***
На протяжении всей прогулки Джон и Александр разговаривали. Не было и минуты, которую они провели бы молча. Гамильтон познакомил Лоуренса с окрестностями, показал основные места, в которых ему по какой-либо причине придётся оказаться, а также рассказал в подробностях о каждой таверне в радиусе мили от их апартаментов. У Джона глаза разбегались от Нью-Йорка. Конечно, он бывал здесь ранее, и не один раз. Однако все эти разы не давали ему познакомиться с настоящей жизнью города, ведь будучи приезжим на пару часов сделать это невозможно. Нью-Йорк вдохновлял Джона. От него веяло бодростью и энергией, город всё время был в движении. Особенно это было хорошо видно в сравнении с крохотным Пьермонтом, из которого Джону посчастливилось вырваться. Город имел бешеный ритм, который мгновенно пленил Лоуренса. По пути они проходили адвокатскую контору, в которую Гамильтон зашёл в одиночку, чтобы похлопотать об трудоустройстве Лоуренса. Джон был готов, что ему придётся провести ещё много времени на морозе, ожидая Александра. Однако уже спустя десять минут тот вышел из здания, сверкая довольной улыбкой. — Тебе повезло, что только вчера от нас ушёл человек в другую контору, — произнёс мужчина, хлопая Джона по плечу и убирая снег с его пальто. — Устроить тебя оказалось легче, чем я предполагал. Готов приступить к работе завтра? — Уже завтра? — Завтра, — кивнул Александр. — Учитывая, что у меня не было нормальной работы несколько месяцев, то я более чем готов, — улыбнулся Джон. — Отлично! Принесёшь нужные бумажки, тебя быстро оформят — и будь готов к трёхчасовому сну, — он спрятал руки к карманы шерстяного пальто, двинувшись вперёд. — Отметим это дело? — Конечно, — ответил Лоуренс, следуя за Александром по заснеженной дороге.***
Джон и Александр зашли внутрь старого на вид здания с деревянной вывеской, сообщающей о нахождении здесь таверны. Стоило Гамильтону появиться вдоль рядов круглых столов, как всё вокруг загудело. Буквально каждый человек, находившийся внутри, счёл своей обязанностью поздороваться с ним. Джон удивлённо наблюдал за тем, как Александр останавливался на каждом шагу, чтобы пожать руку всякому встреченному мужчине и поцеловать руку всякой встреченной даме. Всем он улыбался, всем успевал произнести пару слов, заставлявших собеседника либо смеяться от шутки, либо покрываться румянцем от искусных комплиментов. Когда они с трудом пробрались до стойки, то хозяин таверны, полный мужчина в парике, протиравший бокалы, бросил это занятие и поспешил обнять Гамильтона. — Алекс! — воскликнул мужчина. — Давно тебя не видел. Где ты пропадал? — Работа, Моррис, отнимает всё время, — пожал плечами Александр. — А что насчёт вчера? Почему тебя не было? Праздник ведь! — Был в отъезде, — Гамильтон улыбнулся и кинул взгляд на Лоуренса. — А Вы?.. — Моррис тоже повернулся к нему. — Я Джон Лоуренс, — он протянул руку мужчине. — Мой друг, — добавил Гамильтон. — Что ж, друг Алекса — мой друг, — Моррис широко улыбнулся и крепко встряхнул руку Лоуренсу, что тот аж услышал хруст собственных пальцев. — Я Патрик Моррис. Приятно познакомиться, Джон. — Взаимно. — Алекс, тебе как обычно? — спросил Патрик. — Да, и моему другу то же самое. Лоуренс не успел и глазом моргнуть, как перед ним на столе оказалась пинта пива, а Гамильтон уже принялся опустошать свою кружку. Джон тоже взял свой напиток в руки. Отпив немного, Лоуренс остановился, чтобы распробовать вкус. Это пиво на вкус было куда лучше того, что подают в тавернах Пьермонта. Прохладный напиток имел стойкий хмельной запах и оставлял приятную горечь во рту, заставившую его вновь прильнуть к сосуду. Пока Джон опустошил свою кружку лишь наполовину, Александр приступил ко второй пинте. — Присядем за стол? — предложил он Лоуренсу. Джон кивнул и направился за Гамильтоном к дальнему столику в самом углу таверны. В заведении было многолюдно и шумно, что совершенно не удивительно в данное время года. Люди приходили сюда, чтобы спрятаться от метели и отогреться за счёт каминного пламени или жгучего напитка, а также весело отметить праздники в шумной компании. Мужчины и женщины пели песни, смеялись, громко спорили и ругались. Мужчин было в разы больше, нежели представительниц противоположного пола. Это в основном были совсем молодые девушки, которые либо звонко смеялись с любой шутки, сказанной в компании мужчин, либо же давно перешли от разговоров к поцелуям в какой-нибудь дальней каморке таверны. И хоть Джон не был любителем шумных мест, в пабах и тавернах он любил находиться. Атмосфера здесь не похожа на ту, что царит на званных ужинах и балах. Тут всё было проще, ты не должен притворяться тем, кем не являешься. Ты можешь быть самим собой, и никому до этого и дела не будет. — Джон, — привлёк к себе внимание Александр, — как тебе первый день в Нью-Йорке? — Довольно необычно, — протянул Лоуренс, делая глоток из кружки. — В плохом или хорошем смысле? — Хорошем. Я уже сильно отвык от большого города. Когда в жизни ничего не происходит, то складывается впечатление, что такая же тоска настигает и всех остальных людей. Но, видимо, эта ужасная скука достала лишь меня одного. — А мне иногда хочется вырваться из этой суеты, спрятаться ото всех и побыть наедине с самим собой, — Гамильтон ухмыльнулся и опустил взгляд. — Всегда хотим чего-то отличного от того, что имеем. Разве не странно? — Странно, — согласился Джон, глядя на Александра перед ним. — Ты бы уехал отсюда в место поспокойней? — Мне некуда податься, — пожал плечами он. — Нет, имею в виду, если бы предоставилась возможность. Ты бы покинул Нью-Йорк? Гамильтон задумался. Мужчина устремил взгляд в потолок и поджал губы. Лоуренс внимательно наблюдал за тем, как меняется выражение лица Александра. Голос Гамильтон подал лишь спустя минуту: — Я не знаю, Джон, правда, — рассеяно улыбнулся он. — У меня тут, в первую очередь, работа, мой основной способ выжить. Я и понятия не имею, что делал бы, если бы не нуждался ни в чём. Это, наверно, довольно скучно. Не находишь? — Гамильтон поднял одну бровь, глядя на Лоуренса. — Скучно иметь уверенность в завтрашнем дне? — ухмыльнулся Джон. — Именно! — воскликнул Александр, громко ударив кружкой по столу, расплескав часть напитка. Лоуренс рассмеялся. — Не смейся, Джон, я абсолютно серьёзно, — продолжил он. — Что может быть скучнее, чем не волноваться совершенно ни о чём и быть уверенным в своём будущем? Что же это за жизнь, если в ней нет азарта, страха и волнения? Без этого наше существование ничем не отличается от смерти. — О, Александр, ты совсем увлёкся драматизацией, — покачал головой Джон. — Что плохого в том, чтобы жить в своё