Несбывшаяся мечта

— Давай зайдём в круглосуточный супермаркет, и я куплю себе платье или хотя бы недорогой джемпер с джинсами, иначе твои родители спалят меня! На раз-два спалят, — нервничала Воин. — И зачем я только послушала тебя и осталась в… этом облике? — Потому что мне так хотелось, а ты решила сделать мне приятное. Мы чересчур долго были порознь, и я желаю теперь как можно больше времени проводить с тобой, — спокойно заявила я, обхватив её локоть и не обращая внимания на изумлённые лица проходящей мимо нас женатой пары. И мужчина, и женщина едва не вывернули шеи, наблюдая за нами. — Вот видишь! — Воин проводила супружескую чету глазами. — Даже этим двоим я показалась странной. Твои родители тем более меня не примут! — А я скажу, что мы давно учимся вместе и дружим. И вот я просто так решилась привести тебя к себе. Разве нельзя? — Твоим родителям покажется подозрительным моё внезапное появление «просто так». — Ну, ты мне с математикой поможешь. И с географией! Кстати, завтра тест… Ведь поможешь? — С радостью, — подтвердила Воин. — Разумеется, я не такая способная, как Мицуно-сан, но кое-что подсказать сумею. — Тогда родители точно не будут против, ведь причина твоего появления в доме важная! А переночевать, когда допоздна засидимся, будет необходимо из соображений безопасности. Ночью по улицам бродить нельзя. — А меня саму не посчитают опасной? — С чего бы? Ты девушка. Такая же, как я. — В одежде парня, — хмыкнув, уточнила Воин. — Не волнуйся, — убеждала я её. — Харука тоже часто одевается как парень… Вернее, почти всегда. Но никто её ни в чём не заподозрил. И никто не пытается разлучить её с Мичиру, называя «опасной». Чем ты хуже? — Что-то мне не по себе, — Воин поёжилась, будто от порыва ветра. Это выглядело так забавно, что я невольно улыбнулась. — Может, тебе просто страшно знакомиться с моей семьёй? — я в шутку притворилась расстроенной, но Воин приняла моё печальное выражение лица за чистую монету. — Обещаю: больше не стану поднимать бурю в стакане воды. Если ты уверена, что твои родители нас ни в чём не заподозрят — идём. «Не заподозрят, — думала я, пряча счастливую улыбку, — и ни за что тебя не вспомнят, когда ты придёшь в теле юноши просить моей руки… А пока, Сейя Коу, побудь моей школьной подругой, вызвавшейся помочь мне с математикой и географией!» — и я решительно открыла дверь. *** — Мама, папа, я вернулась!!! — Усаги с шумом ввалилась в дом, втягивая меня за собой. От её напора я едва не рухнула на пол, но мне всё же удалось устоять на ногах. — Я кое-кого с собой привела. Это моя хорошая подруга. Мы с ней в одном классе учимся. Её Файтер зовут. Она согласилась позаниматься со мной математикой и географией, а то у нас завтра тесты, а Рей и Ами заняты, поэтому помочь не могут. «На ходу истории сочиняет, лишь бы провести со мной больше времени. И вот как это не ценить? Я и ценю!» На крик Усаги мгновенно сбежались все члены семьи, включая симпатичную серую кошку с полумесяцем на лбу. Насколько я помнила из нашей прошлой истории посещения Земли, её звали Луна. Кошка выгнула спину дугой, распушила хвост и посмотрела на меня, как на врага вселенной. Мне сделалось не по себе. Правда, уже через мгновение страх пропал. Да и чего бояться, если самое страшное случилось? Оданго привела меня домой, ничуть не опасаясь вызвать недовольство родителей, представив им странную гостью, коей являлась я. Ко встрече с семьёй Цукино я была совершенно не готова, представ перед ними с небрежно заплетённой косой, перекинутой через плечо, с взлохмаченными вихрами над головой, и в мужском костюме, принадлежащем Сейе Коу. Хорошо, хоть галстук, который мог бы окончательно меня выдать, я вовремя успела снять и спрятать в кармане