***
Выбор Хармона пал на таверну, расположенную на окраине города, где Лоуренсу ещё никогда не доводилось бывать. Она выглядела довольно опрятно и не вызвала бы отвращения даже у кого-то вроде отца Джона. Цены здесь, однако, были сильно завышены. Заведение было предназначено для людей, готовых заплатить дополнительно, чтобы провести вечер без криков заядлых пьянчуг, прожигающих последние деньги на пинту разбавленного пива. — Честно, я думал, что вы подобные места и вовсе не посещаете, — произнёс Джон, усаживаясь за один из свободных столов. — Вы ведь однажды отказали мне в просьбе выпить. — Прошу прощения за тот случай, если он вас каким-либо образом оскорбил, — мужчина сел напротив. — Я действительно редко посещаю пабы и таверны. Считаю их пустой тратой времени и денег. Голова Лоуренса непроизвольно вжалась в плечи — из уст Флойда звучали фразы, так сильно напоминавшие ему Генри. Он словно вновь слышал слова отца о том, что правильно, как подобает поступать. И это Джону никоим образом не нравилось. Вскоре перед каждым из них появились полные кружки пива. — Может, перейдём к делу? — предложил Лоуренс, не имея желания затягивать их разговор. — Конечно, — согласился Хармон, делая глоток. — Если позволите, то я начну издалека. Джон поджал губы, но не произнёс и слова возражения, а лишь кивнул. — Пару лет назад я завершил своё обучение юриспруденции в Королевском колледже. По старой дружбе мистер Норрис согласился нанять меня к себе в контору. Понимаете, мой отец скончался очень рано, но до этого он крайне хорошо общался с Клиффордом. Мистер Норрис знал о том, каким тяжёлым трудом мне досталось это образование, поэтому посчитал необходимым помочь мне с трудоустройством. Я очень благодарен ему за это и по сей день. — То есть вы росли без отца? — спросил Лоуренс. — Да, именно так, — кивнул Флойд. — Он не оставил никакого наследства, поэтому за часть обучения заплатила моя мать, а на оставшуюся я заработал самостоятельно, — гордо произнёс он. — После колледжа жизнь моя стала налаживаться. Я быстро стал зарабатывать хорошие деньги, ко мне обращалось много клиентов. Дела мои пошли в гору. Я стал помогать средствами семье, откладывал часть денег и строил блестящие планы на будущее. Однажды мне посчастливилось познакомиться с одной юной дамой из весьма обеспеченной семьи. Её звали Ева. Она была красива, хорошо воспитана. Одним словом, брак с ней быстро возвысил бы моё положение… Джон не сдержал ухмылки. — Я сказал что-то смешное, мистер Лоуренс? — с нескрываемой обидой спросил Хармон. — Вы говорите о браке, как о денежном вложении, покупке. Словно женщина для вас — не более чем золотые часы. Лоуренсу как никому другому были знакомы эти слова о важности брака и о том, как жена благоприятно влияет на статус джентльмена в обществе. Он слишком часто это слышал. — А что по-вашему представляет собой брак? Неужели любовь? — улыбнулся Флойд. — В наше время это действительно не что иное, как вложение, которое вас либо поднимет наверх, либо опустит на самое дно. Джон фыркнул, но Хармон сделал вид, что этого не заметил, и вернулся к своему рассказу: — Не пускаясь в детали, просто скажу, что Ева тоже была мной заинтересована. Моё предложение о женитьбе она приняла сразу же. Свадьбу мы решили сыграть через полгода, поэтому у меня было время, чтобы насобирать деньги для нашей дальнейшей семейной жизни. Но вот только всё пошло совсем не так, как я рассчитывал. Он остановился, собираясь с мыслями и прочищая горло. — Примерно в это же время в конторе появился мистер Гамильтон, только окончивший колледж. Студенческий энтузиазм ещё не успел его покинуть, поэтому он лез всюду, куда только доходили руки. Он начал перехватывать клиентов, отнимая у меня и всех остальных работу и заработок. Это было просто невыносимо! Но это было не самым ужасным, конечно же. Однажды он оказался на балу, где присутствовали я и Ева. Из чистой любезности, я представил ему свою невесту, не имея понятия, чем это для меня обернётся. В итоге весь тот вечер он не оставлял Еву ни на минуту, не давая поговорить с ней даже мне! И можете только представить, в каком шоке я пребывал, когда через пару дней она объявила мне, что передумала и не собирается выходить за меня замуж. За месяц до нашей свадьбы! Можете поверить? И, конечно, это из-за того, что Гамильтон закрутил с ней роман. Но не прошло и трёх недель, как я узнал, что они с Евой разошлись. О, бедная девушка! Буквально сразу же о ней поползли