккуратными рядами, образуя целые стеллажи, как в библиотеке. Только вместо книг — банки. Осторожно продвигаясь вдоль стенки, чтобы ничего не задеть, ребёнок со страхом и восторгом всматривался в содержимое прозрачных сосудов. Чем дальше внутрь комнаты — тем больше странного появлялось в «рассоле». Пульсирующее сердце. Застывшее невидящим взглядом яблоко глаза с голубой радужкой. Отрезанные синие пальцы с содранными ногтями. Прилипший слизняком к стеклянной стенке извивающийся язык, который не терял надежду сбежать. Оборотень повёл носом, пытаясь учуять, кому могли принадлежать части тел, но воздух был таким же безжизненным и сухим, как и свет. Всё это разочаровывало и производило удручающее впечатление. Всего-то? И стоило ради этого запрещать сюда ходить? Ну, подумаешь, ест папа людей, мог бы и объяснить. Они уже большие мальчики, они бы поняли, приняв его увлечение.       Тяжело вздохнув, Вали развернулся было обратно, но тут за спиной снова что-то пискнуло. Ребёнок замер, не в силах пошевелиться. После внезапно раздавшегося громкого шипения спину обдало холодом. Он здесь не один. Вопреки здравому смыслу, тщетно кричащему в голове, что нужно бежать, Вали поступил с точностью наоборот: поспешил навстречу загадочным звукам. Он медленно переставлял ноги, стараясь не топать. Сердце дрожало в груди испуганным заячьим хвостиком, ладони вспотели, а во рту пересохло; но он уже ничего не мог с собой поделать — его тянуло вперёд, точно мотылька на огонь. Полки с банками сменились стеллажами с ворохом бумаг и стопками книг, а разноцветные ряды корешков плыли перед глазами мальчишки, сливаясь в одно целое. Он бросил беглый взгляд на заголовки, и понял, что буквы ему не знакомы — они казались простым переплетением нелепых палочек. Чем ближе подбирался он к выходу из лабиринта странной библиотеки — тем громче становилось шипение. Ряды стеллажей закончились, и дальше идти было некуда. Вали остановился. Едкий запах табака защекотал ноздри, проникая в горло, и ребёнок еле сдержался, чтобы не закашлять, крепко закрыв себе рот ладошками. Сердце пропустило удар. Среди непонятных звуков теперь чётко различались человеческие голоса.       — Элис, приём! Ты какого… — шипение грозно возобновилось, чтобы вновь исчезнуть, — …не отвечаешь? Ты вообще где?       В ответ раздалось тихое сдавленное хихиканье.       Вали с интересом выглянул из-за полок и обмер. По спине противно поползли мурашки, и ребёнок на время забыл, как дышать, судорожно хватая ртом воздух, точно вытащенная из воды рыба.       Спиной к нему, вполоборота, вальяжно расселся на крутящемся стуле мужчина, закинув ноги на письменный стол. Мебель с чёрным матовым оттенком была обтекаемой формы и напоминала игрушечный набор для кукол — настолько несерьёзно она выглядела. Дрожащие мужские пальцы сжимали дымящуюся палочку, то и дело поднося её то ко рту, то к прозрачному блюдцу на столе, над которым нервно что-то стряхивали.       Мужчину невозможно было не узнать. Тот же самый строгий профиль с острым носом, те же чёрные вьющиеся волосы до плеч и даже нелепая одежда, соединяющая складками куртку со штанами. На этот раз, правда, костюм был не чёрным, а серебристым, отражающим свет. Что особенно контрастировало на фоне мебели. Вали ущипнул себя за руку и поморщился от боли. Неужели он спит? Или умер?! Мамино растение оказалось ядовитым, он отравился и… какой позор! Вот она будет ругаться, когда узнает, что Вали без спросу съел её цветок и помер! Точно отшлёпает!       Висевшая над ребёнком лампа противно затрещала, и свет замигал. Мужчина резко повернулся в сторону стеллажей и Вали еле успел спрятать свою рыжую макушку. Медленный вдох и плавный выдох. Надо успокоиться. Что-то здесь было не так, что-то не сходилось, и Вали не мог понять, что именно. Свет перестал мерцать, и владелец библиотеки, наконец, отвернулся.       — Да в архиве я, в архиве, — лениво оповестил мужчина из его сна продолговатый предмет с кнопочками и сдавленно засмеялся, давясь дымом, — кстати, ты знаешь, что звонишь мне на пульт от телевизора?       Предмет недовольно пискнул, и Вали понял — это и есть тот самый зверь, которого он искал за цветочными горшками. «Мышь» грозно зашипела, а потом разразилась гневной тирадой грубым мужским голосом:       — Ты там куришь, что ли? Или опять пьян? Если кэп узнает, чем ты на дежурстве занимаешься, он не только с тебя голову снимет, но и с меня! И вообще…       — Пауль! — бесцеремонно перебил мужчина злобную механическую мышь и истерически захохотал, запрокинув голову, — ты не представляешь! Это какая-то чертовщина. Запредельный всплеск энергии, всё полетело нахрен, и приборы просто вывело из строя!       