***
— А почему мы не можем сообщить Ярду, что Мигель — это Шарлотта? — Софина сидела на столе, закинув ногу на ногу. — Она ангел. Полиция её не остановит. — К тому же, мы не можем быть уверены, что в полиции нет членов мафии, — сказала Марта. Увидев удивлённые взгляды, она добавила: — а такое может быть. Вот среди моих ребят, — так она называла членов культа, — как минимум трое работают в Ярде. — Вот тебе и полиция… — эта новость привела графа в бешенство. — Тогда попроси их нам помочь! — сказала Софина. — пусть идут Босса мафии искать. Марта с улыбкой пригрозила пальцем. — Неа-неа. Я — дилер. В игру вмешиваюсь, только если кто-то играет нечестно. — С Хелен то ты нам помогла! — Я ж не знала, что она с Лотти связана! — пожала плечами Синеглазая. — Ну да… — Софина внимательно посмотрела на Марту. День обещал быть весёленьким, — ну, я пошла! Есть у меня дела… — Именно. Иди постирай мою одежду. — приказал граф. Софина нехотя кивнула. Она пошла в прачечную, где стояла корзина с одеждой. Она вытащила из неё пару чулок. — Хозяин подарил Добби носок… теперь Добби свобо-о-оден!!! — пропела она, раскидав шмотки, как конфети. — Леди, так это не работает, — подавив смешок сказал Себастьян, только что вошедший в комнату. От шуток Софины у него появлялась улыбка. И ещё какое-то чувство, прыгающее чуть ниже груди, как искры бенгальских огней. Умиление? Себастьян всё чаще и чаще замечал, что чувствует что-то помимо голода. Какие-то ощущения, приятные, порой тяжёлые, обжигающие или леденящие… казалось, что они зарождались не в голове, как это происходит у людей, а в***
— И так, я хочу нарисовать вам семейный портрет! — сказала Софина родителям. — Можете мне попозировать? — А можно, ты нарисуешь нас по-отдельности, а потом склеишь холсты? — Гробовщику не хотелось долго находиться рядом с Мартой. Она опять начнёт его пилить. — Нельзя. — ответ разочаровал обоих. — А может с фотографии срисуешь? — Нет, долго фотоаппарат настраивать. Гробовщик нехотя поплёлся за Софиной и Мартой. Как надоели постоянные упрёки Марты… он, конечно, мог бы ответить, но сдерживался. Не хотел, чтобы Софина видела, как они ссорятся. Прямо над кроватью Софины висел портрет Себастьяна в полной рост. Гробовщик был рад, что она так красиво рисует, но всё же нагое тело дворецкого, прорисованное очень подробно, заставило его отвести взгляд. — Завидуешь? — Марта пихнула его локтем под бок и кивнула в сторону портрета. — Нет. — А стоило бы… Опять они за своё… Чувство вины, засевшее в груди Софины, снова даёт о себе знать. От этого чувства так трудно отвлечься, все мысли только о том, как ужасно быть причиной чего-то нехорошего. Она ни разу не чувствовала вину, когда убивала людей. Только три раза в жизни, ей доводилось ощутить его: когда Шарлотта умерла, и сейчас. — Хорошо… — начала Софина и тут же замолчала. Будто в горле что-то застряло. Возможно, это были извинения. Она хотела извиниться, за то, что сбежала. Но самое ужасное, когда вместе с чувством вины соседствует гордость. Ты мучаешься, желая просить прощения, но твоя гордость шепчет: «это унизительно. Чувства стыдна и вины не должны появляться у сильных.» и заставляет вновь и вновь глотать свои извинения, давясь ими. — Садись на стул. — указала она Гробовщику. — а ты садись ему на колени и целуй в щёку. И сидите так, пока я рисую. — Можно я просто положу ему голову на плечо? — Нет. — Софина уткнулась взглядом в холст. Родители не смотрели на неё осуждающе, но ей было проще смотреть на белый холст (в