I feel like I’m stuck in a loop I made And every turn leads back to the same place. Unlike Pluto Best to keep things in the shallow end Cause I never quite learned how to swim. I just didn't want to know… A Perfect Circle
Черт, приснится же такое. Насколько нелепой должна быть моя жизнь, чтобы снилась подобная дурь. И насколько же я отмороженный, чтобы теперь огорчаться пробуждению. Ну, из своего скудного опыта могу сказать, что такого рода сны часто подолгу оставляют за собой послевкусие. И тянется за тобой весь день потом едва уловимый шлейф дежавю, бьющий в голову от каждой случайной мысли и ассоциации. Так бесполезно и глупо, но отчего-то даже приятно. Так, хватит. Проснулся – значит придется жить. Сам виноват, что повелся на это утро. Как же странно все-таки устроена человеческая память. Действительно значимая повседневность вылетает оттуда без малейшего намека на важность, а полубредовый сон упорно претендует на главные роли. Ну да ладно, выбирать все равно не приходится. Привет, потолок. Не виделись с вечера, но по ощущениям прошло полвека. Смешно, да? Хоть и твоя режущая глаз навязчивая белизна преследует меня не первый год, сегодня взглянул на нее как-то по-новому. В конце концов, добрую четверть всех ночей, проведенных здесь, я имею наглость ее созерцать. Но потолки для того и существуют, не так ли? Вот моя унылая комната. Напротив шкаф, рядом стол. Позавчерашние коробки из под лапши, так и не доел. Может, если еще немного подождать, она оживет и уползет сама? Вот и проверим. Куда опять очки дел? Вечно они не там, куда падает моя ленивая рука. А падать куда-то дальше ей лень. Может, черт с ним, с этим утром? Расписания для лохов, как говорил один… ну да неважно. И ничего хорошего от этого дня все равно не дождусь. Хоть возвращайся обратно в сон, но меня и туда никто не звал. Или нет, к черту. Сейчас только память нервы подпортит свежими полусонными ассоциациями, после которых еще меньше захочется выносить эту реальность. Остается только поднять с кровати свой обтянутый кожей скелет, чтобы он нашел, чем перекрыть это ноющее настроение. А перекрыть бы хоть чем-то, иначе оно меня сожрет. У навязчивых мыслей аппетит получше моего все же. Стоило однажды сделать выбор – теперь кормить их до конца дней. Прошлое не отпускает, да чтоб ему подавиться. – К черту эту вашу Хомру, – пробормотал я сам себе, влезая в мятую униформу, чей цвет отлично сочетается с моими синяками под глазами. Как минимум поэтому мое место здесь. Утренние рожи не замедлили появиться перед глазами, еще и пару раздражающе бодрых приветствий врезались в ухо, как всегда оставаясь без ответа. И не надоело им еще здороваться с пустотой? В чем смысл переться в офис с самого утра в ожидании внезапных приключений, если общежитие все равно в пяти минутах. Чуть что – сразу можно будет выехать по мере необходимости. Однако начальство тут со мной не согласно и требует тащить свое тело в кабинет, якобы одно мое бесцельное присутствие в этих стенах имеет некий сакральный смысл. Полноценной ставкой жертвовать не хочется, но основная причина даже не в этом. Несколько таких «прогулов» – и негодующая лейтенант заковыряет своими нотациями, а на следующий день мне внезапно поручат что-нибудь до смеха нелепое, причем с таким посылом и контролем, будто от этого зависит по меньшей мере чей-то неоспоримый авторитет. Очевидно, что такие вот карательные меры – инициатива капитана, а эта персона понятностью никогда не отличалась. Да и в принципе проще смириться со странностями вышестоящих, чем разбираться в них. Раз уж я здесь. А где же мне еще быть? Не в Хомре ведь в конце концов. Да, умеют эти сны пересолить день, ничего не скажешь. Сколько еще чертовых лет должно пройти, чтобы все это дерьмо меня наконец-то отпустило? Вот и кабинет. Дышит на меня отполированной мебелью и чужим кофе. Сам я, к слову, о своем забыл. Вот и будет замечательная причина свалить от уважаемых коллег на пару драгоценных минут. Еще несколько традиционно безответных приветствий – все так до тошноты привычно, но отчего же такое отчетливое чувство, что я не принадлежу этому месту? Еще в ностальгию скатиться не хватало. Местный планктон хотя бы хихикает между собой, а мне сыплет в уши лишь базовую долю вежливости, которую требуют его социальные шаблоны. В отличие от некоторой печально известной компании, которая с понятием личного пространства не знакома от слова совсем. Поэтому. Хватит. Уже. Ныть. Здесь неплохо. Терпимо. Ну или существо вроде меня просто не создано для любого рода коллектива. Однако без Королей и их неотвратимых подданных я не получил бы силу, а вместе с ней хоть какое-то удовольствие от жизни. Надо было стрейном рождаться и не связываться со всякими подозрительными личностями. Впрочем, одна из них меня не спрашивала и привязалась сама еще задолго до всех этих сине-красных историй. А я все еще не совсем могу от нее отвязаться – даже в мыслях. Идиот. Тем временем в столовую посмела пробраться какая-то малознакомая рыбина и позвать меня к телефону. В глубине души даже поселилась смутная надежда, что звонок обещает новое дело, а следовательно – возможность спасти этот полудохлый день. И надо же, она оправдалась. Взрыв за городом наглядно сверхъестественного характера с многочисленными жертвами стал приятной неожиданностью, ведь в такого рода происшествиях большую часть отчетности берет на себя лейтенант. Надоело мне уже планировать свои действия исходя из минимизации бумагомарательства. Сегодня можно расслабиться, прямо праздник какой-то. Единственным омрачающим элементом стал навязанный мне в спутники представитель синего планктона, по грубой ошибке мироздания наделенный даром речи. – Слышал, там от тел почти ничего не осталось, – и, увы, вовсю им пользующийся. – Даже жутко как-то. Я прокомментировал риторическую реплику молчанием, и это лучшее, что можно было с ней сделать. Сколько раз уже настаивал не отправлять меня на задания, предполагающие наличие напарников, но кого тут вообще волнуют мои желания? В любом случае нежелание сидеть в офисе победило, ведь из двух зол выбор невелик. Благо остаток пути это недоразумение молчало, и я мог смотреть в недомытое окно в тишине. По прибытию на место преступления было уже тем более не до Хидаки, так как посмотреть действительно есть на что. Заброшенный склад – ну а как иначе? – был сожжен практически до основания, и судя по записям с камер, буквально за ночь. Прибывшие на вызов пожарные даже близко не могли к нему подобраться, да и огонь вообще никак не реагировал на попытки себя тушить. Погас в итоге сам, когда гореть уже было нечему. Хах, ну прямо таки ностальгия берет. Ноги сами понесли меня к эпицентру этого безумия, в запах обгоревшего дерева и расплавленного метала, который все еще стоял на территории склада. Несколько уцелевших стен виднелись посреди полчища руин и обломков. Это место давно уже не служило по назначению и было зарегистрировано на очередную фиктивную компанию с безымянными владельцами. За этот хвост сейчас тянут коллеги из информационного, и я вполне мог бы остаться с ними. Но как было не приехать сюда, не пройтись по этому пожарищу, не вдохнуть остатки дыма? Черт, я как-то уж слишком наслаждаюсь этим. А вот и первые тела. Обгоревшие до неузнаваемости, но вполне человеческие. Ну и кто этому придурку сказал, что от тел почти ничего не осталось? Ослеп он, что ли? Впрочем, не каждому ведь приходилось сталкиваться с огнем, от которого действительно ничего не остается. Чем дальше в руины, том больше трупов. Более-менее сохранившиеся куски ткани смутно намекали на белые халаты, а усиливающийся запах химикатов подтверждал версию. – Респираторы есть? – возможно, это и лишнее, но свалиться без сознания в подобного рода месте хотелось мало. Хидака для разнообразия принес пользу и вернулся на удивление быстро. С бледным лицом подал мне маску и надел свою. – А это не… опасно? – пробормотал спутник, с подозрением косясь на мои попытки отодвинуть заевшую дверь. Я красноречиво закатил глаза, что в данном случае переводится как «увы, недостаточно, чтобы тебя убить». Еще с полминуты понаблюдав за моими тщетными усилиями, Хидака наконец-то додумался помочь, и кое-как вместе мы смогли разгрести завалы, ведущие к источнику запахов. Как же жаль, что использование меча так строго регламентируется, и им нельзя просто покромсать мешающийся под ногами мусор. Вот да, некоторые мои знакомые в своей повседневности с такими проблемами точно не сталкиваются. С таким трудом поддавшаяся дверь открыла нам внушительную дыру в полу, которая, по всей видимости, раньше была лестницей. Чтобы спуститься туда не убившись, нужно было постараться, а я сегодня слишком ленив, чтобы так глупо рисковать жизнью. – Мы здесь не справимся. Надо будет вызвать кого-то со специальной техникой, – а