Заметно укоротившаяся палочка небрежным движением вдавилась в тарелку, и прекратила дымиться. Пальцы ловко поддели лежащий на столе вытянутый чёрный предмет с красной точкой на конце, и задорно прокрутили вокруг своей оси, схватив за выступающее кольцо. Вали поёжился. Он знал, чувствовал — это оружие. С этим типом шутки плохи.       — Я взял пострелять мини-тир, и знаешь, чем только я смог его настроить? — мужчина выдержал драматическую паузу и сквозь смех продолжил, — пультом от телевизора, по которому ты сейчас со мной говоришь!       Злобная мышь под названием «Пауль», похоже, не разделяла его веселья. Более того — она внезапно стала не просто суровой, а ещё и тревожной.       — Элис, серьёзно, прекращай курить. Сейчас кэп вернётся, он тебе такую чертовщину устроит…       Вали внезапно понял, что его смущало во всей этой сцене. Этот «Элис» не был взрослой версией его, как в прошлом видении. Хоть и выглядел точно так же. Он был обычным человеком из будущего. Но одновременно с этим было в нём что-то такое, в чём Вали узнавал себя. Словно мужчина был частью его самого. Словно… Ребёнок тяжело задышал, отпрянув назад от неожиданности.       Разбитые зеркала. Им нет ни конца, ни края. Вали заблудился в лабиринте, из которого нет выхода. Или есть? Должен быть! Ладонь осторожно коснулась отражающей поверхности холодного стекла. Больно. Острые осколки режут детскую кожу, впиваясь глубоко, до самой кости. Крупные алые капли падают вниз, образуя лужицу, пачкают босые ноги. На треснутом зеркале — кровавый отпечаток ладошки. «Кап-кап» — раздаётся звонким эхом внутри головы. По щекам — мокрые дорожки слёз. В калейдоскопе осколков нет больше его отражения. Вместо этого — множество чужих лиц, в одном из которых легко угадывается острый профиль человека, так похожего на него самого. На того, каким бы он стал, если бы не умер ребёнком.       Видение было таким ярким, что юный маг не смог удержаться на ногах. Пошатнувшись, он с силой впечатался спиной в стеллаж. Тот предупреждающе зашатался. Вали судорожно всмотрелся в трясущиеся руки, ожидая, что вот-вот с ладошек закапает кровь, и с удивлением не обнаружил никаких ран. Показалось. В этот самый момент по голове что-то больно ударило. Из глаз посыпались искры. На какой-то миг Вали даже почудилось, что это «Элис» с чувством приложил его обо что-то тяжёлое. И облегчённо выдохнул, когда понял, что это просто книга с полки упала, стукнув по затылку твёрдым переплётом. Наклонившись, чтобы поднять её с пола, он застыл в изумлении. «Вали и Нарви» — гласил рунический заголовок. В точности, как на двери их комнаты! Даже солнышко такое же. Как их имена могли оказаться на книге в этом странном месте? Подумать об этом ему не дали.       — Погоди, здесь что-то странное… — задумчиво произнёс уже знакомый ему голос, — тут кто-то есть.       Вали выглянул на мгновение от любопытства, и тут же пожалел об этом. Мужчина смотрел в его сторону. Он уже не был таким расслабленным и весёлым, как вначале. Серьёзный, собранный, с поджатыми губами и неестественно прямой спиной, он был воплощением военной выправки. Если он и курил, то совсем не то, в чём подозревал его Пауль. Рука медленно подняла оружие, направив красную точку ровно на стеллаж напротив ребёнка. Вали забыл, как дышать, прижавшись к полкам так близко, насколько это было возможно. «Элис» не видел его, понял он, но зато хорошо услышал.       — Чёрт, не то взял, — тихо проворчал он. На стол с лязгом опустилось что-то тяжёлое, и послышался неприятный щелчок, от которого почему-то спине стало холодно. Должно быть, мужчина в спешке схватил тренировочное оружие того самого мини-тира, услышав подозрительный грохот. Зато сейчас наверняка его руки держали настоящее.       Вали понял: вот теперь, когда он замешкался со сменой оружия, надо бежать, пока не поздно! Быть убитым частью будущего себя совсем не хотелось. Прижав потрёпанную книгу к груди, он рванул вперёд, что есть силы. И вовремя — за спиной раздались громкие хлопки, и груда книг повалилась на пол, загородив стреляющему узкий проход. Вали успел юркнуть за поворот, ловко лавируя между стеллажами. Хорошо, что он успел запомнить дорогу.       — Стой!       Новые выстрелы вдребезги разбили банки со странными экспонатами, и Вали поскользнулся на «рассоле», запнувшись о прыгающий в луже язык. Надо заметить, очень вовремя поскользнулся, потому что он был уже совсем рядом с мамиными цветочными полками. Пролезть можно было только через самую нижнюю, откуда он убрал горшки, поэтому беглец рьяно пополз к цели на четвереньках, сжав книгу зубами.       — Да стой же ты!..       «Элис» уже не стрелял. Вали услышал размеренные приближающиеся шаги, и сердце ухнуло вниз. Цепкие пальцы схватили его за пояс, потянув к себе. Ребёнок запаниковал. Перебросив книгу через полку на другую сторону, он лихорадочно принялся развязывать пояс, пока его самого поднимали в воздух. Тугой узел не поддавался.       Только сейчас Вали вспомнил, что он всё-таки маг. Но всё, на что хватило ошалевшей детской фантазии — отрастить когти на пальцах. Узел лопнул, поддетый острым когтем, и пояс, затрещав разорванными нитями, остался в руках у незадачливого охотника на детей. Резво перекатившись через узкое окошко, юный маг, к своему огорчению, снёс своим телом несколько горшков и перемазался в земле. Поднявшись на ноги, Вали оглянулся.       Долгий взгляд глаза в глаза. Оба напряжены и напуганы. Между ними — всего лишь узкие ряды деревянных полок и тонкая граница между мирами. Совершенно разные и одновременно такие одинаковые. Всего на миг, но они стали единым целым. Именно так, как должно было быть.       — Вали?.. — изумлённо протянул мужчина. Он безошибочно определил в мальчике сына почитаемого им бога. Ужас и восторг захлестнули его. Никогда ещё галлюцинации не были настолько реальными, чтобы после них в руках остался вполне материальный предмет. Вали молчал, тяжело дыша, и прижимал к себе книгу. Пространство между полками медленно начало сгущаться, пока не превратилось в привычную твёрдую бревенчатую стену. Ребёнок даже потрогал для пущей уверенности, что в него больше не станут стрелять. Ничего. Рука не проваливалась, наткнувшись на шершавую поверхность дерева.       Он уже не видел, как по ту сторону офицер лихорадочно высыпал на ладонь горсть таблеток из контейнера, который всегда на случай приступа хранился у него в кармане. Отправив их себе в рот одновременно, он с мученическим лицом принялся пережёвывать лекарственную горечь, пытаясь протолкнуть по пересохшему горлу, и с тоской повертел в руках разорванный пояс с кисточками. Что это только что было?

***

      Детская ладонь осторожно коснулась заляпанной обложки, повторив подушечкой пальца старательно выписанные линии их с братом имён. Вали сидел на своей кровати, устроив найденную книгу на коленях. Дверь комнаты ребёнок плотно закрыл, и для надёжности подпёр сундуком с игрушками. Он понимал, что в случае опасности его не спасёт ни дверь, ни сундук, но так он чувствовал себя спокойнее. Словно постель и накинутое на плечи одеяло могли уберечь его от всех напастей.       Он не решался открыть таинственную книгу. Пальцы всё ещё дрожали, а сердце стучало в висках. Широко распахнутые глаза смотрели в одну точку перед собой, разглядывая длинную узкую трещину на двери, проходящую вдоль волокон.       Вали запутался. Происходящее казалось ему глупым спектаклем в театре абсурда, а сам он напоминал себе заплутавшего зрителя, который по ошибке попал не на то представление. Что на самом деле происходит в родительской спальне? Отец держит этих людей в плену? Их дом — на самом деле вовсе не дом, а чья-то странная библиотека? Их семья делит пространство с людьми будущего?..       Ребёнок тряхнул рыжими кудрями, пытаясь прийти в себя. Было ещё одно предположение, и он опасался, что именно оно — самое верное. Этот вариант нравился ему меньше остальных. Скорее всего, мамин цветок оказался «волшебным», и его фантазия сыграла с ним злую шутку. Вали недоверчиво покосился на книгу. Тогда почему она кажется настолько реальной, что он может её трогать и чувствовать запах пыльных страниц? Так много вопросов и так мало ответов. Похоже, его просто ещё «не отпустило», и он просто спит. А это значит, книга не настоящая, и заглянуть в неё не так уж и страшно. Пожиратель цветов немного успокоился. Дыхание выровнялось. Пальцы уверенно открыли книгу на первой странице.       Каждый год 12 августа я умираю. Но сначала схожу с ума. Именно в этот день безумие достигает своего пика. Я запираю в себе волка, но каждый раз он вырывается из клетки и мучает меня. Я не могу разорвать этот круг. Я знаю, что он всё равно найдёт меня.       Внезапно подступившая тошнота сменилась головокружением. В глазах резко потемнело, и слабость хищным зверем обрушилась на ребёнка, беспощадно переламывая каждую косточку хрупкого тела. Всё-таки это цветочек виноват, вяло подумал Вали прежде, чем погрузиться в безжалостную тьму.