куртки, скромно прицепленной на вешалку у входа. Ботинки Сейи я запинала подальше к дверям, чтоб они в глаза не бросались, но, думаю, и их заметили. И сделали выводы. Кенджи-сан и Икуко-сан несколько секунд потратили на то, чтобы привести в порядок выражение своих лиц и только затем нашли в себе силы по очереди поприветствовать меня. — Файтер — очень необычное имя, — Икуко-сан пожала мне руку и добавила, вежливо улыбнувшись. — Но красивое. Приятно познакомиться. — Мне тоже приятно, Цукино-сан! Про мой необычный облик мама Усаги не сказала ничего. Тактичная женщина! Не уверена, что я бы на её месте смогла промолчать, если бы, к примеру, моя дочь привела домой кого-то похожего на меня. — Рад встрече! — у Кенджи-сан на языке вертелась сотня вопросов, и он бы их все, несомненно, задал, явись я в облике Сейи, но Оданго посетила удачная мысль: попросить меня не перевоплощаться. Глава семьи открыл рот, чтобы утолить своё любопытство, но вдруг смутился и не произнёс ничего, кроме стандартного: — Добро пожаловать. Шинго-кун скептически оглядел меня с ног до головы и тихо присвистнул. А затем он заговорил, и в его голосе прозвучал взрослый сарказм, обычно несвойственный детям его возраста. — Добро пожаловать, Файтер-сан. Если поможете моей сестре стать отличницей, я буду вам признателен! С ней ни её жених, ни другие подруги не справляются, хотя стараются. Вам придётся нелегко. — Ничего, у меня много терпения, — и я дружески подмигнула язвительному и умному не по годам пацану. Не ожидая такого, он машинально подмигнул в ответ и вдруг покраснел, сам устыдившись своей глупой шутки. Рассерженная Усаги метнула на брата уничтожающий взгляд, и мальчишку словно ветром сдуло. — Наверное, вы голодны, Файтер-сан? Хотите поужинать? — спросила Икуко-сан, явно испытывая неловкость и стараясь сгладить впечатление от сказанного её сыном. — Огромное спасибо, но я совсем не… — начала было я, намереваясь поскорее закончить церемонию знакомства и проскочить наверх. — Мам, принесёшь мне и Файтер-тян по чашке чая и немного твоих вкусных печений в комнату? — внезапно попросила Оданго. — Пожалуйста! — Конечно, принесу! Вы, главное, занимайтесь учёбой, это важнее, — Икуко-сан ещё раз тепло улыбнулась мне и дочери и ушла на кухню. Луна продолжала стоять в боевой позе, словно намеревалась вцепиться в меня всеми четырьмя лапами, но не делала этого, вероятно, лишь из-за присутствия Усаги. — Идём, — не обращая внимания на Луну, Оданго потащила меня за собой, и я охотно ускорила шаг, желая скрыться от любопытных глаз. — Ты очень напряжена, — добавила она, хихикнув. — Да уж, пришлось напрячься, — наконец расслабленно выдохнула я. — Не каждый день я прихожу к тебе и остаюсь на ночь. — Скоро так будет каждый день, — вдруг ответила Оданго, с любовью глядя на меня. — Я уверена, всё наладится, и мы сможем открыто признать наши отношения перед всеми. Думаю, это случится уже завтра, — от этих её слов надежды будто тёплый ветер пролетел, касаясь моей щеки. Мы остановились возле комнаты Усаги. Оданго приоткрыла дверь. Луна стремглав взлетела по лестнице и попыталась проскочить в спальню мимо наших ног, но Усаги вдруг ловко поймала её, взяла на руки и, посмотрев прямо в огромные кошачьи глаза, произнесла: — Не обижайся, но сегодня тебе лучше переночевать в мансарде. Это всё-таки моя личная жизнь. Я не вмешиваюсь в твои отношения с Артемисом, давай и ты будешь поступать так же. Хорошо? Спрыгнув с рук своей хозяйки, кошка важно проследовала ещё на этаж выше и скрылась за поворотом лестницы. — Обиделась… Луна очень много значит для меня, — виновато промолвила Усаги, — но сегодня я хочу побыть только с тобой. — Расскажи мне всё о себе, — внезапно вырвалось у меня. — Думаю, сегодня