ничего), чем на их лица. Марта, прижала губы, накрашенные красной, матовой помадой, к щеке Гробовщика. Софина принялась рисовать свою картину. Она рисовала долго, тщательно продумывая каждый мазок, прорисовывая каждый штрих. «От него пахнет лавандой. Я люблю этот запах.» — подумала Марта. — «Всегда его любила.» Губы Марты были горячими. Обжигающими. «Она опять вылила на себя пол флакона тех дорогущих духов…» — думал Гробовщик. — «тяжёлый, сладкий запах. Меня он в ней всегда привлекал. Забавно вновь встречать ароматы, исчезнувшие из твоей жизни вместе с некоторым людьми.» — Готово! — Софина развернула портрет, — ну, как? — Очень похоже. А что за сердечко между нами летает? — Да так. Просто сердечко, — Софине показалось, что эта часть плана не сработала. Гробовщик вытер след от помады рукавом. Марта тоже начала брезгливо вытирать губы, будто на них, как и на щеке, остался след, — повешу у себя. — Как скажешь. — Только подальше от дворецкого… — процедил Гробовщик. Вот чёрт, почему его дочь носится вокруг этого… демона? Жнец не доверяет её «Бусинке». — Мне пора! — Марта поспешно вышла из комнаты. — Мне тоже. — Гробовщик тоже вышел. Поняв, что они с Мартой пошли в одну комнату, он решил вернуться в комнату Софины и переждать.***
«Дорогая Марта, приходи сегодня в парк в семь вечера. Буду ждать тебя у озера. Твой поклонник. ♡» Вместе с письмом Марта получила букет белых роз. — На романтику потянуло? — Марта подумала, что письмо от Гробовщика. К тому же почерк был похож на его. Марта задумалась. — Возможно, дам ему второй шанс…***
Гробовщик сидел в столовой и пил чай. — А ты… дома? — удивилась Софина. — Ну да, а где мне ещё быть? — Слушай, а ты разве не находил букет? Там цветы чёрные были! — чёрт, чёрт, всё пошло не по плану… По задумке Софины, он должен был найти записку и прийти в парк, где они с Мартой бы встретились и помирились. — Нет, ничего не находил. «Куда делся чёртов букет? Записка в нём была!» — Софина увидела вазу с чёрными розами на столе. — «Бася, о чёрт, тебя просили их убирать?!» — Ага, вы посмотрите на него! — В зал влетела Марта, промокшая под дождём, — я, значит, мокну, а он тут чаи попивает! Опять твои шуточки, да?! Хорошо, хоть, ты себе букетик на похороны уже купил! — размахивала она розами, — хотя, нет, погоди… на похоронах обычно чётное количество цветов! — Марта вытащила одну розу из букета и кинула в Гробовщика. — Так, на этот раз что? Я слишком громко дышу или чаю у меня на два миллиметра больше, чем положено? Что на этот раз тебе не нравится? — он едва сдерживался, чтобы не перейти на крик. — А ты не притворяйся, что не при делах! Заставил меня тащиться, хрен пойми куда, а сам тут сидит в тепле! Да я тебя сейчас этим букетом… — Успокойтесь оба! — выкрикнула Софина и топнула ногой. — Я… — ну давай, признавайся, — это… — а что они скажут? Накричат, разозлятся, а что ещё хуже, вообще не будут с ней общаться… нет, молчать нельзя. Она примет любую реакцию, любое наказание. Но им рассориться не даст. — Я подкинула вам записки, чтобы вы пошли в парк и помирились! Софина стояла в ожидании ответа. Время текло мучительно долго. Между каждым движением, каждым звуком, что едва не заставляли Софину плакать из-за напряжения, проходила вечность. И каждая вечность ощущалась по-разному: вечность, лёгкая, как порыв ветра. Облегчение. (Гробовщик нервно заулыбался, будто простил и вот-вот рассмеётся.) Вечность, гудящая тягучим, вязким напряжением, как затишье перед бурей (брови Марты в удивлении подскочили). И