неприятные слухи о её бесчестии. Кому теперь она нужна была с такой репутацией? Она до сих пор одна, насколько мне известно. Но Еву я ни в чём не виню, ни в коем случае! Её вины тут нет. Её простая женская природа никак не могла противостоять напору Гамильтона. Это человек без границ и принципов. Какому благоразумному джентльмену придёт идея соблазнять помолвленную девушку прямо перед свадьбой? Искренние обида и возмущение слышались в его голосе. Лоуренс был поражён. Он не мог поверить всем словам Хармона. Но Джон всё равно продолжал слушать, не задавая вопросов, позволяя Флойду поведать обо всём с начала и до самого конца. — Ева была не первой и не последней девушкой, с которой Гамильтон так поступил. Весь город о нём наслышан. Кажется, он соблазняет абсолютно всех представительниц женского пола, независимо от их статуса и положения. Ему плевать, одинока женщина, обручена она или вовсе замужем. Для него это всё равно что игра. Лоуренс прекрасно помнил слова Александра, что тот никогда не спит с замужними дамами. Он искренне поверил ему тогда. Значило ли это, что слова Флойда сейчас были ложью? Или же помолвка не приравнивалась к замужеству? Джон решил просто продолжить слушать затянувшуюся тираду. — Но знаете, мистер Лоуренс, я не сильно удивлён. Человек с его происхождением не мог стать достойным и благородным членом общества. Он ведь бастард, вы знаете об этом? Я и сам прожил часть жизни без отца, в связи с его ранней кончиной, однако он успел заложить основные понятия морали, а после него это продолжила делать моя мать. У Гамильтона, к сожалению, не было даже этого. Говорят, что мать его была… Кхм… Женщиной свободных нравов, если вы понимаете о чём я. Она рано скончалась. И наверняка из-за болезней, вызванных её распутной жизнью. Тут действительно становится понятно, откуда у Гамильтона эта его ненасытность и развязные манеры. Прежде Джон терпел все нелестные слова, сказанные в адрес Александра, которые, возможно, и были правдой, но данные комментарии Лоуренс считал переходом всех границ и не более чем гнусными сплетнями. — Извините, что перебиваю, — раздражённо прервал его Джон, — но откуда вы всё это знаете? Каковы ваши источники? — Как это кто, мистер Лоуренс? Люди! Джон хмыкнул. Конечно, всё это были лишь слухи! — Люди имеют свойство ошибаться, приукрашивать, и, самое главное, лгать. — О, Джон, откуда вам знать, когда они лгут, а когда говорят правду? — ухмыльнулся Флойд. — Вы правы, я не могу этого знать. Но мне хватает чести не говорить о том, чего я не знаю наверняка, и не распускать сплетни. Вам я посоветовал бы поступать так же. Допив, Джон оставил деньги на столе и стал накидывать на плечи пальто. — Раз уж мы начали раздавать советы, то рекомендую вам не защищать тех, кого не знаете, — спокойно произнёс Флойд. Лоуренс поднялся из-за стола и надел на голову шляпу. — Пока вы не ушли, — окликнул его Хармон, — хочу сказать, что нашёл вашу компанию весьма приятной. Я был бы не против повторить такой вечер. Джон попрощался с ним и быстро вышел на улицу. Лицо его было нахмурено, в мыслях был полнейший беспорядок. Лоуренс запутался и не знал, во что ему верить. Добираться до апартаментов пришлось долго. В квартире он оказался только к двенадцати часам ночи. Дверь за собой он закрывал крайне тихо, чтобы не разбудить Гамильтона, если тот в это время уже будет спать. Лоуренс не сказал ему о встрече с Флойдом и о том, что, возможно, вернётся поздно. Но ведь он и не был обязан отчитываться, ведь так? Александр не спал. Когда Джон прокрался в гостиную, из своей спальни вышел Гамильтон, держащий подсвечник в руке, одетый в одну рубашку и кюлоты. Лицо его выражало беспокойство. Он подошёл к Лоуренсу, спрашивая: — Джон? Всё в порядке? — Да, — односложно ответил он. Взгляд Гамильтона пробежался по собеседнику. Лоуренс стоял достаточно близко, чтобы Александр почувствовал запах алкоголя. Обеспокоенность стёрлась с лица Гамильтона, освещённого свечой, а вместо неё появилось полное безразличие. — Тогда спокойной ночи, — произнёс Гамильтон, покидая гостиную и погружая её в полную тьму. Оставшись в одиночестве, Джон повалился на диван, закрывая лицо руками. Всё, чего он хотел — проснуться утром с абсолютно ясными мыслями, с полным пониманием всего случившегося.***