удовольствие? — Тебя быстро настигнет тоска. — Тоска настигает нас всегда, в каком бы положении мы ни оказались. Даже ты устаёшь от сумасшедшего ритма Нью-Йорка, хотя я не сказал бы, что у тебя тут есть время расслабиться, — возражал Лоуренс, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку скамьи. — Окажись я в полной тишине и благодати, я бы завял от скуки в первую пару часов и… — Только если с тобой рядом нет нужного человека, — перебил Джон. — Если рядом правильные люди, то ты и на мгновение не подумаешь, что тебе скучно или чего-то не хватает. Гамильтон хмыкнул. Лоуренс ожидал, что за этим последует целая тирада контраргументов, однако этого не произошло. Александр просто медленно кивнул и произнёс: — Может так и есть. В любом случае, мне не с чем сравнивать, — холодно добавил он. По ледяному тону Александра Джон понял, что тема эта вызывает в нём странное отторжение. Лоуренс быстро перевёл разговор на что-то простое и лёгкое, так что Гамильтон вскоре вновь задорно высказывал своё мнение с улыбкой на лице. Кружка за кружкой, фраза за фразой, и уже была глубокая ночь. Однако количество людей в таверне не убавилось, а наоборот возросло. Начала играть музыка: некоторые запели, невзирая на полное отсутствие вокальных данных, а другие сдвинули столы к стенам, освободив место, и пустились в пляс. Одни забрались на столики и стулья, стараясь привлечь к себе внимание, а кто-то, как Гамильтон и Лоуренс, остался сидеть в сторонке, не обращая внимания на всеобщее веселье. Джон едва мог расслышать Александра в этой какофонии звуков: крики, песни, топот, смех, да ещё и стоны из кладовки, рядом с которой им не посчастливилось сидеть. Но всё же Джон, выпивший уже седьмую кружку пива, не мог сказать, что происходящее вокруг ему не нравилось. Ему было весело и в данный момент ему было важно только это. — Александр, — кричал Джон, так как по другому Гамильтон его не услышал бы, — уже полночь, а нам завтра на работу. Тебя это не смущает? Мужчина рассмеялся: — Вовсе не смущает! Так выглядят мои серые будни, Джон. Бывало и такое, что я проводил здесь всю ночь и шёл прямо из таверны на работу, — развёл руки в стороны Александр. — Пусть это будет для тебя первым испытанием на прочность. От обсуждения их внезапно отвлекла девушка, подошедшая к ним. Она была одета в простое платье из недорогой выцветшей ткани, причёска была небрежна и растрёпана. Выглядела она совсем юной, ей было не больше девятнадцати лет. Девушка представилась Эммой. Одна её рука лежала у неё на талии, движения её были резки и раскованы. Алая помада на губах была размазана. Эмма начала без какого-либо стеснения заигрывать с обоими мужчинами. Когда она поняла, что Лоуренс в этом совершенно не заинтересован, то всё своё внимание она переключила на Гамильтона. Девушка быстро присела на скамью рядом, чуть ли к нему не прижимаясь. Александр улыбался ей одной из самых обольстительных улыбок, что Джон когда-либо видел. Он говорил что-то, и девушка сразу начинала хихикать и хлопать глазками. Как Лоуренс понял, это совершенно обычная практика для Гамильтона — флиртовать с дамами. И в этом не было совершенно ничего странного. Конечно же такой привлекательный молодой человек будет нуждаться в общении с противоположным полом, чему тут удивляться? Поэтому Джон лишь отводил взгляд в сторону, стараясь меньше смотреть на Александра, и медленно потягивал пиво из кружки. В какой-то момент девушка наклонилась совсем близко к Гамильтону, приложила руку к его уху и что-то прошептала. По её выражению лица Лоуренс догадывался, что именно. Он уже ожидал, что пара решит уединиться, оставив его одного. Но к большому удивлению Джона, Александр покачал головой на предложение девушки и со спокойным выражением лица прошептал ей что-то в ответ. Та лишь кивнула и мигом покинула их столик. Это показалось Лоуренсу странным, но он уже был слишком пьян, чтобы задаваться вопросами. И Джон, и Александр потерялись со счёту выпитых кружек. Расплатившись с Моррисом, Лоуренс первым решил, что пора возвращаться. Сначала Александр не хотел уходить, но вскоре поддался на уговоры Джона. На улице было холодно, дул ветер, но мужчины этого не ощущали. Гамильтон закинул одну руку Лоуренсу на плечо то ли для лучшего баланса, то ли в качестве дружеского жеста, и вдруг начал петь простую застольную песню. Джон рассмеялся, но начал петь вместе с ним. Пение Александра было далеко не то чтоб от хорошего - оно не достигало уровня терпимого. Но Лоуренсу было плевать на это, в отличии от спящих горожан, которые высовывались в окна и возмущённо кричали вслед веселому дуэту. Для Джона и Александра в этот момент не было недовольных воплей и уставших жителей. Было лишь небо, усыпанное звёздами, точно лицо Гамильтона веснушками, лёгкий ветер, пробирающийся под шерстяное пальто, и идеальная, словно фарфоровое блюдце, луна. И плевать было на людей, на ночь и на то, что спать им осталось часа четыре от силы, ведь в крови гулял огненный напиток, вызывающий бесчисленные приступы смеха и приятную пустоту в голове. Лоуренс с трудом осознавал все последующие события. Все они смешались в какую-то каши. Всё происходило смутно и непонятно. Джон и Александр, спотыкаясь и шатаясь, добрались до четвертого этажа. Едва смогли отворить ржавый дверной замок. Шутили. Смеялись. Вошли внутрь. Рука Гамильтона была на плече Джона. Они начали спорить насчёт спальных мест каждого. Рука Гамильтона теперь оказалась на талии. Они стали бродить из комнаты в комнату. Сели в гостиной. Разговорились. Гамильтон сказал «У тебя красивые глаза». Вновь начали спорить. Потом смеялись. Джон лёг на крохотном диване. Александр заснул в своей спальне.***