также перестать слушать неуместное существо за спиной, говорящее очевидные вещи. – Осмотримся пока на поверхности. Пока обхожу пропасть с другой стороны, наткнулся на еще одно тело, обгоревшее уже гораздо больше предыдущих. Похоже, взрыв был все же из подвала, о чем говорит и напрочь сорванная лестница. – Кошмар, – пробормотал Хидака, склонившись над тем, что осталось от трупа. – Вы такое уже видели? Скрыть смешок не удалось, что вызвало у коллеги неопределенную реакцию. – Да, зря я спрашиваю, – ну неужели? Наконец-то здравая мысль. Последующие пару минут тишины почти убедили меня в том, что у него потихоньку прорезаются мозги, но не тут-то было. – Как думаете, это могли быть… они? Как же все-таки смешно смотреть, как он нервно собирается с силами, чтобы заговорить о великой и страшной Хомре. – Нет. Они не оставляют ни костей, ни пепла. И без того озадаченное лицо Хидаки скорчило совсем уж непередаваемую гримасу благоговейного ужаса, как у каждого из синих, когда вдруг заходит речь о моем темном прошлом. Забавно, как они на это реагируют. Но страх работает в нужную сторону – глупые комментарии прекратились. Уже на дольше. Ну, на первый взгляд – авария в некой подпольной лаборатории, а вот кто и чем тут занимался – уже задача для судмедэкспертов. Особо подчеркнули «наглядно сверхъестественный характер», с чего бы? Самое очевидное объяснение – такого рода неукротимое пламя ассоциируется только с одной силой в этом городе, вот и по привычке спихнули дело Скипетру. Даже почти обидно, если это в итоге какая-нибудь химико-техническая банальщина без участия кланов, стрейнов и злого умысла. Как же до осточертения скучно я живу. Может, поэтому тот сон по мне так и ударил. Ничего особенного там на самом деле не было, просто отголосок приключений времен Красного Клана. Пламя, драки, стрельба, давно забытое ощущение красной ауры на моей коже… Ну и Мисаки. Конечно, куда же без Мисаки… А здесь этот пожар с его запахами и пеплом. Хомра не оставляет пепла. От людей – а вот с предметами и зданиями иногда халтурит. Как же меня раньше раздражала эта постоянная пыль на одежде, очках, в волосах. И сколько же иронии по этому поводу вырывалось из меня касательно их громогласного слогана. Словно прошлого перепил. Похоже, мне лучше больше не спать. Хоть бы ожог зачесался для приличия. Но нет, после смерти Короля на зуд ни намека. На силу, к слову тоже. Интересно, когда красные найдут себе нового Короля, посвящение придется проходить всем заново или сила вернется по умолчанию? И если так, то попаду ли в эту категорию я? А хотел бы? Так ли нужен мне этот второй цвет – ненавистный, но вовсе не бесполезный? Все равно эту силу использую только против одного человека, но сейчас я его одолею и пинком. Забавно все же, что этот пожар невольно спихнули на красных. Вроде бы факт их нынешнего бессилия шокирующим слухом прошелся по всему городу, однако страх так легко не перебить. И почти на уровне инстинкта у единожды осведомленных обывателей закрепилась неразрывная причинно-следственная связь «огонь – Хомра». Даже как-то почти грустно, что это всего лишь авария. Я и сам надеялся не понятно на что, когда ехал сюда. Почему-то все связанное с пожарами как-то на автомате вызывает у меня улыбку и интерес. Пусть это уже и не актуально, пора переучиваться. Впрочем, рано или поздно у них должен проявиться лидер. Капитан говорил, что после смерти любого Короля Дамоклов Меч переходит кому-то еще, даже если не сразу. Размышлять, кого же выберет этот странный предмет, можно вечно. Если у него есть хоть какое-то подобие разума, то, очевидно, Кусанаги. Если чувство юмора – то Мисаки. Но нет, непобедимый Мисаки – это кошмар и для клана, и для города, и для всего мира. Пусть уже кто угодно, да хоть бы Анна. Или как вариант – кто-то совершенно посторонний, с Хомрой вообще не связанный. Нет, мне определенно нельзя больше спать. Обойдя почти всю доступную ногам территорию склада, на скорую руку отправил отчет лейтенанту и обнаружил еще одну небольшую комнату, которая выглядела более-менее уцелевшей. Бездумно в нее забредя, нешуточно испугался, когда услышал шаги позади. – Хидака, чтоб тебя, – я серьезно умудрился о нем забыть, как это вообще возможно? – Я тут сам осмотрюсь, найди себе другое развлечение. – Это и моя работа тоже, Фушими-сан, – ну да, ты еще обидься на меня. – И вообще, почему вы постоянно избегаете командной работы, если так будет и быстрее и удобнее? Ну, не сказать, чтобы я не привык к таким упрекам, но слышать что-то подобное от тех, кто обычно только то и делает, что играет в вежливость, свежо. В прошлой моей компании приличиями себя никто не утруждал, а здесь пусть и шепчутся, но между собой – и это меня вполне устраивает. Непривычно было поначалу, когда люди много старше обращались ко мне нарочито формально и вежливо, пусть и я даже не пытался отвечать тем же. Потом привык. Ко всему можно привыкнуть, пожалуй. – Потому что я работаю один, – и сколько раз мне еще это повторить, чтобы уже прям все расслышали, и оставшиеся вопросы такого рода отпали сами собой? – Всегда. – Но ведь… – он закономерно запнулся, – …в Хомре у вас ведь был напарник. Проклятие. Как же зря он эту тему поднял… Но нет, я не поведусь на эту провокацию, жизнь, слышишь? Ты мне и так уже нагадила и сном, и этим дымом, и этими воспоминаниями. Не смей грузить меня еще больше. Я ненавижу свою память. Ненавижу за вот такие вот приступы растерянности, когда шквал эмоций перетряхивает все слова в голове, и остается только учиться разговаривать заново. Ненавижу свое прошлое за то, что оно так сильно бьет в самые неподходящие моменты. Ненавижу Мисаки. За то, что он существует. – Больше нет. И хватит с него информации. Шатаясь по комнате, едва не наступил на чей-то труп, но хуже ему уже не будет. Мне, впрочем, тоже. Да что я вожусь? Скоро приедут криминалисты, пусть сами разбираются. Здесь уже ничего полезного не найду, теперь дело за данными. Узнать подробнее, кому принадлежала лаборатория, что здесь взорвалось и почему. Вообще это уже больше по моей части. Оперативные задания такого рода попадаются редко, но тут, пожалуй, причина очевидна – установить вопрос причастности главных поджигателей в городе, подтвердить или опровергнуть неизбежный страх – вернули ли они свое пламя. Раз уж мне так посчастливилось быть осведомленным как никто другой. В принципе, оставшийся кусок работы можно спихнуть и на прочий информационный отдел, но мне все равно больше заняться нечем. Лучше уж с этой чертовщиной попытаюсь разобраться, чем со своими мыслями. И все более отчетливым предчувствием скорого пока неясно чего. Да и вообще, проще на воздух выйти. Подальше от этого дыма, пепла и памяти. Но Хомра так просто не отпустит. Никогда не отпускает.***
– Она жива? «Даже думать о таком не смей» – доходчиво кричат твои глаза. Удивительно, насколько мгновенен в них перепад от ошеломления к страху. И все же общим фоном присутствует одно, куда более глубокое и фундаментальное состояние – гнев. И на этот раз даже не на меня. – Значит справится. Сам не знаю, откуда вдруг родилось это совершенно дикое для меня желание тебя успокоить, а не провоцировать еще больше. Очевидно, что сейчас не до моих нелепых игр, да и что скрывать – по мне тоже эта новость ударила. Не то чтобы до боли, но из равновесия как-то выбила. По всему выходит, что мне не настолько плевать на этих людей, как хотелось бы думать. Невероятно. Ты слабо кивнул и упал лицом на сложенные руки. Подавив глупый порыв обнять тебя, поднял безнадежно залапанные лужами очки и принялся протирать. Пусть без них даже проще – не так заметно твое гнетущее настроение. Впрочем, чтобы его ощутить, достаточно просто находиться рядом, и даже чертовая аура необязательна. Но надо было срочно чем-то себя занять, а очки так удачно оказались под рукой. Кровоподтеки на лице тоже не дают о себе забыть и ноют с каждым движением мимики. Теперь эмоции придется отключить вообще, боль от них уже не только метафорическая. Ну, пора готовиться к косым удивленным взглядам и постоянным тупым расспросам. Будь моя воля, я бы вообще не выходил из этой комнаты. И тебя бы не выпускал. Но кого волнует моя воля? Ты все так же прячешь лицо в руках, и меня до сих пор тянет подойти ближе. После непродолжительной, но ожесточенной дискуссии между внутренними демонами, все же отложил очки в сторону. Однако демоны проиграли. – Извини. За вчерашнее. Что-то тяжелое и грубое взвалилось на меня после этих слов и придавило намертво. Ответить не получилось. Никак. Может, он имел в виду синяки. Может, обвинения. Сложно сказать, вчера многое произошло… В любом случае мой больной мозг понял все по-своему. И за это я извинять не собираюсь. – Кусанаги-сан и остальные поехали в больницу, – продолжило нечто незнакомое твоим голосом. – Дэва