Клин клином

Если бы его попросили описать, что он сейчас чувствует, Ольгерд не задумываясь ответил бы «холод», чем наверняка сбил бы собеседника с толку. Как раз-таки на обычный холод, то есть на низкую температуру воздуха, он едва обращал внимание. Его ответ носил бы сугубо личный характер и относился скорее к самовосприятию. Он напоминал себе остывший уголь, пачкающий сажей тех, кто имел неосторожность к нему прикоснуться. Как чуть было не испачкал Витольда. Он многое отдал бы за то, чтобы стереть из памяти их последнюю – теперь уже наверняка последнюю – встречу. Взгляд, все еще недоумевающий, но уже отяжеленный неизбежной догадкой. Витольд всегда был умнее, чем казался. Возможно, даже сознательно притворялся дурачком там, где вполне мог его обойти, из врожденной солидарности не отбирая права первенства у старшего брата. Не было никаких сомнений, что без спасительного вмешательства Господина Зеркало он непременно догадался бы – если и не обо всем, то очень и очень о многом. Так или иначе, с этим было покончено. Витольд остался под землей, спать мертвым сном в окружении забытых семейных реликвий, а значит, больше не нужно было переживать, что раскроется один маленький, но весьма грязный секрет. Поводов для волнения у Ольгерда и без того было достаточно. Они шли медленно. По правую руку тянулась полуразрушенная стена, отделяющая склеп от усадьбы, а слева, не более чем в ста шагах от дороги, чутко дремал старый лес. По какой-то причине на этот раз они не стали прибегать к мгновенному перемещению, но Ольгерд был этому только рад. Честно говоря, его совсем не прельщала перспектива снова оказаться с о’Димом наедине в замкнутом пространстве. Пора бы уже привыкнуть, мрачно пошутил он сам с собой. Не в первый ведь раз. И наверняка не в последний. Но привыкнуть не получалось. До этого момента события развивались так стремительно, что он едва успевал задуматься, какой опасности ежеминутно себя подвергает. А теперь, то ли по вине неспешной ходьбы, то ли из-за затянувшегося молчания, наконец-то осознал. Да и неожиданный визит в склеп многое прояснил. Ты правда считаешь, что мне есть до этого дело? Он не мог без содрогания вспоминать тон, которым о’Дим задал этот вопрос. Ровный и как будто безразличный, но вместе с тем подкрашенный скрытой эмоцией. Многообещающий. О, он мог сколько угодно повторять, что не интересуется местью, но слишком уж резким был контраст между этими словами и взглядом, который Ольгерд поймал на себе во время недавней душераздирающей исповеди. В этом взгляде было удовлетворение, жестокое удовлетворение при виде его страданий - за это он готов был поручиться. Но в таком случае не желал вставать на место последний и главный кусок головоломки: если о’Дим так желал ему мучений, то почему не сказал Витольду всю правду? Ведь это было бы так просто. А, может, именно в этом все дело, подумал Ольгерд. Это было бы слишком просто. Вот тебе и ответ. Он поежился и покосился на своего молчаливого спутника. Заложив руки за спину и слегка откинув голову назад, тот на ходу разглядывал высвободившуюся из плена облаков луну, и что-то совершенно потустороннее, неизмеримо далекое было в его взгляде – настолько, что Ольгерд невольно задержал на нем внимание. О чем он думает? Какие мысли вообще могут занимать такого, как он? Он продолжал смотреть. Резковатый профиль белел в полутьме, холодный и строгий, точно вылепленный из глины. И чем дольше Ольгерд вглядывался, тем отчетливее становилось ощущение, что он смотрит на слепок чего-то - аккуратную, но бездушную копию, имеющую мало отношения к реальности. Уголок тонкого рта приподнялся в улыбке, и иллюзия тут же рассеялась. А когда о’Дим повернул голову, встретив его взгляд, Ольгерд подумал, что из них двоих куда в большей степени нереален он сам. А как же