Просыпаться было трудно. Выяснять, какой из факторов послужил тому причиной, у Джона не было ни желания, ни сил. Александр же в свою очередь держался в разы лучше. Привык, что уж удивляться. Он быстро собрался и ждал Лоуренса. Джон не хотел показаться слишком медлительным, но, хоть и старался изо всех сил ускориться, провозился довольно долго. В контору они явились на двадцать минут позже положенного времени, поэтому все остальные их коллеги уже были на месте. Джон оказался в помещении средних размеров, и в нос ему сразу ударил запах свежего пергамента и крепкого кофе. В комнате стояло четыре стола: два одиночных, располагающиеся у окна, и два по центру с парой стульев у них. За каждым из них сидело по одному человеку. Мужчины сосредоточенно читали или писали, но когда внутрь зашли Джон и Александр, всё их внимание было приковано к новоприбывшему в их коллектив. Гамильтон, уловивший неудобство друга из-за этих оценивающих взглядов, попросил проследовать за ним, чтобы познакомить с остальными мужчинами в офисе. Первым со своего места у окна, опираясь на дорого украшенную трость, поднялся мужчина лет сорока пяти в напудренном парике. Он пожал руку Джону и басом произнёс: — Здравствуйте, мистер Лоуренс. Я Клиффорд Норрис, основатель этой конторы. Мистер Гамильтон дал поразительные рекомендации о Вас, — он улыбнулся и его сизые глаза блеснули сталью из-под круглых очков. — Желаю Вам скорее освоиться здесь, влиться в рабочий ритм и в полной мере проявить свои профессиональные качества.. — Благодарю, мистер Норрис, — улыбнулся Джон, предполагая, что Александр значительно завысил ожидания о нём своими яркими рассказами. — Мне тоже не терпится скорее приступить к работе и начать приносить пользу этому месту своим трудом. Клиффорд наградил его одобрительным взглядом и сел обратно за свой стол. После него рядом с Джоном оказался мужчина с туго завязанными кудрявыми волосами цвета корицы. Тот не успел представиться, как за него это сделал Гамильтон. — Джон, это Джеймс Брекенридж. За всю карьеру не проиграл ни одного дела, совсем как я, — довольно улыбнулся Александр. — Не упускаешь возможности для самолюбования? — усмехнулся Джеймс и протянул руку Джону, — Рад встрече. — Взаимно, — пожал руку он. — Надеюсь, у тебя хватит сил продержаться тут дольше месяца, — хихикнул Брекенридж. — Прошлый вот, которого ты заменил, не выдержал и сбежал от нас куда подальше. — Я не боюсь работы, — пожал плечами Лоуренс. — Я не собираюсь здесь отдыхать и выдержу любой объём нагрузки. — Не в компании Гамильтона, — послышался холодный комментарий от стола у окна. Повернув голову в ту сторону, Джон увидел высокого мужчину, выглядящего намного старше своих лет. В его пепельных волосах проглядывались седые пряди, а в уголках оливковых глаз виднелись росчерки морщин. Взгляд его был уставшим и равнодушным. Лоуренс пытался представить, что же заставило его так рано состариться, но на ум ничего не приходило. Мужчина подошёл к Джону и таким же ледяным, как его взгляд, голосом произнёс: — Я сам работу терплю, но из-за Гамильтона на стену лезть готов. Поверьте, пару раз я был абсолютно серьёзно настроен сбежать из конторы от этого человека. Джон в замешательстве смотрел на него, а потом на Александра, поспешившего всё объяснить: — Знакомьтесь, мистер Лоуренс. Хармон Флойд. Основным его видом деятельности является ворчание и порча настроения окружающим. Мужчина фыркнул. — Советую держаться от него подальше, если хотите спокойной жизни, — произнёс Хармон, пожимая руку Джону. — Благодарю за совет, мистер Флойд, но я сам решу, с кем предпочту общаться, — натянул улыбку Лоуренс. Тот лишь кивнул, явно осознавая, что союзника в Джоне он вряд ли найдёт, и сел обратно за свой стол. Лоуренс окинул взглядом помещение и увидел ещё одного человека, пишущего за столом. Он был слишком увлечён работой и даже не поднимал глаз на нового коллегу. Его лицо было скрыто в русых прядях, спадающих на лицо, несмотря на то, что волосы были завязаны в хвост. Джон сам подошёл к нему и прочистил горло, привлекая к себе внимание молодого человека. Тот мгновенно поднял голову и, увидев Лоуренса, молнией вскочил с места, ударившись при этом ногой о стол и уронив несколько бумаг на дубовый пол. — О, прошу прощения, я совсем Вас не заметил, — глядя в пол и протягивая руку протараторил он. — Вы, должно быть, Джон Лоуренс? Очень приятно. Я Виктор Вагнер. Виктор был высоким, тощим, по телосложению его можно было принять за юношу. Он сразу присел на колени, чтобы собрать разлетевшиеся листки. Его щёки буквально за мгновение вспыхнули ярким пунцовым цветом, словно по ним растеклось вино. — Простите, я совершенно неловкий! — попытался усмехнуться он. — Ничего, давайте я помогу, — Джону стало до безумия жаль Виктора, что из-за него тот испытал такое неудобство. Они вместе собрали бумаги и Лоуренс сложил их в аккуратную стопку на столе. — Благодарю, — тихим голосом пробормотал Вагнер и сел обратно за перо, опустив голову и прижимая свободную ладонь ко лбу. Джон взглянул на Александра, а тот лишь улыбнулся уголком рта, будто произнося своим выражением лица «Привыкай». Гамильтон подошёл к Брекенриджу и, взяв его за плечо, попросил: — Джеймс, не мог бы ты сесть за стол к Виктору? Понимаешь, я хочу, чтобы Джон скорее влился в работу и, думаю, с моей помощью у него это получится намного быстрее. — Да, конечно, — пожал плечами мужчина и стал переносить свои вещи на соседний стол. — Но только помогай ему с работой, а не отвлекай своими байками. — Тут уж как получится, — хмыкнул Александр. Только Джон расположился за столом, как Гамильтон сразу положил перед ним бумаги. — Твоё первое дело, — объяснил Александр и сел на стул напротив. — Я не имею права отказаться от него? — спросил Лоуренс, взглянув на стопку. — Не имеешь, — улыбнулся Гамильтон и принялся за собственную работы.***
Первым делом Джона оказалась защита прав подсудимой. Женщина обвинялась в убиении своего мужа. Резкий переход от дел о краже урожая капусты до разбирательств в убийстве немного пугал Лоуренса, однако ему ничего не оставалось делать, кроме как выполнять поставленную работу. В первую очередь он решил встретиться с Рут Портер, его подзащитной, и изучить дело с её точки зрения. Дом её находился совсем близко к конторе, поэтому долго ходить и искать ему не пришлось. Район сам по себе был неблагополучным. Понять это можно было по грязным (даже по меркам Нью-Йорка) улицам, домам, скорее напоминавшим груду досок и кирпичей, и контингенту, проживавшему здесь. На обочине можно было увидеть спящих людей в потрёпанной одежде, в проулках стояли женщины с чересчур ярким макияжем, всеми силами пытающихся привлечь к себе внимание Джона. Однако тот лишь быстро проходил мимо них, не имея никакого желания воспользоваться услугами этих дам. Если обычно женщины лёгкого поведения появлялись на улицах города ближе к вечеру, то в этом районе им, похоже, было плевать на солнце в зените. В нужном доме Лоуренса встретила сама Рут, женщина лет тридцати с заплаканными глазами. Она усадила Джона на кухне и по его просьбе начала рассказывать всё произошедшее. — Муж мой, Томас, хороший был, — начала говорить она и сразу же заплакала, но рассказывать продолжила. — Я как вышла за него, то хорошо всё было. А потом… Потом я сына родила и он как с катушек съехал! Злой стал, как зверь. Ночевать перестал. В тавернах всё время проводил. Но домой приходил иногда. Я ж ему троих сыновей и двух дочек родила, что ему ещё надо? — женщина громко всхлипнула. — Такие дети хорошие, и мне помогают, и ему помогали. Старшенький, Джон, даже