Рассветы

      Кёка, ушедшая по каким-то важным делам, буквально выдала Чуе все нужные предметы для уборки. Он в тот момент почувствовал себя маленьким ребёнком, который вызвался помочь матери с уборкой. Но, отказаться он уже не мог, на Дазая свалить ничего нельзя — это существо сейчас преспокойно валялось у себя в комнате на диванчике и пило, слава всему святому, чай. Если бы Осаму сейчас бессовестно пил виски, Чуя, наверное, не жалел бы его и хорошенько врезал.       Сидя на плитах, что находились на заднем дворике храма, Накахара пялится в одну точку. Нервно теребит метёлку, выданную Изуми, и иногда усмехается своим мыслям. Время уже перевалило за полдень. Кёка недавно вернулась и уже занималась своими домашними делами, время от времени подгоняя Чую. Он положил на соседнюю плитку метёлку и, зависнув взглядом на узоре, начал слегка покачиваться из стороны в сторону. — Господин Чуя, — окликнула его Изуми, распахивая одно из окон храма. На улице появился приятный запах удона, зелёного чая и какой-то свежей выпечки. — Пожалуйста, прекратите зависать. Скоро уже обед, а вам нужно сделать ещё много дел, — напоминает девушка, на что Накахара отстранённо кивает. — Ладно, убирайте инструменты в сарай и идите переодеваться. — Да-да, — отвечает ей Чуя, собирая инструменты в охапку. Он медленно идёт к сарайчику, небрежно закидывает вещи туда и, засунув руки в карманы, идёт в свою комнату.       Чуя мимолётно улыбнулся, когда вспомнил, как его несколько минут назад назвала Изуми. Пришлось потратить на это около часа и вот, надоедливое и слишком официальное «господин Накахара» сменилось почти дружеским «господин Чуя». Хотя, это не похоже на дружеское обращение, но рыжий решил остановиться пока что на этом. Он, как будто назло всем присутствующим в этом храме, вместо брюк с рубашкой натянул на себя простые спортивные штаны и футболку. Волосы собрал в тугой хвост.       На кухне уже сидел Осаму и снова пил чай. Чуе уже начало казаться, что этот лис пьет исключительно чай и его кормить-то ничем не нужно, — разве что иногда давать выпивку. Сев за стол, он лениво отпил из чашки и без слов приступил к трапезе. Дазай тихо цыкнул и хотел было сделать замечание, но почему-то не сделал этого.       Не выдержав тишины, Осаму с громким стуком поставил чашку на стол. — Что ж, Чуя, неплохо для первого раза, — с усмешкой проговорил он, легонько хлопая парня по плечу. Накахара вымученно выдыхает и закатывает глаза. — Нет, ну правда же! — с наигранным восхищением выкрикнул Осаму. Кёка вздохнула. — Это выглядело слишком сексуально, — с усмешкой прошептал он. Чуя возмущенно цыкнул. — Тебя кастрировать, а? — с неким вызовом спрашивает рыжий. — Лучше не беси меня. Я не собираюсь терпеть твоих выкидонов. — О-о, Чу-чу, почему же тогда я терплю тебя? — Так-так, господа, давайте-ка без ругани, — говорит Изуми, ставя на стол тарелку с фруктами. Парни замолкают, кидая в друг друга взгляды полные ненависти.       Обеденное время проходит также быстро, как и время уборки. Кёка, которой, по всей видимости, уже надоело пустое шастанье Дазая, сказала ему побыть во дворе и не мешать остальным. Ну, как остальным. Только Изуми, потому что Чуя после обеда пошёл убираться на заднем дворе.       Осаму хмыкает, садится на чистую скамейку и наблюдает за Чуей. Тот, прежде чем продолжить столь «увлекательное» занятие, одаривает лиса недовольным взглядом, намереваясь кинуть в него что-нибудь тяжелое. «Бедненький, устал, наверное,» — думает Дазай и, вздохнув, смотрит на гневное лицо Чуи. «Блять, не забывай, что я знаю, что ты думаешь,» — шатен слышит голос Накахары в своей голове. Он тихо смеется и, махнув рукой куда-то в сторону, отвечает ему. «Иди убирайся, мой маленький…» — Осаму не успевает договорить. Над головой проносятся грабли, а стоящий неподалеку Чуя победно ухмыляется. — Дурак ты, Чуя, — тихо говорит Дазай, поправляя выбившиеся пряди. Поднимает глаза, чтобы сказать парню ещё какую-нибудь колкость в лицо, но замечает, что тот уже ушёл. Осаму грустно выдыхает и поднимается со скамейки.

***

      Накахара вымученно выдыхает и сжимает ручку так, что по комнате разносится её треск. Фыркает, не поднимаясь, кидает ручку в мусорное ведро, что стоит в углу комнаты и снова смотрит на задание. Чуя всегда не любил решать геометрию. Все эти формулы, доказательства и прочая дребедень выбешивали его не хуже, чем тот же самый Осаму Дазай, который, черт его подери, сейчас спокойно прохлаждается после неудачной попытки суицида.       Ох, как же его бесил Дазай.       Чуя утыкается лицом в тетрадь. Ему ужасно хочется погулять, послать всё нахрен и просто вести себя как обычный подросток. Ничего ведь не сделается, если он не сделает один раз уроки? Ну, и возможно, прогуляет?       «Верно ведь?..»       Рыжик немного взбодрился от нахлынувших идей. Он по-быстрому скидывает тетрадки с учебниками в сумку, сам переодевается в более удобную одежду и берет с собой лишь телефон. Чуя не находит более идеального варианта, как можно тихо уйти из храма: приходится лезть через окно и получить небольшой, но болючий синяк на ноге. — Это того стоило, — тихо говорит Чуя, когда отходит от храма. Присаживается около дерева и перезавязывает шнурки, которые нормально не получилось завязать в храме. Он наконец вспоминает, что забыл в комнате наушники. — Почему я не могу по-нормальному погулять-то? За что?..       Чуя отпинывает камешек на дороге, словно пытаясь показать всю свою ненависть к этому миру. Потом он громко выдыхает и плетется в порт, в котором, собственно, был раза два от силы за всю свою никчемную жизнь.       Накахара, сидя на перилах беседки, любовался сентябрьским закатом. Он ещё сильнее укутывается в толстовку и ёжится от ветерка, что проник под одежду. С наслаждением думает о завтрашнем прогуле.       Ведь это так прекрасно, когда ты хоть чуть-чуть, но меняешь что-то в своей жизни?..       «Мелкая скотина, если ты сейчас не вернешься домой, я тебя прикончу.»