Дурная Кровь

«Клац-клац» — щёлкали ножницы, безжалостно обрезая отросшие рыжие кудри. Лёгкое движение острых лезвий — и очередная прядь упала на усыпанный огненными волосами деревянный пол. Робкий солнечный свет упрямо пытался озарить детскую через плотно занавешенное окно. Нарви был категорически против того, чтобы распахнуть створки и впустить внутрь свежий воздух, и Локи приходилось действовать на ощупь, почти вслепую. Он не настаивал: сын и так отчего-то боялся стрижки, согласившись на сие действо только в полумраке. Заботливо укрытый белой простынёй, он вжался в спинку стула, уставившись в напольное зеркало невидящим взглядом. Ребёнок будто кол проглотил — с неестественно выпрямленной спиной он выглядел застывшей статуей, с которой мастер вот-вот снимет накидку, чтобы явить миру своё творение. Собственно, так оно и было. Локи не отрицал, что сел в лужу. Он понимал, что это — только начало. Кто бы мог подумать, что дети бога коварства могут быть коварнее его самого! Пусть и неосознанно, это ещё страшнее. Он легко отделался — ему просто запретили плести судьбы, узнав о способностях. Неприятно, но терпимо. Норны отметили, что ничего особо страшного дети натворить не успели, поэтому паутины людей будущего даже не подверглись изменению после незаконного вмешательства. Однако скандал был грандиозным. Таким, что отец близнецов не знал, то ли ему гордиться тем, что дети превзошли его самого по качеству скандалов, то ли волосы рвать от беспомощности. На голове у побратима. Один был мудрым и хитрым. Не будь он таковым — не стал бы Всеотцом. Он прекрасно понимал, что неукротимая сила йотунской крови разрушительна. Особенно в сочетании с магическим талантом. Значит, действовать нужно незамедлительно, чем раньше, тем лучше. Маленький невоспитанный щенок вырастает в безумного дикого пса. Выхода два: подчинить или уничтожить. Второй вариант более привлекателен, но слишком радикален. Конечно, убить щенка проще, чем огромную бешеную собаку, но как объяснить пролитие детской крови заботой о будущем Асгарда? Это больше смахивает на паранойю, чем на мудрость, а правитель не должен позволять эмоциям захватить разум. К тому же, Локи — его побратим. Поэтому остаётся только направить этот неиссякаемый источник энергии в нужное ему русло, и заставить действовать в своих интересах. «Щёлк-щёлк» — ножницы безжалостно кромсали доверие к отцу. Беспощадное лязганье погружало в темноту, откуда нет выхода. Нарви точно черту перешёл: только что был ребёнком, и вдруг всё изменилось. Оказалось, что расти — болезненно. Что там, за порогом детства — пугающая неизвестность. Что всего пара слов может ранить сильнее самого острого кинжала. Сухое «пойдём к Одину» стучало набатом в висках, разрывало тонкую нить тёплых отношений между родителем и ребёнком. Конечно, близнецы виноваты перед ним, но не на казнь же их вести за это! Что стало с отцом, который всегда был их защитой и опорой? Неужели он готов выслужиться настолько, что потерял не только гордость, но и самоуважение? Будь Нарви малышом — по его щекам сейчас бы текли слёзы. Но мужчины не плачут. Боль свернулась клубком змей в горле, затрудняя дыхание, а сведённые судорогой пальцы крепко вцепились в сиденье стула. Отец постарался — сегодня у близнецов начнётся новая жизнь. Сжимающая горло простыня прячет взрослые обновки: чёрную рубашку с белой обшивкой, ворот которой стянут бронзовой булавкой, кожаный пояс с металлическим наконечником, и новые мягкие башмаки на шнурах. Но Нарви ли теперь это? Он чувствовал себя пустым сосудом, содержимое которого вылили, ничем не наполнив взамен. Снаружи — красивая обёртка, внутри — ничего. Безысходность выжгла остатки эмоций, превратив их в пепел. Всё, что оставалось — принять неизбежное, наблюдая, как собственное отражение смотрит на него отрешённым взглядом. Локи суетился вокруг, то приставая на цыпочки, то опускаясь на колени. Волосы налипли к башмакам, и будь Нарви в настроении, то обязательно съязвил бы, что отцовская