Александр и Джон пришли в контору самыми первыми и заняли свой стол. После вчерашнего вечера они почти не говорили. Лоуренс не знал, о чём думал Гамильтон, но также не имел понятия, что творилось в его собственной голове. Он чувствовал, что слова Флойда были неправдой. Часть их точно была лишь слухами. Но насчёт того, что рассказал Хармон о Еве и её дальнейшей судьбе, Джон был не уверен. Действительно ли из-за Гамильтона она прослыла девушкой развязной, потерявшей честь? И неужели любовные похождения Александра куда богаче и ярче, чем он о них рассказывает? Джон мог спросить это у Гамильтона. Но он боялся это делать. Лоуренс решил немного потерпеть и выждать нужный момент, чтобы Александр был готов рассказать ему правду. Хоть Джону и казалось, что после встречи с Флойдом он получит все нужные ему ответы, этого не произошло. Количество вопросов только возросло. Лоуренс нуждался в ответе на каждый из них, но теперь помочь ему в этом мог только Гамильтон. Когда Александр делал заметки на бумагах, а Джон пролистывал полученные дела, в конторе появился Хармон. — Доброе утро, мистер Лоуренс. Джон поднял на него взгляд, полный удивления. В тот же момент послышался звук сломанного пера в руке Гамильтона. Он быстро отложил его в сторону и встал, чтобы взять новое, совершенно невозмутимо, не глядя ни на кого в помещении. — Доброе утро… мистер Флойд, — неловко ответил Джон. Это был первый раз за всё время, когда Хармон поздоровался с ним. Обычно такой чести удостаивался лишь мистер Норрис и совсем редко Виктор. Но ни с Александром, ни с Джоном он не здоровался. До этой самой минуты. За весь день Гамильтон, казалось, напрочь забыл о существовании Лоуренса. Джона это расстраивало. Конечно, он всё ещё не знал, что думать насчёт своего друга, но Александр оставался его… другом! По этой причине Лоуренс всеми силами пытался привлечь к себе внимание Гамильтона, используя его же методы. Прикосновения, просьбы подать вещи, долгие взгляды в его сторону — ничто не заставило Александра посмотреть на Джона дольше трёх секунд и сказать что-то кроме «да» или «нет». Лоуренса это выводило из себя. Но ведь это и было целью Гамильтона. Джон не хотел показывать, как легко поддался на его очевидные манипуляции, поэтому не проявлял всех эмоций, что испытывал. И из-за этого напряжение в нём лишь возрастало. Дорога к апартаментам в этот вечер была самой неприятной для Лоуренса за всё время. Даже в день, когда он почти двенадцать часов провёл, изучая документы и не покидая рабочее место ни на минуту, Лоуренс, казалось, чувствовал себя куда лучше. Каждый сделанный шаг давался всё труднее, каждая минута молчания выводила Джона из себя. Ему хотелось кричать. Только за ними захлопнулась дверь квартиры, Лоуренс произнёс: — Мы можем поговорить? Он планировал отложить этот разговор на лучшее время, выждать ещё хотя бы пару дней. Но Джон не имел сил продолжать терпеть эту пытку. Он решил прояснить всё между ними как можно скоррее. — Я устал, Джон, и хочу спать. Давай не сейчас. Спокойной ночи. Александр, не оглядываясь, направился в спальню. — Я прекрасно знаю, что ты ещё несколько часов просидишь за столом и будешь работать! — Лоуренс проследовал за ним, вошёл в комнату и сразу зажёг свечи. — Ты всегда так делаешь. — Что ж, не в этот раз, — Гамильтон приземлился на свою кровать. — А сейчас я попросил бы тебя оставить меня, чтобы я мог приготовиться ко сну. — Не смей прогонять меня. Нам надо поговорить, и ты это знаешь! Джон был твёрдо настроен и ни в коем случае не собирался покидать спальню. — Ну, раз ты не хочешь уходить, хорошо, — пожал плечами мужчина. — Ладно. Гамильтон вдруг скинул с себя кафтан и начал расстёгивать пуговицы на камзоле. — Что ты делаешь? — брови Джона сместились к переносице. — Готовлюсь ко сну. Из уст Лоуренса вырвался смешок, когда к кафтану полетел камзол, а руки Александра приступили к развязыванию шейного платка. — Это как-то несерьёзно, — Джон скрестил руки на груди, наблюдая за сценой, которую разыгрывал Гамильтон. — А я так не считаю, — его шея в следующее мгновение оказалась оголена. — Гамильтон, прекращай. — Останови меня, давай же! Александр снял с себя рубашку и теперь стоял с полностью неприкрытым торсом. Джон почувствовал, как начинают гореть собственные щёки. Уверенность быстро подорвалась, но он всё равно продолжил настаивать: — Чёрт возьми, давай поговорим, как нормальные люди! Александр принялся стягивать обувь. — Лоуренс, всё, чего я сейчас желаю — это лечь спать. Хоть в кои-то веки я могу это сделать? Прошу, не донимай меня своими разговорами и уходи. — Нам надо поговорить. — Потом. Пальцы Гамильтона легли на пуговицы кюлот