наконец, вечность полная отчаяния и безразличия: пусть ответят хоть что-нибудь, лишь бы это мучительное ожидание, за которое в голове Софины зародилось столько сценариев происходящего, наконец прошло… — Ты смерти моей хочешь? — нервно хихикнул Гробовщик. — Нет… я… — слова опять застревают в горле… но сейчас всё же гордость не в силах их удержать, — прости… — гордость отступила, но лучше не стало. Софина лишь чувствует себя более жалкой и униженной. — Ну… знаешь, — Марта подошла к ней и обняла, — мы взрослые демон и жнец, мы сами будем решать, мириться нам или нет. Мне, если честно, расхотелось идти ему на встречу… Гробовщик цокнул языком и закатил глаза. — Ладно, я пошла, — Софине захотелось-ка можно быстрее уйти в себе. — Иди. Только не вздумай нас снова мирить. — Хорошо.***
Стыд за произошедшее раздирал Софину. Царапал её за душу. Гордость верещала: «Ну и к чему это всё? Ты унизилась, выглядела глупо и жалко, но ничего не добилась!» — Извиняться и признавать свою вину — это не унизительно, — спорила с собой Софина. «Ты там чуть не расплакалась! Жалкое зрелище!» — Показывать чувства — тоже нормально. «Нет! Сильные не признают вины. Сильные всегда правы! Сильные не плачут! Сильным плевать на других!» — Ну, значит, я — слабое существо, завались. Софина лежала на кровати, обхватив колени руками. Слабое существо. Да. Это так. Сильные существа всегда много добиваются. Чего добилась она за эти восемнадцать лет? Родилась. Уже достижение. Сбежала из дома, поссорив родителей. Убивала людей и портила жизнь жнецам. Но об этом она не сожалеет. Плевать на людей и жнецов. Влюбилась. Ощутила прекрасное чувство. Так великолепно, вдохновляюще, прекрасно, когда ты рядом с возлюбленным. Будто летаешь. Но при этом, тебе ужасно плохо, потому что понимаешь: чувства не взаимны. Домогалась до Себастьяна, говоря: «Он меня обязательно полюбит!». Отмазка. Самообман, чтобы забыть о страхе быть отвергнутой. Ещё из-за неё Шарлотта два раза погибала… Шарлотта. Такой дорогой ей человек. И сейчас они вынуждены враждовать. Досадно. Марта назвала это игрой. Но даже играть ей не хотелось. Азарт пропал. — Так, хватит нюни распускать! — крикнула она себе. — мне только восемнадцать. В переди — миллионы лет. Я обязательно всего добъюсь… Одолею Шарлотту, порву контракт с графом, влюблюсь, забыв Себастьянчика, — от таких слов стало больно. Себастьян демон, который не испытывает чувств. Ему всё равно на неё. Он просто хочет утолить голод. Плевать! — я узнаю, что не так со мной, почему я нихера не помню, пойму, почему перестаю контролировать себя. Но перед этим нужно завершить одно дельце! — она встала с кровати. — я помирю моих родителей. Потому что их ссоры меня, откровенно, заебали!***
— Папа, там крыса в чулане, я боюсь, а граф приказал её убить. Сходишь со мной? — Ладно, — Гробовщик неохотно поднялся со стула и пошёл за дочерью, — не припомню, чтобы ты боялась крыс. — Так, где тут пауки, которых нужно вытравить? — спросила Марта, осматривая чулан. — Это и есть обещанная крыса? Софина толкнула отца в чулан и заперла дверь. — Эй, что за шутки?! — заверещала Марта. — Софина, выпусти меня, тут крыса, я её боюсь! — Не выпущу! Пока вы не помиритесь и не поговорите, я не открою дверь! Марта попыталась выбить дверь ногой. — Софина, это не смешно! — А я и не смеюсь! Всё, хватит! Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись! — И что будем делать? — устало спросил Гробовщик. — чёрт, жаль косу не взял… — Давай изобразим, что у нас тут началась бурная любовь и она нас выпустит! Я за восемь лет жизни с тобой отлично научилась имитировать… — Да замолчи ты уже. — спокойно сказал жнец. — думаю, нам правда нужно перестать спорить и действовать сообща, чтобы выйти отсюда… — Что здесь происходит? — граф Сиэль пришёл разбираться, почему ему не принесли чай, — чем ты занимаешься, и где, чёрт возьми, Гробовщик? Дверь чулана с грохотом сорвалась с петель и Марта с Гробовщиком вывалились из комнаты. — А так нечестно! — Честно! Мы же объединились, чтобы выбить дверь! — крикнула Марта, — я к этому некрофилу на пушечный выстрел не подойду! — Я не некрофил. — Конечно же нет, ты просто возишься с трупом маленького мальчика, и ведёшь себя так, будто в свободное время вы с ним занимаетесь… — Марта постучала кулаком по ладони. — Это не так. Просто граф мне очень дорог… Софина решила задать вопрос, ответ на который так боялась услышать. Слова со свистом вылетели из её рта: — Кто тебе важнее, я или граф?! Гробовщик глядел то на Сиэля, то на Софину. Вопрос, который он больше всего боялся услышать. Он решил ответить шуткой, чтобы и граф и Софина посмеялись и никому не было обидно. — Ну… Его я три года воскрешал, а тебя за пол часа сделал… — Пол часа?! Ну не преувеличивай, минут пятнадцать, — посмеялась Марта. Но Софине это вовсе не показалось шуткой. Падение. Внутри всё падает, от осознания того, что ты не такой нужный, как другой человек. В висках пульсирует вопрос: «А чем я хуже? Разве я не заслужила быть твоей любимой дочерью?». Взор мутнеет из-за слёз. — Выходит, он для тебя нужнее… — по лбу Гробовщика пробегает капля холодного пота. — Но ведь я — твоя дочь… — Софина должна быть любимым ребёнком, а не этот тухлый кусок мяса! Но… Выходит, чтобы стать номером один… — тогда я убъю этого тупого мальчишку! Она уже не чувствует, что поступает не правильно, она не думает о последствиях. Её ведут лишь ярость и ревность. Софина выхватывает косу и замахивается на графа. Ладонь пронзают тысячи острых игл, боль бежит по всему телу по нервным окончаниям, но ей плевтать. Она, чёрт возьми, должна замочить, этого щенка, посмевшего, занять её место, пока её не было. Граф не успевает отдать приказ. — Остановись!!! — Гробовщик, успевший взять косу, ставит её лезвие между секирой и телом графа. Резкий удар двух кос и Софина отлетает, ударяясь о стену. — Ты вообще нормальный?! — кричит Марта не своим голосом и бежит поднимать Софину на ноги. — Вот чёрт, прости, — Гробовщик понимает, что он явно перестарался. Но он не мог позволить ей убить графа… Он не мог потерять ещё одного члена рода Фантомхайв… — Прости? — Софина нервно смеётся, — Ха-ха… Ха… Я понимаю. Я убежала, а ты уже и забыл обо мне. Забыл о том, что любил. А сейчас этого уже не вспомнишь, потому что эти чувства достались этому сучёнку! Этому куску мяса… — Что ты себе позволяешь?! — кричит на неё Сиэль. — Да заткнись ты! — по щекам бегут слёзы, — да ну вас всех! Ссорьтесь сколько хотите, мешать не буду! И возиться с этим мелким засранцем, я тебе больше не буду мешать! Софина вырвалась из рук Марты и побежала в свою комнату, вытирая опухшие глаза рукавом. — Браво! — Марта издевательски поклонилась Гробовщику, — иди и извиняйся теперь! — Вот чёрт… — Гробовщик держал юного графа за плечо.***
Софина бежала в свою комнату. «Лишь бы добежать. Комната — убежище. Там я спрячусь от всех них. От взглядов. Не хочу чтобы меня видели жалкой… Но почему нет такой комнаты, в которой я смогу спрятаться от этой сраной гордости, стыда и ревности?!»