обувь стала меховой. Ножницы угрожающе щёлкнули возле виска, и юноша невольно вздрогнул, опасаясь за сохранность уха. И тут же оцепенел. Отражение не отреагировало. Для верности Нарви часто заморгал и завертел головой, тут же оказавшись крепко схваченным родительскими пальцами за подбородок. По спине противно поползли мурашки — отражение в зеркале продолжало сидеть истуканом! Более того, с каждым клацаньем лезвий оно становилось прозрачнее, превращаясь в еле заметную дымку. — Папа! — потная ладонь перехватила стригущую руку, не позволяя ей сделать ни одного движения. — Нарви, не вертись, пожалуйста, мы и так опаздываем, — проворчал Локи, освобождаясь от захвата. Он старается, как может, и если сын будет вертеться, так они и к вечеру не успеют. А ему ещё второго негодника стричь! — Папа, — повторил хриплый голос и после паузы виновато добавил, — мне страшно… Знал бы отец, чего стоило сыну признаться в этом. Пожалуй, это была последняя капля из остатков доверия, после которой юноша понял: отныне он сам по себе. — Это всего лишь стрижка. Погоди чуток… Был бы Локи внимательнее, а в комнате чуть светлее — он бы увидел, что с ножницами что-то не так. С каждым движением на стали всё чётче проявлялся замысловатый рисунок — тонкие ветви переплетались между собой на кольцах, чтобы соединяться лепестками на рабочем полотне. «Щёлк!» — лезвия завершающим штрихом прошлись по удлинённой чёлке, и в тот же момент зеркальный Нарви полностью исчез. Отражение Локи скептически оглядело свою работу, в точности повторяя движения настоящего. Вот только взгляд его был устремлён на пустое место. Напуганный юноша недоумевал: неужели он действительно пропал настолько, что перестал существовать? Пальцы ущипнули руку, чтобы убедиться: это не сон. Он чувствует боль, значит ещё жив. Но почему отец ничего не замечает? Локи был слишком погружён в собственные мысли, чтобы замечать что-либо. Внезапно инструмент стал таким тяжёлым и горячим, что выпал из рук, оставив на память ожог. Не ожидав такой подлости от ножниц, бог огня недоумённо уставился на красную отметину в виде кольца на ладони, и зашипел от боли. — Нарви, я попросил тебя принести ножницы, где, ты говоришь, их взял?.. — поинтересовался он, инстинктивно облизнув руку, чтобы уменьшить неприятные ощущения. Вопреки ожиданиям, боль запульсировала сильнее. С ними определённо было что-то не так, Локи ещё ни разу не умудрялся обжигаться, тем более о нераскалённые предметы! Ответить сын не успел, потому что в комнату зашёл второй, возмущаясь тем, что брата стригут так долго. Он уже переоделся в новую взрослую одежду, и до ужаса напоминал Нарви до стрижки. Единственное отличие, которое сразу бросалось в глаза — зелёная, а не чёрная как у брата, рубашка, и отросшие до плеч волосы. Вали озадаченно оглянулся вокруг: полумрак, отец отчаянно дует на ладонь, сидя на коленях, а бледный Нарви смотрит в никуда огромными испуганными глазами. Они здесь точно просто стриглись? Бросив беглый взгляд на зеркало, юноша обомлел. — Это что ещё за…? Брат не отражался. Что ещё страшнее — он прямо на глазах становился прозрачным, что вскоре через него легко можно было разглядеть кровати. То, что сначала показалось простой бледностью, совсем не было ею. Нарви не просто был похож на призрака. Он стал призраком. От страха за близнеца закружилась голова, и Вали внезапно пошатнулся, не устояв на ногах. — Вали, нет! — детская наполнилась отчаянным криком, и окна тревожно задребезжали. Нарви знал, чувствовал — к зеркалу нельзя было прикасаться ни под каким предлогом. А теперь… это просто катастрофа, которую не исправить. Случайно приложившись спиной к отражающей поверхности, Вали оставил на ней трещину. Раздался смачный хруст. Быстро разрастающаяся паутина рассекла стекло тёмными полосами. Так вот как всё на самом деле. Пустота. Времени нет, пространства нет. Он никогда не был собой, и никогда не знал каково это — быть Нарви, сыном Локи и Сигюн. Он всегда хотел быть похожим на отца, слепо