***
Джон даже забыл, что у нормальных людей в тот день был праздник. Только когда утром под окнами послышались детские голоса, во всю поющие песни, он вспомнил о наступившем Рождестве. Лоуренс спал мало, но его радовало, что этой ночью он смог хотя бы уснуть. Александр поднялся раньше его и выглядел даже более изнемождённым, чем вчерашним вечером. Гамильтон стал умываться, переодеваться, чтобы хоть немного освежить себя. Джон сидел на кровати, оглядывая спальню. Александр вернулся из Бостона, но квартира не вернула свое очарование. Не было покоя и безопасности. Хотелось сжаться, спрятаться, не видеть эти стены. Лоуренс не понимал, что будет дальше. — Джон, — произнёс Гамильтон, вытирая лицо полотенцем. — Подойди сюда. Александр усадил его перед собой рядом с тазом с водой. Гамильтон достал мыло, кисть, бритву. Джон взял маленькое зеркало, взглянул на себя и тут же отложил его. — Как же жалко я выгляжу, — попытался усмехнуться Лоуренс. — Вовсе нет, — покачал головой Александр, принявшись наносить мыло на щёки Джона. — Ты лишь немного себя запустил, но мы это быстро исправим. — Не вижу в этом смысла. Мыло попало на губы Лоуренса. Гамильтон быстро убрал пену лёгким движением большого пальца, заставляя Джона вздрогнуть. — Мы не должны подавать виду, что что-то случилось. Если ты покажешь, что тебе страшно, то мгновенно подтвердишь, что тебе есть о чём переживать. Александр взял бритву, осторожно проводя ею по подбородку Лоуренса. От трепетных и аккуратных прикосновений дрожь пробежала по затылку Джона. — Но если мы будем вести себя как ни в чём не бывало, то никто не усомнится в наших словах. — Боюсь, что я уже всё испортил. Гамильтон нахмурился, взглянув на него. — Я сделал очевидным для всех в конторе, что взволнован происходящим, я перестал ходить на работу… — Неважно. Отныне притворяйся, что тебе плевать. Джон усмехнулся, дёрнул головой и ощутил резкую боль на щеке. — Прости, — быстро произнёс Александр, вытирая выступившие капли крови. — Я сам виноват. Взгляд Гамильтона был сосредоточенным, он быстро и точно проводил бритвой по щекам и шее Лоуренса, вытирал лезвие от пены и вновь возвращался к бритью. Когда Александр закончил, он вытер оставшееся мыло, рука его задержалась на щеке Джона, но он быстро убрал её и встал со стула, направляясь к шкафу. Лоуренс чувствовал пустоту в груди. Послышался звук открывающейся входной двери, затем стук в спальню. — Входите! — крикнул озадаченный Александр. Джон знал, что это миссис Кэннон. Оценивающим взглядом она быстро осмотрела спальню, глянула на Лоуренса и тут же обратилась к Александру: — С Рождеством, мистер Гамильтон. Как хорошо, что вернулись! Как ваша поездка? — И вас с Рождеством. Всё хорошо, спасибо. Осознание того, что они ни разу не заговорили о Бостоне, что он о нём даже не вспоминал, удивило Лоуренса. — Могу я поговорить с вами наедине? — с натянутой улыбкой спросила она. — Отниму всего минуту вашего времени. — Конечно. Они вышли из спальни, затем Джон услышал, что они покинули квартиру. Ему стало не по себе. Разговор занял не минуту точно, больше, затем вновь заскрипела входная дверь. Лоуренс вышел в коридор. Александр стоял один, лицо его было мрачно, взгляд обращён в сторону. Джон посмотрел туда же, куда и Гамильтон, увидев две пустые бутылки, лежащие на полу. Лоуренс почувствовал, как покраснели щёки. — Что она говорила? — Ничего такого. Не бери в голову.***
