Клин клином

О’Дим не обманул - спал он хорошо. Темнота придавила его мягкой кошачьей лапой и отогрела, не пуская под свой бархатный кров ни одной тревожной мысли. Проснувшись, Ольгерд незамедлительно пожалел о том, что это спокойствие так быстро закончилось. Он поморщился, заслоняясь ладонью от бьющих в глаза ярких лучей. На согретой солнцем щеке нежилась, лениво шевеля усиками, какая-то букашка - он стряхнул ее щелчком пальцев. За окном заливались как оголтелые маленькие проворные птицы. И не скажешь, что осень. Ольгерд покосился на вторую половину кровати. Чистые, совершенно гладкие простыни. Ни засохших лепестков, ни (этого он опасался больше всего) завалявшейся розовой тесемки. Комната дышала чистотой и свежестью, а снизу доносился соблазнительно-теплый аромат, от которого тут же заурчало в желудке и пробудились давние воспоминания. На мгновение ему захотелось уйти в них с головой, чтобы хоть ненадолго сделать фантазию реальностью. Это больше не казалось ему безумием – еще не забылся восторженный, блестящий от слез взгляд (спасибо, спасибо, спасибо!) и небрежный взмах руки, с оскорбительной легкостью подводящий чужую сказку к счастливому финалу. Так почему и у него не могло быть так? На кухне звякнула посуда. Звук был еле слышным, даже деликатным, но для Ольгерда он прозвучал ударом колокола. Задумчивость как рукой сняло. Он встал, потирая колючее после сна лицо, и медленно спустился на первый этаж. На лестнице его несколько раз так качнуло в сторону, что пришлось ухватиться за перила. Чувствовал он себя как человек, выздоравливающий после долгой и выматывающей болезни. Первым делом его глазам предстал накрытый кружевной скатертью стол. В центре его, как на образцовом натюрморте, красовались опущенные в вазу густо-синие цветы, названия которых Ольгерд никогда не мог запомнить. Рядом дымилась истекающая маслом горка блинов. В изящных кувшинках десертных блюдечек сверкали сахарными кристалликами всевозможные варенья и тягуче переливались залитые медом орехи. Насыпанные щедрыми горстками ягоды кокетливо прятались под шапочки взбитых сливок. Большой медный чайник, полностью очищенный от копоти, теперь весело блестел выпуклым боком, выпуская в потолок струйку пара. Кто знает, сколько бы он так простоял, вытаращив глаза, если бы не неслышно подошедший Господин Зеркало. — Доброе утро. Ольгерд вздрогнул и обернулся. На мгновение его смутила неуловимая, но очевидная перемена в хорошо знакомом ему облике. Потом он догадался, что до этого момента они виделись исключительно после заката и еще никогда при свете дня. — Доброе, - ответил он после небольшой заминки. — Выспался? — Да... Спасибо. Странное чувство. Прошлой ночью он был уверен, что попался и теперь его не ждет ничего, кроме адских мук, а вместо этого ему дают выспаться да еще и, кажется, угощают завтраком. — Вот и славно. Умывайся и прошу к столу. Ольгерд пригладил всклокоченные волосы и криво усмехнулся. — Решил поиграть в мою мамочку? — Не только же тебе пробовать себя в новом амплуа, - отпарировал о’Дим. — Давай, милый мой, не время прохлаждаться. Сегодня нам нужно многое успеть. — Например? — Уверен, что не хочешь вначале позавтракать? Ольгерд молча вышел в ванную. Он почти не удивился, увидев отдраенную до блеска бадью, доверху наполненную горячей водой. Помедлил, прежде чем полностью раздеться, борясь с чувством неловкости - как ни странно, оно было куда сильнее, когда о’Дим существовал лишь в его воображении. Формально их разделяла только стена, но ощущения, что за ним наблюдают, не