нам не уснуть. Так давай потратим ночь на то, чтобы лучше узнать друг друга? — Давай! — обрадовалась Усаги. — А учёба подождёт. — Ну нет! — возразила я. — Сначала я сдержу слово и действительно позанимаюсь с тобой географией и математикой. Не хочу, чтобы ты провалила завтрашний тест. Ведь если это случится, меня твои родители больше и на порог не пустят! — Но ты можешь позволить мне завтра списать… — Ещё чего! С этого дня ты будешь действительно учиться. Я прослежу за этим. Усаги невольно рассмеялась. — Ради тебя я согласна на всё. Выпив чай, съев вкусные печенья Икуко-сан и покончив с учёбой, мы потратили большую часть времени на разговоры и воспоминания: о детстве, о счастливых и неприятных моментах жизни, о друзьях, об опасных врагах, едва не уничтоживших нас и наши планеты, о первом перевоплощении… Усаги рассказывала о себе и плохое, и хорошее — искренне, без прикрас. Я ответила ей тем же. Разделила с ней своё прошлое целиком, ничего не скрывая. Да и какие тайны теперь могли быть у нас друг от друга, когда сказано главное? Незадолго до рассвета мы уснули, так и не раздевшись, но при этом крепко обнявшись и переплетя пальцы. Я проснулась первой от ярких лучей солнца, бивших в окно, и увидела, приоткрыв один глаз, что суровая Луна сидит напротив постели и неодобрительно смотрит на нас. Кончик её хвоста быстро метался по полу из стороны в сторону, словно маятник часов. — Эй, мы ничего плохого не делали! Правда. Просто поговорили и всё. Так глупо — оправдываться перед кошкой, пусть даже обладающей магическими способностями. Тем более, я знала, что она мне ни за что не ответит. Просто потому, что я ей не нравлюсь. Луна действительно молчала, продолжая осуждающе смотреть на меня и шевелить хвостом: влево-вправо, влево-вправо. — Клянусь, что буду любить твою хозяйку больше собственной жизни. И от слова своего не отступлю, — негромко продолжила я. — Оданго будет счастлива со мной. Не подав вида, что поняла меня, Луна встала с места, развернулась и бесшумно просочилась в коридор. Но я-то знала: капля камень точит. Однажды и Луна признает, что мы с Усаги правы: мир без настоящей любви бессмыслен. А фальшивая любовь не стоит того, чтобы её сохранять. *** До утра я просыпался раз двадцать, наверное. Душ не помог. Стоило заснуть, я снова и снова видел церковь и Сецуну, а между нами — чёрную пропасть, в которую проваливался мир. Что бы это могло значить? Пришлось выпить три чашки крепкого кофе, чтобы прийти в себя и доехать до университета. Как я защитил курсовой проект, что отвечал на вопросы преподавателя, даже не помню. В голове плавал мутный туман, заполненный обрывками ночного кошмара. Наконец, получив от профессора разрешение покинуть аудиторию, я вышел в коридор и встал у стены, стараясь преодолеть ледяное чувство ужаса. По спине медленно катились капли липкого пота. Лицо Сецуны по-прежнему стояло перед глазами, заслоняя собой реальность. Сердце то останавливалось, то начинало колотиться, как сумасшедшее. И ещё — наверное, я совсем спятил! — мерещилось, будто внутри меня бешено раскручиваются какие-то сияющие нити, намотанные на гигантское веретено. Странное золотое приспособление крутилось так быстро, что нити, не выдержав, вдруг начали лопаться. Каждая порванная нить приносила боль и облегчение. А потом к моему горлу подкатил комок, захотелось разреветься, и я мысленно наподдал себе. Вне сомнений, с миром, который я обязан защищать, творится неладное. Но надо выяснить, что происходит, а не раскисать! Скорее бы профессор объявил оценки, и стало бы можно отправиться к… Я запнулся на половине мысли, поймав себя на том, что подумал о Сецуне раньше, чем об Усаги. Почему? Да, Усаги призналась в чувствах к Сейе, но, несмотря