у соседа нашего писать, читать научился, теперь младших учит. Ой, Вас же тоже Джон зовут? Как интересно… А дочки мои… Лоуренс совсем не хотел выслушивать рассказ Рут о всех её прекрасных детях, но и боялся расстроить её ещё больше. Женщине и так было нелегко. Поэтому, чтобы слишком долго не засиживаться, он аккуратно попросил: — Миссис Портер, не могли бы Вы рассказать именно о том дне, когда всё случилось? — Да, конечно, — кивнула женщина. — Это был вечер, я была здесь, готовила, дети спали уже. Томаса не было со вчерашнего дня. И вот он пришёл пьяный, да настолько, каким я его никогда не видела. С порога он начал кричать на меня, ни с того ни с сего. Ударил меня. Сильно. До сих пор не зажило, — Рут убрала с лица волосы, обнажая ярко багровый след у виска. — Я и закричала. Он только сильнее ругаться и бить начал. Потом на шум Джон прибежал. У Томаса в руке нож оказался и он к сыну стал приближаться. Я… — всхлипнула женщина и запнулась, — Я плохо помню, как всё произошло. Не помню, как нож у него из рук вырвала. Но помню, что он тогда на меня набросился и я случайно… Клянусь! Случайно! — заревела, словно зверь, она. — Я случайно его ножом ударила! Я не хотела. Совсем. Джон не знал, что сказать и добавить. Он почувствовал необходимость как-нибудь образом показать Рут его поддержку, что он не осуждает её, а жалеет. Лоуренс взял её руку в свою и тихо произнёс: — Миссис Портер, не волнуйтесь. Я верю Вам. И в суде Вам тоже поверят. — Так Вы точно возьмёте моё дело? — с надеждой в голосе спросила она. — Да, только можете ответить ещё на несколько моих вопросов? Рут кивнула головой. Из разговора Джон также узнал, что муж на регулярной основе избивал и её, и детей. Успел он поспрашивать соседей, которые тоже высказали довольно отрицательное мнение о покойном главе семейства. Вся ситуация для Лоуренса была кристально ясна и понятна. Собрав все нужные для себя сведения, он уже собирался уходить, как миссис Портер вновь его окликнула: — Мистер Лоуренс, прошу Вас, я не могу позволить, чтобы мои дети остались сиротами. Меня и их спасёт только Ваша помощь. Джон вдруг почувствовал на своих плечах лишний накинутый груз. До этого момента на его совести лежала только ответственность за судьбу этой женщины, а теперь на него навалилось ещё пять маленьких жизней. Не слишком ли много для одного человека? Тем более для обычного адвоката. — Я буду стараться изо всех сил, — Лоуренс накинул пальто и покинул тесное пристанище невезучей семьи. Оказавшись снаружи, он тяжело выдохнул. Лоуренс не хотел давать ложных надежд Рут, поэтому и изъяснился кратко и сухо. Он, конечно, предъявит в суде все факты, оправдывающие женщину, но он никаким образом не может повлиять на решения присяжных и судьи. Уж лучше миссис Портер быть готовой к любому исходу событий.***
Как Джон узнал, слушание по его делу будет проходить через два дня, поэтому у него есть время, чтобы грамотно сгруппировать все доказательства и убедительно изложить их в суде. Лоуренс вернулся в контору и сел за стол напротив Гамильтона. Он взял чистые листы бумаги и чернила с пером, чтобы набросать примерный порядок излагаемых им доводов и вызова свидетелей. Александр, не отрывая свой взгляд от каких-то записей перед ним, спросил: — Как думаешь, каковы твои шансы на успех? — Достаточно высоки, как я полагаю, — уверенно произнёс Лоуренс. — И почему же? — усмехнулся Гамильтон. — Есть много улик, доказывающих, что обвиняемая на самом деле защищалась. Да и смягчающих факторов хватает, — пожал плечами он. — Надеюсь, так оно и есть. Удачи, в любом случае. Джон лишь кивнул на это и принялся писать. Настрой в конторе сам по себе подталкивал к работе. Лоуренс упивался этой атмосферой сосредоточенности и лёгкого, приятного волнения, будоражащего внутренности. Тишину в конторе время от времени разбавляли короткие разговоры, начинавшиеся в большинстве своём по инициативе Александра. Даже тихий Виктор был рад перекинуться парой фраз с Гамильтоном. Молчал только Хармон Флойд, наверняка специально избегающий общения с Александром. Джон из последних сил сдерживался, чтобы не открыть рот и не начать расспрашивать, что же послужило причиной столь открытой неприязни, однако решил оставить этот вопрос на потом. Джон то и дело чувствовал на себе мимолётные взгляды Александра и его, как бы, случайные прикосновения. То Гамильтон возьмёт лист из его рук и обязательно дотронется своими пальцами до его, то ему понадобится перо Лоуренса, то он просто протянет ладонь, чтобы она оказалась на чужой части стола. Внезапно Джон почувствовал, как до его колена дотронулась ступня Александра, что заставило его дернуться от неожиданности. Но колено от прикосновения он не убрал, а на лице Гамильтона он заметил ухмылку, которую Александр в то же мгновение спрятал.***
Контора погрузилась в сумрачный свет догорающих свеч, оставлявших идеальной формы капли воска на столе. Брекенридж и Норрис уже отправились домой, выполнив свою работу. Вагнер продолжал что-то внимательно читать при тусклом освещении, а Флойд разбирал непонятные кипы бумаг. Джон уже успел сделать всё, что планировал на сегодня, а подправить и отредактировать предстоящую речь для защиты он собирался завтра на свежую голову. Лоуренс начал собирать все вещи со стола и позволил себе взглянуть на Александра. Он сидел с идеальной осанкой, свойственной королям или герцогам. Он словно позировал скульптору. Перо в его руке бешено двигалось по бумаге, и Джон опасался, как бы он случайно не задел и не опрокинул чернильницу в таком сумасшедшем ритме. Его бледное лицо приобретало металлический оттенок при свете свечи, и создавалась полная иллюзия того, что перед Лоуренсом находится не человек, а превосходно выполненная золотая статуя. Гамильтон не мог не заметить такое пристальное внимание к своей персоне, продолжавшееся дольше минуты. Он поднял глаза на Джона, который в тот же момент отвёл взгляд в сторону. Александр сделал вид, что не заметил этого. Довольно быстро Гамильтон тоже уже успел завершить все свои дела и они вместе покинули контору. Оказавшись в квартире, Александр, к большому удивлению Джона, вновь сел за стол и опять начал писать. — Ты разве не закончил работу в конторе? — спросил Джон, подойдя к столу. — Это для газеты, — объяснил Гамильтон. — Я должен успеть написать статью, ведь завтра я её уже сдаю. — О чём статья? — Честно говоря, ни о чём, — усмехнулся мужчина. — Мне обычно дают тему или событие, о котором надо написать, но в последнее время ничего особенного не происходило, поэтому и приходится писать о всяких глупостях. Вот, смотри, — он раскинул листы перед