остался, он и рассказал все. Вот там обрадуются толпе взбешенных посетителей хулиганской наружности. Как же это по-хомровски. Переться напролом всей стаей безо всякого смысла и надобности. Туда, где само их появление воспринимается чуть ли не как террористический акт. То есть почти повсюду. – Читосе с ним? – спасибо за смену темы, да. Я хотя бы рот открыть смог. Ты покачал головой. Ну и славно. А то мне не до вендетты сейчас. – Он еще с вечера не вернулся. Дэва не может дозвониться. Хреново. Значит про Анну не в курсе. А что ему такому взбредет в голову, сложно предугадать. В гневе этот человек немного даже пугает. В Хомре каждый чем-то берсерк, но в конце концов никто другой на моих глазах еще не избивал людей горячей кочергой. Вообще дурацкий тогда был день. – Ты к остальным? – глупый вопрос с очевидным ответом. – Нет. Если вдруг что, позвонят. И снова ты меня удивляешь. Мисаки, к которому я привык, уже мчался бы к спящей красавице на всех парах, не удосужившись даже в комнату вернуться. Нет, в тебе определенно что-то сдвинулось. Просто сидишь и смотришь в стену. Да что в них такого особенного, стенах этих? Странное желание заглянуть тебе в глаза и пропустить через себя все то, что с тобой творится, было убито в зародыше. Нельзя. Когда я, собственно, успел забыть, что тебе нельзя смотреть в глаза? И с чего бы вдруг? Как будто между нами что-то изменилось. Впрочем, хорошо, что остаешься. Ведь понятия не имею, что мне делать без тебя в этом дурдоме. Пусть большая его часть заняла больницу, здесь все еще может произойти хрен знает что, в этом баре вечно что-то происходит… Ну, раз уж даже ты не поднимаешь паники, и мне не пристало. Занял диван у окна и подхватил еще со вчерашнего дня подбитую книгу. Ты не отреагировал, словно бы и не обратил внимания. Читать, впрочем, получалось не лучше, чем тогда. Обилие больных мыслей в голове не оставляло места для чужих историй. Мне бы со своими разобраться… – Как это произошло? – язык произнес слова прежде, чем я обдумал необходимость начинать этот разговор вообще. – Читосе говорил, что заплатит за нее, поэтому Мария наглела и заказывала все подряд, – твой сухой голос звучал как из под воды. – К стойке подошла Анна, попросила мороженное и клюквенный коктейль. Та дура к ней прицепилась с разговорами, потом сама заказала то же самое. Но мороженное закончилось, Кусанаги-сан отправил Шохея в магазин, сам принялся за коктейль. Отхлебнув немного, Мария попросила добавить туда рома. Дэва, сидевший рядом, культурно ее послал, она забрала коктейль и ушла к угловым столикам, что подальше от бара, Анна с ней. Минут через десять вернулся Шохей, Дэва пошел к ним, чтобы позвать, но Марии там не было, Анна сидела и пила ее коктейль… Ты остановился и выдохнул. Закрыл глаза, будто пытаясь отогнать от себя наваждение, и продолжил. – Потом вышли мы с этой отмороженной, Анны в баре уже не было. Тот идиот Шохей зачем-то купил еще печенья, ну и… дальше ты помнишь. Когда ночью все разошлись уже, они с Бандо остались собирать посуду. Тот заметил на дне недопитый Анной коктейль и выхлебал сам. Потом ему стало хреново и стошнило, но списали на бухло. С утра Анна не выходила на завтрак, Кусанаги-сан к ней постучался – не отвечает. Зашел, она на полу без сознания, и жар… Бандо тоже колбасит, но он хоть разговаривает. Ну, выводы не лишены смысла. И все же мотивация этой женщины вызывает куда больше вопросов, чем ее методы. Точнее – тех, кто ее нанял. Анна – глаза Хомры. Ее способности работают отчасти как поисковик, отчасти как сенсор. Иногда она даже умудряется предсказывать будущее, но это уже за гранью моего понимания. И кому бы не понадобилось ослепить Красный Клан, вряд ли он на этом остановится. – Думаешь, это могли быть… они? – спокойный тон. Опасно спокойный. – Не вижу мотива, – или же не хочу видеть. – Скипетр не травит одиннадцатилетних девочек просто из вредности. На моей бывшей работе для сыскных дел используют технику, а не детей. И результаты себя оправдывают. Правда, прежде этим в основном занимался я, пока уважаемые коллеги нещадно тупили даже в мелочах. Ты резко встал и сжал кулаки. Как-то слишком уж решительно. – К черту. Надо встретиться с вашим Мунакатой… А также несколько раз хорошенько удариться головой об стену, чтобы оттуда повылезала вся придурь. Потом просто упасть намертво, ведь без придури ты жить не умеешь. – Не самая здравая мысль. – Да плевать я хотел! – нет, феерический идиот. – Ты со мной? Месяц упорно старался избегать синих, а теперь сам же пойду в их чертов штаб? После того, как в прошлый раз меня чуть не убили. Умеешь же ты поднять настроение. – А есть варианты? – ненавижу этого болвана. – Сам не справлюсь. Исторический момент, удивительно. Мисаки признал, что не всесилен. Следующая ступень эволюции – остановиться и включить свой маленький мозг. Желательно прямо сейчас. – Со мной – тем более. Меня оттуда выперли, а потом стреляли, забыл? Не должен бы. Как-никак, пострадал в итоге именно он. – Но ты же знаешь, как там все устроено? Система охраны, вся херня… – Какая система охраны? Мисаки, ты в своем уме? Ты не пройдешь туда «по стелсу», нужно договариваться заранее и записываться на прием. Нахмурился. Сел на кровать. Ну, уже похоже на прогресс. – Я ведь так и не понял толком, из-за чего там весь кипиш начался, – он посмотрел на меня с прямо-таки кричащей претензией. – Кусанаги-сан говорил что-то о том, что они память потеряли или как? – Как будто я понял. Просто сбылась моя давняя мечта – и все разом забыли о моем существовании. Точнее, какого-то черта – все, кроме Хомры. Так что выбор был невелик. Раз уж они меня так удачно утащили с линии огня. Пусть даже изначально для того, чтобы обвинить в твоей смерти. – Ну блин, была же у этого какая-нибудь причина? – Если и была, то мне ее не сообщили, знаешь ли. Произошедшее тогда было слишком абсурдным и эфемерным, чтобы браться распутывать этот безнадежный клубок. Но, похоже, все к тому и идет. Если ты всерьез намерен осквернить обитель отполированных до блеска ступенек и идеально синих штор своим присутствием. – Может, расскажешь наконец? – Да что там рассказывать? – не сильно люблю объяснять то, чего сам не понимаю. – Больничные койки никогда не способствуют здоровому сну, поэтому я при первой же возможности вернулся в общежитие. А там уже… – Черт. Я и забыл… Как ты избил меня битой до потери сознания? Всего лишь привычная часть твоей повседневной жизни, что тут такого? – И не вспоминай. Дурацкая была встреча, и разговор дурацкий. Понимаю, что это было за день до твоей смерти, поэтому дальнейшие события как-то перекрыли самое начало. С тех пор синяки сошли и переломы срослись, но вчера ты исправился – избил меня снова. И правильно, Мисаки. Мне нельзя долго оставаться невредимым. – Ну, прости, что ли… Из меня вылез только нервный смешок. Как будто ты не помнишь, что я сам бросил в тебя нож вместо приветствия. – Давай не будем, ладно? Искоса посмотрел на меня этим своим щенячьим взглядом и неуверенно кивнул. Хватит уже ковыряться в прошлом. Ничем хорошим это не заканчивается. – Ты как, кстати? – ненавижу этот виноватый вид, да лучше бы он опять меня ударил. – Болит? – Нет, Мисаки, мое тело уже давно потеряло чувствительность к боли. Ты разве не знал? Забавно, что пару секунд он выглядел так, словно действительно поверил. И вот надо же было таким дебилом родиться, боги. Ну да, я сам виноват, что не отлепил от себя это чудовище еще в школе. А потом уже не смог без него нормально жить. И даже сейчас – мы ведем себя так, будто ничего не произошло. Притом, что ночью все сложилось куда лучше, чем я ожидал. Ты как минимум не убил меня. И даже притворился на время, что я тебе нравлюсь. – Знаешь, мне просто всегда казалось, что боль – это единственный способ заставить тебя почувствовать хоть что-то… Уморительно. То, как ты видишь меня и мои чувства… Черт, да мне уже даже смеяться с этого надоело. Неизбежно осознавая малоприятную правду: по сравнению с тем, что я чувствую каждую чертову секунду своей жизни, твои избиения как легкий ветерок. – Хм, интересная точка зрения… Молчишь. Понял, что сказал лишнее, или просто пустая голова не подкинула новых бесполезных реплик? – Систему безопасности штаба тебе не обойти. Но я могу частично ее отключить.***