было. Отчего-то Ольгерд был уверен, что этим он целиком и полностью был обязан самому Господину Зеркало – приятная деликатность, учитывая обстоятельства. Он потрогал пальцем воду, слабо пахнущую можжевельником. Возле коврика для ног лежала аккуратная стопка полотенец и чистой одежды, а на бортике выстроился целый полк разных баночек с душистыми маслами и прочей дребеденью, какой, по его убеждению, могли баловаться разве что дорогие куртизанки или изнеженные мальчики при дворе какого-нибудь Фердинанда Красивого. «Ну, а чем я хуже?» - подумал он с неуместным весельем, забираясь в ванну и погружаясь по плечи. Тревоги не было. Вообще. Еще вчера он чувствовал себя в тупике, и положение рисовалось совершенно безвыходным. А теперь, надо же, казалось, что он куда-то движется. Механизм судьбы, который он считал безнадежно сломанным, возобновил свою работу – со скрежетом, пока еще медленно и неохотно, но все-таки набирая обороты. Он взял первую попавшуюся склянку, отвернул крышку и принюхался к содержимому. Густая блестящая субстанция пахла цитрусом и корицей. После вони горелого мяса, еще не выветрившейся из памяти, контраст был, что уж говорить, приятным. Щедро окропив смесью мочалку, Ольгерд долго тер ею все тело, пока совсем не согрелся. — Ну вот, другое дело, - заметил о’Дим, когда он вернулся на кухню. — Уже и на человека стал похож. — Кто бы говорил, - буркнул Ольгерд, не слишком изящно плюхаясь напротив. — Ага, к нам вернулся былой задор, — усмехнулся о’Дим, опираясь подбородком на сложенные в замок пальцы. — А вчера так трясся - страшно было смотреть. Ну да верно говорят: утро вечера мудренее. Ольгерд промолчал. За прошлую ночь ему было стыдно. Не так, как за другую, в его памяти милосердно перекочевавшую в область горячки и бреда — то есть того, о чем не стоит лишний раз вспоминать и чего ни в коем случае не нужно стыдиться, вследствие совершенной необоснованности подобных фантазий. Да, вчерашнее помутнение тоже можно было списать на горячку — в конце концов, событий за один только вечер с ним случилось столько, что хватило бы на небольшую книгу. Они путались у него в голове, менялись местами, точно в калейдоскопе, но последнее он помнил четко: пронзительный смех за спиной, неподдающаяся дверь, отчаяние и тишина, такая же пронзительная. А потом негромкий, ласковый голос, упрашивающий его поддаться, уступить и в этот раз, хоть и против доводов рассудка. И самое страшное: момент осознания, что он готов уступить. Уже уступил, уже сделал шаг, и пути назад нет и не будет. И теперь - смешно - он чувствовал себя обманутым. Как-никак, вчера он раскрыл Господину Зеркало душу, позволил себе быть максимально уязвимым, готовясь к ожидаемому концу. А тот в ответ только рассмеялся. Смеялся он и теперь, глядя на него прямым и вместе с тем лукавым взглядом. Ольгерд почти слышал обращённые к нему слова: «нет, дружок, ещё не время. Так просто ты не отделаешься». О’Дим помахал рукой перед его носом. — Ну-ка, хватит витать в облаках. Ешь, пока не остыло. Помедлив, Ольгерд протянул руку и стащил с блюда тёплый блин. Едва отправив его в рот, он с трудом удержался от того, чтобы сразу же не схватить второй. — Бери еще, не стесняйся, - радушно предложил о’Дим. Ольгерд покосился на него. — Не хотелось бы влезать в новые долги. Полагаю, ты ждешь благодарности? О’Дим отмахнулся. — Какие пустяки! Скорее, это мне стоит тебя благодарить за отличное развлечение. Да и все это, - он небрежным жестом обвел уставленный яствами стол, — естественное преимущество твоего