и бесцеремонно принялись их расстёгивать. — Александр! Тот не отвечал, а лишь снял с себя кюлоты, и из одежды на нём оставались одни кальсоны и чулки. Возмущение и, одновременно с ним, смущение Джона не знали границ. Разум Лоуренса уже давно кричал ему о том, чтобы тот немедленно уходил, но он не хотел так просто сдаться. Джон даже не отводил взгляд в сторону, всеми силами доказывая свою невозмутимость, нежелание поддаваться на уловки Александра. Но пылающие щёки всё равно делали очевидными испытываемые им неудобство и стеснение. Александр, не проронив больше и слова, стянул с себя шерстяные чулки. Руки потянулись к кальсонам. — В последний раз… — вздохнул Джон, но не успел договорить. В одно резкое движение оставшийся элемент одежды Александра оказался лежать на полу у кровати. — Дьявол! Иди к чёрту, Гамильтон! — бросил Лоуренс, успев развернуться в последний момент, и покинул спальню. Оказавшись в прихожей, он захлопнул за собой дверь и ударил по ней кулаком. Целый день Джон готовился к этому разговору, а в итоге был выставлен вон! Лоуренс подошёл к трюмо и зажёг стоящую на нём свечу. Держась за оба края столика, он уставился в своё отражение, переводя дыхание и собираясь с мыслями. Разум его быстро вернулся в прошлое спокойное состояние, чему он безусловно был рад. Поведение Гамильтона легко объяснялось и было лишь последствием скрытности и собственных поступков Джона. Лоуренс сам был отчасти виноват и понимал это. Гамильтона наверняка задело то, что Джон не посвящал его в происходящее, ни с того ни с сего завёл дружбу с Флойдом и совершенно ничего не объяснил. В глазах Лоуренса было по-детски обижаться и не желать выслушать человека. Но он понимал, что сам поступил не лучшим образом, поэтому не смел винить Александра. Из груди его вырвался тяжёлый вздох. Завтра он точно поговорит с Гамильтоном, и всё наладится. Он надеялся, что всё наладится, а слова Флойда окажутся ложью. От бесконечных мыслей и сомнений в голове, Лоуренс почти забыл о своём ежедневном ритуале. Оглядываясь на дверь спальни, он открыл сундук под трюмо и положил туда несколько купюр из толстого конверта, который наконец получил от Генри неделю назад. Конверт он прятал в свою большую дорожную сумку, которая теперь лежала без дела в гостиной. В мешочек, который Джон решил хранить в пространстве между подушками дивана, он положил деньги из кармана своего кафтана. Лоуренс быстро понял, что такими темпами на колледж будет собирать половину своей жизни. Он решил, что будет, как Александр, где-нибудь подрабатывать, чтобы получать дополнительный заработок. Вот только Джон ещё не знал где.***
У Александра было очередное слушание, поэтому в конторе его вновь не было. Лоуренс решил, что так даже лучше. У него есть целый день, чтобы собраться с мыслями и подготовить правильные вопросы, решить когда и как он их задаст, а также как будет реагировать на ответы. В голове Лоуренса всё это выглядело безумно просто. — Доброе утро! Радостное приветствие отвлекло его от работы и он поднял голову. В дверях стоял Виктор, на лице его была улыбка, что было зрелищем нечастым. — Здравствуй, — Джон поднялся со своего места и подошёл к нему пожать руку. — Где ты пропадал так долго? — О, мне надо так много рассказать! — восторженно произнёс Вагнер. — Я… — Джентльмены, — послышался голос Клиффорда из конца помещения, — не были бы вы так любезны отложить разговоры на потом? Тут люди работают, если вы не заметили. — Да, конечно, сэр, просим прощения, — сразу откликнулся Джон. — Сегодня после работы в таверне, согласен? — прошептал Вагнер. Лоуренс кивнул, хотя его мучили некоторые сомнения. Он хотел поговорить с Александром сегодня, но, похоже, придёт в апартаменты довольно поздно. Но ведь Гамильтон вряд ли будет спать к этому времени, и побеседовать они всё равно успеют. В таверне было на удивление мало посетителей, меньше десятка человек, включая самих Вагнера и Лоуренса. Виктор целый вечер восторженно рассказывал ему о том, что Амелия ответила на его чувства взаимностью и точно так же давно в него влюблена. И про то, что он специально взял перерыв, только чтобы провести больше времени со своей возлюбленной. И после пары бокалов вина расщедрился на очередную тираду о её бровях. Джон был искренне рад за него. В его груди теплело, когда глаза Вагнера сияли, словно тысяча маленьких звёзд, как только он вспоминал об Амелии. Влюблённость Вагнера была такой наивной и беспомощной, какой она бывает у