Да что эти идиоты вообще понимают под безопасностью? Сидеть всем скопом вокруг обнаруженного в подвале лаборатории источника неизвестного излучения, пока капитан единолично не соизволит за ним подойти, потому что ничего умнее не придумали. Не то чтобы мне было хоть какое-то дело до их бесполезных жизней, но чем меньше у меня будет коллег, тем больше свалится скучной работы. Так что существование этой не самой достойной части Синего Клана – что-то вроде необходимого зла. Но это зло о своем существовании, похоже, не заботится вообще. – Вы в своем уме? – и лейтенант мое мнение разделяет. – Отойдите оттуда сейчас же! Недоумевающие коллеги разбрелись по сторонам, напуганные ее суровым тоном и еще более суровой фигурой, виднеющейся с противоположного входа. Мы здесь как страховка на случай непредвиденного всплеска энергии, как выразился капитан. Как я понял, у него имеются некоторые предположения по поводу того, что здесь нашли и насколько это важно, но посвящать в них соклановцев Синий Король нужным не посчитал. А вот и он со своей победоносной поступью, как бы компенсируя ею неуклюжие метания подчиненных-дебилов. Мне с такого расстояния не слышно, что они там бормочут, но оправдания всегда выглядят одинаково. Странное цветное нечто, вмурованное в каменную плиту, привлекло наше внимание после того, как здесь все подчистили от мусора. Оно находилось на два этаже ниже от помещения, где мы с Хидакой позавчера закончили осмотр места взрыва. Если бы не тот разговор, свернувший в дурную сторону и не мое разбитое настроение, я мог бы наткнуться на проход вниз еще тогда. И не факт, что все закончилось бы лучше, чем у работников, обнаруживших это вчера утром. Вторая волна взрыва была пусть и гораздо слабее первой, но отправила на тот свет троих и еще одного – в реанимацию. Отчасти поэтому беспечно снующиеся вокруг злополучной плиты соклановцы так озадачили лейтенанта. Более того – приборы фиксируют странную энергию, исходящую от находки, с достаточно нестабильным излучением. Что само по себе настораживает не меньше возможности нового взрыва. Капитан осторожно подошел к эпицентру всеобщего интереса и активировал вокруг него щит, который разросся на полздания, самую малость не дотягивая до наших с лейтенантом позиций. Так вот что мы страхуем. – Фушими, готов, – следуя примеру начальства, достаю меч на случай усложнения ситуации. Пусть энергетический поток им и не разрубить, но оружие в руках удивительным образом помогает концентрироваться на синей ауре. Причем именно меч. Ведь ножи почему-то предпочитают красную. Бензай, Камо и Фусэ привезли огромный бронированный ящик – значит, капитан решил забрать игрушку себе. Мило. Как только троица отошла за пределы барьера, воздух вокруг ауры стал накаляться – началось. Сильного давления пока не ощущается, только легкие искры проскальзывают вокруг стены, очерчивая круг. Первые полчаса этого действия я был даже немного на взводе, в любой момент ожидая ловить разлетающийся барьер и удерживать пламя. Зря. Процесс проходит до тошноты медленно и размеренно, ведь иначе капитан просто не умеет. Отчего-то часть меня случайной мыслью даже захотела, чтобы все здесь разлетелось в хлам, и я вместе с ним. Подавил неуместную фантазию упреком, но ее это лишь рассмешило. Может, и правы были эти зануды по поводу того, что единожды привыкнув к жестокости, ее сложно из себя окончательно вывести. И насмотревшись на огонь и кровь, перепугавшись до потери страха как такового, это сопротивление уходит. Боязнь смерти и ужас перед насилием в какой-то момент достигают своего предела – и исчезают. А без них живется уже вовсе по-другому. Более того – вместе со страхом смерти обесценивается и воля к жизни. Осознаешь, что одно равно другому и превращаешься в нечто среднее, не заинтересованное уже ни в чем. Только смутные желания из того полузабытого времени, когда я еще мог чего-то хотеть, вросли настолько сильно, что побеждают и смерть, и жизнь. Ради них и живу. Ради тех редких моментов, когда удается насладиться ненавистью в твоих глазах. Тебе ведь это тоже нравится, не так ли? Взрыв. Чудовищная сила отбросила меня назад, мощно ударив спиной о выступающий угол. Боль парализовала любые попытки двинуться, я сразу даже испугался, не пострадал ли позвоночник… Минутное помутнение превратило вечность в доли секунды, и когда я очнулся, то огня уже не было. А щит все еще держался, хоть и с трудом. Собрав последние силы непонятно откуда, обнаружил, что никакой я не инвалид, двигаться вполне могу, хоть и не без труда… Но этого и не надо – подбираю меч, концентрируюсь на оживающем в теле синем пламени и направляю все, что от меня осталось, на поддержание барьера. Куча шатающихся над головой обломков подсказывает, что это единственная возможность не остаться погребенным заживо. Что за сказочная чушь только что была у меня в голове по поводу безразличия к жизни?! Я жив… Я, черт побери, еще жив и умирать пока не собираюсь! Еще несколько минут усилий – и барьер, кажется, стабилизировался. Возможно, с той стороны его поддерживает лейтенант, значит жива. И капитан живой, иначе здесь бы вообще ничего не осталось… Немного ослабив концентрацию и убедившись, что мир от этого не рухнул, попытался встать. Дрожащее синее пламя пошатнулось вместе со мной, а ребра сжало до крика. Как же больно-то… Плевать… Я жив. Просто жив. Когда в голове немного прояснилось, оглушающие звуки вокруг стали более-менее различимы, и определенная их часть приняла форму чужих воплей где-то совсем рядом. Ну этого еще не хватало. Похоже, во время падения очки улетели в неизвестность, ведь очнулся я уже без них. Искать некогда, так что иду чисто на звук, ведь картинка дрожит, плывет и сверкает синим… Крики были достаточно явным ориентиром, ведь не прекращались ни секунды. Подойдя наконец к их источнику, обнаружил под куском бетона Домеджи, которому придавило руку, и теперь он визжал как ненормальный. Да хрен с тобой уже! Воспользовавшись парой ножей и мечом как рычагом, сумел все же сдвинуть плиту достаточно, чтобы это недоразумение вытянуло свою конечность, при этом не забывая самозабвенно орать. В процессе пришлось отгонять от себя мысли использовать меч по его прямому назначению. Судя по звуку, можно было решить, что у него половина руки останется под камнем, но нет – всего лишь пару царапин и перелом, даже не явный. Что, разумеется, не мешало ему не затыкаться всю последующую дорогу… Зато своим криком он разбудил всех потерявших сознание, и не удивлюсь, если мертвых тоже. Таким образом мы отыскали Хидаку с Бензаем и помогли вылезти еще им. Если боевой клич раненного Домеджи можно было назвать помощью. Постепенно подтянулись и остальные, и так мы добрели до более-менее открытой местности, откуда было хорошо видно большую часть барьера. Лейтенант все же валялась без сознания, двое побежало к ней. Капитан, чего и следовало ожидать, продолжал точить кольцо вокруг стены, вырезая оттуда какую-то сверкающую хренотень. И сам все это время поддерживал барьер, поскольку больше то и некому. – Непостижимый человек… – сказал не помню уже кто. Возможно, я. Бросив нянчиться с остальными, вернулся, собственно, к своему первоначальному приказу – барьеру. Не знаю, откуда в моем состоянии вообще взялись на это силы, но я сумел достаточно закрепиться, чтобы взять на себя хотя бы четверть этой громадины. Результат проявился – разрезание плиты пошло живее, а спустя какое-то время стало еще проще. Видимо, лейтенант присоединилась, либо же кто-то из остальных додумался последовать моему примеру. Но в любом случае не Домеджи, тот все еще орал. Таким образом в течение часа кусок стены наконец-то попал в подготовленный контейнер. Была тревога, что это может спровоцировать новый всплеск энергии, однако обошлось. Прочно закрыв ящик на весь миллиард замков, капитан вернулся к барьеру и мигом разбросал несколько тонн бетона, нависшего над нами, в стороны. После чего я наконец-то смог расслабиться. Ноги как-то сами подкосились, и вот я уже снова на земле. Ребра все еще ужасно давят так, что дышать больно. Перед глазами только небо и наглое солнце. И смеет же оно после всего сейчас на меня светить. Все же как страшно было – вот так вот умереть. Здесь. В забытом богами месте, на руинах чьей-то треклятой лаборатории, заваленным случайным камнем или насмерть прижатым ударной волной. Нет, такая смерть определенно мне не импонирует. Если умирать, то… Хах, а как бы я хотел умереть? В идеале… Я ведь именно поэтому сегодня выжил, не так ли? Зачем же еще мне было выживать, как не ради мечты? Ведь это единственное, в чем вообще есть смысл… Те, кто по-настоящему мечтают о смерти, так просто не умирают. Потому что мечта не должна доставаться легко. Ее нужно жаждать. С криком и болью. Тащить за собой сквозь годы неудач и обид на самого себя за то, что ты – это всего лишь ты. За то, что просто не способен стать тем, кем так старательно притворяешься. Нет, мечта не должна доставаться легко. Может, если достаточно сильно мечтать о смерти, то никогда не умрешь? Хах… – Не лучшее место для отдыха, Фушими-кун. Верно. И для смерти тоже.***