на вспыхнувшую во мне ревность, я дал ей слово, что не стану её принуждать к браку со мной… И я до сих пор люблю её. Люблю ли?! «Любишь?!» — насмешливым эхом отозвалась внутренняя пустота с оборванными нитями. Страх смял меня. Внезапно я осознал: с моими чувствами тоже непорядок. Они меняются, становятся иными, тая, будто снег. «Как же так вышло? Ещё утром по дороге в университет я был уверен, что по-прежнему люблю Усако, пусть она и забыла меня. Что со мной случилось?!» Из аудитории вышел аспирант, помогавший профессору на защите. Парень молча приколол на доску список фамилий с окончательными баллами за курсовые. Я кое-как протолкался вперёд между студентами и, взглянув в нужный столбец, выдохнул с облегчением: девяносто семь баллов. Неплохо для того, кто приехал на защиту с кашей в голове. Теперь второй глубокий выдох — и за руль. Надо торопиться к Мейо-сан. Она точно что-то знает! После всего случившегося с Усаги, я уверен: мои и её изменившиеся чувства как-то связаны. Наша любовь, прошедшая испытание временем, не могла вдруг разбиться, словно фарфоровая чашка. И даже пусть Усаги меня разлюбила, но я никак не мог разлюбить её. Не мог! Впервые в жизни я ехал не медленно и осторожно, а при любом удобном случае обгонял других, рискуя быть оштрафованным или попасть в аварию. Дрожь в теле не унималась. Мне мерещилось, что дорога впереди изгибается вниз и вот-вот провалится в бездну, как в том страшном сне… Оставив машину на стоянке перед многоэтажным домом, я поднялся в лифте до квартиры Сецуны и долго звонил и стучал. Мне так никто и не открыл. Я подождал Мейо-сан в коридоре, надеясь, что она скоро вернётся. Наконец, сдался и вернулся в машину, завёл мотор и уехал. Весь путь до своей квартиры я проделал с неимоверной тяжестью в груди и с ощущением того, что привычному миру приходит конец. Первое, что я услышал, открыв свою дверь ключом: разрывающийся от пронзительной трели телефон. Сбросив обувь, я ринулся к аппарату и снял трубку. — Наконец-то! — услышал я встревоженный голос Усако. — Мамо-тян, где ты был так долго?! — В университете. Задержался немного. А что? Медленный выдох в трубке. — Сецуна тебе ничего не говорила? — Нет, — удивился я. — Я даже не видел её. А она должна была что-то сказать? — Ещё утром. Я просила… Но, как вижу, она не стала тебе звонить. Сегодня в шесть мы все собираемся в квартире у Харуки. У меня есть очень важные новости для всех. — Усако, — я ощутил, как мгновенно пересохло во рту. — Скажи прямо: о чём ты желаешь поговорить? Мне всю ночь снились кошмары, и я еле сумел вытянуть защиту курсовой. — Но… ты её сдал? — я слышал по её интонациям, что Усаги воспринимает меня теперь лишь как друга, но и это радовало. — Сдал. На «отлично». — Ты молодец! Впрочем, как всегда. — Усако, сейчас всего половина третьего. До шести вечера я с ума сойду, теряясь в догадках. Скажи, что случилось! — Прости, это не телефонный разговор. Я не могу такое сказать, не видя ваших лиц. Я должна увидеть всех, понимаешь? — Хоть намекни. Мир-то пока не рушится? — стараясь перевести всё в шутку, спросил я. — Будущее цело? Малышка невредима? Ты сама… как? — Я в порядке. Уверена, и Чибиуса тоже… Я думаю, она снова в своём мире, потому что Сецуна приходила вчера без неё. Значит, отправила её назад в другую вселенную. — Ты хотела сказать, в будущее? — уточнил я. — Нет, — поправила меня Усаги. — В другую вселенную. Мамо-тян, я много чего узнала вчера благодаря королеве Серенити, пришедшей ко мне. Наш мир — не единственный. Хрустальный Токио, король Эндимион, королева Нео Серенити, Чибиуса — это будущее чужого мира. Наше будущее ещё не наступило, и оно не предначертано, понимаешь? Его можно изменить! — голос Усаги ожил и