копируя обожаемые манеры и выходки. Вот только где заканчивается Локи и начинается он сам? У него не было ответа на этот вопрос. Казалось, что Нарви растворился настолько, что стал всего лишь подобием самого себя. Здесь, по эту сторону зеркала, ему стало понятно: он не потерял своё отражение. Он и есть своё отражение. Это не пугало, потому что больше некому было испытывать страх. Так зачем переживать? Ладонь осторожно опустилась на испещрённую бороздами поверхность. С этой стороны она не была зеркальной, и напоминала окно, нарисованное на чёрном холсте. Вот отец поднимается с пола, и что-то обеспокоенно ему говорит. Не слышно. По губам не разобрать, да и не хочется. Вот Вали испуганно переводит взгляд с отца на него… Нет, это не испуг. Близнец решителен и твёрд, он… он кричит на отца?.. Внутри что-то слабо всколыхнулось. Какое-то чувство, которое было так значимо, когда он ещё не был отражением, и тут же погасло в омуте безразличия. Всё равно. Он должен идти, просто идти вперёд. Что-то зовёт его глубже, в эту манящую бездну. Локи непонимающе переводил взгляд с вытянутой ладони Вали на пустое зеркало. Он не просто глуп. Он безнадёжно и неисправимо глуп, как Тор после бочонка пива. Ясным же языком ему говорили — боится парень. Не понял, не придал значения, не поинтересовался даже! Как вообще возможно, что Нарви смог перейти живым на другую сторону? Дальше этого вопроса мысли отказывались идти, спотыкаясь о непреодолимую стену страха. Ребёнка нужно было спасать, и Локи лихорадочно перебирал в голове все варианты. Чтобы спасти, нужно знать причину, по которой это случилось. «Отцовская глупость» полностью подходила под этот пункт, но самоосуждение ещё ни разу никого не выручало. Тряхнув головой, он осторожно коснулся зеркала ладонью. Твёрдое стекло было холодным, точно лёд. Без особого ритуала не пройти. Вали злился. Сердце заныло и пригрозило выпрыгнуть из груди, если он сейчас же что-нибудь не предпримет. Призрачный силуэт брата медленно уходил вглубь, и каждый его шаг отзывался болью в сжимающейся груди. Сын соображал быстрее отца, и недоумевал, отчего тот замер деревянным болванчиком, когда необходимо действовать как можно быстрее? Стоило бросить взгляд на брошенные впопыхах ножницы, странный орнамент на которых рисовался сам собой, как магическое чутьё юноши мгновенно сложило кусочки мозаики воедино. — Папа, дай мне ножницы, — попросил он, требовательно вытянув ладонь. Отец рассеянно поднял затуманенный взгляд, глядя куда-то сквозь сына. — Дай мне ножницы! — прокричал Вали, теряя самообладание. Каждая секунда — на вес золота, у них просто нет времени настолько сильно медлить. — Ножницы! Быстро! Дай мне ножницы, Локи! Только услышав своё имя, Локи понял: от него что-то хотят. Поэтому не стал возмущаться вопиющей фамильярности. Время растянулось настолько, словно кто-то по капле переливал кисель из кувшина в кружку. Инструмент идеально лёг в небольшую ладонь, и бог где-то на краю сознания удивился, что тот не обжёг нежную юношескую кожу. Рука сделала решительный замах, и ножницы вошли в зеркало так же легко, как нож в масло. Оглушающий звон битого стекла заставил зажмуриться и закрыть уши ладонями. Это не спасло — потому что дребезжание раздавалось внутри головы, словно там кто-то бил посуду в порыве ярости. Распахнув глаза, недоумённый отец не увидел ни сына, ни осколков — зеркало было целым, без единой трещинки. Таким же, как и в самом начале стрижки. Спину обдало холодом, а руки зашлись мелкой дрожью. Мало того, что он допустил это с Нарви, так ещё и второго ребёнка лишился. Отполированная поверхность отражала испуганный взгляд собственных зелёных глаз и взъерошенную рыжую шевелюру. Смотреть противно. Что он за родитель такой непутёвый? В голове, как назло, не было ни одной идеи, что делать дальше. Всё шло наперекосяк. Локи не мог понять почему — ведь он видел будущее, и там все были счастливы! Обычно он никому не верил, но видения ещё никогда не обманывали. Эта история начиналась обыденно. Если внезапно открывшийся портал, конечно, можно назвать обыденностью. Но как понять, что это именно портал, если никогда раньше не видел ничего подобного? Вот и Локи поначалу принял другой мир за необычайно реальное сновидение. Однажды уставший бог вернулся домой после изнурительного похода с Тором. До таверны, где они опустошили несколько пивных бочонков. Предвкушая сладкий и долгий сон, он распахнул двери спальной, и… не поверил собственным глазам.