иначе? Тот, кто звался Господином Зеркало, существовал задолго до него. И будет существовать вечно, если хоть к чему-нибудь можно применить этот бессмысленный концепт. - Любуешься, фон Эверек? Ольгерд отвел взгляд. Вопрос смутил его, и гораздо сильнее, чем можно было ожидать. Так он, чего доброго, скоро начнет краснеть от каждой невинной шутки. Впрочем, понятия «невинная шутка» и «Господин Зеркало» сочетались плохо. - Да вот, гадаю, чего такого интересного ты там увидел, - сказал он, нарочитой небрежностью тона маскируя неловкость. - Интересного везде хватает, - заметил о’Дим. - Все зависит от точки зрения. И от того, понимаешь ли ты, на что именно смотришь. Ольгерд не сдержался и фыркнул. Его всегда воротило от таких вот фразочек – таинственно расплывчатых, словно специально придуманных для того, чтобы выводить из себя. Увы, у Господина Зеркало была к ним явная слабость, и хочешь-не хочешь, с этим приходилось мириться. - По-моему, это просто луна, и нечего там высматривать, - сказал он. – Человеческому глазу большего увидеть все равно не дано. Да и ученые давно выяснили… - он нахмурился, прерванный тихим смешком. – Что? - Ты бы себя слышал. Знаешь, что меня поражает? Твое неприятие всего, что лежит хоть немного за гранью человеческих возможностей. Весьма странно, учитывая все, через что тебе пришлось пройти. А сейчас ты и вовсе нагло мне соврал. Ведь для тебя это далеко не «просто луна», - о’Дим успешно передразнил интонацию, заставив его поморщиться, - иначе почему ты так долго избегал на нее смотреть? - С чего ты взял? - Ну, ну, не прикидывайся. Скажи еще, что ни секунды не верил, что однажды там побываешь. Ольгерд сглотнул. - А какая разница, - сказал он, - если теперь уже ясно, что это была одна из твоих шуточек? - Шуточек? – с притворным негодованием повторил о’Дим. – Нет уж, уволь. Да и, как ты наверняка помнишь, в итоге наша «луна» оказалась вполне себе настоящей. Тебя это, кажется, тогда сильно разочаровало… - Не то слово, - буркнул Ольгерд. – Все это отдает дешевой подделкой. Под конец я ожидал от тебя чего-то более фееричного. - Неужели? – поднял бровь о’Дим. - Не думал, что ты у нас такой любитель зрелищ. Ну, а что бы изменилось, если, скажем, я действительно зашвырнул бы нас троих на луну? – он улыбнулся, очевидно, находя эту идею крайне забавной. - Кстати, в таком случае вам с Геральтом пришлось бы совсем несладко. - Знаю, – сказал Ольгерд и, помолчав, добавил: - Я изучал астрономию. О’Дим комично развел руками. - Ну, тогда я тем более не понимаю твоих претензий. - Я просто… - он запнулся, сомневаясь, стоит ли продолжать. Его пугала эта внезапно проснувшаяся словоохотливость, учитывая, что еще совсем недавно каждое слово приходилось тянуть из себя чуть ли не клещами. Потом махнул рукой – в конце концов, теперь уже не было смысла что-либо скрывать. – Я надеялся, это когда-нибудь послужит мне лазейкой. Тогда мне еще казалось возможным тебя обмануть. - О-ля-ля, - протянул о’Дим и негромко рассмеялся. – Вот уж поистине дворянские амбиции. Впрочем, ничего удивительного. «Да минует меня чаша сия» и прочее, и прочее. Каждый из вас надеется, что именно ему удастся то, чего не удавалось другим. Ощутить, так сказать, свою избранность. Хотя, справедливости ради, в твоем случае это не так уж и неверно. Особенно теперь, - прибавил он, ударяя на последнее слово, отчего у Ольгерда немедленно засосало под ложечкой. – Волнительно, правда? Готов поспорить, ты и представить не мог, что все так обернется. Знал бы ты еще, что ждет нас впереди… Неприятное ощущение усилилось. Было ясно, что о’Дим дразнит его, нарочно оттягивая развязку только для того, чтобы еще сильнее его вымотать, промариновать в страхе неизвестности. Ничего другого Ольгерд и не ожидал. Но неужели нельзя было хоть как-то ускорить процесс? - Кстати, об