Нет, это самоубийство. Сколько тебе не говори, ты по-прежнему глух, а также зол и туп. Доказывать бесполезно, тебя просто понесло. Не то чтобы это было для меня ново, но теперь ситуация изменилась в корне. Раньше можно было просто переждать, пока из тебя сама собой выйдет накопившаяся дурь, даже если ты в процессе успеешь ее наглядно проявить. Сейчас же она нацелилась туда, куда тебе точно дороги нет. Как и мне. Но отпустить тебя творить свою обреченную на провал бессмыслицу одного? Никуда я тебя уже не отпущу. И все же, из-за невозможности задержать придется тащиться следом. Ты слишком на нервах, чтобы внимать голосу разума, с которым вы и прежде не очень-то ладили. А останавливать тебя силой с моей стороны почти так же глупо, ведь силы во мне сейчас еще меньше, чем инстинкта самосохранения. Значит остается только внести хоть каплю стратегии в твой нелепый план и по возможности не дать тебе убиться. Без какой-либо силы от меня толку почти ноль, вот все же именно сейчас было бы донельзя уместно согласиться на предложение Кусанаги… Пусть вчера ты мне и прожужжал этим мозг до боли, сегодня ждать не станешь, ну и самому Кусанаги явно не до меня сейчас. Ирония? Странное у этой реальности чувство юмора. – Записаться на аудиенцию все же не вариант, нет? Рвение, с которым за нами захлопнулась дверь, дало ясно понять, куда бы ты засунул все эти аудиенции. Ну, тебя скорее всего не задержат сразу по прибытию, но вряд ли так уж без боя пропустят к капитану. А избегать конфликтов, как и банально подождать, не в твоих принципах. И раз уж дипломатией ты сроду не страдал, это вполне может перерасти в бойню. Как для людей, постоянно имеющих дело со стрейнами, в синих удивительно много ксенофобии. Не знаю, чем еще объяснить то, что столкнувшись с непонятным субъектом, знающим о них слишком много, они решили просто увезти подальше и пристрелить. Даже мечи об меня марать не стали. И с каких пор Скипетр стал вести себя как чертова мафия? Может, капитану стало скучно жить без постоянных стычек с Хомрой и он решил связаться с якудзой? У Синего Короля для этого достаточно много странностей. Даже добить не смогли по-человечески. Пострадал в итоге ты, ведь приехал, похоже, именно затем, чтобы получить в сердце ту чертову пулю. Вот и спасай меня после этого. Нет. Я достаточно хорошо знаю и тебя, и это место, чтобы понимать весь сюрреализм ситуации. Если попрешь напрямую, тебя остановят. Останавливаться ты, конечно же, не собираешься, но в отличие от меня абсолютно уверен в своей непобедимости. Ты всегда думаешь, что при достаточной мотивации справишься с любым сопротивлением. Или нет, ты просто не думаешь… Тогда думать приходится мне. – Камеры и сенсоры – не проблема, я могу отключить их хоть сейчас. Проще всего будет зайти через склад инвентаря и МБП, там охраны меньше, – ведь если какие-то полудурки вроде нас и пытаются проникнуть в штаб Скипетра, то явно не с целью грабежа мелочевки. – Но оттуда напрямую в главное здание не попасть. – Тогда какой в этом толк?! – В офисы часто ходит транспорт со всякой канцелярской мелочью. Работники склада в Клане не состоят, да и текучка там постоянная. Но есть проблема – я ненавижу водить, а у тебя нет прав. Он раздраженно пнул скейт ногой и уставился на меня тоже с явным желанием стукнуть. Изобилие синяков и ссадин на моем лице, возможно, заставило его передумать и ограничиться красноречивым вздохом. – Сару, есть в этом сраном мире хоть что-то, чего ты не ненавидишь?! Закатил глаза, но все же задумался для вида. – Нет, вряд ли. Спустились вниз. И как же все-таки непривычно тихо в баре для такого времени. Даже извечные шумы улицы, точно сговорившись, разом куда-то исчезли. Удивительно, сколько боли видели эти стены за последний год. Сколько смерти уже сюда попало и почему она все никак не желает уходить. Впрочем, я ее понимаю. Здесь по-своему уютно. – Стой, – я по привычке дернул Мисаки за рукав, внезапно заметив то, чего здесь не было уже лет так пять. Дартс? Новый. И либо еще вчера он здесь не висел, либо мне пора менять глаза. – А, это Дэва прицепил. Он играл с утра. Насколько я помню, хозяин бара был от этой штуки не в восторге, в итоге она перекочевала ко мне для тренировок с ножами в лесу, подальше от дорогих обоев и бесценного розового дерева. После ножей я к дартсу уже и не возвращался, да и это было бы просто нелепо. Не удержался и схватил три дротика. – Ты серьезно? – твое лицо прямо-таки перекосило от негодования. – Сейчас?! – Скипетр со своим штабом никуда не денется, – к сожалению. Кажется, вечность прошла с тех пор, как я бросал их в последний раз. Ну что, четыре или тринадцать? Извечный вопрос. Дабы не мучить свой мозг изнуряющим выбором, доверился банальщине и бросил в яблочко. Какое же удивительное ощущение все-таки. Рука двигается сама, еще до того, как успеваю подумать и принять решение. Остальные два бросил традиционно в четвертый и тринадцатый сектора. И все же недооценивать удовольствие от этой игры не стоило. Остановиться было уже сложно, я вернулся за дротиками снова, на этот раз взял все шесть. Да и Мисаки пока что орать перестал, так что ловлю момент. – Сарухико! – ну вот, сглазил. Пятнадцать. Внутреннее кольцо – утроение. Девятка. – Я быстро… Пятерка. Кому вообще нужны эти идиотские правила? Удвоенный первый. – Сару, черт тебя побери! Двенадцать. Интересно, что бы сказал Тоцука на такой стиль игры? Внешнее кольцо девятнадцатого – удвоение. – Да все уже, не ори. Пусть и желание подобрать их все снова и остаться здесь еще хотя бы на полчаса почти перекрикивает твои нещадные вопли. – Руки! Взгляни на свои руки! Какого… Красная аура? Чертова красная аура, с которой я попрощался еще вечность назад, со смертью Суо Микото… Да как это вообще возможно? И почему я только сейчас заметил? Если отчетливо помню, что она активировалась еще с первых бросков… Но это было чем-то настолько естественным, что я вообще не обратил никакого внимания… – Не знаю, какого черта ты снова со мной… – одними губами пробормотал я, глядя в танцующее красное пламя. – Но с возвращением…***
Ненавижу больницы. И пусть, по примеру пострадавших коллег, меня настойчиво пытались госпитализировать на пару дней, но эта ненависть, похоже, сильнее инстинкта самосохранения. Она сильнее даже боли в ребрах, которую мне теперь обильно заглушили обезболивающим. Ну и повязки эти. Раньше хоть каждый вдох сопровождался тревожным покалыванием, сейчас вообще дышать не получается. Впрочем, чем-то это полуживое состояние мне даже нравится. Как минимум положенным больничным. Теперь можно честно пялиться в потолок дни напролет, ведь заниматься чем-то еще катастрофически лень. Или нет, скорее не так – противно. Мысль о любой деятельности, даже самой безобидной, вызывает такой приступ отвращения, который давно не вызывал даже пресловутый Красный Клан. Вообще к Хомре сейчас двоякое отношение. Казалось бы, не произошло ровным счетом ничего, что бы могло изменить мое мнение, но когда это эмоциям было до него дело? Пусть раньше сама мысль об этих кретинах вызывала непроизвольное презрение, но куда оно делось сейчас? Теперь это просто воспоминания – горько-сладкие и дымные, как вино в баре Кусанаги. Как и жар пламени на коже, близкое дыхание смерти, въевшиеся пятна крови на рубашке. А Хомра ведь сейчас беспомощна. Ха, все же у нас есть что-то общее. Чувства сплоченности, так характерного для этих недоразвитых психов, впрочем, во мне не было ни на йоту. Однако тот азарт, тот совершенно нечеловеческий восторг, с которым мы управляли пламенем и… Твой смех. Твой чертов смех, откуда ему здесь взяться, долбанный ты имбецил?! Вижу. Стоишь на противоположной стороне улицы, машешь рукой удаляющемуся фургону, такому родному и знакомому, что у меня аж перехватило дух. Да что это за несуразица со мной? Почему такая мерзко-тоскливая ностальгия перебила привычное презрение? Почему ты смеешься им вслед, Мисаки?! И почему это меня как ножом режет? Не смейся. Твой смех мне как зуд. Болезненно давит на слух, неизбежно врываясь в голову отвратительным напоминанием поражения. И этого шуму от тебя на полсвета, лучше уж оглохнуть. Я думал, что избавился от тебя, но нет же – ты каким-то чёртом умудряешься быть везде. Заполняешь все: каждый проклятый миллиметр кубичный этого раздражающе унылого города, все его звуки и запахи отбиваются в памяти тобой. Исчезни. Просто. Исчезни. А ты все еще смеешься, ублюдок… Слишком живой. Твой чертов смех обжигает своим теплом – его жар испаряет мою кровь. Не смей разбрасываться им так часто, особенно если рядом не только я. Тем более если рядом не только я. Если рядом кто-то, кроме меня. Ни одна чертова душа не заслужила его слышать, поэтому заткнись. Как ты смеешь дышать одним воздухом с кем-то, кроме меня? Счастливо смеяться в глаза и шутить. Как другие смеют разговаривать с тобой, и вообще – слушать тебя? Твой смех принадлежит только мне. Отнял себя у меня, нагло вытянул из моей повседневности – как ты смеешь теперь смеяться? В глаза тех, кто так быстро заполнил существенный