зазвенел. Так тонко и неуловимо способны звенеть лишь ветви ивы под весенним ветром. — Мы можем изменить наши жизни как нам угодно, и никто не пострадает! Чибиуса останется жива в своём настоящем мире, откуда она родом. Прости… Остальное — при встрече. Я вынужден был опереться рукой о край стола. — Погоди, — мысли разбегались, — но если всё так, как ты говоришь, то зачем тогда Сецуна уверяла, будто Малышка может умереть? Кроме того, мы сами видели, как она умирала! — Она не умирала. Её затягивало в пространство между мирами, когда границы её мира и нашего начинали расходиться, но Сецуна в любой момент могла её спасти, стоило лишь открыть Ключом Времени проход в соседний мир. Плутон с самого начала знала правду о множестве миров и о том, что будущее нашей вселенной на самом деле не известно даже ей. — Так… Сецуна нам всем лгала? — внезапно понял я. — Зачем?! — Это не обман. Всё намного сложнее. — Объясни. На том конце провода слышалось лишь частое дыхание Усако, но она не спешила отвечать. Наконец, решительно сказала: — Увидимся у Харуки. Не опоздай, — и повесила трубку. Я ударил кулаком по столу и стиснул зубы. Итак, сначала мне снится кошмар про Сецуну, потом Усаги говорит, что Мейо-сан обманывала нас насчёт будущего… Да что вообще творится?! С тоской я взглянул на часы. Стрелка сдвинулась всего на десять минут вперёд. Мне предстояло невыносимо долгое ожидание. *** — Ревнуешь? — Усаги положила руку на плечо сидевшей рядом Воин. — Немного, — отозвалась та. — Я почувствовала, потому и завершила разговор поскорее. Но, пойми, я должна была убедиться, что Мамо-тян приглашён. Без него эту важную беседу начинать нельзя. Я уверена, когда вся правда выплывет наружу, Мамо-тян тоже вспомнит свои чувства. И он признается Сецуне! Если между ними существует связь, как между мной и тобой, они почувствуют непреодолимую тягу друг к другу, и тогда Сецуна больше не сможет сопротивляться силе своей мечты! Я думаю, Плутон боится не только испортить будущее вселенных, она панически страшится любви, потому что за столько веков привыкла к одиночеству… А плохие привычки прилипают. Например, тяга к сладкому или неспособность быть серьёзной. Я не права? — Меня куда больше беспокоит причина, по которой ты до сих пор называешь Чиба-сан Мамо-тяном, — с печальным вздохом вымолвила Воин. — Когда я его называла так?! — широко распахнув глаза, спросила Усаги. — Только что, — заметила Воин. — Несколько секунд тому назад. — Мамору — мой друг, и я привыкла называть его уменьшительным именем… Но моя привычка расстраивает тебя. Стало быть, это плохая привычка, — заключила Усаги, а потом вдруг, схватив Воин в охапку, опрокинула её на постель. — Ради тебя я обещаю мужественно с ней бороться. Только обещай не расстраиваться больше! — Обещаю, — живо откликнулась Воин, нежно обнимая Усаги и позволяя ей улечься к себе на грудь. — Больше не стану. *** Под старой оливой даже в жаркие дни всегда прохладно. Трёхлетняя Какю засмеялась и раскинула ручки в стороны. Красиво! Небо похоже на хрустальный купол, по которому бегут облака. На них можно смотреть часами, слегка морщась от падающих на лицо золотых лепестков и смахивая их ладошкой. Но одной скучно. Надо попросить маму и папу скорее найти ей подруг. Слуги говорят, в храме звёздного ветра старшая наставница уже вовсю занимается этим: ищет помощниц-хранительниц для принцессы. *** — Для планеты нужны три хранительницы, и они уже найдены. Одну привязывать не надо, она и так по судьбе связана, а двух придётся привязать, иначе уйдут раньше, чем придёт их час исполнить клятву. Что такое «привязать» и что такое «судьба», Какю не понимает — она слишком мала. — Но зачем такие крайние меры? — король хмурится. — И почему одной