***

      Мерзкий скрежет когтей о дерево становился невыносимым. Невозможно было понять, с какой именно стороны скребётся волк в его дом. Он был повсюду, даже в собственной голове. Особенно в голове. — Ва-а-ли, — раздался протяжный ласковый вой с издевательскими нотками, — открыва-ай! Ты же знаешь, что не сможешь прятаться вечно!       Сможет. Ещё как сможет. Он заткнёт уши, зажмурит глаза и будет тихо петь себе под нос мамину колыбельную, чтобы успокоиться. Он запер все двери на надёжные замки и заколотил окна. Он не будет жечь свечи, чтобы не привлекать зверя. Никого нет дома. Нужно просто переждать.       Дверь затряслась в судорогах, грозясь слететь с петель. Глубокие борозды с отвратительным хрустом появлялись на досках под обрушающимся топором. Щепки летели во все стороны, звонко ударяясь о каменный пол.       — Открывай! — утробное рычание раскатилось эхом по дому, заставив сжаться внутренности в комок. Вали чувствовал: терпение зверя лопнуло, он больше не намерен притворяться ласковым.       Забившись под стол, ребёнок закрыл уши ладошками. Хриплое рваное дыхание прерывалось на тихие всхлипы. Губы нещадно саднило — зубы то и дело впивались в них до боли. Всё, что оставалось — только надеяться, что защита не пропустит волка внутрь.       — Открывай, щенок!!! Сердце забилось где-то в горле. Нет, он не сделает этого, он не допустит этого снова. Он будет бороться до последнего!       Внезапная мёртвая тишина больно резанула по ушам. Свечи вспыхнули сами собой, заставив глаза слезиться от резкого света. Только ли от света? Стараясь не дышать, Вали выглянул из-под стола и жадно осмотрелся по сторонам. Слишком тихо, подозрительно тихо. Неужели ушёл?.. В нос ударил мерзкий запах сырого мяса, и Вали скривился от отвращения, закрыв рот руками. Через трещины двери с глухим бульканьем выталкивалась кровь, точно из разорванной раны, и медленно стекала вниз по доскам на пол, сливаясь в крупную лужу. Ребёнок попятился назад в «убежище», пока не упёрся в стену, и замер.       Медленные приближающиеся шаги заставили спину похолодеть. Вали до последнего надеялся, что его не заметят. Но свисающая скатерть — не самая лучшая защита. Он с удовольствием превратился бы сейчас в стул, да только скованным ужасом особо не поколдуешь. Два коричневых башмака из мягкой кожи, перевязанные ремешками на щиколотках, остановились в паре шагов от замеревшего под столом ребёнка и задумчиво перекатились с носка на пятку и обратно. Это движение показалось Вали знакомым и до боли родным.       — Вали, ты здесь?.. — обеспокоено поинтересовался голос брата. Ребёнок с облегчением выдохнул. Он в безопасности. Волка нет, близнец рядом с ним, живой и невредимый. Надо предупредить его! Выбравшись из-под стола, Вали сгрёб брата в крепких объятиях, уткнувшись носом в шею. Но тот почему-то не стал обнимать в ответ, а продолжал стоять столбом, словно кол проглотил.       — Нарви, тебе нужно уходить, он где-то здесь, — горячо зашептал Вали, обхватив ладонями лицо близнеца. На миг ему показалось, что губы брата искривились в короткой ироничной усмешке. Мутные зелёные глаза, похожие на запотевшее стекло, отрешённо смотрели сквозь него, забывая моргать. Ледяные руки медленно, один за другим, отцепляли вцепившиеся пальцы Вали от своего застывшего воскового лица.       — Неважно, — невозмутимо отозвался близнец и расплылся в чересчур широкой улыбке от уха до уха, обнажив ряд окровавленных зубов, — потому что я уже мёртв. Ты помнишь, как убил меня, чудовище? — перешёл он на низкий шёпот, сменившийся рычанием.       Вали в ужасе оттолкнул стремительно меняющего облик брата, и рванул прочь из комнаты, еле успев захлопнуть за собой дверь. Хриплый хохот зверя, доносящийся по ту сторону, был похож на захлёбывающийся в крови кашель. Вали недоумевал: как он мог попасться на этот трюк? Когти принялись царапать новую дверь с усиленным рвением. Скрежет заполнял Вали изнутри, и когти с болью выцарапывали воспоминания, искажали события, впиваясь в самое сердце. Вопль от разрывающегося болью сознания одним хлёстким движением разрезал пространство, чтобы потонуть в прибрежной волне.       