нынешнего статуса. — Какого еще статуса? О’Дим странно улыбнулся. — Моего помощника, разумеется. Не могу же я позволить тебе голодать. Вот, попробуй, - сказал он, протягивая к нему фарфоровую чашку. — Что это? — Кофе. Из самой Зеррикании. К вам такой не завозят. Ольгерд сделал глоток. Напиток оказался терпким, горьковатым, но безусловно приятным на вкус. — Нравится? — Да, ничего... Задумавшись, Ольгерд постучал пальцем по краю чашки. — Слушай, а ты был там? Ну, в Зеррикании. — Я, мой милый, где только не бывал. — Может, расскажешь немного? - спросил он, невольно понижая голос, как будто в этом вопросе было что-то непристойное. — С чего вдруг такой интерес? Ольгерд пожал плечами. — Пользуюсь случаем узнать информацию из первых рук. Несколько секунд о’Дим внимательно глядел на него, чуть прищурившись. Потом на его лицо вернулась добродушная усмешка. — Тогда спрашивай. — Там правда поклоняются драконам? — Истинная правда. Ни у одного известного тебе божества нет более страстных и преданных почитателей. Немалую роль играет и то, что зерриканцы имеют возможность видеть объект своего поклонения, так сказать, воочию - следовательно, нет диссонанса между божеством и его посредниками. — Их можно понять, - кивнул Ольгерд. — Драконы так уж точно заслуживают больше поклонения, чем иные наместники бога на земле. О’Дим поморщился. — Умоляю, не будем омрачать день разговорами о политике. Ольгерд повертел в руках расшитую цветами салфетку. — А я ведь подумывал туда податься. — Да? - о’Дим как будто удивился. — Зачем? — Была смутная надежда, что там ты меня не достанешь. — Тогда тебя ждало бы разочарование. — Знаю. Собственно, потому я и отказался от этой затеи. — Вот и правильно. В той стороне тебе делать нечего. — Почему? О’Дим задумчиво потер подбородок. — Как тебе сказать... Чтобы найти там свое место, нужно быть по-настоящему свободным. Так далеко на юг отправляются те, кто ищет одиночества, а ты ведь боишься его, как огня. — Действительно, - согласился Ольгерд и замолчал. Солнечные пылинки вальсировали в облачке кофейного пара. Господин Зеркало тоже молчал, лениво поглядывая на него из-под полуопущенных век. Часы в гостиной громко и звучно пробили полдень. Ольгерд выпрямился на стуле. — Кстати, что ты там делал? - спросил он после затянувшейся паузы. О’Дим хмыкнул, не меняя позы. — Ничего интересного. Помогал одному алхимику добиться признания при дворе. Все бы хорошо, да только на этом он остановиться не захотел. — Сам пожелал властвовать? - догадался Ольгерд. — Если бы! Ему подавай бессмертие. Этот идиот всерьез думал меня перехитрить. В этом смысле вы все не особо отличаетесь фантазией. Ольгерд пропустил колкость мимо ушей. — Могу представить, чем все кончилось. — Боюсь, что не можешь, - усмехнулся о’Дим. — Что ты с ним сделал? — Выполнил его желание. Что же еще? — Я понимаю. А потом? О’Дим долго смотрел на него, прежде чем ответить. — Ты, может быть, не знаешь, но в Зеррикании водится особый вид мух. Они откладывают яйца под кожу головы носителя, и личинки, подрастая, питаются мозгом. Вот эти-то малютки мне и пригодились, - он сладко улыбнулся. — Дошло до того, что бедняга сам стал просить меня приблизить развязку. Прямо-таки умолял.... Правда, забыл, что отданной мне душой я могу распоряжаться по своему усмотрению. Вот он по сей день и переживает сей волнующий опыт. Чем не бессмертие, верно? Ольгерд не донес чашку до рта и дрогнувшей рукой поставил ее обратно. В наступившей тишине фарфор громко звякнул о блюдце. — Ты сказал, у нас большой день. — Огласить