Клин клином

Поздним утром Ольгерд, наконец, вырвался из лап cхватившей его горячки. Царапина на руке, о которой он совсем позабыл накануне, сильно воспалилась и болела. Стоило ему сделать попытку встать, как все завертелось и накренилось, словно палуба корабля в сильный шторм. Но все-таки он заставил себя вылезти из влажной от пота постели и заняться делами, игнорируя повторяющиеся приливы слабости и тошноты. По крайней мере, о еде сейчас можно было не беспокоиться - вряд ли он смог бы хоть что-нибудь удержать в себе. Моменты лихорадочного оживления сменялись короткими островками затишья. Временами он просто застывал на месте в той позе, в которой накрывал его мысленный купол, и вот уже губы сами шевелились, озвучивая непрекращающийся внутренний спор, в котором он себя убеждал, предостерегал и улещивал, и который совершенно ни к чему не приводил. Никакие, даже самые разумные, доводы не могли унять тревогу, расположившуюся по центру груди и пульсирующую в такт ударам сердца, так что все больше ему казалось, что он целиком состоит из этого напряженного комка. Когда время пришло, ему не понадобилось выглядывать в окно. Внутренний толчок вырвал его из размышлений, и в голове бестелесным шепотом пронеслось отчетливое пора. Ольгерд поднялся с кресла, в котором сидел последний час, без дела мучая вверх ногами раскрытую книгу и, наскоро одевшись, спустился. Серый день таял, постепенно уступая место вечеру. Он шел, опустив голову и не отрывая глаз от вьющейся под ногами темной ленты дороги. Как странно, думал он, что я опять иду к нему, как будто ничего и не случилось. Стало быть, я совсем выжил из ума. Но все-таки он продолжал двигаться вперед с одержимостью ученого, ставящего на самом себе опасный эксперимент, и даже ветер, дующий ему в лицо, не мог развеять захватившее его опасное наваждение. Когда Ольгерд вышел к реке, уже зажглись первые звезды. Он остановился, не доходя до едва различимой впереди линии берега, где тихо и печально шелестел камыш. Здесь, у спящей воды, особенно ясно чувствовалось набирающее силу дыхание осени. И пока он стучал зубами, провожая уходящие минуты и вглядываясь в расползающуюся тьму вокруг, ему все больше и больше казалось, что вчерашний ночной визит ему просто померещился, и не было никакого смысла приходить сюда и мерзнуть, точно обманутый любовник. Ольгерд не знал, чего в этой мысли больше – облегчения или разочарования. Будь это в самом деле так, ему стоило бы поблагодарить судьбу за избавление и скорее возвращаться домой, но ведь и там его не ждало ничего, кроме разрухи и остывшего очага. Нет, это было бы слишком жестоко – подразнить его призраком надежды, и тут же, у него на глазах, рассеять ее. А может именно это он и хотел сделать? Чтобы ты окончательно свихнулся, пытаясь разобраться, было это взаправду или нет? Внезапная догадка ужаснула его. В самом деле, если о’Дим все-таки собирался ему отомстить, лучшего способа было не найти. Но даже теперь, когда стало очевидно, что его снова обвели вокруг пальца, злости не было. В глубине души Ольгерд понимал, что заслужил и это. Без всякой надежды прождав еще несколько минут и совсем закоченев, он стал поворачиваться, чтобы идти назад, но раздавшийся справа шорох шагов заставил его замереть. - Ты или слишком нетерпелив, - сказал Господин Зеркало, выступая из темноты, - или надеялся, что я забуду о нашей встрече. - Что-то посередине, - неловко пошутил Ольгерд. На мгновение его дезориентировала волна облегчения, почти сразу, впрочем, сменившись страхом. О’Дим подошел ближе и присвистнул. – Ну и видок! Знавал я и покойничков посвежее. У тебя ничего не болит? - Ничего, - соврал Ольгерд. О’Дим поглядел на него и как-то странно улыбнулся. - Знаешь, а ведь я рад, что ты пришел. Очень, очень рад. - Да, я пришел, - сказал он, и что-то внутри гулко откликнулось на эти слова, затянулось крепче, совсем как пресловутая петля у него на шее, и точно так же повеяло неотвратимостью раскрывшейся под ним бездны. – Теперь ты скажешь, зачем вытащил меня сюда? - Скажу. Чуть позже, если