этой… - он задержал слово на языке, все еще пытаясь привыкнуть к его вкусу, - работе. Может, поговорим начистоту? О’Дим хмыкнул и снова вернулся к созерцанию щедро усыпанного звездами неба. - Терпение, мой милый, терпение. Счастье приходит к тем, кто умеет ждать. А пока – не пора ли нам домой? Он уже видел, как перешагивает порог особняка, теперь являвшего собой причудливую смесь роскоши и разрухи – и еще неясно, что было хуже. Слышал, как захлопывается дверь за спиной, и вот он снова оказывается на милости того, кого только с большой натяжкой мог бы назвать своим союзником. Интересно, чем на этот раз он придумает скрасить томительное ожидание? Какой новой забавой решит испытать на прочность его рассудок? Нет уж, довольно. С меня довольно. Ольгерд остановился, нащупав ладонью шершавый камень стены. Сделал он это неосознанно – так уж получалось, что в разговоре с о’Димом его так и тянуло найти лишнюю точку опоры. - Скажи мне сейчас. Господин Зеркало повернулся к нему. От насмешливой улыбки не осталось и следа. Он смотрел на него, и в его взгляде был холод – тот самый, что Ольгерд все это время ощущал внутри. - Или что? – вкрадчиво поинтересовался он. – Расторгнешь нашу сделку? Ольгерд стиснул зубы. - Может, мне следовало бы, - сказал он, игнорируя охватившую все тело дрожь. – Хотя бы за то, что чуть не вышло с Витольдом. Это было низко и подло. Совсем не то, о чем мы договаривались. О’Дим не ответил, продолжая сверлить его пугающе неподвижным взглядом. Тугое напряжение в груди росло, мешая дышать. Голову словно стянул горячий обруч. – Чего ты хочешь, а? Добить меня? Унизить? Показать, какое я ничтожество? – у него вырвался смешок, больше похожий на икоту. – Ну, так зря стараешься, я и так это вижу. Но если ты думаешь, что я позволю и дальше морочить мне голову… - он оборвался, проглотив остаток фразы. О’Дим придвинулся ближе – всего на какой-то дюйм, но и этого оказалось достаточно. Сипло дыша, Ольгерд уставился на него широко распахнутыми глазами. В его прояснившейся голове хаотично вертелись бесконечные вариации одной мысли: Что ты наделал? Что ты наделал, безумный глупец? - Глупо, да, - сказал о’Дим, через одну эту фразу завладевая им целиком. – К чему критиковать метод, если он привел тебя к нужной цели? Вместо того, чтобы радоваться, ты роешься в мелочах и всюду выискиваешь погрешности. А ведь судьба, дорогой мой, этого ох как не любит. И в следующий раз может больнехонько щелкнуть по носу, - он поднес руку к его глазам и звонко щелкнул пальцами. Ольгерд не отшатнулся. - Под судьбой ты, конечно, подразумеваешь себя? - Так тебе угодно истолковать мои слова? – усмехнулся о’Дим. – Нет. С этой точки зрения я такой же инструмент, как и ты. Разница лишь в том, что я беспрекословно исполняю свою роль. А ты все еще пытаешься плыть против течения. - Очень удобно оправдывать гнусности волей судьбы. - Очень удобно делать вид, что от нее не зависишь. Ольгерд вздохнул, примиряясь с неминуемым поражением. Этот спор ему было не выиграть. - И куда мне, по-твоему, надо плыть? О’Дим прислонился плечом к стене и задумчиво постучал пальцами по подбородку. - Раз уж мы действуем сообща, неизбежно приходится идти на компромиссы. Это ответ на твои, к слову, совершенно несостоятельные обвинения. Решил мне довериться - так будь добр следовать избранному пути. Естественно, что не все будет тебя устраивать, но, поверь, утрата… - он выдержал паузу, слегка протянув следующее слово, - душевного равновесия еще далеко не самая страшная из всех возможных жертв. - Хорошо, - мрачно сказал Ольгерд. - Прекрасно. Тогда расскажи, чего еще мне стоит ждать. Уж в этом-то ты мне не откажешь? - Не сомневайся, я оценил твое рвение. Но все-таки советую подождать хотя бы до утра. - Почему? - Иначе ведь не заснешь. Он был близок к