детей. Чувство любви затмевало для него всё остальное. Любовь была Богом для него. Лоуренс даже немного завидовал ему. Хотел бы и он влюбиться легкомысленно, нырнуть с головой в этот омут и быстро его покинуть, как будто никаких чувств никогда и не было. Но ни одну из этих вещей Джон никогда не делал, да и не сделает уже. В нём не осталось юношеской беспечности. Всё это не представлялось возможным. Всё это исчезло в нём много лет назад. Войдя в апартаменты, Лоуренс вновь встретил Гамильтон со свечой в руке. И вновь он задал лишь один вопрос: — Всё в порядке? — Да. Александр развернулся и хотел зайти в спальню, но услышал вопрос Джона, брошенный ему вслед: — Тебе не надоело всё это? Гамильтон убрал пальцы с дверной ручки и ответил: — Надоело. Ужасно надоело. Он остался стоять в противоположном углу комнаты. — Нам надо поговорить, — Лоуренс взял его за запястье и завёл в гостиную, усадив на диван. — И сейчас ты никуда не уйдёшь. Александр поставил подсвечник на столик рядом с ними. Жёлтый свет огня заставлял его волосы и кожу переливаться оттенками, напоминающими золото. Лоуренс и забыл, как красив Гамильтон при горящих свечах. — Начинай, Джон, — произнёс он. — Говори, я слушаю. Лоуренс прочистил горло и отвёл взгляд. — Я встретился с Флойдом и поговорил с ним. Александр кивнул. Джон понимал, что он и так догадывался или, может, даже знал наверняка, но всё равно считал нужным рассказать всё, даже самое очевидное. Гамильтон молчал, Лоуренс принял это как просьбу продолжать. — Он всё мне рассказал. Он рассказал мне о Еве. — И что именно он о ней рассказал? — Что она была его невестой. Что они вот-вот собирались пожениться, но… Джон замолчал, чувствуя себя слишком неловко, чтобы продолжать. Он закусил губу и устремил свой взгляд на трепещущее пламя свечи. — Но что, Джон? — невозмутимо спросил Александр. — Что «но»? — Но…— вздохнул Лоуренс, — но появился ты и они через пару дней разошлись. А после твоего расставания с Евой о девушке поползли слухи, которые до сих пор мешают ей жить спокойной жизнью. Лицо Гамильтона не выражало эмоций, голос его был спокоен: — Это всё рассказал Флойд? — Джон кивнул. — Он только эту историю тебе рассказал? — А разве это важно? Александр ухмыльнулся. — Если судить по твоему выражению лица, то мне этого лучше не знать, — он откинулся на спинку дивана. — Так чего ты хочешь от меня, если «Флойд тебе всё рассказал»? Джон удивлённо посмотрел на него. — Очевидно же, что узнать правду, — он тяжело сглотнул. — Всё было именно так, как он рассказал? — Значит ты ему не веришь? — рассмеялся Гамильтон. — Ты не отвечаешь на мои вопросы. Опять, — раздражённо сказал Джон. — Насколько я понял, мои ответы для тебя роли не играют. Поэтому ты и пошёл к Флойду. — Ответов ты не давал, и я пошёл к тому, кто согласился мне их предоставить. — И что он тебе дал в итоге? — всплеснул руками Александр. — Ответы? Нет! Сплетни! Всего лишь сплетни, настолько сомнительные, что ты в них не веришь! И поэтому опять пришёл ко мне. — Так расскажи мне правду, чёрт возьми! Гамильтон удивлённо посмотрел на него: — Какой тебе прок знать о том, что произошло годы назад? Джон взглянул прямо ему в глаза. Вопрос напоминал тот, что задавал ему Флойд. Но теперь Джон имел хотя бы призрачное представление о том, как на него ответить. — Я… — запнулся Лоуренс. Ему потребовалось время, чтобы подобрать слова, понять самому, что творилось в его голове, — Я хочу знать тебя. Знать твоё прошлое, твоё настоящее. Мне… надо это знать. — Но почему? — нахмурился Гамильтон. — Почему тебе это нужно? — Я не знаю, Александр! — Джон подскочил с дивана, сложив руки на груди. — Я не знаю, почему мне так важно знать всё, что с тобой связано! Я хочу знать твоё прошлое, твои мысли, твоё мнение, значение твоих поступков и слов — всё, абсолютно всё! А твоё ко мне отношение и вовсе стало, кажется, самой важной вещью в мире. Поверь, я бы и сам больше всего на свете желал узнать, почему ты вдруг стал самым важным, что есть в моей жизни! Лоуренс жалел о том, что говорил, но не мог остановиться. Алкоголь после таверны всё ещё горел в крови и брал верх над разумом, здравым смыслом. Это было неправильно. Ему не следовало всего этого рассказывать. Однако помешать этому он не имел возможности. Выражение Гамильтона менялось по мере того, как Джон продолжал говорить. Он пытался не показывать эмоций, но глаза его всё равно округлились, а лицо вытянулось. Александр выглядел шокированным и… смущённым. Джон