Припекало летнее полуденное солнце, и море поблёскивало серебристыми искрами. Волны с ласкающим шумом мягко ударялись о берег, игриво облизывая песок. Ни облачка на синем небе, только пара толстых чаек истошно кричит, паря кругами в поисках добычи. Ветер приятно охлаждал загоревшие плечи. До моря — наперегонки! Босые детские ноги резво рванули по нагретому солнцем сухому песку. Бежать тяжело, с каждым шагом пальцы проваливались в рыхлый щекочущий песок.       Нарви засмеялся, оглянувшись на брата. Он опять прибежал первым. Сияющая победная улыбка озарила его лицо, а глаза лукаво прищурились. Вали знал — брат сейчас придумывает желание, таковы правила игры.       — Слабо стать русалкой? — уголки рта хитро разъехались в стороны.       — Легко, — Вали делано-равнодушно пожал плечами, погрузившись в тёплую воду по пояс. В русалку он ещё ни разу не оборачивался, но с удовольствием попробует превратить ноги в хвост.       — А девчонкой?       Вали вопросительно вскинул брови. Испытывает, как он отреагирует на проигрыш, выдумывая нелепые задания? Проиграл, значит проиграл. Он не станет пускать слёзы или отказываться от участия в игре!       — Я могу быть кем угодно, — твёрдо произнёс он, уступая по патетичности разве что своему отцу.       С лица брата внезапно сползла улыбка, и Вали вздрогнул — на какой-то миг ему почудилась раскрытая волчья пасть. В мгновение ока близнец оказался слишком близко. До боли сжав его подбородок, он смотрел немигающим взглядом налившихся кровью глаз.       — Даже моим убийцей? — верхняя губа приподнялась в отвращении, обнажив кривые острые клыки. Вали обдало зловонным дыханием. Его вопль потонул в толще воды, и лишь одинокие пузырьки всплывали на поверхность. Собственный брат удерживал голову, не позволяя сделать ни глотка такого желанного сейчас воздуха. Рот раскрывался в немом крике, совсем как у рыбы. Безумно хотелось вдохнуть полной грудью, пусть даже это будет последнее, что он сделает. В рёбрах колотилась боль. Не в силах терпеть, Вали жадно вдохнул в себя воду. Нос и гортань тотчас обожгло, словно кипятком, а наполняющиеся водой лёгкие мучительно разрывало на части. Он не слышал, что говорит ему брат по ту сторону моря. Зато отлично читал по губам.       — Ненавижу. Ты — чудовище.       Чей-то дикий вопль заставил проснуться. Вали не сразу понял, что это кричал он сам. Тяжело дыша, ребёнок подскочил на кровати, ошалело оглядываясь по сторонам. Всё хорошо. Он дома, это просто сон. И только одна беспокойная мысль тревожно стучала в голове молоточком: почему он проснулся не в их с братом комнате наверху, а в детской, где они спали ещё совсем малышами? Большая дубовая кровать с жёстким старым матрасом совсем не изменилась, хотя вот тут, на спинке, они с Нарви ещё давно (он точно помнил!), выцарапали свои имена… Кончики пальцев задумчиво коснулись совершенно гладкой поверхности. Взгляд упал на скомканное одеяло, брошенное впопыхах. Ладошка опустилась на смятую простынь. Ещё тёплая. Но откуда в кровати серая шерсть?.. Страх захлестнул новой волной, помутнив рассудок.       — Где Нарви? — накинулся он на вошедшую в комнату мать, вцепившись в подол расшитой сорочки. Сигюн была воплощением спокойствия и хладнокровной выдержки. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Аккуратно поставив подсвечник с догорающей свечой на столик, она молча уложила сына обратно в постель, заботливо укрыв пуховым одеялом. У Вали мурашки поползли по спине. Её движения были скупыми и холодными, а глаза застывшими, как у куклы.       — Где Нарви, мама? — переспросил он дрогнувшим голосом.       — Разве ты не помнишь? — Сигюн ласково пригладила рыжие пружинки волос, и внезапно прорычала грубым басом, плотно сомкнув ледяные пальцы на мальчишеской шее, — ты убил его, чудовище!       