Лоуренсом, — мне надо написать целую статью о свадьбе сына сенатора Нью-Йорка! Представляешь, какой абсурд? — Неужели в Нью-Йорке ничего больше не происходит? — Происходит, но многое из этого не проходит цензуру газеты, — пожал плечами Александр. — Мне совсем не трудно написать статью про свадьбу, это легко. Просто очень жаль, что мне придётся потратить вечер на столь бесполезную работу. — В таком случае, может мне побыть с тобой, чтобы слегка разбавить твою смертную тоску? — аккуратно поинтересовался Лоуренс. — Как хочешь, — однотонно произнёс он. Джон присел на кровать Александра, устав стоять. Гамильтон уже взял перо в руки и начал с той же бешеной скоростью, что и в офисе, водить им по бумаге. — Мне было бы интересно почитать твои работы, — произнёс Лоуренс. Не отрываясь от пера, Александр взял свободной рукой газету со стола и протянул её мужчине. — На третьей странице моя статья, а на последней — стих. Джон взял газету и начал читать. В статье рассказывалось о нашумевшем судебном процессе над Сидни Лоусоном, совершившем ряд жутких убийств. Весь штат гремел по этому поводу. Даже Джон с Генри обсуждали это дело, сидя в гостиной поместья. В статье Гамильтон не сухо описывает факты, он делал всё ярко и эмоционально. Он завлекал читателя волнующей темой, в красках описывал произошедшее, стремился передать своё отношение к преступнику, будоражил разум необычными метафорами и эпитетами, которые придавали тексту оттенок художественного произведения, а не сводки новостей. Александр и вправду профессионал в этом. Потом Джон читал стих. Он почему-то и ожидал, что это окажется любовная лирика. Поэма посвящена женщине, отвергшей чувства автора. У Лоуренса сразу в голове возникли ассоциации с Китти, что бросила Александра ради богатого мужа. Лоуренсу нравилось, как писал Гамильтон. Он не скупился на дерзкие сравнения и красочные эмоции в своих рукописях, что быстро захватывало Джона и тот не смел оторваться от чтения. Это ли не талант — уметь приковать читателя к напечатанным строчкам? Это Лоуренс заметил ещё в письмах, которые получал от Александра. Даже когда он описывал свою рутину, Джон полностью погружался в этот угловатый резкий почерк и всегда желал больше, больше и больше писем. Лоуренс мечтал уметь красиво писать, чтобы, как герой любовных романов, отправлять проникновенные признания в любви и завоёвывать сердца. И хоть с тех пор, как он в последний раз думал о себе в качестве автора сонетов, прошло более десяти лет, красивые тексты всё ещё пленили его. Но раз уж ему самому не посчастливилось стать вторым Шекспиром, Джон наслаждался поэтическим талантом других людей, таких как Александр. — Это очень хорошо, — произносит Лоуренс три слова, вместо сотни, что возникли в его мыслях. — Спасибо, — говорит Александр, продолжая писать, писать и писать. — Ты, должно быть, не выспался сегодня. Да и день тяжёлый был. Думаю тебе стоит пойти лечь пораньше. — Я не хочу спать, — твёрдо сказал Джон. — В любом случае, я не смогу сейчас развлечь тебя разговором, так что уж лучше тебе найти дело занятнее, нежели смотреть, как я выдавливаю из себя последние силы для написания этой банальщины. — О, возможно именно это я и нахожу занятным, — с ухмылкой протянул Лоуренс. Александр фыркнул и больше ничего не сказал. Джон решил не отвлекать его бессмысленными разговорами, поэтому просто поудобнее устроился на кровати, глядя то на Гамильтона, то на обстановку вокруг. Его присутствие было почти невидимо, но Лоуренс надеялся, что Александр всё же ощущал его нахождение рядом. Слышал его мысли и отвечал на них в своей голове. Чувствовал пристальный взгляд, устремлённый на его длинные пальцы, измазанные в чернилах. Просто понимал, что он не одинок среди этих холодных обшарпанных стен.***
В день слушания в груди Джона засело чувство неуверенности в успехе своего дела. Он нервничал всегда, но в этот раз тянущееся волнение как никогда больно разливалось внизу живота. Даже ободряющие слова Александра ни на каплю не сгладили его переживаний. Этот страх пропал лишь в тот момент, когда Джон вернулся в контору, произнёс решение суда, а в руке его лежал мешочек с деньгами — вознаграждение от Рут за спасение её от жуткой участи тюрьмы. Первым Лоуренса поздравил Александр, улыбаясь и обнимая друга. Потом все остальные его коллеги произносили слова одобрения один за другим. В стороне остался лишь Хармон Флойд, будто и незаметивший прихода Лоуренса. По совету Гамильтона, Джон позвал всех отметить его первое успешное дело в таверне. Рабочий день уже близился к концу, а завтра всё равно выходной и можно слегка расслабиться, поэтому согласились все, за исключением Флойда. Джон этому ничуть не удивился. Солнце почти зашло к тому времени, как они оказались в месте встречи. Народу в таверне было много, но свободный столик отыскать всё же получилось. Незамедлительно перед каждым из компании появилась доверху заполненная пинта пива. Первый тост прозвучал из уст Александра, который пророчил Джону успешную карьеру и ещё сотню таких же удачно завершённых дел. Из-за стола со всех сторон послышались поддерживающие крики, а затем раздался стук чокающихся кружек. Один за одним лились тосты, которые уже даже не касались Джона, кружки опустошались в мгновение ока, а Норрис уже покинул заведение, посчитав себя лишним в слишком повеселевшей компании. Четверо оставшихся мужчин достигли того уровня опьянения, когда нормальным было рассказывать непристойные истории, полные отвратительных подробностей. Это занятие на себя взяли Джеймс и Александр. Брекенридж делился воспоминаниями своего юношества, так как на данный момент поиск любовных приключений для него был благополучно окончен с женой и двумя детьми в итоге. Гамильтон же рассказывал истории недавние, только произошедшие. У Джона даже складывалось ощущение, что Александр не приукрашивал о количестве женщин в своей жизни. Перед его природным очарованием трудно устоять даже мужчине, не то что наивной женщине. В пьяном сознании Джона всплыл вопрос, а не ловил ли в те же сети Александр представителей своего пола, но он решил не тешить своё воображение ложными ожиданиями и быстро избавился от этой мысли. Под действием алкоголя молчаливый Виктор влился в разговор и ему стало куда проще общаться. Он не делился своими любовными похождениями, как и Джон, поэтому их компания негласно разделилась на два фронта. Джеймс и Александр продолжили обсуждение дам между собой, а Лоуренс и Вагнер темой своего разговора выбрали совсем другие вещи. Джон в первую очередь хотел ближе узнать своего нового коллегу. — Вагнер это же прусская фамилия? — спросил