был готов поклясться, что впервые видел его таким. Гамильтон не хотел, чтобы его видели в таком состоянии, поэтому быстро вернул себе прежнее хладнокровие. Лицо приобрело нечитаемое выражение, а поза вернулась в закрытое положение. — То есть ты действительно хочешь всё это знать? — прочистил горло он. — Да. Да! Да, Александр, это то, что я желаю услышать. — Что ж, похоже, придётся изложить тебе мою версию событий, — Гамильтон сжал губы в тонкую линию. — Мы с Евой встретились на балу. Она девушка весьма милая, я провёл в её компании весь вечер, а по его окончанию она сама предложила продолжить наше знакомство. Во взгляде Джона промелькнуло удивление, что не мог не заметить Гамильтон. — Нет, нет, — улыбнулся он, качая головой. — Не в том смысле продолжить. На тот момент мы просто беседовали. А спустя пару дней нашего общения Ева заявила мне, что расторгла помолвку с Флойдом и теперь желала бы развивать наши отношения уже не в дружеском ключе. На тот момент я действительно испытывал к ней симпатию, поэтому согласился. Она была довольно решительной девушкой, всегда брала инициативу на себя. Может, именно это меня зацепило. Однако в ней было и множество качеств, не удовлетворяющих меня. Да и она не находила меня идеальным, по её мнению, джентльменом. Не прошло и месяца, как чувства полностью перегорели. В итоге наши с ней пути разошлись. Лоуренс улыбнулся: — Эта девушка сама ушла от тебя? — Вовсе нет! — возразил Александр, приняв слова Лоуренса за оскорбление. — Мы приняли это решение одновременно, поняв, что большего от этих отношений получить не сможем, да и не желаем их развития. Ева необычная. Нечасто встречаются столь своенравные дамы в её социальных кругах. И для меня до сих пор остаётся загадкой, как и почему она согласилась выйти за Флойда. Мне трудно представить их попросту стоящими рядом, не говоря уже о браке! Я даже счастлив за Еву, что она сбежала от него. Несмотря на то, что она сделала меня соучастником всей этой ситуации. — Думаешь, она специально искала возможности, чтобы отказаться от брака? — Не уверен, в действительности ли она это спланировала, — улыбнулся он, — но очень похоже, что так оно и было. — О ней же сразу стали говорить, как о ветреной девушке, разве не так? После ваших отношений положение её, должно быть, сильно ухудшилось. — Я не интересовался её нынешними делами, уж извини. Но что ты имеешь ввиду под «положение её ухудшилось»? О каком «положении» идёт речь? Ведь она сама хотела освободиться от всех обязательств и отношений, вряд ли её потом мучила совесть. А говоря о положении материальном, я и копейки не взял у её семьи, если ты об этом, — было видно, что это его задело. — Нет, Александр. Я имел в виду совершенно не это. Я лишь хотел сказать, что о Еве наверняка пошла дурная молва после всего произошедшего. — То есть сплетни? — усмехнулся он. — Можно и так сказать. И после них люди заговорили о её легкомыслии. Её статус упал. Теперь ей будет труднее привлечь к себе внимание достойного супруга… — Достойный супруг не будет полагаться на слухи при выборе невесты, Джон. Потому что это всего лишь слухи. Сплетни придумывают абсолютно про каждого в этом городе. Ты прекрасно знаешь, что и про меня ходят сотни самых безумных историй. Но ведь они не отражают того, какой я на самом деле, ведь так? Каким бы любезным и благородным ты ни был, о тебе всё равно насочиняют сплетен. И это нормально, Джон. А если ты не желаешь, чтобы о тебе говорили, то будь никем, никуда не ходи, ничего не делай. Потому что лишь в этом случае люди оставят тебя в покое. Слова его походили на правду. Джон хотел ему верить. Окончательно поверить ему, а не Хармону. — Но знаешь, Джон, — произнёс Александр, — больше всего меня расстраивают не все эти глупые слухи. Поверь, с моим происхождением я столько о себе и своей матери наслушался, что ты и представить не в состоянии. К этому я привык. Он поднялся с дивана и, взяв подсвечник со столика, направился к двери. — Меня расстраивает, что ты мог усомниться, даже на мгновение поверить в столь никчёмные сплетни. Гамильтон стоял на пороге, глядя на застывшего Лоуренса, который был не в состоянии сдвинуться с места. — Ты ведь поверил в них, — продолжил Александр. — Может, отчасти, но точно поверил. Я не знаю в деталях, что тебе наплёл Флойд. Могу только догадываться, что он тебе рассказывал в эти два вечера. Предположу, что прикрывал, какое он просто-напросто бесхребетное существо, неспособное постоять за свои интересы и привыкшее искать оправдания своим неудачам. Я ведь прав? Джон не отвечал. — Мне плевать, что думает и говорит обо мне Флойд. Совершенно. Но мне не плевать, что думаешь обо мне ты, Джон. Мне это важно. Александр подошёл к своей спальне. — Спокойной ночи, — произнёс он и скрылся за дверью.***