Только сейчас Вали понял, что его смущало в матери с самого начала. Она не дышала и не моргала. Грудь не вздымалась на вдохе и выдохе, глаза смотрели сквозь сына безжизненным взглядом. Гладкое лицо без единой морщинки не выражало никаких эмоций, напоминая маску. С таким же успехом Вали мог разговаривать со своей деревянной лошадкой, с той лишь разницей, что та не хотела его убить. Обычно. Пустые глаза прожигали насквозь и жадно ловили каждую судорогу задыхающегося ребёнка. Он хрипел под весом тела женщины, вцепившись в её неожиданно сильные руки, которые медленно покрывались серой шерстью.       Он не смог. В этом очередном раунде он проиграл сам себе, привычно отдав рассудок на растерзание зверю. Нужно признать поражение: ему никогда не выбраться из лабиринта собственного подсознания. Дыхание неохотно угасало, сопротивляясь до последнего лихорадочной попыткой вдохнуть. Тело мелкой дрожью отзывалось на нехватку воздуха, отказываясь прощаться с жизнью. Хрип затихал, не оставляя после себя даже слабого сопения. Всепоглощающий страх медленно сменялся вялым безразличием. Тьма не просто поглощала его, перемалывая каждый бережно хранимый кусочек воспоминаний, искажая их до неузнаваемости — он сам становился этой тьмой. Охваченный ненавистью к себе, он становился этой ненавистью. Превращался в зверя, одержимого жаждой крови, не различающим друзей и врагов.       — Вали, проснись.       Знакомый мужской голос звучал глухо, словно через несколько слоёв одеяла. Вали недовольно повёл волчьим ухом. Бодрствовать — болезненно. Спать — приятно. Он всё равно умирает, так зачем лишний раз его тревожить, взывая к осознанности, которую он только что похоронил?       Тьма постепенно принимала очертания мужской фигуры, и нависла над ним чёрным призраком.       — Открой глаза.       Звериный нос поморщился, а из груди раздался короткий предупреждающий рык. Настырная тень явно не понимала, к кому взывала. Иначе была бы более осторожной и рассудительной.       — Не хочу.       Вместо рычания, к его собственному удивлению, раздался звонкий, по-детски упрямый голос. Услышав отказ, тень не стала с ним церемониться. Не попыталась уговаривать или взывать к разуму. Вместо этого без предупреждения в грудную клетку ребёнка резко ворвалась полупрозрачная рука, разорвав плоть. Рот раскрылся в судорожном хриплом вдохе, а глаза моментально распахнулись. Серая шерсть посыпалась на простыни, обнажая детскую нежную кожу. Острый коготь незнакомца старательно выводил на самом сердце руническую вязь, разрывая непрекращающийся цикл безумия и смерти. Сходить с ума не так страшно, как возвращаться к здравому рассудку. Умирать не так больно, как выживать. Просыпаться не так приятно, как забыться сном.       — Кто ты? — спутанное сознание тщетно пыталось припомнить знакомые черты расплывающегося в глазах призрака. Одно Вали помнил наверняка — этого типа он ещё ни разу не встречал в своём лабиринте.       — Хвёдрунг.       Глаза тени на миг вспыхнули красным, и маленький оборотень почувствовал: тень настолько же безумна, как и он сам. Она разделяла с ним эту боль, это бесконечное страдание и скитание по замкнутому кругу. Тень делила всё это между ними, оставляя большую часть себе, чтобы вырвать Вали из лабиринта. Это не только его боль, это — их общая боль. Ребёнок никак не мог вспомнить: зачем она это делает? Только спустя несколько мгновений, понял. Хвёдрунг — его отец.       Щеку резко обожгло пощёчиной.       — Вали! Вали, проснись!       Голос чёрного призрака менялся. Становился всё тоньше, пока не превратился в мальчишеский голос Нарви. Ребёнок обиженно застонал. Что, опять? Он же только что проснулся, ну сколько можно просыпаться! Свинцовые веки с трудом открылись. Еле ощутимое смутное понимание, что всё это время он пробуждался всего лишь во сне, всколыхнулось в нём беспокойной мыслью и снова погасло. Глядя на встревоженного близнеца, нависшего над ним, Вали никак не мог понять: он всё ещё спит, или это опять волк притворяется его братом? Ровно до тех пор, пока другую щёку не обдало жаром боли.       — Да прекрати меня бить! — возмутился Вали. Для того, кто только что был без сознания, он слишком резво перехватил братскую руку, — за что?!       — Фух… — облегчённо выдохнул Нарви, с размаху падая на его кровать, — я уж думал, всё, ты двинулся.       — Никуда я не двинулся, — проворчал окончательно проснувшийся оборотень, сонно потирая глаза кулачками, и с удивлением оглядел комнату. В ней царил совершеннейший хаос. Скинутые на пол разорванные одеяла, груда сломанных игрушек, вываленная из перевёрнутого сундука, скомканные простыни… Всё это было засыпано перьями из погрызенных подушек. На двери красовались размашистые глубокие борозды, будто кто-то небрежно царапнул по дереву крупной лапой. Вали невольно поёжился, вжавшись в матрас, и тут же подскочил от нахлынувшего ужаса. Кровать и пол были усыпаны серебристой шерстью.       — Обезумел, тронулся, одичал, помешался, умом повредился… — продемонстрировал свои умения в подборке синонимов Нарви, загибая трясущиеся пальцы. Вали отметил, что голос брата испуганно дрожит. Что он успел увидеть? И что вообще здесь случилось?       — Прекрати.       — Это ты прекрати, — огрызнулся Нарви, до боли вцепившись в братские плечи, и перешёл на шипение, — что ты натворил? Признавайся.       Вали выдохнул. Словно камень с души свалился. Во-первых, это действительно его брат. Он больше не спит. Только настоящий Нарви может настолько горячо его ударить, ещё и два раза подряд. Во-вторых, что бы здесь ни произошло, близнец не был этому свидетелем. Это тоже радовало. Похоже, когда семья вернулась домой, здесь уже царил учинённый им беспорядок.       Путешественник по снам чувствовал себя истощённым. Два совершенно безумных события за один день — это было слишком тяжело для его хрупкой неустойчивой психики. Он понял: вот и настал тот самый момент, когда брату придётся рассказать всё, что с ним приключилось.       Нарви слушал внимательно, не перебивая, и лишь изредка сердито сопел, теребя в руке случайно оторванные кисточки от покрывала.       — Дурак, — зашипел он, когда Вали выложил ему свою историю, — какой же ты дурак. Я же люблю тебя, недоумок несчастный. Ты — мой брат, и я давно простил тебя. Если ты собрался доводить себя до безумия из-за этого, я убью тебя раньше, чем ты пасть на меня откроешь, честное слово!       Сглотнув комок в горле, Вали уткнулся носом в шею брата, зарывшись в отросшие кудри. От волос пахло сладким дымом. Нарви не стал его отталкивать, чего так боялся Вали. Вместо этого он прижал близнеца к себе так крепко, словно опасался, что тот сейчас растворится в воздухе.       — Покажи мне дневник.       В этой перевёрнутой вверх дном комнате дневник пришлось ещё поискать. Вали даже засомневался — а не приснилось ли ему и это, почувствовав себя ужасно глупо перед братом. И с облегчением выдохнул, когда книга с потёртой обложкой нашлась под кроватью. Правда, он тут же занервничал — ведь если уже первая запись погрузила его в состояние, которое он не хотел бы пережить заново, тогда что ждёт его дальше?.. Поэтому он отсел от брата на противоположную сторону кровати, и внимательно следил за тем, как близнец бегло пролистывает страницы, совершенно не меняясь в лице. Словно это был не дневник из другого мира, а обычная книга сказок.       — Ну что? — не выдержал Вали, выпустив изо рта искусанный от нетерпения уголок одеяла, — он бесполезен, да?..       Нарви неопределённо пожал плечами.       — Я думаю, что… — он перевёл дыхание, задумчиво потерев переносицу указательным пальцем, — я думаю, что это не похоже на обычный дневник. Смотри, записи не по порядку, даты не проставлены. Всё очень сумбурно. Какие-то отдельные фрагменты, словно кто-то их придумывал или… вспоминал. А потом записал всем скопом. Это выглядит так, как если бы ты умер, и решил описать всё, что случилось до смерти.       Братья долго и выразительно посмотрели друг другу в глаза. Вали было жутко от его слов, но он чувствовал загривком — Нарви прав. Это звучало безумно, но кто он такой, чтобы рассуждать о безумии после всего, что с ним случилось?       — Ты хочешь сказать, что он, то есть я, писал это в Хельхейме?..       — Непохоже, — поморщился Нарви, — оттуда не выбраться, и тем более не вынести вещь. Да и на Вальхаллу не тянет. Знаешь, на что похоже? Будто мы умерли, но… остались живы.       — Бред какой-то… — тряхнул головой Вали.       — «Нарви — придурок», — с выражением прочитал брат, — «нет, чтобы просто перенести себя в другой мир, так он разбил зеркало и расщепил себя! Говорил же ему зеркала снять»… Видишь? Похоже, что мы хотели сделать одно, а получилось другое. Всё, что нам нужно — просто не ошибиться. На этот раз.       Вали скептически поджал губы. Ему очень не нравились приступы оптимизма близнеца. Обычно это означало, что уже ничего не исправить, и он просто хочет подбодрить.       — Там написано, что мы сделали-то?.. — мрачно поинтересовался он.       — Не-а, — Нарви рассеянно пролистал пустые страницы и смущённо признался, — если честно, мне вообще кажется, что ты… всё ещё его пишешь.       Вали бессильно застонал, уставившись в потолок. Одно дело — исправлять свои прошлые ошибки, и совсем другое — будущие! Да они даже не знают, что натворят!       — А «Элис» этот? Что ты об этом думаешь? — вспомнил он.       — Что папа знает явно больше нас, — помрачнел Нарви, — помнишь, заставлял на людей будущего смотреть? И про спальню твердил. Кстати, на обычный портал это тоже не похоже, они не закрываются. Это что-то другое… но что? Надо будет глянуть подробнее на вирд этого любителя пострелять в тебя.       — Спросим папу?.. — предложил Вали.       — Ни в коем случае, — отрезал брат, — может, это вообще его рук дело. Сами разберёмся.       В воздухе повисла тягостная тишина, которую нарушил громкий хлопок закрытого Нарви дневника. Вали тоскливо обвёл полуразрушенную комнату унылым взглядом, и обнял свои колени, спрятав нос.       — Это просто воспоминание, — без слов понял его близнец, обнадёживающе положив ладонь на его плечо, — так бывает: можно помнить прошлое, а можно — будущее. Ты был не готов, вот зверь и пришёл. Он был и тут и там, по-настоящему и нет. Заставил вспомнить, что будет, когда… мы умрём. Видишь, папа спасёт тебя. Даже если сам виноват в этом. Понимаешь?       Вали покачал головой со скорбным видом. Он изо всех сил старался понять. Ребёнок был удивлён: он считал брата глупым, но именно он помогал ему всё расставить по полочкам, и навести порядок в хаосе путающихся мыслей. Наверное, брат не так уж и глуп, как кажется. Если он так уверен, что они разберутся — значит, они действительно разберутся.       — Ва-а-али! — братья подпрыгнули от неожиданно раздавшегося на весь дом громкого вопля матери, — а ну-ка, иди сюда!       Нарви вопросительно посмотрел на близнеца.       — Я цветок сожрал, — виновато признался тот, — случайно.       — Она тебя убьёт, — бесстрастно припечатал Нарви, и ободряюще добавил, — ну зато не надо будет разгребать весь этот бардак!       Вали улыбнулся, прекрасно понимая, что брат сейчас не только о беспорядке в комнате.       — ВАЛИ! — повторился пронзительный крик, — иди сюда сейчас же!!!       Нарви не мог оставить брата на растерзание гневной матушки, поэтому побежал с ним в качестве поддержки. Близнецы даже не подозревали, что именно в этот момент в дневнике, сама собой появилась новая запись.

***

      Локи был растерян. Что-то было не так. Задумчиво глядя на сыновей, усердно подметающих рассыпанную по полу горшочную землю, он чувствовал смятение всеми фибрами своей ведьмовской души. Вали был в их спальной, без сомнения. Как Локи того и добивался. Разбитые черепки и жёваный цветок тому доказательство. Но что за мрачные лица у них обоих, неужели сын здесь увидел нечто другое, чем он сам? По спине пробежал неприятный холодок. Его великолепный план трещал по швам, а он даже не понимал, где прокололся. Он попросту не рассматривал тот вариант, что в открывшемся изломе каждый может увидеть что-то разное.       Может поговорить с ними?.. Метнувшийся в его сторону в этот самый момент ледяной взгляд Нарви заставил тут же отказаться от этой идеи. Они решат, что он ими играет. И будут, конечно, правы, но… Нет, признаваться — очень, очень плохая мысль. Он просто посмотрит, к чему это всё приведёт, и если что, то обязательно вмешается. Он разберётся. Сам.