***

Голова болела так жутко, будто толпа гномов стучала по ней своими маленькими тяжёлыми молоточками. С трудом открыв глаза, Вали, наконец, понял, что именно его разбудило. Шорох в соседней комнате. По телу неприятно пробежали мурашки от мысли, что домой вломился чужак. С трудом повернув голову, Вали аккуратно опустил широкую ладонь на спину брата. Тот даже не шевельнулся. — Нарви, — тихо прохрипел он осипшим голосом и прочистил горло. Во рту было так гадко, словно они вчера не праздновали, а жрали лошадиное дерьмо. Безумно хотелось пить, и Вали сейчас отдал бы всё за кувшин с освежающей ледяной водой, на поверхности которой плавает мятный листочек. Он настойчиво потряс близнеца. Тот недовольно застонал и раздражённо повёл плечом, пытаясь скинуть руку. — Нарви, в доме кто-то есть, — упрямо зашептал он брату, заправив ему за ухо мешающий огненный локон. Тот мгновенно поднял на него заспанное опухшее лицо, и Вали не удержался, чтобы не закатить глаза к потолку. Он же обещал вчера побриться! Эти нелепые рыжие усы были совершенно ему не к лицу, и приводили Вали в бешенство. Каждый раз он угрожал их сбрить, когда любитель бороды будет спать, и каждый раз забывал об этом. Вот хоть прямо сейчас бери бритву и насильно брей, пока брат вялый и сонный. Правда, всегда есть вероятность получить кулаком по лицу, но это не такая уж большая цена, чтобы перестать краснеть за эту уродливую растительность. — Что если… — в горле было так сухо, что Вали еле сдержал кашель, чтобы не дать понять чужаку, что он их разбудил. По спине мерзко пробежал ледяной ручеёк. — … Гери и Фреки?.. — Не говори глупостей, — зашипел Нарви, нахмурившись. От братского взгляда не укрылось, как нервно заходили его скулы и раздулись ноздри, совсем как обычно перед боем. — Сам же защиту делал — только кровные родственники могут пройти. Близнецы замерли, уставившись долгим взглядом в глаза друг другу. Шорох за дверью повторился, и дверь медленно отворилась, скрипнув несмазанными петлями. Двери в доме не смазывались принципиально — это было необходимой мерой безопасности, чтобы услышать незваного гостя наверняка. Братья почти синхронно сунули руки под подушки, схватившись за рукояти кинжалов. Переглянувшись, они решительно кивнули друг другу, приготовившись к нападению. Каково же было удивление, когда их взору предстал отец, которого они не видели вот уже несколько лет. Он просто пропал, исчез, заявив, что уезжает всего на несколько дней и обязательно вернётся. С тех пор его никто не видел. Одинские псы со следу сбились, тщетно вынюхивая беглеца. Всё без толку. А найти его хотелось всем: обвиняющийся в убийстве Бальдра слепой Хёд заявил, что он не виновен — это всё Локи надоумил его поучаствовать в игре «брось чем-нибудь в неуязвимого». Вот он и бросил. А чем — знать не знал, и ведать не ведал. От казни это его, разумеется, не спасло, да и слова звучали совсем уж сомнительно — коварного аса никто на пиру не приметил, вероятнее скорее, что сам Хёд умом тронулся. Да только засели его слова глубоко в голове Всеотца, заставив вспомнить о пророчестве. И, крепко сжав копьё, поклялся он отомстить убийце сына. Допросу подверглась вся семья пропавшего бога, и сыновья сильно рисковали быть обвинёнными в укрывательстве преступника. Происходящее напоминало дурной сон параноика — за братьями началась постоянная слежка. Они понимали — каждое неверное движение может оказаться последним. Самое обидное, что верное тоже. И вот теперь Локи стоит на пороге дома, как ни в чём не