Лоуренс, сменив пиво на бокал красного вина, которое в таверне выдавали за французское. — Да, мой прадед был родом с Пруссии, но после женитьбы перебрался в Америку. Черты его северо-европейского происхождения, прямо как у Джона, легко проглядывались в русых волосах, светлых глазах и высоком росте. Вот только предки Лоуренса проживали не на территории Пруссии, а на землях Норвегии, хотя и было это лет так двести назад. Джон делился своей жизнью, а Виктор в ответ говорил и про себя. Лоуренс при первой встрече увидел в Вагнере хорошего человека, а теперь его догадки полностью подтвердились. Мужчина был приятен в общении, ненавязчив, тактичен и всегда аккуратно подбирал слова, боясь ненароком задеть собеседника. Незаметно в своём разговоре они перешли на совсем личные темы. Виктор начал рассказывать о своей возлюбленной. — О, мистер Лоуренс, видели бы Вы Амелию! — с какой только возможно нежностью произносил мужчина. — Она словно цветок, такая чувственная и ласковая. У неё милейшее лицо и такой же добрый нрав. Вы посчитаете, что я глупец, но у неё невероятно красивые брови, — рассмеялся он. — Я ни разу не слышал, чтобы джентльмены рассказывали о бровях дам, как они рассказывают о глазах и руках, и я, должно быть, первый. Амелия так забавно их хмурит, когда обижается, а когда смеётся, то поднимает их высоко-высоко. За минуту разговора она ни одной другой чертой лица так не двигает, как бровями. Я чувствую себя таким беспомощным рядом с ней. Я, наверное, безумец, не так ли? — Вы просто влюблены, — улыбнулся Джон. — Она знает, что Вы к ней чувствуете? — Ни в коем случае! — мечтательное выражение его лица вмиг обратилось в серьёзное. — Она бы вмиг меня отвергла, если бы узнала. — Почему Вы так думаете? — Она так прекрасна, а я по сравнению с ней выгляжу жалко. У неё наверняка есть много куда более обеспеченных и привлекательных поклонников, которые достойны её в большей мере, нежели я. — Я уверен, что Вы более чем достойны такой девушки. И если Ваша Амелия действительно так прекрасна, как Вы о ней говорите, то вряд ли она предпочтёт такому чудесному джентльмену толстый кошелёк. Вы ведь никогда не спрашивали прямо. Кто знает, что творится у неё в душе? — Вы думаете, что мне стоит признаться ей? — взволнованно спросил Виктор. Щёки его от выпитого алкоголя были ещё более красными, чем обычно. — Да, определённо. Будьте честны с ней. — А если она меня отвергнет? Вдруг я потеряю её навсегда? — Вы никогда не сможете ни выиграть, ни проиграть, пока не вступите в схватку, — Джон сделал глоток из бокала. — Разве не так говорят? — Так, — задумчиво кивнул Виктор. — Я… Я попробую. Когда-нибудь… Виктор опустошил свою кружку до дна и произнёс: — Не сочтите за грубость, но я хотел бы задавать Вам вопрос довольно личного характера, — он сделал продолжительную паузу, после чего продолжил: — Мистер Лоуренс, Вы влюблены на данный момент? Джон отстранил бокал от губ и медленно поставил его на стол. Влюблён ли он на данный момент? Лоуренс давно не задавался этим вопросом. После его печально завершившихся отношений он не влюблялся. Он не хотел влюбляться. Страшно было вновь привязываться к человеку, доверять своё сердце, а потом наблюдать, как его безжалостно разрывают, втаптывая в грязь. Любовь. Джон опасался этого слова. Он знал, что за этим сладким чувством последует горький вкус предательства. Как и в прошлый раз. Как и всегда. Это из раза в раз одинаково заканчивалось. Лоуренс не хотел повторения. Однако влюблённость всегда подкрадывается незаметно. Она выжидает, когда ты будешь полностью обезоружен, и настигает тебя в момент полной беззащитности. Ты можешь даже не понимать, что давно погряз в другом человеке. А когда поймёшь — выбираться уже всё равно слишком поздно. Затуманенный взгляд Лоуренса упал на Александра. На его рыжие кудри, созвездия веснушек, пунцовые губы, острые черты, прямую осанку и изящные руки. Лазурные глаза встретились с пасмурно-небесными глазами Джона. Секунду, две или же целую минуту заняло созерцание друг друга. На губах Александра вдруг сверкнула улыбка — резкая, дерганная, но такая живая — и он вернулся к разговору с Брекенриджем, положив голову на ладонь и пряча за пальцами свои приподнятые уголки рта. Джон отвёл взгляд в сторону, а в голове его пронеслось одно и то же слово тысячу раз: «Чёрт» Он повернулся к терпеливо ожидающему Виктору. Из уст Лоуренса вырвался односложный ответ: — Нет. Джон врёт, понимал, что врёт. Врёт Вагнеру, пытался врать себе. Но если Виктора убедить в достоверности своих слов не составляет труда, то самому себе Лоуренс не внушил доверия. Он попросил хозяина таверны принести ему виски. Может тогда его разум окажется посговорчивее. Однако в противовес желанию Джона забыться в стакане напитка, в голове его мелькнула блеклая вспышка надежды. А вдруг?... В памяти всплывали все слова, все комплименты, сказанные Александром в адрес Лоуренса, все его долгие пронзительные взгляды, все "случайные" прикосновения. Гамильтон заигрывал с ним. Или же это просто его манера поведения? Он ведь любезен со всеми, независимо от пола. Но ведь это определённо был флирт. С друзьями не принято так себя вести. Или же это стакан спиртного тешит Джона сладким обманом? Возможно он выпил недостаточно, чтобы в голове стало полностью пусто. Спустя ещё несколько глотков навязчивые мысли не исчезли, но ушли на дальний план, оставив место для беззаботного веселья. Джеймс начал петь. Джон с остальными тут же подхватил. Голос его звучал на всю таверну. Он стремился заглушить шум заведения и свой собственный разум. Ни то, ни другое не получилось. Брекенридж и Гамильтон поднялись с мест и начинали вырисовывать круги по деревянному полу, покачиваясь из стороны в сторону. Должно быть, в их представлении это являлось танцем. Александр вновь оказался в центре внимания, окружённый своими многочисленными друзьями по бутылке. Все его знали, все не упускали возможность перекинуться с ним парой фраз. Он излучал бесконечную энергию, к которой каждый тянулся, как к свету, надеясь прикоснуться хотя бы к маленькому лучику этого яркого солнца. Этот человек был сиянием, огнём. Он был самой жизнью. Джону казалось, что на него нельзя слишком долго смотреть — ослепнешь. Нельзя слишком близко подбираться — повторишь судьбу Икара. Джон заставил себя отвлечься и вернулся к беседе с Виктором. На серьёзные темы говорить больше не получалось, поэтому обсуждали они вкус выпитых напитков и пятна неизвестного происхождения на столах заведения. Потом Вагнер вновь начал говорить об Амелии. Делал он это уже лёжа головой на столе, глаза его были полузакрыты, а слова превращались