тому, чтобы снова сорваться. К тому, чтобы закричать: «о каком вообще сне, черт возьми, идет речь?» Но не посмел. Не посмел, потому что слишком ярко рисовались в воображении последствия такого поступка. - Я и так не засну, - пробормотал он. - Посмотрим, - сказал о’Дим и, легко выпрямившись, встряхнул пальцами. – Посмотрим, фон Эверек. Что-то в этом жесте, в странном, наискось брошенном взгляде пробудило в нем страх - иррациональный, вызванный эдаким пустячком, но при этом мощный и неодолимый. Со стороны леса раздался чей-то смех. Ольгерд вздрогнул. - Ты слышал? - спросил он, не сумев скрыть радости от внезапного повода отвлечься. – Как будто женщина… - И что? – о’Дим даже не удосужился повернуть голову на звук. – Нас это не касается. Ольгерд не ответил, напряженно вглядываясь в темноту. Ему показалось, в глубине чащи несколько раз мелькнули огненные блики, но до конца он уверен не был. – Надо посмотреть, что там. - Зачем? - Вдруг кому-то нужна помощь? – сказал он, внутренне скривившись от неестественности своего тона. О’Дим хмыкнул. Он тоже явно не поверил в этот внезапный приступ альтруизма. - Решил поиграть в ведьмака? Не отбирал бы у Геральта хлеб, вот что я тебе скажу. Так он скоро совсем обнищает. Нет, в ведьмака он играть не хотел. Точно так же, как не хотел думать о том, что могло скрываться за встревожившим его взглядом и движением пальцев. Даже прежняя усталость сменилась лихорадочным возбуждением, подстегивающим его найти любой способ отвлечься, лишь бы отсрочить то, что ожидало его по возвращении. - Тут же совсем близко, - сказал он и чуть было не добавил жалкое просительное «можно?» Впрочем, это слово было почти готово сорваться с его губ, когда о’Дим, снисходительно махнув рукой, сам облегчил ему задачу. - Ох, ну что ты как дитя, фон Эверек. Иди, иди, посмотри. Я ведь тебя не держу. Он испытал облегчение, как будто чья-то рука в самом деле отпустила туго натянутый поводок. Вопреки словам Господина Зеркало, или, вернее, до этих слов, он именно что ощущал, как что-то его удерживает – взгляд ли, само ли присутствие его неоднозначного спутника – а может, и то и другое вместе. Быстрым шагом он направился в сторону чащи. Высокая трава цеплялась за ноги, а хлесткие ветки так и норовили отстегать его по лицу, но, к своему удивлению, Ольгерд понял, что чувствует себя гораздо лучше. Усталость и неприятные ощущения, оставшиеся после посещения склепа, как рукой сняло. Он снова дышал полной грудью, а сердце стучало быстро и ровно, так что скоро он совсем позабыл про холод – внешний и внутренний. Темнота продолжала отступать под его натиском, и вот впереди показались изогнутые силуэты отдельных стволов. Вместо травы под ногами мягко зашуршала хвойная подстилка. А чуть поодаль действительно что-то горело – еще раньше, чем он увидел источник света, в нос ударил душный, горьковато-сладкий запах дыма. Вскоре он вышел на поляну, где глазам его предстала весьма необычная картина. По всему периметру стояли воткнутые в землю факелы. Судя по зеленоватому оттенку пламени, здесь не обошлось без алхимических штучек. Четыре фигуры в черных плащах и капюшонах медленно двигались по кругу, что-то монотонно гудя. Посреди, на плоском каменном возвышении, по-видимому, служившем алтарем, лежала обнаженная светловолосая девушка. Голова ее была повернута набок, и под неплотно прикрытыми веками виднелись белки запрокинутых глаз. Периодически, без всяких видимых причин спящая вздрагивала, и, не открывая глаз, заходилась в приступах звонкого, безудержного хохота. Последний участник происходящего, тоже с ног до головы закутанный в плащ, стоял над алтарем и творил руками непонятные пассы. Несколько растерявшись, Ольгерд остановился на краю поляны, щуря слезящиеся глаза сквозь дымовую завесу. Можно было не опасаться, что в таком