бывало, с таким видом, будто это их не должно тут быть! По тому, как брат дёрнулся вперёд, Вали понял, что Нарви очень даже не прочь перерезать сонную артерию собственному отцу, и предупреждающе опустил ладонь на напряжённую руку. — Что здесь происходит? — требовательно спросил родитель, переводя строгий взгляд с одного сына на другого. Только сейчас Вали начал понимать, чему именно можно так удивиться, заглянув в их спальную. В голове медленно восстанавливались кусочки памяти в попытке воссоздать вчерашний день. Они с братом давно уже не дети, двое взрослых самостоятельных мужчин могут жить, как хотят. Тогда отчего он залился краской, точно девица, оглянувшись вокруг? Дружба с альвами — это чистое безумие. Даже со светлыми. Особенно со светлыми — Вали поспорил бы об условном разделении на «светлых» и «тёмных». Их своеобразное чувство юмора заставляет сомневаться в собственном здравомыслии, а оригинальные шутки — ценить каждую минуту своей жизни, когда вы ещё не были знакомы. Именно поэтому дети Локи не только быстро нашли общий язык с жителями Альвхейма, но и стали близкими друзьями. Ещё одна важная особенность альв — любое произнесённое тобой слово может быть использовано против тебя. Нет, даже не так. Будет использоваться против тебя непременно! Поэтому в любой, даже незначительной и милой беседе, необходимо отдавать себе отчёт в том, что ты только что сказал. Мерзко посмеиваясь, эти мелкие остроносые создания вывернут сказанное наизнанку, заставив возжелать стать немым до конца жизни. Как известно, дружба от розыгрышей не спасает, скорее наоборот. У альв с этим делом двусмысленности нет и подавно: дружба для них означает, что ты будешь подвергаться остроумным нападкам в два раза чаще. Поэтому нужно быть полным безумцем, чтобы дружить с альвами. Или ребёнком Локи. С детства, проводя летние деньки в поместье Фрейра, близнецы не могли не сдружиться с Бейлой и Бюггвиром — слугами бога плодородия. Поэтому Ингри, дочь Бейлы, стала им близка, как младшая сестрёнка. Или старшая. Тролль разберёт этих альв — с их милыми личиками, начисто лишёнными морщин, и миниатюрными стройными телами невозможно даже примерно определить возраст. Поэтому, когда Ингри объявила о помолвке, и поведала, что хочет видеть близнецов на своей свадьбе, братья даже не удивились. — Вот только не знаю, где свадьбу справить, — угрюмо вздохнула девица, смешно наморщив маленький вздёрнутый носик, — есть какие-нибудь идеи? — Да хоть в нашей спальне, — ляпнул Нарви, не подумав. Идей всегда у него была полная тележка и ещё чуть-чуть. Как выяснилась, эта — была самая безумная. Потому что Ингри восприняла его слишком буквально, не в силах совладать со своей альвийской природой. В спальне, так в спальне! Уже на следующее утро в их доме царил совершенный балаган — альвы нагрянули толпой со всеми родственниками и друзьями. Молодожёны заключили брак прямо на их кровати! Вот что значит — действительно запоминающееся торжество. О свадьбе Вали напомнила гудящая голова, мучительная жажда и мирно спящие голые альвы на полу. Погодите-ка… голые?! Замутнённое сознание принялось лихорадочно перебирать последние события, но наткнулось только на пугающую пустоту. Взглянув на брата, лениво поднимающегося с постели, Вали понял, что без одежды здесь не только альвы, и стыдливо натянул тонкое одеяло до самой шеи. Всматриваясь в непроницаемое лицо отца, он силился понять: уже надо оправдываться или ещё нет? На этот случай Вали даже аргумент приготовил: сам виноват, что они с братом с детства делят одну постель! Они просто привыкли спать вместе, ничего такого. Но стоило жертве локиного воспитания повернуть голову, как бессильный стон вырвался из груди сам собой. Это было намного страшнее, чем поделить ложе с собственным близнецом. Рядом с ним, на краешке кровати, лежала Бейла, не потрудившаяся даже прикрыть простынёй свои роскошные формы. Он же вчера не…? Говорил ему брат: «Не смей, даже не думай. Она намного старше папы!». Что они вообще