хранительницы мало? Отец недоволен. Какю начинает хныкать, видя, как он сердится. Мама берёт девочку за руку и нежно целует в щёку. — Т-сс, малышка. Не мешай. Дай отцу поговорить с наставницей! — Две хранительницы покинут Кинмоку, едва им исполнится восемнадцать, а, может, раньше, если вы не предпримете ничего. Их судьба — на другой планете, находящейся где-то далеко. Сердце позовёт их. Но поскольку прошлое вселенной изменено, Голубая Звезда Мечты больше не горит. Остался лишь Иллюзион, но он призрачен и слаб. Он лишь манит прекрасными мечтами, не исполняя их. Хранительниц отвергнут. Не получив взаимной любви, они вскоре погибнут от невыносимой боли на чужой планете. Этого нельзя допустить. Ради своего и их блага, привяжите обеих. — И всё же… Можно обойтись без ритуала? — король волнуется так, что на лбу его появляется испарина, хотя здесь совсем не жарко. — Решать вам, но, говорю же, кто-то очень могущественный изменил прошлое мира, поэтому и будущее стало другим. Сильный враг не должен был добраться до Кинмоку, а теперь доберётся. Через много лет будет большая война. Много людей погибнет. Одна хранительница не сдержит такой напор и не спасёт планету. Три хранительницы смогут сохранить и принцессу Оливию, и Кинмоку от уничтожения. Потом будут приходить и другие враги, но три хранительницы, став старше и крепче, их одолеют. Планета будет защищена, а моя и ваша главная миссия — сохранять Кинмоку. Любой ценой. — Я понял и готов следовать вашим советам, — твёрдо отчеканил король. — Вот имена хранительниц, их приметы и названия городов, где их искать, — наставница протянула руку ладонью вверх, и внезапно Какю увидела, как на этой ладони сам собой, свиваясь из золотых лепестков-искорок, появился кусочек пергамента с какими-то загадочными символами. — А вот это, — и на другой ладони монахини появился второй пергамент, — запрещённый ритуал связывания священной ветвью оливы. Это тайна, о которой никто не должен узнать. Никогда. Побледнев, король взял трясущимися руками оба пергамента и испуганно переглянулся с женой. — Кто-то совершил ужасное деяние, изменив прошлое мира. Чтобы уравновесить ту страшную ошибку, здесь, на краю галактики, сама вселенная вырастила Древо Жизни, открывающее нам доступ к величайшим знаниям. И я говорю сегодня как Оракул Кинмоку, если мы ничего не предпримем, будущее может быть разрушено, — скрипуче продолжала наставница. — Я дала клятву сделать всё, чтобы уберечь планету, даже рискуя собой и своими близкими. Одна из будущих хранительниц — внучка моей сестры, но мне придётся пожертвовать ею, а вам — принести в жертву юную принцессу, — прозрачная слеза скатилась по щеке старухи. — Моя последняя просьба к вам, хоть такая недостойная монахиня, как я, не имеет права просить… Окажите мне честь: свяжите именно мою внучку ритуалом сердца и крови, а другую хранительницу — ритуалом неба. — Нет, — расплакалась королева. — Я хочу, чтобы Оливия выросла и вышла замуж! Я хочу, чтобы у нас были внуки! — Хранительницы смогут принимать как женские, так и мужские формы. Внуков вы получите, — сухо заметила наставница. — Но у моей дочери есть и настоящая судьба, которая этим ритуалом будет сломана! — кричала королева, и Какю безмолвно плакала, видя, как страдает её мать, но не решаясь более вмешаться, ведь её просили молчать. — Кто-то… должен её полюбить. Ведь должен? — Её настоящая судьба — третья хранительница, но она и так всегда будет рядом с вашей дочерью, даже если её будут отвергать. Третью хранительницу не надо привязывать. Её любовь естественна. — Значит, судьба моей дочери — тоже девушка?! Не верю… Я не верю и не хочу такого!!! Это всё какая-то ошибка!!! — неистовствовала королева, но муж положил ей руку на