Свидетель

      Анна вышла из кабинета в сопровождении доктора Милца       — Не волнуйтесь, голубушка Анна Викторовна. Беременность протекает нормально. Через неделю приедет Дарья Васильевна, — голос Александра Францевича невольно дрогнул, — и она скажет вам то же самое.       — Спасибо, доктор. Вы меня успокоили, а я в свою очередь успокою Якова Платоныча. Это ведь он заставил меня прийти к вам на консультацию, а не я: волнуется… — Анна смущённо улыбнулась и увидела Коробейникова. — Антон Андреич, вы уже здесь?       Коробейников кивнул и тяжело вздохнул:       — Доктор запретил допрашивать мальчика. Сказал, что волнение ему противопоказано. Ребёнок и так не разговаривает.       — Да, запретил, — вышел из кабинета врачей Сомов. — Нервное потрясение таково, что малейшее волнение, испуг могут сыграть роковую роль, и ребёнок вообще не будет говорить.       — Он немой? — спросила Анна.       — Нет, — качнул головой Сомов. — Но при попытке что-либо сказать в горле возникает препятствие и голос не звучит. Он объясняется знаками, иногда шепчет… и рисует.       — Рисует, — оживилась Анна. — А можно мне с ним… пошептаться? Я тоже рисую. У меня и альбом с собой, — показала она на сумку-кисет, висевшую у неё на руке. — Можно, доктор?       — Попробуйте, — с сомнением разрешил Сомов. — Только о случившемся не говорите. Когда начинаешь спрашивать, он замолкает и отворачивается.       — Хорошо, не буду, — согласилась Анна и вошла в палату…       Спустя полчаса она вышла в коридор, держа в руке альбом с рисунками… и ощутила порыв ледяного воздуха…       — Прошенька, ну куда ты залез? — потянула за одеяло женщина, но мальчик лишь плотнее в него завернулся. — Задохнёшься же!.. Ну, ладно. Не хочешь выходить — сиди за занавеской, только за печь не свались да одеяло с головы сдёрни: дышать же под ним нечем…       — Оставь его, Катерина, — раздался мужской голос. — Пусть себе сидит там, коли ему нравится.       — Ну, сиди, — вздохнула женщина, отпуская край одеяла.       Она одёрнула кофту, и Анна поняла, что Катерина беременна. Затем женщина вышла к мужчине и задёрнула занавеску, но неплотно: она знала, что любопытство пересилит страх, и Проша выглянет из-за занавески, а потом, возможно, и выйдет…       …Толчок оказался таким сильным, что Катерина откачнулась назад и… наступила на подол… Падая, она с ужасом увидела широко раскрытые глаза братика. Тот высунулся-таки из своего закутка и теперь медленно отступал назад, судорожно кутаясь в одеяло…       «Упадёт! Ушибётся!» — была последняя мысль Катерины…       Анна часто задышала, замерев на месте и слепо шаря рукой в поисках стула. Антон подхватил её под руку, доктор Милц подставил стул, Сомов подал стакан воды. Анна перевела дух и благодарно кивнула мужчинам:       — Спасибо, всё в порядке… — и виновато взглянула на Коробейникова: — Не видел он ничего, Антон Андреич. За занавеской сидел, в одеяло завернувшись. Всё слышал, а потом упал в запечье… сознание потерял от духоты…       — Жаль, — огорчился Коробейников. — Значит, свидетеля у нас нет.       — Ну, почему же, — улыбнулась бледными губами Анна. — Вы забыли, что мальчик рисует. Я попросила его нарисовать то, что он слышал.       — И что? — Антон недоверчиво посмотрел на дверь палаты Прохора. — Это как-то поможет делу?       — Кто знает, — пожала плечами Анна. — Фантазия у него богатая и рисует он замечательно. Вот, взгляните, — и она протянула альбом…       — Страшные рисунки, — сказал Милц, глядя из плеча Анны на нарисованное Прохором.       — Бедный мальчик! Такое пережить… — согласилась Антон.       — Это он сам нарисовал… — сказала Анна. — Возьмите их, Антон Андреич. Вдруг пригодятся.       — А вы что скажете, доктор? — обратился Милц к Сомову.       Тот, нахмурившись, рассматривал рисунки, потом молча скрылся в палате мальчика. Вышел он довольно быстро с посветлевшим лицом.       — Он есть попросил, — сказал Сомов и улыбнулся. — Рисунки эти… Вы правильно сказали, Александр Францевич, страшные они. Он свой страх нарисовал и освободился… Теперь говорит! Катерина Матвевна, — позвал он, и в коридоре появилась больничная сиделка. — Проша есть хочет. У нас каша ещё осталась?       — Слава Богу! — радостно отозвалась та, перекрестившись. — Сейчас принесу…

