in our yestoday

— донхек, неужели было так сложно хоть раз меня послушать, тупое ты создание?       марк цыкает, осторожно забинтовывая чужую рану. она, конечно, затянется скоро, но все равно обработать надо. хэчан морщится, пальцы минхена перехватывает, делает глубокий вдох, потому что больно до пятен в глазах. — ну и что ты с тем щенком не поделил? — ничего не знаю, он посягнул на мое. — на твоё?       марк на него поднимает удивлённый взгляд, заканчивая с рваной раной на ноге, а после просто садится на пол напротив, опираясь на руки. донхек невольно взглядом по венам пробегает, а после дуется, отворачиваясь. — на мое. — это что же? — ты, тупой придурок.       минхен смеется, а после тянет донхека на себя за ногу. тот недовольно цыкает, дергает в ответ, норовя марку попасть куда-нибудь (желательно, как можно больнее), но в ответ лишь вздрогнуть может – ли губами открытой полоски кожи на ступне касается. — что ты творишь? — ты просто заревновал? — да, представь себе, заревновал. а теперь отпусти мою ногу. — ну нет, иди сюда.       донхек падает со стула под громкий смех минхена (из-за которого тот, собственно, и упал), ругается сквозь зубы, потому что джонни в соседней комнате и снова будет ругать за мат, а после пинает марка ногами, который от смеха сейчас задохнётся, кажется.       господи, пожалуйста, лишь бы сдох. — знаешь, я передумал. вали к нему, ты меня бесишь. — ну хек, — тянет марк, утягивая юношу в объятия. он кладёт голову ему на плечо, упираясь подбородком в узкие ключицы, к себе за талию чуть ближе притягивает, улыбаясь. — ну что, придурок? — правда ревновал? — ты не только бесишь, но и ещё и тупой. капец мне комплект достался. пойду жаловаться енхо, пусть меняют – тут бракованный оборотень, — хек глаза закатывает, а после цыкает, чувствуя прикосновение губ к собственной шее. донхек, конечно, бесится. конечно, минхена убить хочется очень сильно, но уже хотя бы не так сильно. просто теперь он немного вину заглаживает тем, что сейчас костяшки оглаживает пальцами, что-то напевает на ухо, ногой ритм отбивая, и создаёт какую-то приятную атмосферу.       на марка, наверное, злиться просто невозможно.       донхек голову откидывает, прикрывая глаза и почти засыпая в чужих тёплых объятиях. из-за волчьей крови в венах минхен горячий до ужаса (хэчан, наверное, тоже, но сейчас только тепло марка ощущается), так, что кожу даже обжигает. так, что, кажется, все его прикосновения остаются ожогами, все поцелуи расцветают алыми цветами на смуглой коже. — скажи, что любишь. — люблю. — нет, по-другому скажи. — если я захочу сказать по-другому, то, боюсь, всех слов в этом мире не хватит, чтобы описать то, как я влюблён в тебя. ни одна книга, ни одна поэма, ни одни стихи не смогут передать все те чувства, которые ты вызываешь во мне одним только взглядом. ты светишь ярче, чем то солнце, которое находится в центре вселенной. твой голос звучит куда красивее, чем любая песнь ветра. если ты просишь сказать это по-другому, я не могу придумать как.       марк глаза прикрывает, вслушиваясь в чужое дыхание. в полной тишине слышно, как у донхека сердце обороты набирает, ускоряя свой ритм. слышит, как дыхание сбивается. он чувствует, как чужие пальцы накрывают его собственные и чуть сжимают. — донхек? ты плачешь? — заткнись. заткнись и молчи. — хорошо.       они сидят в тишине минуту, две. потом проходит ещё пять.       марк просто слушает, как донхек тихо всхлипывает. чувствует, как стирает слезы с щёк, чтобы ни дай бог хоть одна упала.       минхен думает, что у них отношения странные – орут друг на друга из-за какой-то фигни минут десять, а следующие десять извиняются за все слова, которые успели наговорить.       они могут вот так молчать час, а потом делиться чем-то столько же, перебирая друг друга из-за нахлынувших эмоций.       но, наверное, марку другие отношения и не нужны. с донхеком идеально – с яркими вспышками и плавными переходами.       да и марку никто другой не нужен, кроме донхека.