Под пыльным реквизитом

      Лёша подсаживается к Алине тогда, когда состав женской половины «Голосящего» перестаёт подходить к ней, лобызать поцелуями лицо и однообразными фразами поздравлять с заветной «птичкой». Она, безусловно, рада до безумия, как и вся команда, и искрящееся счастье в её серо-голубых глазах могло бы осветить всё балтийское побережье, вот только ликование сходит на «нет», когда она остаётся одна и падает на первый попавшийся стул.       Несколько минут оба сидят молча; она не замечает никого вокруг, хотя чувствует, как Лёша садится рядом — максимально близко, чтобы ощущать тепло. Он смотрит на неё такими же глазами, какими и смотрел всю жизнь со дня знакомства — преданными и безысходными, а она по-прежнему не знает, что ей на это ответить.       Каждый раз его порывает сказать, как же она одинаково красива и в минуты счастья, и в минуты грусти. И именно её красота топит его разум в вязком болоте, изолируя от всего вокруг, и как же ему больно всякий раз, когда приходится по вечерам писать эти тупые шутки, касающиеся внешности Алины, буквально проезжаясь по ней танком. Он не хочет, но это работает — всё ради юмора, рейтингов и образа команды, не так ли?       Алина неповторима, такую вторую он больше нигде не найдёт, и каждый раз, когда он готов сказать ей это, она впивается в него почти злым взглядом («Не делай этого, прошу, не надо!») и отворачивается, сглатывая подступивший ком в горле и запрещая себе плакать при нём.       Лёша знает, что это любовь, и никак иначе, но сейчас, когда он, сидя рядом, решается коснуться её, отбрасывая длинные светлые волосы назад и оглаживая пальцем щёку, Алина дёргается и мотает головой, роняя такое странное и туманное для него: «Мне неловко».       Она прекрасна, даже когда пытается остановить его, убежать и скрыться как можно дальше, а Лёше только и остаётся, что жить мечтами и попытками когда-нибудь сделать так, чтобы эта неловкость между ними рассыпалась в пыль.