мареве его заметят, но его вот-вот грозил разобрать кашель. Сзади хрустнула ветка, и, прежде чем он успел хоть что-то предпринять, рот ему залепила ладонь. - Тише, - сказал о’Дим ему на ухо. – Это всего лишь я. Всего лишь я. Всего лишь? Ольгерд дернулся и замер, под давлением чужой руки невольно откинув голову назад. Первый испуг испарился, но на его место тут же пришел другой – от этой внезапной близости, к которой он никак не мог привыкнуть, и которой о’Дим, то ли из деликатности, то ли по какой-то иной причине, до этого милосердно пренебрегал. Он сухо и неудачно сглотнул, слишком явственно ощущая движение своих пересохших губ против прижатых к ним пальцев. Как назло, в этот момент девушка на алтаре выгнулась и, приподняв бедра, сладостно застонала. Смущение горячей волной обожгло ему лицо, тут же сменившись мурашками холода, когда он почувствовал вторую руку у себя на горле – там, где судорожно дергался кадык. О’Дим усмехнулся, тем самым почти лишив его опоры – от резко участившегося пульса у Ольгерда потемнело в глазах. Потом, к огромному его облегчению, хватка разжалась. - Вот теперь можешь говорить, - любезно разрешил о’Дим. – Нас не услышат. Ольгерд оглянулся и вытер рот рукавом. - Это было обязательно? – раздраженно выдохнул он. – К твоему сведению, я и не собирался кричать. - Решил перестраховаться. Ты же знаешь, как опасно прерывать ритуал, - в глазах напротив плясали насмешливые искорки. - Что здесь вообще творится? - Ах, это? Знакомься, - сказал о’Дим, широким жестом руки обводя поляну. – Твои конкуренты в борьбе за мое внимание. Между прочим, они бы страшно обиделись, узнав, что ты оказался более удачлив. Ты ведь даже не стал заморачиваться на смазливую девственницу. И правильно. К чему лишние усилия, если всегда можно предложить себя? - Прекрати, - выдавил Ольгерд. Волна жара теперь докатилась и до кончиков ушей. – Я ведь уже сказал, что… - Смотри-ка, - перебил его о’Дим. - Cейчас начнется самое интересное. Монотонное гудение оборвалось, как будто кто-то с размаху прихлопнул гигантскую муху. Девушка, до этого момента лежавшая неподвижно, пошевелилась. Приподнявшись на локтях, она осоловелым взглядом уставилась перед собой. Ольгерд видел, как она нахмурилась, коснувшись рукой виска, и как глаза ее расширились при виде окружившего ее сборища. - Что происходит? – слабым голосом спросила она. – Где я? Ей не ответили. Человек у алтаря ограничился легким кивком головы. Двое его приспешников резво шагнули вперед и ухватили несчастную за руки. Та закричала и принялась вырываться. - За волосы держи, - подсказал один. Голос был на удивление звонким, почти мальчишеским. – Ах ты, черт, кусается… - Помогите! По-мо-ги-те! - А ну, получи, стерва! Отчетливо прозвенела оплеуха. Девушка вскрикнула и затихла, периодически жалобно всхлипывая. Ольгерд покосился назад. О’Дим улыбался, скрестив руки на груди. Разумеется, на его лице не было ни грамма сочувствия. Вдруг раздался еще один шлепок и удивленный возглас: - Ай! За что?! - Совсем охренел? – злобно поинтересовался кто-то второй, судя по всему, немногим старше первого. - Забыл, что сейчас нельзя сквернословить? Потом третий голос, суше и старше остальных, сказал: - Не отвлекайтесь, братья. Наша цель уже близко. С растущим отвращением Ольгерд повернулся обратно. - Все готовы? – продолжал все тот же властный голос. - Делаем, как условились. И да благословит нас Темный Князь. В наступившей после этих слов торжественной тишине о’Дим отчетливо фыркнул. Дальше пошла фантасмагория, куда уместнее смотревшаяся бы на подмостках любительского театра. Руководитель действа воздел руки к небу и гортанным голосом затянул абракадабру, которую вслед за ним нестройным хором подхватил оставшийся квартет. Если это действительно было заклятие, в чем Ольгерд сильно