не возражаешь. - Почему не сейчас? - спросил Ольгерд, мучимый вновь вернувшейся тошнотой. Раздавшийся внезапно всплеск – видимо, то прыгнула в воду особенно крупная лягушка – заставил его резко повернуть голову. В глазах тут же зарябило. - А почему бы тебе сперва не расслабиться? – встречным вопросом ответил о’Дим. - Ты весь как на иголках. Ольгерда не обманул вкрадчиво-дружелюбный тон беседы. Он уже знал, что тон этот был не более чем мягким травяным покровом, скрывающим под собой смертельно острые шипы. Но что ему давало это знание? Так или иначе выходило, что находиться здесь ему легче, чем наедине с самим собой в опустевшем доме. - Боюсь, это может быть сложно. В твоем-то присутствии. - А ты попробуй, вдруг получится. Наконец, ему удалось нащупать нужное состояние: шаткое равновесие между сдержанным любопытством и осторожностью. - Так все-таки… Почему ты хотел встретиться именно здесь? - Я думал, это очевидно. "О важных делах стоит говорить под открытым небом, чтобы боги были тому свидетелями". Ничего не напоминает? - о’Дим подмигнул ему. – А если ты, мой бедный друг, окончательно разочаровался в богах, то хотя бы полюбуйся, как красиво играет лунный свет на поверхности воды. Ну, разве не прелесть? Ольгерд прочистил горло. От нарочитой сентиментальности, больше подходящей для романтической прогулки, становилось не по себе. - Давай пройдемся, - предложил о’Дим. Они пошли бок о бок. И странное дело: еще недавно под этим самым небом он задыхался от давящей его необъятности, испытывая почти физический дискомфорт от настороженных взглядов случайных прохожих, что, казалось, видели его насквозь. А теперь все вдруг замерло, приняв привычный, с детства знакомый облик, и он, наконец, разглядел до того ускользавшую от него красоту. Словно гигантский громоотвод притянул к себе все его страхи и тут же рассеял, переварив их в жестяных внутренностях. - … стремился? Ольгерд вздрогнул, выплывая из почти медитативного состояния, вызванного размеренной ходьбой. - Что? - Неужели именно к этому ты стремился? - повторил о’ Дим. - У меня сложилось впечатление, что ты привык к иному образу жизни. Ольгерд сглотнул вставший в горле комок. - Я думал, что-то изменится. Что просто нужно время, чтобы… привыкнуть. О’Дим усмехнулся. - Наивная душа. Только под моим покровительством ты мог существовать более-менее беззаботно. А сам по себе? Ты недостаточно низок, чтобы отбросить чувство вины, но, увы, и недостаточно благороден, чтобы всецело посвятить себя другим. Кстати, почему ты выбрал именно петлю? Напоследок можно было бы проявить чуть больше оригинальности. Устроить маленькую феерию, а? Ольгерд покачал головой. - Нет. Нет, я не хочу больше убивать. Если бы ты знал, как меня от всего этого тошнит. По правде говоря, тошнило его не только при мысли об убийстве, но об этом он справедливо решил умолчать. - Вот оно что, - протянул о’Дим. - Что ж, весьма благородно. Жаль только, никто не оценит твой красивый жест. Ольгерд покосился на него. - Смейся сколько хочешь, о’Дим, - сказал он с проснувшимся раздражением. - Не пойму только, чего тебе теперь от меня надо? Спокойно умереть ты мне не дал. Хочешь, чтобы я признал, что так или иначе облажался? Хорошо, пожалуйста. Но только душу мою ты все равно не получишь. Господин Зеркало остановился. Ольгерд неохотно последовал его примеру. Глаза напротив напоминали две черные дыры – из тех, что по словам астрономов способны засасывать в себя целые вселенные. - Раз ты все еще хочешь умереть, то что тебя останавливает? Есть уйма способов тихо и без лишнего шума оборвать свою жизнь. Мне ли тебя учить? - Ты пришел слишком неожиданно, и я… - Растерялся? – подсказал о’Дим. – О нет, ничего подобного. После моего ухода у тебя было достаточно времени обо всем подумать и, если надо, повторить попытку, но ты, - он ткнул пальцем Ольгерду в грудь, - этого не сделал. Ты застрял на грани, дружок, и еще долго будешь страдать, прежде чем перейдешь в мир иной. От истощения, от жидкой отравы, которую в себя заливаешь, от скуки, в конце