Свидетель

      Потехина вошла в кабинет, смущённо оглядываясь, скромно села у стола Коробейникова и подняла на него невинные глаза, ожидая его вопросов. Антон внутренне восхитился. Зная, что перед ним сидит убийца, он не мог не удивляться её выдержке.       Задав стандартные вопросы для протокола, он спросил:       — Как вы оказались в доме у Ефима Потехина?       — Пришла вслед за ним… Я же вам говорила.       — Разве? Вы мне сказали, что разговаривали с ним, и после вашего разговора Ефим… — Антон заглянул в свой блокнот. — Вот… «побежал к дому». — Он поднял на Клавдию удивлённые глаза. — А про то, как пришли, ни слова не сказали. Вот я и спрашиваю: как вы оказались у Ефима Потехина?       Клавдия молчала, покусывая губу.       — Ну, — неуверенно проговорила она, — я… пошла за ним.       — То есть вы вошли к нему во двор с улицы, через калитку?       — Да…       — А вот Сомонова Глафира Ильинична показала, что за Потехиным Ефимом по улице никто не шёл. Более того, Меркушина Пелагея Прокофьевна показала, что, проходя мимо двора Ефима Потехина, заглянула в открытую калитку и увидала…       — Вспомнила! — радостно блеснув глазами, перебила Клавдия. — Я огородами прошла. Думала, опережу Ефима, предупрежу Фому, что брат вернулся… Эх, — вздохнула она горестно, — кабы успела…       — Значит, прошли огородами, — записал в протокол Антон. — А почему же вы сразу об этом не сказали? — мягко спросил он.       — Да забыла! — воскликнула Клавдия. — Как тут всё упомнить, когда такое увидала… — и она горестно покачала головой, прижимая платочек ко рту.       — А что вы увидели? — так же мягко продолжал Коробейников, макая перо в чернила и сочувственно глядя на женщину.       — Бедняжку Катерину, — слёзы зазвенели в голосе Потехиной. — Лежала она… около лавки, что у стола… под головой кровь натекла… Фома… с проломленной головой… вся одежда в крови… и Ефим… «Это я, Клаша, их?» — спрашивает… А я ему: «Ты, Ефимушка, ты… Как ты мог?!..» — Женщина судорожно вздохнула и вытерла тёкшие по щекам слёзы. — Можно водички испить, господин следователь?       — Можно. Вон на столике у окна стакан и графин.       — Благодарствую.       — Значит, вы вошли и увидели своего мужа уже мёртвым? — уточнил Антон, когда Клавдия снова села за его стол, утирая губы платочком.       — Конечно, — удивлённо отняла платочек от лица Клавдия.       — А не припомните, где лежало орудие убийства?       — Что лежало? — непонятливо переспросила Потехина, и Антон понял, что поймать женщину он не сумел.       — Орудие убийства. Вашего же мужа убили? Чем убили, где было?       — Чем убили… кочергой? Она под рукой у Ефима лежала…       — А сам Ефим?..       — Ефим? Ефим… Сидел на полу… за голову держался…       — Держался за голову, — записал Антон. — Почему? — удивлённо поднял он голову. — Голова болела?       — Не знаю, — пожала плечами Потехина.       — А как держался за голову? Покажите, — попросил Коробейников.       — Как-то так… — Клавдия взялась обеими руками за голову и качнулась из стороны в сторону.       — Понятно, — Антон старательно записал в протокол. — Стакан помните?       — Стакан… Стакан был в руке у Ефима, — кивнула женщина. — Он его к груди прижимал.       — Прижимал к груди… — записал Коробейников и удивлённо поднял глаза на Потехину. — Вы же сказали, что он обеими руками за голову держался…       Женщина замерла, глядя на следователя.       — Э-э… Стакан был в руке… Потом Ефим схватился за голову… стакан упал и покатился…       — То есть Ефим на ваших глазах умер?       — Д-да…       — Ну, Клавдия Мироновна, на этом всё. Вот здесь, — он повернул протокол Потехиной, — внизу, напишите «с моих слов записано верно», распишитесь и число поставьте.       Пока женщина исполняла формальности, от усердия высунув кончик языка, Антон переглянулся с начальником. Штольман собирал документы в папку и, не глядя на помощника, утвердительно кивнул головой.       — Всё, я могу идти? — спросила Потехина, отдавая ручку Коробейникову.       — Да, вы свободны, — подтвердил Антон. Клавдия с облечением вздохнула и поднялась, улыбаясь. — Только ещё один маленький вопрос, — произнёс Коробейников, внимательно глядя на женщину. — Раз вы видели стакан в руке Ефима, то он сидел к вам лицом? — Улыбка «замёрзла» на губах Потехиной. — То есть вы стояли… около буфета? Так? — Клавдия медленно кивнула. — На буфете стояла водка… Вы можете идти. — Женщина повернулась и пошла к дверям. — Хотя… — протянул Антон, и Потехина замерла у дверей, не поворачиваясь к нему лицом. — У меня могут ещё возникнуть к вам вопросы, и я уж тогда… — и замолчал.       Клавдия наклонила голову и быстро вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь.       Коробейников с шумом выдохнул и откинулся на спинку стула.       — Ну, Антон Андреич!.. — восхищённо произнёс Яков, крутя головой. — Да вы просто мастер допроса!       — Скажете тоже, Яков Платоныч! — польщённо отозвался Коробейников. — Мне ещё учиться и учиться.       — Несомненно, — подтвердил Штольман, и оба полицейских рассмеялись, потому что, сами того не желая, поменялись привычными репликами. Отсмеявшись, Яков спросил: — Что дальше делать будете?       — Дальше, — посерьёзнел Антон. — Мне надо со свидетелем побеседовать.       — А есть свидетель преступления? — удивился Штольман, закрывая папку. — И что он говорит?       — В том и дело, что не говорит, — вздохнул сокрушённо Коробейников. — Это мальчик девяти лет, брат убитой — Прохор Рябинин. Доктор Сомов ему лекарство дал, так что спать свидетель будет до вечера.       — Вечер уже скоро, Антон Андреич. А вы… — Яков внимательно посмотрел на помощника, — уже знаете, кто убийца?       — Знаю, — кивнул молодой человек и тяжело вздохнул. — Только прямых улик у меня против него нет.       — Что-нибудь придумаете, — успокоил Штольман. — Время ещё есть… И улики обязательно появятся.       — Время есть, — согласился помощник, — и улики появятся… если поискать…       — А убийцу, — продолжал Яков, — убийцу заставьте волноваться… — и улыбнулся по-доброму: — У вас это хорошо получилось сегодня…       Антон польщённо улыбнулся и снова посерьёзнел. Как заставить? Чем?.. Только если отпечатками… И в голову пришла мысль, как это сделать…

***

      — Клавдия Мироновна, — окликнул Коробейников, входя в избу Ефима.       Потехина вздрогнула, и печная заслонка с грохотом упала на пол. Женщина в ужасе обернулась:       — Господи… дин полицейский! Как вы меня напугали!       — Напугал? Простите, не подумал, что могу испугать. А что вы здесь делаете? — Полицейский оглянулся: пол вымыт и насухо вытерт, хотя следы крови ещё видны.       — Прибраться пришла, — ответила Клавдия. Руки её дрожали, поэтому она схватилась за первое, что оказалось под рукой — ухват. Покрутила в руке, поставила на место. Потом поднял заслонку и закрыла устье печи. — А то ж ведь некому теперь порядок в дому поддерживать: все умерли.       — Не все, — не согласился Антон. — Ещё Прохор жив.       — Нешто мальчик будет за порядком следить? — насмешливо отозвалась Потехина. — Мал ещё, да к тому ж в больнице… Когда ещё поправится! И поправиться ли?..       