сомневался, то оно совершенно точно не могло сработать. Не прекращая заунывного пения, солист выудил из складок плаща здоровенный нож с черной, в форме черепа, рукояткой. Притихшая было жертва, в этот момент, видимо, полностью осознав свое положение, снова принялась истошно кричать. Ольгерд рванулся вперед, но о’Дим ловким движением поймал его за руку. - Ты куда это собрался? - По-твоему, я должен просто стоять и смотреть? Новый крик, уже совсем отчаявшийся и охрипший, без всякой надежды на помощь. А перед глазами неожиданно всплыла совсем другая картина – благодарная, слегка удивленная улыбка на конопатом лице девчонки и объятый пламенем тряпичный кошелек. Он попытался выдернуть руку, но обманчиво слабая хватка держала крепче, чем кандалы. - Пусти, чтоб тебя! - Милый, ты поступаешь неразумно. Их пятеро, а ты один. К тому же, ты далеко не в лучшей форме. Стоит ли подвергать себя такой опасности? - Ее… ее сейчас убьют. Лицо Господина Зеркало оставалось спокойным. Нет, не так – безразличным. Ты правда считаешь, что мне есть до этого дело? - Я ведь предлагал пройти мимо. Ольгерд в отчаянии закусил губу. - Останови их. Ну, чего тебе стоит? Томительная пауза. Ему показалось, что о’Дим всерьез раздумывает над его просьбой. Потом он улыбнулся и пожал плечами. - Ничего. Но не в моих это правилах. Впервые за долгое время он почувствовал ненависть. Не к о’Диму, не к себе, даже не к этим жалким идиотам – а к тому, как все устроено. К слепой жестокости, с которой действовала пресловутая судьба, карая невинных и покровительствуя негодяям. - Я так и знал, - сказал он тихим, сдавленным голосом. – Ты этого и хотел, да? Все идет по твоему чертовому плану. - Прими эту жертву, Темный Князь, и даруй нам свою милость! Ольгерд стиснул зубы и отвернулся, ожидая неизбежного звука удара и следующего за ним хрипа, но так ничего и не услышал. Все стихло. Открыв глаза, он изумленно уставился на застывшие фигуры, теперь напоминающие фреску из какой-нибудь древней трагедии. Он перевел ошарашенный взгляд на Господина Зеркало. - Ты что, передумал? - Нет. Но меня посетила одна занимательная идея. О’Дим наклонился, почти вплотную приблизив к нему лицо, и вдруг совершенно неожиданным образом ему подмигнул. Если бы не удерживающая его рука, Ольгерд непременно бы отпрянул. – Хочешь немного повеселиться, а, фон Эверек? - Повеселиться? – хрипло повторил он. - Раз уж ты так рвешься совершить благородный поступок, почему бы нам обоим не извлечь из этого выгоду? Заодно проверим, насколько ты изобретателен. Считай это испытательным сроком. Ну, что скажешь? Ольгерд нахмурился, чувствуя, как в сердце против воли проникает лучик надежды. Не то чтобы предложение ему нравилось, но все же оно было лучше бездействия. - Что ты задумал? С удовлетворенным смешком о’Дим разжал пальцы, подарив ему долгожданную свободу. - Все эти кривляния разбудили во мне тоску по настоящему театру, - сказал он. – Пока что спектакль был крайне уныл, но новое действующее лицо могло бы его оживить. Ольгерд вздохнул, призывая на помощь все свое терпение. - Ты не мог бы выражаться яснее? Я что-то пока не улавливаю. - Нет ничего проще. Как видишь, эти глупцы пытаются добиться моего внимания. Пустая затея, но ради хорошего зрелища я буду более чем рад уступить тебе свое место. Ольгерд заморгал, переваривая только что услышанное. - Я правильно тебя понял? Ты хочешь, чтобы я… Не переставая улыбаться, о’Дим кивнул. - Cыграй мою роль. Только смотри, чтобы вышло убедительно – я довольно пристрастный зритель. Ну, ты готов? Поехали! - Но как… - начал было он, но не закончил. Прямо над ухом раздался знакомый щелчок пальцев, а затем последовал предательский толчок в спину. Проглотив бесполезные возражения, Ольгерд шагнул в круг света, совершенно не представляя, что говорить и что делать.