концов. Ты, помнится, гадал, что ждет тебя в конце пути? Все то же самое, Ольгерд. Такие, как ты, навсегда оказываются прикованы к месту смерти. Слишком сильно ты увяз в воспоминаниях. Просто так они тебя не отпустят. Все прояснилось. Как будто кто-то снял с его глаз повязку, к которой он настолько привык, что давно перестал замечать. А между тем, оно всегда было с ним, это знание, этот противный червячок страха, затаившийся в глубине дважды поставленной на кон никчемной души. Именно поэтому он в последний миг передумал, с трудом балансируя на шатком стуле и отчаянно молясь про себя, чтобы ножка выдержала. - Зачем ты мне это говоришь? - Предупреждаю, что случится, если ты все-таки решишь наложить на себя руки. Предупрежден – значит, вооружен, верно? Ветер немного поутих. Луна высунула круглый бок из-под покрова облаков и теперь тайком подглядывала за ними. - Так это правда? - тихо спросил Ольгерд. - Ты ведь знаешь ответ. Все это время ты искал подтверждение, что твое нынешнее состояние хоть чем-то лучше прежнего. Я всего лишь показал тебе, где ты заблуждался. Можешь не благодарить. - Значит, ничего не изменится? - Хм? - Если я умру, ничего не изменится? О’Дим пожал плечами. - Для тебя – ничего. Разве что ты уже не сможешь вот так запросто прогуляться под звездами. Собственно, потому я тебя сюда и позвал. Как знать, когда еще тебе выпадет такой шанс, да и выпадет ли? Стоит тебе умереть, дом станет твоей тюрьмой. Ты будешь блуждать по его коридорам, постепенно утрачивая разум, пока от тебя не останутся только самые примитивные эмоции. Будешь бросаться на искателей поживы, на бездомных, на детишек, играющих в прятки… И однажды, если очень повезет, туда забредет какой-нибудь ведьмак, и уж тогда твоему жалкому существованию придет конец. Но это, как ты понимаешь, в лучшем случае. В худшем же… - Хватит, - перебил его Ольгерд. – Не надо продолжать. Я… Я все понял. Ноги не выдержали, и он медленно опустился на холодный песок. Он был бы рад счесть это еще одним кошмаром, но только ни в одном сне он не испытывал этой холодной, тянущей сердце обреченности. Она была слишком настоящей. - Что ж, - сказал о’Дим. – Лучше поздно, чем никогда. Ольгерд поднял на него измученный взгляд. Всего в двух шагах от него – не друг и не враг, а просто кто-то другой, совершенно ему чуждый. И все же именно о’Дим был с ним сейчас, хотя, несомненно, имел на то свои причины. - И что теперь? – прошептал он. Сколько раз Ольгерд ни задавал себе этот вопрос, ответом ему неизменно была тишина. Он так привык к этому, что даже вздрогнул, услышав обращенный к нему голос: - Раз уж ты спросил… Пожалуй, теперь можно перейти к делу. Момент явно был подходящий. В очередной раз Ольгерда поразило, с какой легкостью Господин Зеркало распоряжался временем. Именно в этом проявлялась его истинная, пугающая власть – не в броских ярмарочных фокусах и даже не в ходьбе по воздуху, а в том, с какой дьявольской точностью он выхватывал на бесконечной временной ленте нужный отрезок. - Будь добр, встань. Я все-таки не король, а ты не рыцарь, дающий присягу. Ольгерд медленно поднялся. От него не ускользнула довольная усмешка, с которой Господин Зеркало проследил за выполнением просьбы. - Теперь, если позволишь, я еще раз напомню, как обстоят дела. Взгляд со стороны здесь может быть крайне полезен. Если вкратце: положение твое весьма незавидно. Начать жизнь заново у тебя при нынешнем раскладе ну никак не получится. Проще было бы умереть, но не станем забывать, чем тебе грозит такой малодушный поступок. Куда ни глянь – шах и мат. Есть возражения? Ольгерд стиснул зубы. Больше всего бесило тонкое, но хорошо различимое наслаждение, с которым о’Дим только что обрисовал его ситуацию, но возразить ему было нечего. - Нет. Ты все верно подметил. - Как приятно, что мы сразу достигли понимания, - усмехнулся о’Дим. - А теперь отбросим мишуру и перейдем к главному: как насчет небольшой работенки? Наверняка в том, как он вытаращил глаза уже присутствовала изрядная доля красноречия, но Ольгерд все-таки решился озвучить