кусок твоего времени, кто стал для тебя всем за такой ничтожный период… Не смей, Мисаки. Не смейся… Потому что, во что бы ты ни превратился, я это сломаю, будь уверен. Я не позволю тебе безболезненно исчезнуть. Этот переломный момент должен оставить отвратительный шрам на твоей душе. Я стану для тебя кошмарным напоминанием, которое не смоется из твоей памяти. Я разрушу твой смех. Какое же у тебя раздражающе счастливое лицо, тебе самому от себя не противно? И какого дьявола… я тоже улыбаюсь, глядя на тебя? Почему я настолько рад тебя видеть, Мисаки? Так сильно, что забыл и о боли, и о повязках, и о том, что сам едва на ногах стою… Так сильно, что в тебя как-то случайно полетел нож. Уклонился. Молодец. Ошарашенный Камамото принялся оглядываться, но ты сразу посмотрел в нужную сторону. Понял по траектории ножа или просто чуешь меня? Смотришь прямо в глаза, это почти щекочет. Ну, здравствуй. Вот ты больше и не смеешься. Зато мне невероятно весело. Перекинулся парой фраз с бесполезной тушей, которая почему-то стала твоим основным напарником, и запрыгнул на скейт. Ты тоже рад меня видеть, верно? С неожиданной для себя легкостью слетел с твоего секундного пути, зацепив пальцами еще трое ножей. – Я думал, синим ублюдкам слабо лезть в драку посреди толпы… – проворчал ты перед сложным и необычайно пафосным разворотом. – Или на их правила ты тоже клал, Сару? Ценю то, что ты наконец повернулся ко мне лицом, но оценить, к сожалению, не удалось, ведь надо снова уклоняться. Все же повязки немного сковывают движения, однако эта встреча все равно меня поразительно оживила. К черту эти больницы с их таблетками и повязками. Да вот же он, мой морфий! – У меня одно правило, – еще один нож пролетел над твоим предплечьем. – Видишь Мисаки – швырни в него чем-нибудь. – Ах ты ж… Потрясающе. Ну как тебе удается одним своим присутствием возвращать меня к жизни? Мисаки, да ты просто концентрированное счастье. За это я порежу тебе лицо. Но нет, удалось только ладонь. Все равно неприятная рана, будешь вспоминать меня каждый раз, когда к чему-то прикасаешься. За что можно действительно ненавидеть Скипетр, так это за дурацкий устав. Ну вот кто придумал, что мечи можно носить только при исполнении? Пусть они и громоздкие, но в бою всяко удобнее складных ножей, с которыми я не расстаюсь еще с Хомры. Первое время было сложно привыкнуть к тому, что таскаешь оружие у всех на виду, но практика показала, что у этого есть и плюсы. Которые, однако, сейчас мне недоступны. Поэтому в ход идет балисонг. – Мисаки такой беспомощный без своей силы, правда? – ловлю момент между двумя твоими атаками, от которых я с легкостью увернулся, и царапаю тебе еще и локоть. – Ради такой суки как ты не стоит даже напрягаться! – однако ты напрягаешься, да еще как! Резкий удар, который я почти словил плечом, если бы в тот момент не замахнулся на тебя снова. Объехал меня за спиной, но я успел хватануть тебя за кофту, что сбило очередной без сомнения эффектный маневр. – Не бойся, я даже ауру не использую, видишь? – ведь потом отчитываться о несанкционированном применении силы не хочется от слова совсем. – Поддаюсь, чтобы Мисаки не так нервничал… Удар по ребрам, и я опять вспомнил, что они у меня есть. Даже согнулся от боли, но ты упустил момент и не стал добивать – зря. Пусть по рукам прошлась дрожь, и весь воздух куда-то делся, я нашел в себе силы отпрыгнуть назад и швырнуть в тебя нож. Попал, вот и славно. В бедро. И пока ты доставал этот, умудрился увернуться от следующего. Да что это со мной?! Руки дрожат чудовищно… Едешь на меня, замахиваешься в спину – и снова попадаешь. Не знаю, что происходит сейчас с моей грудной клеткой, но ощущения подсказывают, что ничего хорошего. Воздуха катастрофически не хватает, и я уже начинаю задыхаться… Ладно, возможно я действительно не в лучшем состоянии, если даже такой Мисаки умудряется меня задевать… – Даже без силы Микото-сана я все еще могу выбить из тебя эту дурь! – удар по кисти, и бабочка звякнула об асфальт. – А ты все еще молишься на своего дохлого Короля? Онемевшая рука инстинктивно потянулась за другим балисонгом, но воспользоваться не успела – резкий удар скейтом по голове, и вот я уже лежу на асфальте без малейшего шанса на реванш. Как жалко… Ты подошел ближе, чтобы убедиться, что я живой, но в твоих глазах не было тревоги. Только ярость. О, сколько же усилий тебе стоит сейчас не избить меня до полусмерти… Хотя что там, я уже избит, так зачем же останавливаться? – Ну же, Мисаки… Как мне еще оскорбить этого мудака, чтобы ты заплакал? Вот сейчас мысль о смерти становится какой-то даже сладковатой… Нет, совершенно ни в какое сравнение с той утренней нелепицей… Ты поднимаешь мне настроение, Мисаки, но напрочь лишаешь желания жить. Что за странная особенность такая? То ли это твой голос, когда он аж хрипит от злости, то ли такой вот дикий взгляд, наполненный обидой и болью… То ли это кислородное голодание, разрушающее мой мозг, но как же я сейчас счастлив… – Возможно, у такой самовлюбленной скотины как ты и не найдется достаточно близкого человека, потеря которого убьет тебя в тысячу раз сильнее самой смерти… Но я надеюсь – нет, я желаю тебе – чтобы когда-нибудь такой нашелся. И чтобы ты однажды захлебнулся этой болью. Медленные шаги и отдаляющийся скрип колес – последнее, что я услышал. Прочие – ненужные – звуки исчезли в тяжелой густой тишине, которая постепенно меня топила. Надеюсь… хотя бы это уже смерть?***
– Перестань это делать. – Что? – Шуршать, идиот. – Я так хожу! Бесполезно. Сколько лет прошло, а на некоторые вещи по-прежнему проще закрыть лицо рукой, чем отвечать. Униформу удобнее было надеть поверх одежды, чем переодеваться. Не лучший выбор для июльского полдня, но здесь достаточно много карманов, чтобы компенсировать неудобства. Карманы – это здорово. – Я их так стукнул, что сейчас точно не очнутся, – ага, если вообще когда-то очнутся. – Мисаки, помолчи хотя бы пока не доедем. Как оказалось, канцелярия для наших целей не совсем подошла бы, ведь для нее используют небольшие одноместные погрузчики. Но благо здесь хватает запасной электроники и мебели, которую перевозят в карах пошире, куда можно сесть вдвоем. Спрятав волосы под кепку и накинув капюшон, я стал похож на Бандо. Обилие пластырей на лице вполне маскирует, но от очков пришлось отказаться. – Черт, да я в них не вижу нихрена! И голова кружится… Ведь твое лицо тоже достаточно известно среди местных. – Я бы сказал, что тебе идет, но… нет. Определенно нет. – Тогда мог бы и промолчать! Парадоксально, но в головном уборе ты узнаваем больше, чем без него. Поэтому ограничился капюшоном жилета униформы. Что ж, надеюсь, этот маскарад себя оправдает. – А если его не будет в кабинете? Исключено. С девяти до пяти – священная заповедь. И пусть хоть мир рушится, капитан Мунаката не покинет рабочее место без уважительного документально обоснованного повода, попадающего под юрисдикцию Скипетра-4. И от подчиненных неуклонно требует того же. – Значит мы ошиблись дверью. Дорога до офисных помещений прошла беспрепятственно, но у самого входа какого-то хрена затесался Домеджи. Благо я вовремя вспомнил, что во время моего прошлого визита сюда он еще отлеживался в больнице, а значит лично мы так и не виделись. – Что везете? – но какого черта к нам подошел именно он? Как же это все-таки странно – разговаривать с тем, кто совершенно тебя не узнает. При том, что сам имел сомнительное удовольствие ежедневно наблюдать эту рожу на протяжении двух с половиной лет. – Обустройство рабочего места, – передал документы на груз. – Восточное крыло на втором этаже. – У нас новый сотрудник? – он задумался. – Да еще и возле капитана… Не слышал ничего. – Не знаю, вам виднее. – Эй? Какие-то проблемы? – зачем, ну зачем он открыл рот, все ведь нормально было… – У нас обед вообще-то через десять минут! Ладно, не все из моих слов проходят мимо его ушей. Как ни странно, это сработало – пропустили. – Ну вот, сразу бы так… – пробормотал в его сторону с искренне возмущенным видом. И как тебе это удается? Подняли стол и под чутким руководством того же Домеджи затащили его наверх. Слишком уж ему интересно было, чье рабочее место рядом с кабинетом капитана мы обустраиваем. Зато по пути открывал нам двери, так что не пришлось доставать пропуски, фото с которых не очень-то на нас похожи. И когда мы уже почти добрались, Мисаки посмотрел на меня как бы с намеком. Да я и сам знаю. От этого болвана пора избавляться, но только без лишнего шума. Еще и нужно было именно на него наткнуться – по части бессмысленных воплей Домеджи почти догнал тебя. – Это где вы так? – спросил он, бесцеремонно указывая на мое переклеенное пластырями лицо. – Не у нас ведь? – Не у вас. А вот и экстренная сигнализация. Резко отпускаю стол, нажимаю. Ты реагируешь