тебе программу? Он подобрался, стараясь не выдать растущее волнение. — Валяй. — Сегодня, мой дорогой, мы отправимся в Офир. Ольгерд порадовался, что не успел сделать глоток, иначе кофе фонтаном вылетел бы у него изо рта. — Куда?! — Не беспокойся, - хмыкнул о’Дим. — Мы доберемся туда быстрее, чем ты думаешь. Ольгерд вжался в спинку стула, вспотевшими пальцами комкая салфетку. От предстоящей работы он изначально не ждал ничего хорошего, но ему совсем не приходило в голову, что для этого придется отправиться за тридевять земель. — И что мы будем там делать? — Влюблять в тебя принца. Ольгерд хохотнул. — У тебя непередаваемое чувство юмора, о’Дим. — С чего ты взял, что это шутка? Ольгерд поднял на него непонимающий взгляд. — Я поясню, - сказал о’Дим в наступившей тишине. — Особа, о которой идет речь, действительно королевских кровей. Человек горячий, страстный, но при этом жуткий циник. Семь лет назад мы заключили сделку. Опустим ненужные подробности - я помог ему прийти к власти с условием, что смогу забрать его душу, если однажды он полюбит по-настоящему. “Чепуха”, - со смехом сказал он мне тогда. “Я не верю в любовь”. Опасное заблуждение, не находишь? Осталось только переубедить его и... — И ты хочешь, чтобы... - все еще не веря своим ушам, перебил его Ольгерд, — чтобы я его охмурил? — Именно. Cделай это - и победа за нами. Он все никак не мог привыкнуть к этому “мы” из уст Господина Зеркало. Странно было рассматривать его как союзника. “Потому что это не так” - подумал Ольгерд. “Сейчас он просто использует тебя. А потом тебя будет ждать судьба не лучше, чем у того зерриканского бедолаги”. Он разжал пальцы, уронив на стол обрывки салфетки. — Если мне не изменяет память, в Офире не очень-то жалуют подобные виды отношений. О’Дим усмехнулся. — Вижу, ты хорошо подкован в этом вопросе. Ольгерд покраснел. — Ну, хорошо, а при чем тут я? Здесь куда больше подошла бы какая-нибудь девица. — Вот тут ты прав, - кивнул о’Дим. — Поэтому сейчас мы подходим ко второму пункту нашей программы. Сегодня ты станешь женщиной. Ольгерд подавился слюной. — Прости, что? — Повторить? Ощущение дурного сна вернулось. Никогда еще Ольгерд так сильно не жалел о принятом решении. И лишь нежелание доставить о’Диму еще больше удовольствия этим признанием удержало его от того, чтобы высказать его вслух. — Да это же... бред какой-то! — Ты спросил меня о работе, я тебе ответил. К слову, весьма исчерпывающе. — Бред, - повторил Ольгерд. — Ты что же, отказываешься? Температура в комнате словно упала на несколько градусов. Ольгерд замер под пристальным взглядом, мгновенно позабыв о возмущении. — Хорошо, - проговорил о’Дим в этой ледяной тишине. — Хорошо. Он встал и медленно прошелся по кухне. Ольгерд не шевелился, следя за ним напряженным взглядом. Мышцы закаменели, готовя его то ли к борьбе, то ли к бегству. Ольгерд знал, что ни того, ни другого не будет. — Ну? - не выдержал он. О’Дим повернулся к нему, удивленно подняв брови. — Что “ну”? Ольгерд растерялся. — Ты разве не собираешься... — Ты все время забываешь, что наше сотрудничество совершенно добровольно, - с усмешкой, больше напоминающей оскал, перебил его о’Дим. — Не обижайся, но ты вовсе не единственный имеющийся у меня вариант. Я-то хотел тебе помочь по старой дружбе. Но раз ты этого не ценишь... - он вздохнул с притворным сожалением. — Без дел не останусь. Взять хоть ту вдовушку. — Кого? — Да так... - о’Дим неопределенно махнул рукой. — Живет тут неподалеку одна женщина. Мужа убили, а ей достался его ребенок от