Лоуренс чувствовал себя ужасно. На то было много причин. И он не понимал, какая из них сильнее удручала его состояние. День за днём его пожирало чувство вины, сомнения и беспричинная тревожность. Он всё ещё не знал правды наверняка. Он понимал, что никогда её и не узнает. Прекрасно понимал, что ничего не может сделать. Но всё равно не мог привести свои мысли в порядок и выкинуть эти глупые размышления из головы. Ему было стыдно перед Гамильтоном. Наплевав на всё, Джон решил поверить ему. Он, в конце концов, был его другом. Он должен ему доверять. Александр ему доверял, так почему Джон ставил под сомнение его слова? Почему начал повсюду искать ответы, когда Гамильтон явно того не желал? Почему ни разу не предупредил его о том, что поздно придёт после таверны? Лоуренс чувствовал себя так глупо. Он считал себя отвратительным другом и безумно хотел загладить свою вину, извиниться, заставить забыть обо всём. В один день на Джона обрушилась огромная волна сожаления, желания объясниться и раскрыть все карты. Он подошёл к Гамильтону, попросил прощения за своё невежество, рассказал что с Флойдом говорил лишь раз, а во второй вечер задержался в таверне с Виктором, спрашивал, как может загладить своё поведение. В ответ на свою исповедь Джон услышал лишь смешок. Лицо Гамильтона не расплывалось в очевидной улыбке лишь из соображений вежливости. — Ни к чему передо мной отчитываться и объясняться, Джон, — сказал Александр в тот вечер. — Я тебе не жена и скандалы на почве ревности устраивать не собираюсь. Лоуренс чувствовал себя ещё глупее. Но уже через неделю обо всём этом Джон вспоминал почти без эмоций. Переживания его наконец улеглись, и он вернулся к обычным будням, таким же, как и прежде. Сохранялась традиция и пятничного похода в таверну, что не могло не поднимать настроение. Только присев за стол в заведении, Лоуренс уже нашёл себя любующимся Гамильтоном. Он ещё даже не пил, поэтому свалить всё на пьяное сознание не предоставлялось возможным. Джон боготворил его волосы, глаза и улыбку, но сильнее его завораживала не внешность Александра. Лоуренс не был в силах оторваться от этого человека. Когда Александр смеялся, то начинали смеяться всё вокруг. Глаза его горели, а огонь в них зажигал такую же яркую искру в Джоне. Он говорил — и время замирало. Джон вступал с ним в дискуссии и не мог остановиться, пока они оба не начинали задыхаться от нехватки воздуха и слишком громких возражений. Лоуренс понимал, что достиг точки невозврата. Не мог вспомнить, в какой момент пришёл к ней, но точно знал, что возможности повернуть назад уже нет. Теперь он нуждался в Гамильтоне. Было страшно признаваться самому себе, что нуждался он во всех без исключения смыслах этого слова. Бокал за бокалом, рюмка за рюмкой — и Моррис в итоге вежливо, даже слишком вежливо, попросил их покинуть заведение и не мешать другим посетителям своими спорами и буйными разговорами о свободе и независимости. В квартире было темно и холодно, когда они пришли. Александр пошёл в свою спальню, а Джон проследовал за ним. — Только не говори, что будешь работать, — страдальчески протянул Джон, наблюдая, как Гамильтон усаживался за свой стол. — У меня осталась всего одна статья, — отмахнулся Александр и сразу взял в руку перо. Лоуренс не понимал, как он умудряется писать после такого количества выпитого алкоголя. — Только один раз я видел, как ты не садился за стол, а шёл отдыхать! Неужели ты совсем не устаёшь? Александр рассмеялся. — Вообще-то, в тот раз я начал работать сразу, как ты покинул комнату. — Дьявол, — фыркнул и закатил глаза Лоуренс, будучи не удивлённым данным фактом. — Иди спать. — Не сейчас, у меня работа. Джону надоедало его упрямство. Безусловно, продуктивность и трудолюбие Гамильтона не могли не вызывать восхищения, но не в ущерб же здоровью! Каждый день Лоуренс наблюдал, как чёрные круги под глазами Александра увеличивались, а пальцы тряслись и дёргалось веко от выпиваемых ежедневно нескольких чашек кофе. До чего же он доведёт себя таким образом жизни? Джон не желал получать ответ на этот вопрос. Он заставит Гамильтона лечь спать прямо сейчас во что бы то ни стало. — Александр, иди