мгновенно. Оттолкнулся от стены, одним прыжком ударил его в лицо с ноги, использовав мое плечо как опору. Заорать успел, но вой сигнализации не перекричать даже Домеджи. Плечо от твоей рукопашной акробатики не в восторге, но пока все по плану. Сейчас из кабинетов вылетели бы все и сразу, некоторые из них – с мечами наготове. Нет, какая же все-таки забавная у Скипетра система контроля над использованием оружия. Шутка в том, что нельзя достать меч без разрешения командира – ножны просто заблокированы. На некоторых вызовах, если есть соответствующие риски, разрешается экстренное вооружение для ведения непредвиденного боя. Отчетности по этому поводу, конечно, потом гору сдавать, но иногда это того стоит. Кроме того, взломать эту систему проще простого. Как и намертво запереть все двери в здании. Электронные замки бесподобны. И время идеальное – у нас никто не выходит на обед ровно в час. За пять-десять минут большинство уже в столовой на первом этаже или в любимой забегаловке через дорогу. Все, кроме капитана, разумеется. Он обедает в кабинете, иногда в компании лейтенанта или очередного несчастного политика, которого нужно забеседовать насмерть. – Пошли. Уже слышны беспомощные стуки в двери, за которыми десятки бывших коллег безуспешно пытаются достать мечи и активировать клановую силу. – Так вам, ублюдки! – у тебя все же хватило благоразумия сказать это недостаточно громко. – Поздоровайтесь с Хомрой! И почему-то на этот раз мне даже не захотелось провалиться под землю от твоего нелепого пафосного злорадства. Долгожданный кабинет все ближе. На Короля, разумеется, наши скромные меры предосторожности никак не повлияли, но позволили сэкономить время. И да, я не собираюсь лгать, что не получил от всего этого удовольствия. – Идем? Я кивнул и разблокировал замок через КПК. Однако внутри нас встретило только разочарование. – Ошиблись дверью, значит? – ты искоса посмотрел на меня и злостно пнул ногой кресло у окна. – Ну и что дальше, Сару?! Этого я не предусмотрел. К счастью, звонок Кусанаги спас меня от нескончаемого потока возмущений и брани. По его просьбе ты переключил на громкую связь, но потом мы услышали совсем не тот голос, который ожидали. – Фушими-кун, Ята-кун, – вещал капитан. – Я польщен, что вы проделали такой путь ради нашей встречи, пусть в этом и не было надобности. А сейчас попрошу вас вернуться в бар и обсудить интересующие вас вопросы здесь. Ты застыл как вкопанный, потом сорвал с себя капюшон и бросил мои очки на пол. – Ну охуеть теперь!***
Слабость. Радужные отблески ложатся на сверкающую грань. Я – пустота между ними. Тонкое ничто, не являющееся ни кристаллом, ни отражением. Тень чужого цвета. Красный. Все еще красный… Не держи ты меня так сильно. Сколько еще раз тебя выбросить, чтобы обесцветить свою боль? Отпусти. Меня давно уже нет… Меня никогда и не было. Я – грязное пятно на твоей памяти. Я существую только пока ты меня помнишь. Забудь уже. Я так чудовищно устал… Быть твоим воспоминанием. О том, чего еще не было. Посмотри на будущее, которого мы не заслуживаем. Обожги глаза. За смерть расплатишься смертью. За раскаяние – раскаянием. Я – обратная сторона твоего желания жить. Тусклый отблеск неопределенного цвета… Но пока ты меня помнишь, я существую. – Сарухико? Знакомый звук ударился о твердую переливающуюся грань, оставив в ней трещину. Сквозь нее жидким пламенем просочился цвет. Красный. Снова… – Что с тобой? Насыщенно горячий огонь кричит во мне и рвется наружу. Ему не нужна эта зеркальная клетка, он расплавляет камень, который еще не так давно заменял мне сознание. Слишком тепло, чтобы быть неподвижным. Слишком близко, чтобы не тянуться… Все больше красного пробивается сквозь разноцветный туман. Нет, я не камень. Я жидкое стекло… – Сарухико… С приближением голоса красный дым обретает форму. Отвергнутое будущее перетекает в настоящее. Реальность кружится где-то рядом. Тепло. Живой огонь коснулся надломленной грани – и кусок кристалла откололся. Ему все еще непривычно существовать вне сковывающего многоцветного пространства. Пусть чувствую, что там все еще осталась часть меня. Но за ней не хочется возвращаться, ведь здесь куда теплее… Я забуду о ней – она исчезнет. О скольком еще хочется забыть, пусть даже я не помню, чем являюсь сам… Ты подходишь ближе и берешь меня за руку. И, знаешь, этого хватает, чтобы осознать себя живым… – Стремное место… Пойдем-ка отсюда. Что-то, постепенно становящееся мной, тащится вслед за знакомым голосом. И с каждым мгновением этого присутствия неосязаемое прежде нечто складывается в воспоминание. Неясный отрезок прошлого или будущего, где-то в стороне от действительности. Неужели это и есть я? Верно. Если ты смотришь на меня, значит я рядом. Если ты держишь меня за руку, значит у меня есть тело. Если я существую, значит ты меня помнишь. – Какого хрена мы вообще здесь делаем? Ты что-то понимаешь? Жидкое стекло становится уже отчетливо красным. Этот назойливый цвет никак не выведется из меня полностью… Сколько раз я пытался его от себя отделить, но как можно избавиться от того, что и есть ты? – Да плевать, выбираемся! Я уже тысячи раз попрощался с этим огнем, но вот же он. Свет, удерживающий меня в этой реальности. Луч, который я все это время отражал. Жар красного пламени, который снова становится мной. И я, снова становящийся собой… Чем-то, что уже почти забыл сам… Мы идем дальше, оставляя раненный кристалл за спиной. Он так и умрет здесь, как и часть меня, по-прежнему заточенная там. Мне ее не жаль. У меня есть ты. Я не вижу дороги, но мне и не надо. Хватает того, что горячая рука держит меня за запястье и вытягивает из этого муторного кошмара. И чем больше мы от него отдалялись, тем живее собирались в кучу разрозненные куски моего сознания. И ощущение твоего присутствия усиливало эту ясность в стократ. Если бы ни ты, я бы так и остался бесформенным куском дыма за гранью отражения. Спасибо. Глазам стало легче, когда последние блики от переливающегося гигантского камня остались позади. Теперь здесь густой молочный туман и полумрак. И могильно бледный покой. Только тепло твоей руки убеждает меня в том, что мы все еще живы. И твои уверенный шаги вперед – даже в этом слепом месте ты знаешь куда идти. И ведешь меня за собой. И я отчего-то не сомневаюсь в твоем чувстве направления. Даже когда под ногами оказалась вода, а мрак стал абсолютным. Даже когда воды было уже по пояс, и что-то невидимое под ней постоянно цеплялось за ноги… Ты не останавливаешься и все молчишь. Отсутствие света даже к лучшему. Я не желаю видеть, сквозь что мы проходим. И пока ты все еще ведешь меня за руку, то уже не столь важно куда… Там будешь ты, а значит и мне найдется место. Воды уже по горло, и я немного забеспокоился, что если нам придется плыть, ты можешь отпустить меня. И почему-то эта мысль была страшнее любой смерти. Но обошлось. Уровень воды понемногу спадает, а мы все еще идем. Скользкое подводное нечто тоже угомонилось, и мрак постепенно развеялся… Если бы в этом странном месте было что-то на подобии времени, то можно сказать, что настало утро. Или скорее мы до него дошли… Ведь время не идет само по себе, только следом. Выйдя из воды окончательно, мы остались сухими. Густой туман превратился в смутную дымку вдалеке, размывающую горизонт. Но туда нам уже и не нужно. Ты остановился, обернувшись ко мне. От твоего измученного лица мне стало страшно. Только сейчас заметил, как ты дрожишь и вообще едва держишься на ногах. С улыбкой облегчения закрыл глаза и почти начал падать, но я подхватил тебя. Ведь даже сейчас мысль о том, что ты отпустишь мою руку, катастрофически пугает. Какой же ты холодный… Я отнял у тебя так много огня? Значит у меня он все еще остался… С давно забытым и, казалось бы, насовсем утерянным ощущением изнутри во мне рождается красное пламя. Постепенно просвечивает через кожу и растекается от кончиков пальцев. Я оживляю его своим страхом. До кошмара маниакальной боязнью того, что ты когда-нибудь отпустишь мою руку. Отчего-то кажется, что если это случится, то я неизбежно снова превращусь в бессознательную пустоту между гранями кристалла. А в таком случае лучше бы меня еще тогда задушили скользкие подводные тени… Огонь с непривычки не слушается и дрожит. Или это я дрожу? В любом случае он хотя бы тебя греет, значит я горю не зря. Вот, он уже раздувается до размеров полноценной ауры… Как же давно я ею не пользовался, как будто из прошлой жизни достал. Главное, что тебе становится лучше… Пальцы на моем запястье снова сжимаются и теплеют… Ты вдыхаешь пламя и продолжаешь жить. И вправду, какие идиоты придумали воздух? Болезненная бледность постепенно уходит, возвращая тебе прежнюю живость… Наконец-то… Ты открываешь глаза, когда я целую твою скулу. Еще не до конца восстановился, но уже достаточно теплый… – Пока