первого брака. Невелик подарочек, сам понимаешь. Скоро зима, есть им нечего... — К чему ты клонишь? — Ах, Ольгерд, - заостренный язык скользнул по губам, заставив его вздрогнуть. — Если бы ты знал, что такое детская душа. Какая это находка. Сколько в ней чистоты и невинности... — Не ври, о’Дим, - не скрывая отвращения, выдавил Ольгерд. — Даже ты не можешь заключить сделку с ребенком. — Ты прав, не могу. За детей, как правило, отвечают родители или опекуны. Но эта дамочка... поверь, ее не придется долго убеждать. Стоит пообещать ей богатство и достаток, и она в два счета отдаст мне душу падчерицы, - он улыбнулся, прикрыв глаза, и Ольгерда снова пробрала холодная волна отвращения. — Такой души мне хватит надолго. Да и тебе не придется марать руки. Как удачно все складывается, не правда ли? Ольгерд молчал, до побеления сжав губы. — Ладно, - о’Дим хлопнул в ладоши, как бы подводя всему итог. — Разговоры разговорами, а кушать не одному тебе хочется. Пойду нанесу ей визит. Всего хорошего, Ольгерд. — Подожди. О’Дим картинно обернулся, скрестив руки на груди. — Я согласен. — Не слышу радости в голосе. — И не услышишь. Довольно с тебя и моего согласия. Ольгерд приготовился к новому раунду игры в гляделки, но его не последовало. — Не знал, что ты так сентиментален, - усмехнулся о’Дим, занимая прежнее место. — Вероятно, сейчас ты испытываешь удовольствие от этого акта самопожертвования? Ольгерд покачал головой. — Не знаешь ты людей, о’Дим. Притворяешься ловко, но суть все-таки упускаешь. Господин Зеркало сощурился. — Упускаю, говоришь? Касательно чего? — Касательно человеческой природы. Полагаю, тебе сложно представить, что можно сделать что-то без личной выгоды? Знакомо тебе такое понятие, как бескорыстность? О’Дим фыркнул. — Ох, насмешил. Что ж, если хочешь играть в благородство, я тебе мешать не буду. Смотри только, не пожалей потом. Я ведь на полном серьезе предложил тебе выход. — Это не выход. — А что тогда? — Подлость. О’Дим развеселился еще больше. — Ах, значит так? Боишься замарать свой светлый образ в памяти потомков - которых у тебя, к слову, так и не появилось? Уж не этим ли объясняется твоя внезапная любовь к сиротам? Мой бедный, бедный друг... — Избавь меня от своей жалости. Я... - он замолчал, сильно вздрогнув. О’Дим вдруг накрыл его руку своей. — Всем иногда необходимо, чтобы их жалели. Нет? Ольгерд не ответил. — И разве не на мою жалость ты рассчитывал, - продолжал о’Дим, слегка поглаживая костяшки его пальцев, — когда просил оказать еще одну услугу? Он открыл рот, но не смог ничего сказать. Только длинно, прерывисто выдохнул. Прикосновение дразнило иллюзией нежности, путало мысли, делая сопротивление невозможным. Прикосновение напоминало воду в поставленном на огонь горшке, нагревающуюся так медленно, что лежащий на дне рак еще долго бы не заметил, что почти сварился. Опомнившись, Ольгерд отдернул руку. — Это все лирика, - хрипло сказал он. — Давай вернемся к делу. — С удовольствием, - улыбнулся о’Дим. — Я так понимаю, ты собираешься наложить на меня иллюзию? — О нет, нет, никакая иллюзия тут не сработает. При близком контакте, - от того, как о’Дим выделил это слово, Ольгерда передернуло, — обман сразу станет очевидным. Здесь понадобится кое-что понадежнее полумер. Все должно быть взаправду. — Не понял. — Я имею в виду полную трансформацию. Ольгерд позеленел. — Ты напрасно волнуешься, - сказал о’Дим, впрочем, не скрывая издевки. — В этой процедуре нет ничего сложного. Многие чародеи добровольно прибегают к ней в качестве эксперимента - сам ведь знаешь, долгая жизнь заставляет искать более острых ощущений. — Мне их и так хватает, - выдавил Ольгерд. — Особенно в последнее время. О’Дим сделал вид, что его не услышал. — Ну, ты готов? Ольгерд стиснул зубы. — Допустим. — Тогда прошу за мной. О’Дим встал и, щелчком пальцев очистив стол, вышел из комнаты. Ольгерд последовал за ним, успев только подивиться тому, как быстро его заставили переменить решение. А может, вдруг подумал он, холодея, тебе всего только и надо было, чтобы тебя переубедили? Дали возможность думать, что выбора нет, чтобы не так сильно терзали муки совести и, что намного, намного хуже - стыда? Они оказались в гардеробной. После безупречного убранства гостиной контраст сразу бросался в глаза - резкий и беспощадный. Пыль, трещины, затхлый душок и покрытая простынями мебель - точно тела под саванами. — Что, на полный ремонт терпения не хватило? - хмыкнул Ольгерд. О’Дим не ответил, остановившись возле накрытого грязной простыней зеркала. Ольгерд вспомнил, как сам перетащил его сюда вскоре после переезда - по понятной причине он старался держаться подальше от зеркал. Насмешливо поклонившись, о’Дим сдернул черную ткань. — Ну-ка, подойди, - сказал он. Скрепя сердце, Ольгерд приблизился. Мельком взглянув на выплывшее из зеркального омута отражение, он сразу же отвел взгляд. — И что теперь? — Для начала, - спокойно сказал о’Дим, — тебе надо будет раздеться. Ольгерд сглотнул.
 — Это еще зачем? - спросил он. Слова увязали в горле, как будто туда налили густого киселя. — Предлагаешь трансформировать тебя вслепую? Должен же я видеть, с чем работаю. — Уверен, ты справишься и без этого. Брови о’Дима иронично взметнулись вверх. — Ну что же, мне весьма льстит такое внезапное доверие. Но тогда не обессудь, если я что-нибудь напутаю... Давно не практиковался. — Ладно, ладно! Ольгерд рывком стянул с себя рубаху. В конце концов, подумал он, к чему так переживать? Скоро это будет даже не мое тело. Все равно что маскарадный костюм. Увы, на данный момент все его ощущения словно сговорились, чтобы доказать ему обратное. — Так-то лучше, - улыбнулся о’Дим, пристально его разглядывая. Ольгерд отвернулся и стал выпутываться из штанов. Лицо горело и, судя по всему, не собиралось в ближайшее время приходить в норму. Когда он закончил, руки у него позорно тряслись, а взгляд намертво приковался к полу. — Будь добр, встань прямо, - негромко сказал о’Дим. Он выполнил просьбу, все так же не поднимая глаз. В груди и в висках гулко стучало. — Ну, и чего ты ждешь? Вместо ответа о’Дим положил ладони ему на плечи. Ольгерд резко втянул в себя воздух. — Смотри перед собой. И, пожалуйста, не вертись. Он подчинился. На самом деле, подчиняться о’Диму было легко - особенно, когда тот говорил с ним так: спокойно, кратко, в меру доверительно. Сопротивление давалось куда труднее. Но сейчас это и не нужно, напомнил себе Ольгерд. Мы с ним заодно. — Чувствуешь что-нибудь? - спросил о’Дим. — Нет. — Хм. А сейчас? По поверхности зеркала прошла еле заметная рябь. Отражение еще сильнее помутнело, заходило волнами, отчего стало трудно удерживать на нем взгляд. — Меня сейчас стошнит. — Терпение, я почти закончил. Замри и не моргай. Навалилось головокружение, а потом голову как будто сдавило невидимыми тисками. На секунду он испытал неприятное предобморочное состояние. В глазах потемнело. Ольгерд покачнулся, и, если бы не руки у него на плечах, непременно бы упал. — Все, - сказал о’Дим, отступая назад. — Готово, полюбуйся. Онемев, Ольгерд уставился на свое новое