в кровать, немедленно, — Джон подошёл к нему. — Ты ведь знаешь, что ничего этим не добьёшься, — ухмыльнулся Александр, уже положив начало статье. — Ты лишь будешь отвлекать меня, да к тому же не давать спать самому себе. Лучше уходи, Джон. — Я не уйду, пока ты не окажешься в кровати, — продолжал настаивать Лоуренс. — Иди. Спать! — Заставь меня, — смеялся он. — Хорошо, — Джон пожал плечами. Он подошёл к Гамильтону, забрал перо из руки и наклонился к нему. Взяв в свои ладони его лицо, Джон повернул Александра к себе, чтобы тот смотрел прямо на него. Лоуренс, сам того не подозревая, замер и просто уставился ему в глаза. В его голове всё выглядело проще. Однако и Гамильтон не смел пошевелиться и отпустить пару своих язвительных шуток, а просто смотрел и ждал. Не оправдывая ни своих ожиданий, ни ожиданий Александра, Джон подался вперёд и поцеловал Гамильтона. Александр удивился на мгновение, но затем сразу же ответил Лоуренсу и положил руки у основания его шеи. И опять на своих губах Джон чувствовал виски, а нос щекотал тонкий аромат чернил. И опять голова была пуста, когда он слышал сердцебиение Александра рядом со своим и чужие руки мягко сжимали его плечи. — Ты пьян, — смеялся сквозь поцелуй Гамильтон. Джону было всё равно. Его рука скользнула к волосам Александра и пальцы потянули за край атласной ленты. Она медленно упала на спинку стула, а рыжие кудри свободно легли на плечи. Лоуренс чувствовал дыхание Гамильтона на своём лице и ничего не могло быть более правильно, чем это. Руки Джона легли ниже, опустились на талию Александра и легко тянули за собой. Гамильтон проследовал за его движениями и поднялся со стула, продолжая целовать Лоуренса и обнимать его за шею. Джон начал делать маленькие шаги, ведя за собой Александра. — Ты чертовски пьян, — шептал Гамильтон, но не останавливался. Его пальцы бешено блуждали по затылку Джона, его плечам и спине, дотрагиваясь до каждого изгиба, каждой кости, изучая и запоминая. Он хотел отложить в памяти всякую, даже малейшую деталь, чтобы потом ещё долго вспоминать об этом. Вспоминать, потому что этого может никогда не повторится. Александр знал, боялся, не хотел этого. Не отрываясь друг от друга, они разместились на кровати. Их поцелуй сначала был мягким и даже робким, но теперь он стал слишком пылким, слишком опасным, как будто в любой момент они могут сгореть в нём. — Завтра будешь жалеть... Ты будешь жалеть об этом, — произнёс Александр, запуская руки под кафтан Лоуренса. — Не буду, — коротко ответил он и углубил поцелуй. Гамильтон лежал спиной на кровати, пальцы его безуспешно дёргали за узлы шейного платка Джона. Он не мог сосредоточиться на столь простом предмете одежды, так как всё его внимание было приковано к чужим губам, заставляющим ослабевать все его конечности. Кожа Лоуренса горела в каждом месте, где её касался Александр, в груди, не переставая, трепетало сердце. Ему казалось, что он может пролежать так вечность, когда Гамильтон целует его губы и кусает их, заставляя Джона морщиться, когда пальцы проводят линию вдоль его челюсти, а затем вниз по шее, когда единственной мыслью, тревожащей сознание, является человек рядом с ним. Джон резко отстранился, вызывая недовольный вздох из раскрасневшихся губ Александра. — Что ж, ты в кровати. Моя работа закончена, — улыбнулся он, переводя дыхание. — И после этого ты меня дьяволом называешь! — воскликнул Гамильтон. Лоуренса мучали сомнения, а не остаться ли, когда он взглянул на Александра: его щёки были покрыты рубиновым румянцем, рыжие пряди разбросаны на белой подушке, как опавшие осенние листья на снегу, а взгляд синих глаз потемнел и затянулся туманом. Джону пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы встать с кровати и направиться к выходу из спальни. — Так уж и быть, — кинул ему вслед Гамильтон, — завтра я притворюсь, что ничего не было. — Тебе не придётся, — уверенно произнёс Лоуренс. — Ну-ну, — Александр вздохнул и перевернулся на бок, наблюдая, как Джон покидает его комнату.***
Проснувшись, Джон быстро встал с дивана, сделал минимальные приготовления и направился к спальне Гамильтона, который наверняка уже не спал. Оказавшись внутри, Лоуренс увидел его, уже сидящего за столом. Ничего удивительного. — Доброе утро, Джон, — произнёс он довольно отстранёно, не поднимая головы и продолжая писать. Лоуренс подошёл к нему, наклонился и поцеловал. Александр отстранился, спрашивая: — Ты уверен? В ответ Джон накрыл его губы своими.