— Не поверишь, сколько потенциальных работников я нашёл в Бостоне! Я-то думал, что едва и двух найду, а на самом деле могу выбрать из десятка, — рассказывал Александр, когда вечером они сидели в спальне и ели индейку — их скромный рождественский ужин. — А друзей завёл там? — Встретил несколько милых людей, но не думаю, что вспомню о них через неделю, — усмехнулся он. При мягком свете свечей, разговаривая о вещах, которые напоминали о нормальной жизни, Джону наконец становилось спокойней. Он отмахивался от мыслей о плохом, пытался поверить, что всё действительно обернётся хорошо и им ничего не грозит. Александр наконец был рядом, а он точно найдёт выход… Но что-то всё равно было не так. Александр улыбался, но улыбка дрожала. Смотрел на Джона, но тут же отводил взгляд. За весь день Гамильтон потянулся поцеловать его всего один раз, да и тот поцелуй был коротким и неправильным. Джон поставил тарелку, сквозь ком в горле произнёс: — Что не так? Александр удивлённо посмотрел на него. — О чём ты? Джон молчал. Возможно, он лишь додумывает. Возможно, Александр просто переживает из-за Брекенриджа, может мысли его заняты другим. — Неважно, — он встал с кровати, направился к двери. — Я схожу, возьму нам чего-нибудь выпить. — Не стоит, — резко бросил Александр. Джон застыл. — Почему? — он догадывался, почему. — Просто не стоит, — вздохнул Гамильтон. — Это всё миссис Кэннон? — тихо спросил Джон. Александр в упор смотрел на него, сжав губы. — Я всё равно схожу. Лоуренс даже не успел выйти в коридор, как его запястье схватил Александр. — Джон, не надо, — твёрдо произнёс он. — С каких это пор ты против выпивки? — Я не против выпивки. Но не стоит глушить алкоголем мысли. Тебе не станет лучше. Гамильтон усадил его на кровать и сам сел рядом. Джон не помнил, сколько именно выпил за последние дни, но точно знал, что это помогло ему не сойти с ума. И теперь, когда тёмные мысли в очередной раз заполняли голову, ему вновь хотелось забыться. — Сейчас не время затуманивать разум. Мы должны действовать здраво, обдумывать каждый шаг, а не сбегать от одним проблем и наживать новые. Может Гамильтон и был прав. Раз уж скрыться от мыслей не получится, Джон решил прояснить для себя один вопрос. Вопрос, который волновал его намного больше, чем Брекенридж и Флойд. Он резко подался вперёд, накрывая губы Александра своими. Гамильтон помедлил, прежде чем ответить, но был слишком осторожен, слишком медлителен. Но ведь Александр — это всегда огонь, это жар по всему телу, это обжигающе тёплые руки на коже, это пламя, которое с головой захватывает их обоих. Джон отстранился. Его ладонь лежала на щеке Гамильтона. Настороженный взгляд Александра разглядывал его лицо. — Что случилось? — тихо спросил Джон, проводя большим пальцем вдоль скул Александра. — Я не понимаю… — Почему ты не можешь поцеловать меня? Гамильтон выглядел удивлённым и растерянным. Он в упор смотрел на Джона, не произнося и слова. — Ты не целуешь меня, едва ли прикасаешься ко мне, — перечислял Джон, чувствуя, как сильнее забилось его собственное сердце. Брови Александра нахмурились, лицо было бледным. Он приоткрыл губы, не сразу сказал: — Я думал, ты этого не хочешь, — он отвёл глаза, продолжил: — После того, что случилось, мне казалось, что ты станешь осторожнее, не захочешь, чтобы… Не знаю, — он вздохнул. — Мне казалось, что страх вернётся к тебе. И мы вновь сделаем шаг назад. Поэтому я думал, что прикосновения... и всё это будет лишним. Джон удивился, усмехнулся: — Неужели ты не видишь, что это то, в чём я сейчас больше всего нуждаюсь? Губы Гамильтона дрогнули в улыбке. Его руки быстро оказались на плечах Джона, притягивая к себе, вовлекая в тёплый, настоящий поцелуй. Лоуренс издал удивленный вздох, улыбаясь сквозь поцелуй. Джон чувствовал, как быстро тепло разливается по его телу, которое изголодались по прикосновениям. Александр оттягивал зубами нижнюю губу Лоуренса, вырывая из его горла короткий стон. Он забрался на колени Джона, продолжая целовать жадно и настойчиво. Лоуренс развязал шейный платок Александра, прижался губами к линии его челюсти, к голой шее, пока руки его проникали под рубашку. Спина Гамильтона выгнулась, его прерывистое дыхание обжигало Джона, когда тот вновь прижался к его губам своими. Александр быстро стянул с Джона рубашку, прижал его к матрасу, покрывая поцелуями шею, плечи, грудь и опускаясь всё ниже. Лоуренс сгорал. Ему было необходимо, чтобы руки Гамильтона позволяли раствориться, забыть обо всём и думать только о его прикосновениях.***