отражение. Пожалуй, так могла бы выглядеть его сестра. Рыжий цвет волос и бледная россыпь веснушек на переносице, конечно, достались бы ей от отца, а общая хрупкость и беззащитное выражение глаз, более круглых, чем у него, болезненно напомнили ему о матери. Ольгерд поднял руку и коснулся своей щеки - кожа была непривычно гладкой и бархатной. Потом взгляд его упал ниже - туда, где начинались две аккуратные округлости - и он поспешно оборвал осмотр. — Все-таки стошнит, - выдавил он и прижал ладонь ко рту. Голос тоже стал другим - выше и мягче, с проклятым придыханием, которого он никогда за собой не замечал. — Ну-ну, довольно кривляться, - усмехнулся о’Дим, — из тебя получилась настоящая красавица. Лучше скажи: нигде не жмет? — Заткнись. — А вот над манерами придется еще поработать. Видишь ли, дорогая моя, в Офир пока не пришла эмансипация. И вряд ли скоро придет. — Я был бы признателен, если бы ты перестал обращаться ко мне в женском роде. — К этому тебе тоже придется привыкнуть. И не нужно делать такое лицо, это ненадолго. Думаю, при удачном стечении обстоятельств мы даже уложимся за неделю. — За неделю?! О’Дим пожал плечами. — Все в твоих руках, Ольгерд. Делай, как я говорю, и никаких проблем не будет. Кстати, на время нашего приключения тебе понадобится подходящее имя. Есть предложения? — Нет. — Очень советую над этим подумать. Имя определяет характер. Нужно что-нибудь эффектное, но легко запоминающееся. Кокетливое. С твоей внешностью это будет самое то. Ольгерд дернулся, сжимая кулаки. Мало было назвать происходящее унизительным - это было какое-то новое, особенно изощренное унижение. Теперь у него уже не было сомнений, что о’Дим устроил все именно ради этого, именно поэтому сохранил ему жизнь. — Можно мне одеться? — В мужское платье? - очень натурально возмутился о’Дим. Ольгерд вздохнул. — Очень тебя прошу. — Ну, раз очень просишь... О’Дим взмахнул рукой, и с легким шорохом Ольгерда окутало облако атласно-голубой, расшитой бледно-золотистыми нитями ткани. — Что скажешь? По-моему, неплохо. — О, да, - с нескрываемым сарказмом отозвался Ольгерд. — Никогда еще не чувствовал себя таким красивым. — Красивой, дорогая, - поправил его о’Дим. — Согласись, будет ужасно обидно, если все накроется из-за какой-то глупой речевой ошибки. “Да хоть бы и накрылось” - хотел было сказать Ольгерд, но вовремя прикусил язык. Что-то ему подсказывало, что к такому заявлению о’Дим вряд ли отнесется с юмором. — Сомневаюсь, что это будет единственной проблемой, - буркнул он вместо этого. — Я даже не представляю, как должен двигаться. Не говоря уж о... — Начнем с малого. Пройдись до двери и обратно. Ольгерд сделал несколько неуверенных шагов. Ощущения были, мягко говоря, непривычными. Слишком длинное платье так и норовило запутаться в ногах и повалить его на спину, как какого-нибудь жука. — Нет, - сказал о’Дим. — Это никуда не годится. Ты ходишь как мужчина. — А чего ты хочешь, скажи на милость? - огрызнулся он. — Может, мне повилять задницей? — Я хочу, чтобы ты выполнил работу. Мы об этом договаривались, или ты забыл? Медленно повернув голову, Ольгерд встретился с ним глазами. — Не забыл. — Ну, вот и славно, - подытожил о’Дим, снова возвращая беседе дружелюбный тон. — Давай еще раз. Шаги помельче и, ради богов, не размахивай так руками. Ольгерд не рискнул возражать. Внутри не спешил таять неприятный холодок. Он проделал заданный маршрут, стараясь в точности выполнить инструкции. Прислонившись к стене, о’Дим одобрительно улыбнулся. — Уже лучше. Отдохни минутку и продолжим.