Рассветы

— Блять, Дазай, ты когда-нибудь можешь обойтись без приключений? — это первое, что слышит Осаму после того, как очнулся. Его несколько раз бьет по щекам, причем не сильно, будто этот «кто-то» знает, что Дазай уже начинает приходить в себя и просто хочет сделать этот процесс быстрее. В глаза ударяет яркий свет и Осаму снова закрывает глаза, даже не удосужившись посмотреть на того, кто сейчас нависает над ним. Нос щекочет прядь волос. — Ох, Чу~уя, смирись с тем, что я, суицид и приключения — это все единое целое. Тебе не разлучить нас, — почти пропел Дазай охрипшим голосом. Чуя хихикнул про себя и, поднявшись с пола, выходит из комнаты. — Ну куда же ты, малыш? — жалобно тянет Осаму, пытаясь приподняться. В голове отдает тупой болью, потому Дазай решает оставить эту затею. Чуя возвращается в комнату с какими-то баночками и бинтами. — О, бинты как раз кстати. Чувствую, мои совсем размокли~ Это единственный минус в таком способе суицида. — Вопрос: ты долбоеб или да? — Чуя скалится и садится рядом на колени. — Даже почти при смерти, ты умудряешься выпускать свои идиотские шуточки. Черт, я не могу ничего с этим сделать! — из его глаз брызнули маленькие слезинки, а пальцы увязли в чем-то черном. — Придурок. Ни себя не жалеешь, ни других. Хорошо еще, что мы с Кёкой догадались туда пойти, — Накахара выдыхает и вытирает пальцы тряпкой. Через несколько секунд приходит Изуми, в руках которой колбочки с серо-голубой жидкостью. — Дазай-сан, ну как же вас так угораздило? — Кёка отдает те колбочки Чуе и садится с другой стороны. — Как же вывести скверну… Уже даже святая вода не помогает, — она грустно вздыхает и наклоняется. — Дазай-сан, как же так? Вы ведь не первый раз совершаете самоубийство, что же сегодня пошло не так? — И какой раз за этот месяц он пытается сдохнуть? — Чуя рассматривает принесенные колбы. — Уже пятый, — отвечает Изуми.       Накахара просит уйти Кёку, а сам рассматривает рану. Черная жидкость не переставала течь сгустками; кимоно Осаму уже напрочь пропиталось этой дрянью, а шатен так и не переставал нести бред в полуобмороке. Чуя распахивает одежду и убирает часть скверны. Дазай снова лепечет о том, что это был самый прекрасный прыжок в воду и жаль, что умирать приходится так мучительно. Накахара закатывает глаза и целует Осаму в губы.       «Похоже, это единственный способ заткнуть тебя.»       Пока Дазай пытается разобраться с ситуацией, Чуя выливает из колбочек жидкость на рану. Скверна с характерным шипением начала растворяться; даже Осаму, который, кажется, когда прыгал боли вообще не чувствовал, сейчас лежал и тихо шипел. Чуя поворачивает голову и гладит шатена по щеке.       Большая часть скверны благополучно испарилась — осталось только залатать рану и вывести оставшуюся жидкость из неё. Чуя честно признается себе — даже со своими знаниями о медицине, даже имея все нужные инструменты, он не может взять ответственность за здоровье Осаму. Мать Накахары была отличным хирургом в городе, — да что там в городе! — она часто уезжала в Токио на операции и могла оставаться там до месяца. В то время ещё отец был на хорошей должности, но одно ебанутое — по мнению Чуи, конечно; для других же — плохое стечение обстоятельств сломало эту семейную идиллию.       В конце апреля, когда Чуе только-только исполнилось семь лет — тогда ему казалось, что он уже большой, как отец, — его мать чуть ли не с утра собирала дорожную сумку. К тому времени отец уже охладел к нему, часто задерживался в барах — бывало, что вообще домой и не возвращался, ссылаясь на огромную занятость на работе. В то утро, Чуя не хотел отпускать мать в Токио. — Мама, мама, ну останься! — практически жалобным голосом говорил Чуя, дергая женщину за подол юбки. Та тихо выругалась, а потом присела на корточки рядом, улыбаясь. — Чу-чу, ну как же я останусь здесь? Мне нужно спасти жизнь таким же малышам как ты, — мать потрепала мальчика по голове и поднялась. Чуя опустил голову. — Чуя, ну что ты к матери пристал? — к ним вышел отец; снова, кажется, выпивший. — Иди собирайся и в школу. Не мешай матери собираться! — Папа, но я не хочу, чтобы мама уезжала сегодня! — мальчик лихорадочно пытался придумать причину. — На сегодня обещали туман! — Ничего не хочу слышать. Иди собирайся.       Зря его тогда не послушали. Тем же утром, его мать разбилась в автокатастрофе. Водителю более крупной машины стало плохо и он не справился с управлением. Его мать погибла в тот же день.       В дверь комнаты постучали. Задав риторический вопрос, в помещение прошла Кёка в сопровождении женщины в белом халате. Или эта женщина сопровождала Кёку?.. Непонятно. Без всяких церемоний, девушка в врачебном халате (Чуя уже не мог назвать её женщиной) оттолкнула Накахару в сторону и присела рядом с Осаму. Изуми, подобно медсестре бегала туда сюда и приносила девушке то бинты, то какие-то колбочки, то ещё непонятно что.       Не проходит и получаса, как комната освещается каким-то светом. Чуя щурится и отползает чуть дальше — с того момента, как его бесцеремонно оттолкнули от его же хранителя, сил на то, чтобы отойти не хватало. Он наблюдает за легкими и плавными движениями девушки — сразу видно, она мастер своего дела. — Боже мой, Дазай, ты нового бога скоро до смерти доведешь своими выходками, — говорит девушка, поднимаясь с пола. — Накахара-сан, извините пожалуйста за вторжение. Меня зовут Акико Ёсано. — Да нормально всё, — отмахивается Чуя и, удивленно хлопая глазами, поднимается по стеночке с пола. — Я даже спрашивать не буду, откуда вы знаете мою фамилию, — он трет глаза. Становится хоть не намного, но четче. — Ему следует несколько дней отлежаться, — она кивает назад. — Два-три дня и он должен поправиться. Если что, Кёка знает, что обычно делать в таких случаях.       Изуми замирает на несколько секунд, а потом прячет лицо за волосами, смущённо улыбаясь. Акико даёт ещё несколько советов и наставлений, а потом уходит. Чуя же, ещё не отошедший от ситуации, тихо и мирно пьет чай на кухне вместе с Кёкой. — Накахара-сан… — Зови меня просто Чуя, — прерывает её он. — Извини конечно, что перебил, но мне просто надоело то, что ты называешь меня по фамилии. — Ничего страшного, Нака… Чуя, — она поправляет свои хвостики, а потом подливает кипятка в кружку. — Вспомнила, что хотела сказать. Так как Дазай-сану нельзя ничего делать, вам придется сделать все его дела. Ах, да, вам ещё нужно сделать домашнее задание, — Изуми отходит к шкафу и берет с полки лист. — Можете начать прямо сейчас, — протягивает лист и, наклонив голову, улыбается. — Ох, ебать, — пробежавшись по тексту, Чуя от шока чуть не выронил из рук кружку. — Можно было и предупредить, что тут около двадцати пунктов, — он громко выдыхает и заправляет за ухо прядь волос. Поднимается и лепит лист с поручениями на пробковую доску. — Ну, вперед и с песней.