Гамильтон встал рано, одевался, собирался в контору, пока Джон наблюдал за ним, сидя на краю кровати. — Не знаю, есть ли мне смысл туда идти. — Джон, ты должен. Ты ведь не собираешься терять работу в угоду Флойду? — Он наверняка уже понял, что я не вернусь, глядя, как я сбегаю из конторы. — Тем более, — Александр подошёл к нему, охватывая его лицо руками. — Приди и делай вид, что тебе всё равно. Смейся над ним. — Не думаю, что смогу. Гамильтон наклонился и поцеловал его в лоб. — Пожалуйста, Джон. Всё будет в порядке. Давай, собирайся.***
Раз пять, уже по дороге в контору, Джон думал повернуть назад. Но Гамильтон так искусно убеждал его, что Лоуренс послушно следовал за ним. Пальцы вновь дрожали, стоило взяться за ручку двери. Они вошли вместе. Джон тяжело сглотнул, встретившись взглядом с Флойдом, который смотрел со свойственным ему холодным, непроницаемым выражением. Лоуренс отвёл взгляд, проследовал за Александром за стол. Джон не понимал, над чем он собрался работать. Он не брал новых дел, ему было нечем заняться. Он достал чистые листы бумаги, чернильницу, замер на мгновение, не понимая, что ему писать. Чтобы страница не оставалась пустой, Лоуренс стал писать отрывки из стихов, книг, которые первыми приходили к нему в голову. От этого занятия Джона отвлёк кашель, предназначенный для привлечения внимания. Он поднял голову. — Мистер Лоуренс, как адвокат мистера Брекенриджа, желаю известить вас, что третьего числа вас ожидают на слушании по делу о действиях, связанных с попыткой содомии, — Флойд положил перед ним повестку с указанным обвинением и датой заседания. Джон уставился на бумагу с печатью, чувствуя, как тяжело становится дышать. — Вас, Гамильтон, там, конечно же, тоже ожидают, — он положил бумагу и перед ним. Александр засмеялся: — Почему нас, ужасных преступников, не арестовывают? Где полиция? — он вскинул руки вверх, оглядываясь по сторонам. — Поздно устраивать представления, Гамильтон, — сквозь зубы процедил Флойд. — Не хочешь отвечать на мой вопрос? Хорошо, я сам на него отвечу! — Александр вскочил на ноги, становясь лицом к Флойду. — То, в чём ты собрался нас обвинять — нелепость. Ни один офицер не станет тратить на это время, а любой судья над тобой лишь посмеётся. Попытка содомии? Самому-то не смешно? — Ты забываешь, что есть доказательства. — Доказательства чего, Флойд? Это всё глупость. Недоразумение! — В этих письмах только слепой не увидит очевидного. — Да что там можно увидеть? — Что вы оба содомиты, Гамильтон, — он поморщился, губы дрогнули в отвращении. — Ложь! — закричал Александр так, что в груди Джона всё сжалось. — Я должен был и раньше догадаться. Твои дикарские повадки не могли в это не вылиться. Лицо Гамильтона побагровело, он завопил: — Да как ты смеешь… — он ткнул пальцем Флойду в грудь. — Не прикасайся ко мне, — Хармон ударил Александра по руке. — Ты жалок! Все в конторе молча смотрели на них, никто не спешил их разнимать. Джон сидел неподвижно. Он замер, не в силах что-либо сказать или сделать. Лоуренс лишь смог повернуть голову, когда рядом оказался Виктор. — Джон, — Вагнер мягко дотронулся до его плеча, — пойдём выйдем на улицу. Лоуренс послушно встал и вышел за ним, не надевая пальто, не думая ни о чём. В голове было пусто. Холодный декабрьский воздух пробирал до костей. Джон скрестил руки на груди, чтобы хоть как-то удержать тепло. Он взглянул на Виктора. Выражение того было серьёзным, с сожалением и жалостью в глазах. В тот же момент Лоуренс пожалел, что решился поговорить с ним. — Джон, ты всегда был так добр ко мне, — начал Виктор. — Ты всегда слушал, помогал советом, поддерживал. Если бы не ты, то вряд ли я сейчас был бы женат на Амелии. И мне кажется, что я теперь обязан помочь тебе. Он замолчал, Джон тоже не произносил и слова. Вагнер в упор смотрел на него и всё же продолжил: — Я уверен, что ещё не поздно спасти тебя. Можно всё исправить. И вновь тишина. Джон не выдержал: — Как ты собрался мне помогать? Губы Виктора