вчера пили? — Это мы должны объясняться? — огрызнулся Нарви, лениво пройдясь по комнате. Вали видел: каждый шаг отдаётся болью в голове близнеца — об этом красноречиво говорили страдальчески поднятые уголки бровей. В этом весь брат: за напускной бравадой часто скрывалась невысказанная боль. — Может, это ты сначала расскажешь, где тебя носило всё это время? Вали невольно восхитился. Правильно: лучшая защита — это нападение. Выжидающе уставившись на отца, Нарви уселся на край накрытого белой скатертью стола, заставленного грязной посудой, и недвусмысленно принялся поигрывать кинжалом. Чёткие, отточенные движения пальцев завораживали не только его — Локи тоже не мог отвести глаз от гипнотического зрелища. Сейчас, когда семья была в сборе, Вали отметил, что брат стал полной противоположностью отца — высокий, крепкий и подтянутый, с выраженным рельефом мышц, он напоминал Локи только лицом. И то это сходство было еле уловимым, благодаря ненавистной бороде. От Вали не укрылось, что и отец разглядывает Нарви с неподдельным интересом. Его можно было понять — он же ушёл, когда они были совсем детьми! Они здорово изменились за это время. Наблюдая за близнецом, Вали всегда глубоко задумывался: интересно, он так же выглядит со стороны или гораздо хуже? Локи, наконец, смог оторвать взгляд от повзрослевшего сына, и вальяжным шагом направился к окну, бессовестным образом оставив вопрос без ответа. Вот, собственно, и самое яркое сходство — характер, манеры и жесты. Их, как говорится, не пропьёшь. Так театрально вышагивать с высоко поднятой головой могли только Локи и Нарви. Правда, насчёт гордой походки Вали поторопился с выводами. То, как отцу пришлось пробираться сквозь груды лежащих друг на друге сопящих тел, еле прикрытых одеялами, заставляло хихикать в кулак. Вали всё ждал, когда отец неосторожно наступит на кого-нибудь, отдавив важные места, но тот двигался на удивление проворно и легко. Резко раздвинутые плотные занавески впустили внутрь солнечный свет и заставили глаза болезненно зажмуриться. Жест был знакомым и противным до ужаса, напомнив детство. Не хватало только привычной фразочки, произнесённой с особой ухмылкой: «вставайте, сони». В груди внезапно защемило, и Вали вдруг понял, что скучал. И что он безумно рад видеть отца, несмотря на то, что всё ещё дуется. Приятно потянуло свежим прохладным воздухом — створки окна распахнулись, чтобы выветрить затхлость и стойкий аромат перегара. А когда ему заботливо протянули кружку воды, наполнив её из кувшина, Вали уже готов был не только всё простить, но и расцеловать беглеца. Перехватив неодобряющий взгляд брата, вспомнил: они всё ещё злятся, да. Однако после каждого глотка, освежающего пересохшее горло, злиться становилось всё сложнее. — Значит… я ушёл, и меня не было долгое время? — осторожно уточнил Локи, чётко выговаривая каждое слово, — а вы, значит, спокойно себе выросли, и ни в чём себе не отказываете? На самом деле он понимал, что и сам сейчас выглядит не лучшим образом, чтобы осуждать. Шутка ли: они только что с Тором пропустили пять бочонков! Ему, правда, от силы досталась треть одного. Но это уже было слишком много. Так что, он был сейчас не в том положении, чтобы читать мораль о трезвости и прочих нудных вещах. Однако, он всё ещё отец, и желание быть строгим с распустившимися отпрысками оказалось сильнее. Братья недоумённо переглянулись, силясь понять: он сейчас издевается или пока нет? — И это ты называешь «спокойно»? — прошипел Нарви, выгнув бровь, — да если б мы не были учениками Всеотца… — Стоп! Стоп, стоп… — выставил Локи ладони вперёд, нахмурив лоб, — он взял вас в ученики?.. Нарви растерянно открыл рот и закрыл его снова, не в силах подобрать слова. Вопросительно посмотрел на брата. Тот пожал плечами, многозначительно коснувшись виска подушечкой указательного пальца. — Взял?.. — непонимающе переспросил Нарви, и кинжал неосторожно выскользнул из рук, воткнувшись лезвием в пол, — ты же сам… погоди, тебя что, головой