в обычное бормотание. Хоть Виктор пил этим вечером только пиво, этого хватило, чтобы полностью обездвижить его. Джон в свою очередь не испытывал даже лёгкой сонливости, но с гораздо большим удовольствием предпочёл бы сейчас отправиться в царство Морфея, нежели терзать своё сознание глупыми домыслами. Внезапный шум сзади заставил Лоуренса подскочить со стула. За его спиной оказался Александр и незнакомец, схватившийся за живот, куда ему, похоже, был нанесён удар. Они громко пререкались, мужчина занёс руку над Гамильтоном и одарил его резким ударом в челюсть. Александр только хотел повторно ответить, как к ним подскочил Лоуренс и схватил друга за руки, оттаскивая от оппонента. — Джон, пусти! — рвался он. — Я не закончил с этим ублюдком! — Думаю ему, как и тебе, хватило, — недовольно буркнул Лоуренс. Всё ещё удерживая Гамильтона за запястья, Джон подошёл к Моррису, чтобы рассчитаться. Платил он за всех своих коллег, поэтому отдать пришлось все деньги, полученные от Рут. Прощаться Лоуренсу не пришлось, так как Виктор уже видел десятый сон, а Джеймс окончательно пропал из виду. Джон спешно накинул пальто и шляпу и на себя, и на Гамильтона, пытающегося сопротивляться их скорому уходу из заведения. Только отойдя на четверть мили от таверны, Александр перестал противиться и Лоуренсу не приходилось вести его против воли. Теперь мужчина добровольно закинул одну руку на шею Джону для лучшего равновесия, а в другой держал бутылку виски, которую успел умыкнуть с чужого стола. — Почему ты накинулся на него? — наконец спросил Лоуренс. — Первым ударил он, — возразил Александр, делая глоток крепкого напитка. — И что же послужило тому причиной? — Он сказал, что я переспал с его женой, — ухмыльнулся он. — И это правда? — словно на допросе, продолжал задавать вопросы Джон. — Нет, — рассмеялся мужчина. — Я женщину, о которой он говорил, даже не знаю. — Возможно ты просто был пьян и не помнишь, — он взял бутылку из рук Александра и тоже сделал глоток. — Джон, во-первых, я всегда помню, что делаю. Даже если напиваюсь, — он активно жестикулировал руками. — А во-вторых я не сплю с замужними. — Неужели? — Лоуренс был удивлён заявлением. — Я не настолько безнравственный и аморальный урод, как ты думаешь. У меня есть принципы, — тон его стал серьёзнее. — Знаешь, это даже оскорбительно, что ты такого низкого обо мне мнения! Что же вызвало у тебя такие мысли насчёт меня? Он вдруг остановился посреди дороги, чем вынудил Джона сделать то же самое. Александр повернулся к нему лицом и подошёл совсем близко. Лоуренс чувствовал резкий запах алкоголя, сквозь который пробивался едва ощутимый аромат чернил. От Гамильтона всегда пахло чернилами. В офисе он пах кофе и чернилами, в квартире — чернилами и воском свечей, а сейчас — чернилами и виски. Он, должно быть, провёл за пером всю жизнь и теперь аромат впитался в его кожу, в его пальцы, в его одежду. Лоуренсу стало интересно, пахнут ли чернилами волосы Александра. Он мог бы узнать, если бы наклонился всего на пару дюймов… — Джон? — Гамильтон всё ещё ждал ответа. — Я… — Лоуренс быстро опустился на землю. — Я не имел намерения обидеть. Прости, если я задел тебя. Александр покачал головой. — Джон, не стоит говорить мне вещи, которые приятно слышать. Говори мне то, что думаешь. Лоуренс замер. Александр хоть и выпил больше всех в их компании, но голос его звучал более чем трезво. Возможно ли такое? — Не молчи, прошу, — молил Гамильтон. — Скажи мне правду, как ты меня видишь, что я, по-твоему, из себя представляю. Скажи мне всё. Глаза его блестели в ярком лунном свете, изо рта вылетали белые облака морозного воздуха, согретого горячим дыханием. И опять Джон не смел отвести взгляд. Опять был пленён этими прекрасными чертами лица, так сильно напоминавшими женские, но ими не являвшимися. — Почему ты хочешь знать, что я думаю? — Потому что мне это важно, — почти прошептал Александр, высоко поднимая брови. — Мне важны твои мысли, важно твоё мнение. Джон долго собирался с мыслями, думая, что же из сотен его размышлений стоит озвучить. — Говори мне только правду, — повторял Гамильтон. Мужчина приложился к бутылке на пару секунд, выдохнул и медленно, обдумывая каждое слово, начал говорить: — Правду? — он улыбнулся. — Я, правда, считаю тебя удивительным. Ты мгновенно очаровываешь людей. Как мне кажется, ни одна женщина не может устоять перед тобой, независимо от того, замужняя она или нет, - "поэтому я удивился", не договорил Лоуренс. - Люди тянутся к тебе, - "и я тоже" имел в виду он. - И тебе это нравится. Для тебя важно быть в центре внимания. Тебе плевать, что думают другие, — Джон сделал продолжительную паузу. — Честно, я хотел бы уметь порой точно так же наплевать на мнение окружающих. Лоуренс отвёл взгляд, проклиная себя за то, что стесняется как глупый юноша. Ему было стыдно за свою нерешительность, за недосказанность. Александр в упор смотрел на него, хлопая длинными ресницами. Должно быть, он понял. — Неужели это то, каким ты меня видишь? — удивлённо спросил Гамильтон. Джон кивнул и позволил себе вновь взглянуть на него, не желая строить из себя смущённого мальчишку. — А что я, по-твоему, думал? — Ну не знаю, — усмехнулся Александр. — К примеру, что я заносчивый бестактный ублюдок, который тащит в постель каждую встречную женщину и не способен на сопереживание и настоящие чувства. Лоуренс улыбнулся: — А что, неужели ты именно такой? В ответ Гамильтон лишь прыснул, выхватил бутылку из рук Джона и развернулся, направляясь дальше вдоль улицы. Лоуренс проследовал за его раскачивающейся из стороны в сторону фигурой. Алкоголь, похоже, оказывал влияние лишь на тело Александра, но не на разум, совершенно не затрагивая его мыслительных процессов. Они медленно шагали по брусчатке, по очереди делая глотки виски из бутылки и держась друг за друга, чтобы благополучно добраться до апартаментов без нанесения себе травм. Проблемы возникли при достижении лестницы в здании. На первом же пролёте Александр едва не оказался впечатан лицом в каменную ступеньку. Джон чудом его спас, вовремя схватив под руки. Лоуренсу пришлось протащить Гамильтона до самого четвёртого этажа, теперь имея призрачное представление о том, почему же самые дорогие квартиры размещаются в самом низу. Оказавшись в квартире, и на Джона, и на Гамильтона нахлынула новая волна энергии. Спать не хотелось. Бутылка виски была опустошена, однако у Александра в заначке нашлась ещё одна. Хоть она была куда дешевле, им обоим было абсолютно плевать на этот факт. Разместились они на полу прихожей. Коридор был настолько узким, что к одной стене они были прислонены спиной, а в другую