***

      …Штольман разглядывал рисунки Прохора и слушал помощника.       — Вот, — закончил Коробейников. — И что теперь с ними делать? К делу приложить?       — Это не доказательство, — с сожалением вздохнул Яков. — Ни один суд их во внимание не примет, а адвокат в лучшем случае посмеётся.       — Я тоже так подумал, — кивнул помощник, вздыхая. — Как теперь быть, просто ума не приложу…       — А кто знает, что мальчик заговорил?       — Милц с Сомовым, я да Анна Вик… — Коробейников испуганно глянул на начальника, — …торовна.       — Да не пугайтесь вы так, Антон Андреич, — успокоил Штольман. — Я знаю, что Анна Викторовна сегодня была у доктора в больнице: я сам её отправил, и знаю, что она мимо чужой беды не пройдёт. — Он помолчал и добавил небрежно, как бы не придавая своим словам большого значения: — Анна Викторовна видела дýхов? — Помощник виновато кивнул. — Ваша версия подтвердилась? — Антон снова кивнул. Штольман помолчал, барабаня пальцами по столу. — Нужны более веские доказательства, неопровержимые.       — Я понимаю, — согласился Антон, — только где их взять?       — На месте преступления, разумеется. Вы там всё осмотрели с Ульяшиным?       — Всё, Яков Платоныч.       — Отпечатки пальцев, пригодные для дактилоскопирования?..       — Да где там пригодные, — досадливо махнул рукой Коробейников. — Кочерга лежала на полу в крови, графинчик — гранёный, на нём отпечатки смазанные, стакан на полу в щели лежал, так туда тоже кровь натекла… хотя Ульяшин нашёл два отпечатка, разных… Только толку-то от них… У нас ведь отпечатков убийцы нет.       — Нет, — повторил Штольман, внимательно глядя на столик у окна.       Антон тоже посмотрел туда и увидел стакан на подносе: «Водички можно испить, господин полицейский?» — «Можно. Вон на столике графин, стакан…»       — Вот видите! — усмехнулся Яков. — А вы говорите у вас ничего нет. Только вы приберегите эти улики напоследок. А сначала сделайте так, чтобы убийца узнал, что Проша заговорил и доктор Сомов разрешил завтра его допросить.       — Почему завтра. Может, сегодня?       — Нет, — отрицательно покачал головой Штольман. — Убийце, да и нам нужно время приготовиться.       — Понял, — кивнул Коробейников и кинулся, было, из кабинета, но остановился. — Но тогда… мальчик окажется в опасности! — И взглянул вопросительно на начальника: — Надо бы к нему охрану приставить, я думаю…       — Правильно думаете, Антон Андреич, — улыбнулся Яков. — Синельникова посадите охранять и накажите ему не пускать в палату никого постороннего.       — Непременно, — снова засобирался уходить помощник и снова остановился: — А как… сделать, чтобы убийца узнал?       Штольман задумался.       — Это должен быть человек из больницы… Больничная сиделка! Как её зовут?       — Её зовут, — Антон кинулся к столу и схватил свой блокнот. — Катерина Матвеевна Сударина…       — Вот её и попросите, — предложил Яков. — Объясните, что и как. Думаю, она не откажет.