плечо. — Успокойся. Так надо. Тем лучше, что ты спросила. Видишь, так или иначе Оливии суждено быть любимой своей хранительницей. А уж той или другой — так ли это важно? Мы проведём оба ритуала, как только найдём девочек. Чем раньше, тем лучше. Став взрослыми, они ничего не вспомнят. Мы спасём жизни им и убережём планету. — Но… Но… — беспомощно всхлипывала королева, не имея сил успокоиться. — Я всё равно не хочу делать такое с Какю! Если бы кто-то сделал такое со мной, сломал мою настоящую судьбу, заменив её другой, я бы его никогда не простила, — добавила она шёпотом. — Оливия не узнает. Она всё равно будет счастлива и любима. Разве нет? — король обернулся к наставнице. Прикованная к дереву монахиня тяжело вздохнула. — В этой вселенной не может быть настоящего счастья, пока ещё одна принцесса не разрушит клетку своего сердца и не найдёт в себе силы выбраться на свободу. Но я не могу жертвовать своей планетой, чтобы помочь чужой принцессе освободиться. Я принесла клятву верности этой земле, и только Кинмоку я стану защищать! Но не могу вам лгать, потому говорю горькую правду: Оливия не будет по-настоящему счастлива после ритуала связывания, однако она никогда не поймёт, что именно потеряла. Кроме того, подчас достаточно верить, что ты счастлив, а не быть счастливым. Рядом с ней будет хранительница. Даже не одна, а целых три! И все три не предадут её никогда. Что ещё надо для счастья? Король поднял с земли плачущую супругу и обнял её. — Мы это делаем ради того, чтобы спасти тысячи жизней. Принцесса — та, кто несёт тяжкую ношу своего народа. Оливии придётся взять эту ношу на себя. Какю помнила, как они покидали храм, где прожили довольно долго, ожидая ответа старшей наставницы, и девочка, уходя, снова и снова оглядывалась назад, чтобы увидеть верхушку пурпурного дерева с золотым стволом. — Мама, а что значит «привязать»? И что такое «судьба»? — наконец, решилась она спросить у королевы, но та лишь расплакалась и крепко прижала Оливию к груди. — Это значит послужить своему народу, милая, — объяснила она. — Сделать счастливыми много-много людей и спасти их жизни. Ты станешь великой королевой. Куда более могущественной и сильной, чем я. — Тогда я согласна, — личико Оливии просияло. — А когда я стану сильной и великой? — Скоро, — помрачнев, сказал король, переглянувшись с женой, — уже совсем скоро. *** Оливия подскочила на постели, хватая ртом воздух и прижимая обе руки к груди. В голове гудело. Откуда вдруг проснулись, словно вырвались из клетки на свободу, странные воспоминания, которых раньше не было? Или это просто сон? Но теперь Какю отчётливо вспомнила: она стояла под старым оливковым деревом рядом с маленькой Воин, которой едва исполнилось пять. Их запястья прочно связали гибкой ветвью оливы. Никого не было в саду, кроме короля и королевы, а принцессу и её новую подругу-хранительницу привели в сад под предлогом любования весенними цветами. Король надрывно повторял одно и то же, читая по пергаменту: — Разрываю путы изначальной судьбы и связываю вас сердцем, кровью, водой, землёй и священной ветвью оливы. Да не покинет ни одна из вас другую, а если и покинет — будет томиться тоской и страдать, как страдают земля и небо в разлуке. Как запечатан будет этот сосуд, так и ваши сердца пусть будут запечатаны верностью. А как войдёте в пору юности, пусть разгорится в вас священный огонь любви, погасив все иные привязанности и страсти, останется лишь одна привязанность — друг к другу, а всё иное изгладится из сердца! Разрываю путы изначальной судьбы и связываю вас сердцем, кровью… Эти фразы повторялись снова и снова. Какю надоело, и она захотела уйти, но королева не позволила. Лицо короля было бледным и страдальческим. Принцесса