единственное пришедшее ему в голову слово: - Что? - Мне показалось, я вполне ясно выразился. - Ты… Ты предлагаешь мне работу? - Мне это свойственно, Ольгерд. Совершенно дикий, истерический смех вырвался откуда-то из его глубин, и словно лавина сошла с гор, за ним посыпались новые смешки, помельче. О’Дим застыл в выжидающей позе, видимо, ничуть не удивленный такой реакцией. - Да ты с ума сошел, - выдавил Ольгерд, отсмеявшись. - Я ведь даже не ведьмак. Чем я вообще могу быть тебе полезен? - А я и не собираюсь просить тебя убивать чудовищ. Но, раз уж последнюю сделку вы с Геральтом мне так бесцеремонно сорвали… - тут глаза Господина Зеркало нехорошо блеснули, - я подумал, что ты можешь хотя бы частично возместить мне ущерб. Как ни неприятно было признавать, в его словах была логика. А еще в них была непоколебимая уверенность - словно все уже было решено наперед, а от него ожидалась всего лишь ничего не значащая формальность. - Не сочти за грубость, о’Дим, но здравый смысл подсказывает мне держаться от тебя подальше. - Если бы ты действительно этого хотел, разве стал бы звать меня? Более того, стал бы искать новой встречи? И снова пришло ощущение стыда, облепившее его, как совсем недавно - влажные простыни. - Это был сон, черт возьми, - сказал Ольгерд охрипшим голосом. - Всего лишь дурацкий сон. Если хочешь знать, я уже почти забыл о нем. - Неужели? - усмехнулся о’Дим. - Как любопытно порой работает ваша память. Но даже если так, что мешает тебе хотя бы выслушать мое предложение? Ольгерд замешкался. Господин Зеркало смотрел на него - спокойно, открыто, чуть насмешливо. Ни намека на вражду, ни тени жадного голода, который он столько раз видел на этом лице в своем воображении. Он не нашел того, что искал. Внутреннее напряжение упало, так и не достигнув пика. Он готовился к противостоянию, но выходило, что противостоять было нечему. Ольгерд вздохнул. - Хорошо, я тебя выслушаю. - Благодарю, - о’Дим с утрированной учтивостью склонил голову. - В общем-то, многого от тебя не потребуется. Всего лишь быть начеку и четко следовать инструкциям. - Каким еще инструкциям? О’Дим, как бы извиняясь, развел руками. - Узнаешь, если согласишься. Как тебе хорошо известно, я не имею права посвящать в детали… незаинтересованных лиц. У Ольгерда вырвался нервный смешок. - Соглашусь? Зная тебя и то, на что ты способен? Темные дуги бровей слегка поднялись над обманчиво мягкими глазами. - А ты правда думаешь, что знаешь меня, фон Эверек? Ольгерд промолчал. Снова стало слышно, как журчит стылая вода. Ветер увивался вокруг его головы, что-то нашептывая то в левое, то в правое ухо. И был холод и бодрящий морозец страха вниз по позвоночнику. Но кое-что отсутствовало. Привычная, до тоски знакомая ему безысходность вдруг вытеснилась возможностью загадочной авантюры, духом приключения, который он уже и не надеялся почувствовать. Луна полностью выплыла из-за туч, позволяя ему лучше разглядеть стоявшего перед ним - того, кого привык считать своей погибелью и от кого пришло неожиданное спасение. По тонким губам скользнула легкая улыбка. - Ну, будут еще возражения? Соглашайся, и сойдемся на этом. Или откажись, и обещаю, больше ты меня не увидишь, сколько бы ни звал. Все же ему было одиноко, невыносимо одиноко. И именно одиночество убивало его, заставляя медленно разлагаться изнутри и идти на новые ухищрения в попытке его заглушить. Так почему бы и не забыть о нем хоть ненадолго? О’Дим протянул руку - медленно, словно намеренно не делая резких движений. Странным образом это одновременно задевало и вызывало пошленькую благодарность. - Ну, что скажешь? Ольгерд помедлил, а потом коснулся протянутой ладони - она показалась ему особенно теплой на ночном сквозняке. Чужие пальцы чуть согнулись, обволакивая его теплом, предлагая довериться - все равно что шагнуть с завязанными глазами в пропасть. Но именно в этом была особая прелесть - элемент риска, щепотка азарта, которых ему так не хватало. Обещание перемен. - Я согласен, - сказал он и в свою очередь сжал пальцы, завершая рукопожатие.