приложили? Или заклятие?.. Два быстрых шага резко сократили расстояние между отцом и сыном, и крупная ладонь схватила острый гладкий подбородок, изучающе поворачивая голову из стороны в сторону. — Ты помнишь, кто я? — требовательно поинтересовался Нарви, и, не дожидаясь ответа, посмотрел на брата поверх рыжей шевелюры отца, — ты знаешь, что у него зрачки расширены? Посмотри, может, магия?.. Локи еле доставал до груди взрослого сына, напоминая миниатюрную куклу, попавшую в лапы зверя, поэтому Вали невольно рассмеялся от растерянного отцовского взгляда. — Да нет никакой магии, — отмахнулся он, закутываясь в одеяло, — он просто безумен. Тоже мне новость. — У меня всегда зрачки расширены! — запротестовал Локи, резко вырвавшись из цепких лап Нарви. В попытке вернуть себе авторитет он выглядел потешно. Казалось, будто они поменялись ролями: суровый Нарви больше походил на отца, чем сам отец. Поэтому когда Локи громко топнул каблуком сапога, чтобы доказать, что он всё ещё в здравом уме и трезвой памяти, близнецы только расхохотались. Попытка родителя вернуть себе прежнее отношение сыновей была понятна. Чего Вали не понимал, так это почему альвы никак не реагируют на происходящее. Их сон настолько крепок или они настолько тактичны, чтобы не вмешиваться в семейные разборки? Последнее казалось маловероятным, поэтому он склонялся к первому. — Так что с тобой случилось? — почти миролюбиво спросил Нарви, с умилением наблюдая за отцом, как хозяин за глупым котёнком. Тот действительно напоминал неразумное дитя: с любопытством прохаживаясь по комнате, проверял каждую полку, и хватал всё подряд, разглядывая с искренним интересом. Без внимания не остались и платяной шкаф, и внушительная стопка книг в углу, написанная Вали, и даже пространство под кроватью, оказавшееся пустым к его разочарованию. Вопрос он проигнорировал повторно — что-что, а по искусству увиливания от ответов ему самому было впору писать книги. — Ты что-то ищешь? — не выдержал Нарви, выхватывая из тонких пальцев очередную безделушку — гладкий камень с рунической вязью. Для чего Вали его сделал, он не знал, а проверять на вновь приобретённом отце ему не хотелось. — Ага. Потерянную совесть, — буркнул Вали с кровати и близнецы опять не удержались, чтобы не рассмеяться. Нарви даже слёзы вытер из уголков глаз от смеха. Локи как раз тщательно проверял каждый ящик письменного стола, стараясь не реагировать на очередную провокацию. Ему давно было ясно: вещи бога лучше говорят о нём, чем он сам. Это, во-первых. Во-вторых, лучшее, что можно придумать, чтобы сохранить осознанность во сне или видении — начать трогать всё подряд. Это глубже погружает в события, и даёт гарантию, что ты точно не забудешь происходящее при пробуждении. В конце концов, это просто интересно! Вроде бы несуществующие вещи, а кажутся такими реальными. Ему и в голову не пришло, что осознанность он теряет не из-за того, что это сон, а из-за того, что он пьян. — О-о! — восхищённо протянул Локи, выудив из-под завала бумаг блестящие ножницы. Чем-то они притягивали, а чем — непонятно. Аккуратные, изящные, опасные, они так и манили к себе, призывая полюбоваться безупречной работой мастера. Казалось, что не взять их равносильно преступлению против самого искусства. Нарви резко стал серьёзным. — Положи на место, — сказал он, как отрезал. Локи оживился. Это единственная вещь во всей комнате, на которую сын отреагировал настолько бурно. Чтобы вот так взять, и просто отправить её обратно в ящик? Да ни за что. Это же как тряпкой красной перед быком помахать. — Пожалуй, я узнал всё, что хотел, — елейно проворковал бессовестный клептоман, заправив ножницы за пояс, и бодро направился к выходу. Казалось бы, ну и зачем они ему? Но нет. Всё внутри кричало о том, что ему очень нужно, просто необходимо, как воздух что-нибудь утащить. А если ещё и запрещают, то это просто идеально. Крепкая мужская ладонь резко схватила за локоть, останавливая на полпути. — Куда это ты собрался? — пробасил