ты меня помнишь, я существую… Если я существую, значит могу к тебе прикасаться. – Тебя забудешь… Рука непроизвольно потянулась к щеке и переняла часть тепла. Раз уж ты опять греешь, я верну еще немного, не возражаешь? Без тебя было слишком холодно… Наклоняюсь, ты так близко дышишь… Сколько в тебе сейчас огня? Сколько тебе для меня не жалко? – Я вот себя забыл… – шепчу тебе в губы. – А Мисаки все еще помню… Ты если и хотел ответить, не успел. Ведь я хотел иного. Почувствовать твое живое тепло губами… Перенять от тебя все, чего мне так не хватало… Но вместо этого ты хватаешь меня за горло и швыряешь в сторону… И вправду, я, пожалуй, наглею… Одно правильное движение – и ты падаешь рядом, споткнувшись о мою ногу. Заранее блокирую твои попытки подняться, ложась сверху. Ты меня ненавидишь, и это так все подслащает… Продолжаешь отбиваться, мне даже почти больно… Но кто сказал, что боль не может доставлять удовольствие? О, да я могу сделать тебе не менее приятно, Мисаки… Хватаю тебя за волосы и бью головой о пол. Ты все еще дергаешься, но уже меньше. Но мне плевать – наконец-то схватил твои руки и прижал к полу. Ты рычишь на меня, как загнанный зверь, но я и сам немного чудовище… Кусаю тебя за шею, инстинктивно вцепившись в плечо. Поцелуем это так и не стало – ты освободил руку и хорошо мне врезал. Что, впрочем, не помешало мне в ответ стукнуть тебя локтем в солнечное сплетение, пока ты окончательно не освободился… Верно, Мисаки, если ты меня помнишь, значит никогда не будешь свободен… Держу тебя уже крепче – не повторю ту же ошибку. Твое дыхание стало настолько горячим, что ты вот-вот меня обожжешь. Но я не боюсь огня, я лечу на него сдуревшей бабочкой, потому что это единственное желание… Единственное, к чему вообще стоит лететь, иначе зачем еще ей даны чертовы крылья? Наклоняюсь к тебе, отбиваться уже не можешь, и это так забавно… Смотреть, как ты мечешься… Целовать тебя силой, не обращая внимания на ругань… И когда ты прокусил мою губу до крови, я окончательно себя вспомнил… Я твой предатель, не так ли?***
У входа в бар мы встретили Фуджишиму с Эриком, и выглядели они, мягко говоря, ошарашенными. Я поначалу решил, что дело в моей побитой роже, но никому до нее дела не было. – Парни, он реально там? – ты тоже трактовал их замешательство не совсем верно. – А, так ты в курсе уже? – отозвался Фуджишима. – Нет, он остался с Анной. – Мунаката – с Анной?! Какого черта? Они переглянулись между собой со взаимным недоумением, потом ожил Эрик. – No fucking way. Blue King is here, come in. Из-за приоткрытой двери слышен голос Кусанаги – значит, и он здесь. – Нихрена не понял. Кто тогда с Анной? Фуджишима не смог удерживать интригу и дальше, к явному неудовольствию своего челкастого приятеля. – Микото-сан… Он жив, и он пришел в больницу, Ята! Это правда! Поначалу это показалось мне то ли больной шуткой, то ли слабоумием, то ли фатальной оговоркой. Но разочарованный жест Эрика не оставлял места для двояких трактовок. Потом я ощутил, как что-то невидимое и тяжелое опустилось на мое излишне воодушевленное сердце. Страх? Я всегда боялся этого человека больше, чем кого бы то ни было… Оскорблял его в разговорах с тобой, прикрываясь наигранным пренебрежением… На самом деле мне было жутко даже находиться рядом с ним. Изначальное восхищение неукротимой силой пламени и хаосом, который всегда следовал за ним по пятам, с годами сменилось ужасом. Нет, Красный Король не был человеком в моем понимании. Он был мощью, сырой животной яростью, грубой стихией в клетке из плоти… Да чем угодно, но не человеком. Но Суо Микото – это не только страх. Это твои глаза, застывшие в безмолвном изумлении. Обожании. Восторге. Не можешь произнести ни слова, да ты уже почти плачешь… – Ну прекрасно… – прошипел я скорее сам себе, чем кому-либо еще. Ты услышал, но пропустил мимо, тебе теперь вообще не до меня. Плевать. Захожу в бар сам, а он уже под завязку наполнен горой счастливых кретинов, от одного только вида которых блевать тянет. Долбанная Хомра празднует свою тупость… И каким местом я думал, когда снова решил здесь остаться?! И так ясно каким, да пошло оно все к дьяволу… А вот и капитан Мунаката. Сидит по струнке ровно, с самодовольной миной глядя на этих пьяных от радости даунов, неизбежно вспоминая собственных – пусть адекватнее и вежливее, но не менее нелепых. – Неплохая работа, Фушими-кун. Один взгляд на это высокомерное лицо – и я понял. Во-первых – он не терял памяти. Этот гад с самого начала все осознавал, но не сделал ровным счетом нихрена, чтобы как-то повлиять на остальных. Во-вторых – теперь уже очевидно, почему выжил Суо Микото и где он все это время пропадал. Да, у Королей наверняка там свои истории, которые нас не касаются. Так бы и оставалось, чтоб их. – Но бесполезная, раз вы здесь. Не удивлюсь, если вся произошедшая несуразица какими-то демонами связана с очередными темными делами капитана, в которые он не брезгует впутывать свой дисциплинированный клан. Вечно эти обожравшиеся властью гегемоны прикрываются благородством, а на деле используют для своих целей любую подходящую марионетку. И мне противно. Поэтому я продолжаю улыбаться. – Присаживайся, – его извечная вежливость сейчас кажется особенно мерзкой. – Постою. За спиной хлопнула дверь. Я уже знал, что его там нет, но какая-то ничтожно наивная часть меня все же решила обернуться. Эрик молчал, но Фуджишима зачем-то произнес очевидное. – Ята уехал в больницу, – и какого черта было смотреть именно на меня? Кусанаги кивнул, как будто такое развитие событий не было очевидно с самого начала. Слащавая мина капитана Мунакаты приобрела оттенок гнилого сочувствия – и мне впервые в жизни впервые в жизни захотелось плюнуть ему в лицо. Таким тотальным осточертением отдает эта встреча – вот сейчас он намерен со всезнающим видом объяснить очередную мировую тайну, раскрыть карты и свою великую цель, в которой наверняка для меня уже нашлась роль. Даже сесть предложил, что само по себе сулит долгий и нудный разговор о всяческой никому не нужной херне. Нет, не в это раз. Мне плевать, я устал. Я ненавижу все, что попадается на глаза. И он мне больше не начальник, по сути, я порвал связи со Скипетром, и более того – сегодня даже каким-то чертом активировал красную ауру. Пусть и Хомру ненавижу не меньше. Я развернулся и ушел к лестнице. Никому из них уже ничего не должен. Даже пусть моя комната на самом деле далеко не моя, но если кого-то что-то не устраивает, всегда можно выпереть меня отсюда к дьяволу. – Фушими-кун? – окликнул, однако, Кусанаги. – Задержись на минутку. На секунду остановился – по рефлексу. Потом продолжил идти. Пока перед глазами не возникла прозрачная синеватая стена, блокирующая путь. – Извини, но это была не просьба. Завсегдатаи бара нелепо пялились на развернувшуюся сцену. Ладно, наблюдайте. Мне не жалко вас развлекать. Вернуться к стойке. Сесть и сидеть истуканом, пока все не закончится. Капитан сейчас будет говорить. Много. Заумно. С акцентами, но далеко от сути. Конечно, а зачем? Если можно еще минут сорок бродить вокруг да около, пока собеседник просто не сдохнет от изнеможения. – Вижу, ты не в лучшем настроении, поэтому буду краток. Не только твои коллеги лишились памяти, но и ты. Да неужели? Какого тогда черта я до сих пор зачем-то помню свою бесполезную жизнь во всех ее нелепых деталях? Может, он дал бы контакты этих загадочных людей в черном, дабы я мог лично пожаловаться на их чудовищную халатность? И заодно потребовать компенсации – пусть сотрут все мои воспоминания нахрен, как же мне надоело существовать, вот кто бы знал… Но нет, этот человек знает только пару сотен людей в синем, с которыми я точно не хочу больше контактировать. – Хватит. Капитан Мунаката, я уже уволился. Думал, это и так очевидно. Смотрит, а глаза как зыбучие пески. Ждет, когда скажу что-то еще. Что-нибудь, за что можно зацепиться в последующей мотивационной речи. Не дождется. – Месяц назад ты был похищен одним стрейном, чье имя ничего тебе не скажет. Это его люди стреляли в Яту, не наши. И честно говоря, для тебя же было бы лучше, чтобы все оставалось как есть, но сейчас мне нужна твоя помощь. – Не волнует. Извините, – а я и не отвожу взгляд, больше нет. – Что-нибудь еще? Идиоты-соклановцы внимательно следят за шоу, которое мы невольно здесь разыгрываем. Пусть оно началось еще вечность назад, когда я только впервые открыл дверь этого бара. Похоже, что мне просто суждено быть шутом для всех этих случайных зевак. И куда бы я не отправился, что бы не делал, они будут только смотреть да оценивать. Это становится привычкой – вызывать осуждение. Из-за невозможности вызвать что-либо еще. И как закономерный итог – нежелания. – Нет, – капитан, который мне уже не капитан, впервые на моей памяти отвел взгляд первый. – Больше тебя не задерживаю.