были плотно сжаты. Он вздохнул: — Для начала скажи: это всё правда? Пока за дверью Гамильтон громко и отчаянно обвинял Флойда в клевете, Джон не мог произнести того же. Тем более перед Виктором, который всегда открывал ему душу, говорил о самых волнующих и трепещущих проблемах и мыслях. Лоуренс не мог соврать. Но не мог и произнести вслух правду. Он молча смотрел в глаза Виктору, который и сам всё понимал. Вагнер тихо, смущённо произнёс: — Это недуг, подлый недуг. Его можно вылечить. Я знаю, что такие случаи были, люди становились нормальными, заводили детей и жили счастливо, не вспоминая о постыдном прошлом… — Виктор, — резко оборвал его Джон. — Не надо. — Я лишь желаю тебе лучшего, — голос его оставался спокойным. — Откуда тебе знать, что лучше для меня? — Это уничтожит тебя. Ты сам знаешь, что осуждённые в содомии, даже если избегали наказания суда, в кратчайшие сроки теряли близких, а презрение людей обрушивалось на них. Я хочу спасти тебя от этого. — Ты тут не поможешь. — Нет, я знаю, что всё можно исправить. Если ты признаешь свою ошибку, скажешь, что хочешь спасти свою душу, очиститься от греха, то окружающие примут твоё искупление. Пальцы Джона дрожали то ли от холода, то ли от гнева. — Я не сделаю этого. Я не откажусь от… — он прикусил губу, думая, стоит продолжать. Джон вздохнул и всё же сказал: — Я не откажусь от того, что мне действительно важно. Лицо Виктора стало ещё мрачнее, чем прежде. — Я читал письма. Не знаю, что это, возможно ли это… Но выглядит так, что у тебя к нему чувства… Сильные чувства. — Господи, к чему всё это… — Но столь же сильны эти чувства у Алекса? Джон уставился на него, чувствуя, как сердце забилось быстрее, а кровь застучала в висках. Виктор продолжил: — Я уважаю его, он хороший человек, но… Он не похож на того, кто готов пожертвовать всем ради кого-то другого. Не думаю, что он так же идеалистичен в подобных вопросах, как ты. — Ты его не знаешь, — быстро произнёс Джон, пытаясь хоть как-то защититься, но в голову его закрадывались непрошеные мысли. — А ты его знаешь? Хоть кто-нибудь знает его по-настоящему? Джон усмехнулся. Виктор не имел оснований делать подобные заявление, наверняка просто старался заложить зерно сомнения в его голову, чтобы подтолкнуть на «правильный путь». Но Лоуренсу становилось тревожнее с каждым его словом. — Алекс скоро наиграется, устанет. Рано или поздно он захочет обзавестись женой, настоящей семьёй. Это лишь вопрос времени… — Ты ничего не знаешь! — вдруг закричал Джон, заставив Вагнера вздрогнуть. — Ты не смеешь говорить обо мне, о нём, не имея и малейшего понятия о нас. — Я лишь хочу помочь, — тихо твердил он. — Ты думаешь, что этим поможешь, но это не так! Лоуренс развернулся и зашёл обратно в контору. Гамильтон всё так ж стоял напротив Флойда, кричал: — Ты всё пытаешься отомстить, ведь никак не можешь принять, что девушка выбрала меня, а не тебя! Ты не можешь с этим смириться, не можешь принять унижение. А теперь хочешь унизить меня, выдумывая какие-то небылицы. — Ты извращенец, Гамильтон, которому не место в обществе. — Ах, да, и твоя невеста пожелала быть с содомитом, а не с тобой! Разве не видишь, что этими обвинениями ты только больше унижаешь себя, а не меня? — Ты сам унижаешь себя своим поведением. Будь уверен, я добьюсь того, чтобы увидеть тебя у позорного столба в самом центре города, где толпа растерзает тебя за все отвратительные деяния, к которым ты приложил руку. — Ублюдок… Гамильтон ринулся вперёд, занёс кулак вверх, но Джон успел подбежать и схватить его руки, оттягивая от Флойда. — Ещё избить меня решил? — хмыкнул Флойд. — Усугубить своё и без того жалкое положение? Ты животное, Гамильтон. Джон крепко держал Александра, который безуспешно пытался вырваться. — Ты выставишь себя идиотом, Флойд! Над тобой, а не надо мной, будет смеяться весь город! Он отдёрнул руки Лоуренса от себя и направился к выходу. Хармон смотрел ему вслед, прошептав: — Посмотрим, Гамильтон, посмотрим.