Нарви, нависая над отцом, как коршун над добычей. Тот непонимающе захлопал ресницами, являя собой просто пример невинности. Внезапно глаза округлились, глядя за плечо сына. — Что это?.. — испуганно пролепетал он, показывая на что-то трясущимся пальцем. Нарви обернулся, и, не увидев ничего необычного, повернулся обратно с вопросительным видом. Только по заливающемуся смехом брату он понял, что его провели, как ребёнка — не нужно было выпускать локоть из рук. Отца и след простыл. Жертва обмана выбежала из комнаты, предусмотрительно вытащив кинжал из доски на полу. То, что увидел сын Локи за дверью, не описывалось ни в каких учебниках, и не рассказывалось никакими учителями. От неожиданности он застыл как вкопанный. Отец растворился прямо на глазах, превратившись в дымку. Рука только и успела, что схватить воздух, просочившийся сквозь пальцы. Ужас и непонимание охватили бога, тщетно оглядывающегося в поисках беглеца. Пусто. Он не знал, как это объяснить самому себе. Неужели Локи на самом деле мёртв и их посетил призрак? Тогда отчего он казался таким… настоящим? — А ты не умнеешь, — сквозь смех заметил Вали вернувшемуся брату. Тот растерянно повёл плечом с самым угрюмым выражением лица на свете. — Он исчез, — мрачно возвестил он, и на недоумённый взгляд близнеца пояснил, — это иллюзия. Я не знаю, как он это сделал, но его здесь не было. — Иллюзия не могла бы взять материальный предмет, — возразил брат, задумчиво потерев подбородок, — кстати, а это случайно не те самые ножницы, в которые ты заключил тёмную часть себя?.. — Те самые. Вот скажи, зачем они ему?.. Тот в ответ только пожал плечами. — Ты видел его глаза? Я думаю, он сам не знает, что взял, — ответил Вали, укладываясь обратно в постель поудобнее, и перехватив унылый взгляд близнеца, успокоил, — да не переживай так. Для него это обычные ножницы. Без тебя у него не получится выпустить её. А ты здесь. Нарви понимающе кивнул. Но всё-таки что-то не давало ему покоя, тоскливо сворачиваясь змеёй в груди. — Ты заметил, как он помолодел? — спросил он, устраиваясь рядом с братом. Голова всё ещё гудела, поэтому, несмотря на то, что их так бессовестно разбудили, начинать новый день не хотелось. Хотелось подольше поваляться в кровати. — Тебе показалось, — зевнул Вали, поворачиваясь на бок. Мир за пределами одеяла — слишком холоден. Но даже маги могут лениться: после короткого спора о том, кто пойдёт закрывать створки окна, близнецы так и остались в постели. Оказавшись зажатым между альвой и Нарви, Вали понял две вещи прежде, чем погрузиться в глубокий сон. Первое. Если из утренних событий что-то и было иллюзией — так это толпа обнажённых альв в спальной. Стоило Вали случайно коснуться Бейлы, как та растворилась в воздухе. Иллюзия была превосходна, что и говорить. Он принял очередной розыгрыш за чистую монету, ещё и брата обвинил в глупости! Оба хороши. Второе. Возвращение Локи — это очень плохой знак. И не только потому, что его могли увидеть ищейки Одина. Вся эта ситуация сама по себе вызывала неприятные чувства, несмотря на то, что он был очень рад видеть своего отца. Хотя бы ненадолго. Проснувшись у себя в спальной, Локи был очень озадачен, обнаружив в постели ножницы. Уж не Сиф ли он снова остриг?.. Тор не простит ему этого во второй раз. Он и от первого-то до сих пор не в восторге. Поэтому бог даже не подумал, что мог вынести инструмент из странного сна. Всем известно, что такое невозможно. Это он намного позже поймёт, что был слишком пьян, чтобы понять — это не сон. Наткнувшись на взрослых сыновей в спальне во второй раз, он заподозрит: неужели портал в будущее?.. Ещё позже — захочет, чтобы дети сами встретили будущую версию себя. У него даже и в мыслях не будет, что они могут увидеть что-то другое, поэтому поведение Вали, сожравшего цветок, весьма его озадачит. Но о ножницах так и не вспомнит. А сейчас его беспокоили всего несколько вещей: больная голова, сухость во рту, и как громко будет кричать на него Сигюн за вчерашнюю пьянку.