Женщина отошла от печи и, взяв тряпку, что лежала на столе, направилась к буфету. Его столешница была пуста и створка закрыта. «Стало быть, стакан вымыт и вытерт насухо, и графинчик протёрт», — смекнул Коробейников.       — Клавдия Мироновна, у меня к вам пара вопросов по делу. Можно спросить?       — Да спрашивайте, — не поворачиваясь к полицейскому лицом, разрешили Потехина. Она аккуратно протёрла столешницу и перешла к окну, повернувшись к полицейскому спиной.       — Вы говорили, что Ефим держал стакан в руке, так?       Рука, поправляющая занавеску на окне, чуть дрогнула.       — Так…       — А вы не помните, стакан был полный или пустой?       Женщина повернулась всем телом и уставилась на Антона.       — Пустой… кажется… — пробормотала она, теребя тряпку в руках. — Да-да, пустой! — вдруг горячо воскликнула Потехина. — Он же упал и покатился. Если бы полный был, водка разлилась…       — А откуда вы знаете, что он водку пил? Помнится, в буфете… — Антон достал блокнот, открыл страницу, заложенную карандашом, — ещё рябиновая была. — Он поднял вопросительный взгляд на Клавдию.       — Так… на буфете графинчик с водкой стоял! — нашлась Потехина. — Ефим её и пил.       — Но он же слово дал в рот не брать.       — Слова дал — слово взял, — презрительно отозвалась женщина. — У мужиков это просто…       — Странно, — не согласился Коробейников. — Четыре года держался, а тут всё-таки выпил. Сам или… вы ему дали?       — Что… я… дала?..       — Водку в стакане. Вы дали — и он умер.       — Я ничего ему не давала, — замотала головой Клавдия. — Он сам… я… я просто в ужас пришла, когда увидела…       — Да-да, я помню. — Антон пролистнул пару страниц блокнота и снова вопросительно взглянул на Потехину. Та стояла, прижавшись к подоконнику и судорожно смяв тряпку в руке. — Значит, что получается? Вы вошли. Ефим сидел на полу… или стоял?       — Си… дел.       — Со стаканом в руке. Уже пустым. Так? — Потехина кивнула, заворожённо глядя на блокнот в руке полицейского. Сколько там ещё вопросов?! — Стало быть, водку он уже выпил?       Женщина нахмурилась, обдумывая вопрос и вдруг вдохновенно продолжила:       — Да! Я теперь поняла! Я когда на крыльцо всходила, слышала в доме шаги… и будто кто упал на пол. А захожу и вижу Ефима — на полу! И качается из стороны в сторону, и за голову держится! Я ему: «Что ж ты наделал, Ефим!» А он мне…       — А вот доктор Милц утверждает, — прервал её Коробейников, снова заглянув в блокнот, — что Ефим умер сразу, как проглотил водку,       Потехина уронила тряпку и наклонилась поднять. Пальцы не слушались, и тряпку получилось подхватить с третьего раза.       — Я… не доктор… — сказала она, выпрямившись и не глядя на полицейского. — Что видела, то и говорю…       — Всё ли говорите? — с сомнением произнёс Коробейников.       Клавдия стрельнула взглядом в его сторону и снова опустила глаза.       — Всё… как на духу… — Ну что ж. Вопросов больше нет. — Антон, выдержав долгую паузу, убрал блокнот в карман. — Но если возникнут… Не обессудьте. — И вышел.       Потехина перевела дух и проследила в окно, как следователь покинул двор Ефима. Вот до чего занудливый! Всё вопросы задаёт, к каждой мелочи цепляется!       Дался ему этот стакан! Клавдия специально за ним пришла. Заодно рисунки Прошины, какие нашла, в печи спалила и пепел разворошила. Ничего в них такого не было, но… бережёного Бог бережёт…       Хорошо, что мальчишка не говорит. Не известно, что он слышал… или видел! Надо задобрить мальца. Завтра сходить в больницу, гостинчик принести, поговорить ласково. Авось, шугаться перестанет.       Никого ведь теперь у него, сиротинушки, не осталось…