упирались ногами, согнутыми в коленях. Чтобы хоть слегка сгладить мрак комнаты, Джон зажёг свечу, которую разместил на трюмо, стоящем по его правую руку. К его левому плечу был прислонён Александр, начавший опустошать очередной сосуд со спиртным. Шутки, алкоголь, истории — и вновь завязался разговор. Под действием алкоголя Джон не замечал, как плавно они перемещались с одной темы на другую, уводя беседу в совершенно отличное направление от того, с которого они начинали. У Джона появилось непреодолимое желание поделиться чем-то личном. — Я не хотел учиться на юриспруденцию, — задумчиво произнёс он, наблюдая за тем, как плещутся остатки виски на дне бутылки. — Отец меня заставил. Чтобы я шёл по его стопам, так сказать. — Кем же ты хотел быть? — спросил Александр, обнимающий свои согнутые ноги и положивший голову на колени. И Лоуренс, и Гамильтон давно отбросили свои кафтаны в стороны, согретые жгучими напитками в крови. Александр избавился и от камзола — из верхней одежды на нём осталась одна лишь рубашка из грубого сукна. — Я мечтал стать доктором, помогать людям, спасать жизни, — с долей печали в голосе произнёс Джон. — Но отец не позволил, посчитал это слишком низкой работой для его сына — возиться с изнемогающими больными. Гамильтон с сочувствием взглянул на друга. — Но ты всё равно спасаешь жизни людей, — сказал он. — Ты помогаешь им избежать несправедливых наказаний, тюрьмы, казни, что тоже благородно. — И всё же это другое, — тихо пробормотал Лоуренс. — Мои детские мечты тоже не сбылись, если уж на то пошло, — аккуратно произнёс Александр. — И чем ты хотел заниматься? — Писательством, — тепло улыбнулся он, глядя на друга. — Не просто писать на досуге, а проводить за пером каждый день, придумывая истории, создавая и разрушая человеческие судьбы, сочиняя поэмы. Но таланта мне не хватило, судя по всему, — Гамильтон пожал плечами. — Ты прекрасно пишешь, Александр, — возразил Лоуренс. — У тебя есть талант, не принижай себя. — Спасибо, — мужчина задумчиво опустил взгляд в пол. — Да и у тебя есть талант. — Неужели? — Джон удивлённо поднял брови. — И какой же? — Ты красиво поёшь. Лоуренс был поражён таким заявлением, усиленно пытаясь вспомнить, когда же Гамильтон мог услышать его пение. Однако Александр будто прочитал его мысли и сразу же дал ответ: — Пару дней назад, когда ты только приехал и мы шли от Морриса, ты пел вместе со мной. И сегодня в таверне, — его губы изобразили светлейшую улыбку, которую Джон только видел в исполнении Гамильтона. Мужчина растерялся и не имел понятия, как ответить на такую похвалу в его сторону. Джон знал, что петь умеет. Он не один год занимался с учителем по музыке. Но он не особо привык получать комплименты. К его счастью, Александр не потребовал ответа, а произнёс: — У тебя прекрасный голос. Спой что-нибудь. — Спеть? Не думаю, что тебе понравится. Делать это в таверне, наполненной пьяными людьми, которые поют с тобой в унисон — это одно. Петь в мельчайшей тёмной комнате, в которой всего две живые души, включая тебя самого — это другое. — Хотя бы попытайся! — Александр, я… — готов был начать оправдание Джон. — Прошу! — перебил его Гамильтон. — Исполни хоть одну мою просьбу. Или ты вновь готов отказать в такой услуге другу? Как и со скрипкой? Лоуренс решил не расстраивать Александра вновь. Да и алкоголь придавал смелости. Он прочистил горло. — Хорошо, что тебе спеть? Лицо Александра вмиг засияло, будто его озарила тысяча горящих огней. Он удобнее устроился у стены и восторженно сказал: — Что-нибудь трагичное! Трагичное и печальное. И желательно о любви, — Гамильтон выглядел, как ребёнок, ожидающий получить подарок на Рождество. — Ага, — кивнул Джон, — я понял. В голове он начал прокручивать все известные ему песни, соответствующие данному описанию. В мыслях сразу же всплыла одна, которую он узнал от Рейчел. Она научила его многим песням. Смотрел Джон на стену перед собой, не глядя на Гамильтона, чтобы не смущаться в лишний раз. Вновь прочистив горло, он начал петь: *I am stretched on your grave And I'll lie here forever If your hands were in mine I'd be sure they would not sever. Голос Лоуренса не дрожал, он спокойно вытягивал ноты, волнения в нём не ощущалось. Do you remember the night Oh, the night when we were lost In the shade of the blackthorn And the touch of the frost? Гамильтон заворожённо смотрел на него, боясь вздохнуть в лишний раз, чтобы не нарушить хрупкую идиллию, царящую в тускло-освещённой комнате. Oh, and thanks be to Jesus We did all that was right And your maidenhead still Is your pillar of light. Лоуренс перевёл взгляд на Александра. Их глаза были в упор устремлены друг на друга, словно пытались сказать что-то одним выражением лица. Что-то важное. Что словами не выразишь. Oh, the priests and the friars They approach me in dread Oh for I love you still Oh, my life, and you're dead Не отводя взгляд от Джона, Александр повернулся к нему всем телом. Лоуренс сделал то же самое, но намного медленнее, чтобы дыхание не сбилось. Чтобы допеть. Чтобы допеть идеально. But I still will be your shelter Through rain and through storm And with you in your cold grave I cannot sleep warm Последние строки сошли с уст Лоуренса. Губы его приоткрыты, будто до сих пор вытягивают долгую ноту. Губы Гамильтона повторяли то же положение, слово он подпевал всё это время. Взгляды встретились. Александр подался вперёд, накрывая своими губами губы Джона, а тот мгновенно ответил. Руки Гамильтона оказались на челюсти Лоуренса, чтобы притянуть его ближе, сократить и так небольшое расстояние между ними. Джон чувствовал виски на губах Александра, одна его рука оказалась в распущенных рыжих волосах. На ощупь они были мягкие, от них исходил аромат чернил. Их поцелуй смелый, чувственный, в нём не было робости и смущения. Он жадный, потому что каждый хотел получить из него всё, что только можно. Как будто другого такого момента не будет, а это — единственная возможность их близости. Они отстранились друг от друга. Гамильтон продолжал держать в ладонях лицо Лоуренса. Александр смотрел на него и на губах играла улыбка. — Спокойной ночи, Джон, — он отстранился и, опираясь на стены, проник в свою комнату. Лоуренс остался сидеть на полу прихожей. В голове звенели колокола. Рой мыслей не давал покоя. Вопросы всплывали и в тот же момент оказывались заменены другими. Джон недоумевал. Он был напуган и ошарашен. Он боялся, что всё это окажется одной большой злой шуткой. Страх вызывало слишком много вещей. Однако, невзирая на все неясные моменты, на лице Лоуренса сияла ярчайшая и глупейшая улыбка, которую он никак не мог побороть.