старалась не думать, почему отец, делая правильные и хорошие вещи, так плохо выглядит. Хуже того, казалось, он вот-вот расплачется. Мама подошла ближе и попросила Какю протянуть ей безымянный палец левой руки. Какю доверчиво протянула ручку. Королева, закусывая губы и шепча сквозь слёзы: «Прости, милая», уколола дочь золотой иглой и собрала вытекшую кровь в золотой сосуд. Ровно семь капель. Какю отчаянно заревела, а Воин погладила её по плечу свободной, не связанной рукой и деловито успокоила: — Меня Её Величество уколола ещё раньше тебя и тоже поднесла горшочек, когда кровь потекла, но было не больно. Скоро и у тебя пройдёт. Так надо, чтобы спасти наш народ и всю планету, понимаешь? Какю кивнула, стараясь больше не плакать. Золотой сосуд, где отныне должна была храниться кровь Воин и принцессы, закрыли плотной пробкой, обвязали ветвью оливы, снятой с запястий девочек, и закопали под корнями дерева, от которого и была отломана ветвь. — Всё, — король в изнеможении упал на колени и отчаянно посмотрел на жену, — мы ведь всё сделали правильно, дорогая? — Я надеюсь, — королева тоже была бледна, как смерть. Воин и Какю подошли к ней и обняли за шею с двух сторон, по-детски доверчиво прильнув к женщине. — Мне уже не больно, мам, — весело сказала Какю. — Можно мы с Воин пойдём играть? Королева порывисто прижала обеих девочек к себе. — Можно. А лучше… пойдёмте кушать черничный пирог? Наверное, он уже готов, — и девочки, визжа от восторга, побежали обратно ко дворцу, обгоняя друг друга. *** — Это… действительно было? Или приснилось? — Какю, дрожа, сидела на краю постели, потирая лоб и отчаянно пытаясь сложить в уме кусочки головоломки. — Кто скажет теперь, правда ли это? Родители умерли. Воин далеко, и неизвестно, когда я смогу наладить связь с Землёй… Как же узнать? О… Старая олива на месте… Она сильно обгорела после войны, но её корни целы! И если никто не знал про тот ритуал, кроме нас четверых, то никто не мог выкопать тот сосуд. Значит, он всё ещё там. Не дожидаясь наступления утра, Какю схватила фонарь и, торопливо накинув на себя платье, бегом бросилась в сад, приказав охране, порывающейся пойти следом, остаться на месте и ждать её возвращения. Вытащить лопату из запасов садовника — не проблема. Копать в длинной юбке неудобно, но можно приспособиться, подоткнув края за пояс. Ничто не помешает, если очень хочешь узнать правду… Корни дерева не пускают вниз… А копать надо глубже! Она хорошо помнит, что отец тогда выкопал достаточно глубокую яму! Наконец, край лопаты зацепился за что-то тяжёлое, стукнув по металлу. Бросившись на колени, пачкая свои нарядные одеяния, Оливия голыми руками принялась разгребать влажную почву, пока не вытащила из земли золотой сосуд, ничуть не утративший своей красоты и изящества за прошедшие годы. Горлышко сосуда было обвязано потемневшей, полусгнившей ветвью оливы. Сама не зная зачем, Оливия с яростным криком рванула эту ветвь и разорвала её, едва не повредив руку. Затем, приложив все силы, вытащила пробку. Изнутри сосуда вытекла тёмная, дурно пахнущая жидкость — вода, некогда смешанная с землёй и её кровью. Оливия с гневом отбросила золотой сосуд прочь, как можно дальше от корней дерева, где он всё это время был спрятан. И в тот же миг ощутила, как словно из ниоткуда в её душу хлынул яркий голубой свет: тёплый, нежный, согревающий. Слёзы сами собой покатились по её лицу. Над её головой, разгораясь всё ярче, сияла Голубая Звезда. — Наконец, ты свободна, — услышала Оливия позади себя ласковый голос. — Спасибо! Твой смелый поступок сделал сильнее и меня. — Юмико-тян? — удивившись, принцесса вскочила на ноги и оглянулась. Но в саду никого не было. Только ветер шумел в кронах старых оливковых деревьев.