***
Поднимаясь по лестнице, Гамильтон не единожды спотыкался и даже упал, а Лоуренс не сумел его поддержать и растянулся на ступеньках вместе с ним. Шум поднялся ужасный. Кто-то даже выглянул из квартиры, кричал на них. Джон поднял их обоих на ноги, чтобы скорее оказаться на четвёртом этаже. Уже в квартире Александр скинул пальто и шляпу на пол и, опираясь о стены, стал пробираться в спальню. Лоуренс повесил за него одежду и сам направился за Гамильтоном. Тот сидел на краю кровати, безуспешно пытаясь стянуть сапоги. Джон подошёл, сел перед ним на колени и помог снять обувь. Александр следил за его движениями, протянул руку, провёл пальцами по его волосам. Вдруг из груди Гамильтона вырвался сухой кашель. — Ты писал, что вылечился ещё в Бостоне, — обеспокоенно произнёс Джон, снимая кафтан и камзол. — Я так думал, — прикрывая рот, он пожал плечами. — Это пустяк. Обычная простуда. — Которая у тебя уже месяц. Гамильтон не ответил, а лишь сбросил с себя лишнюю одежду, оставшись в рубашке и кальсонах, и лёг в постель. Как только Джон оказался в кровати, руки Александра тут же обхватили его тело, голова легла на плечо. — Тебе страшно? — прошептал он. — Как будто ты не знаешь, — хмыкнул Джон. — Знаю. — А тебе? Всё время Александр твердил, что всё будет в порядке, им не о чем беспокоиться. Но глубоко в душе Джон всегда понимал, что это лишь маска. Маска, от которой легче и Лоуренсу, и самому Гамильтону. Намного проще, когда хоть один из них не похож на ходячий комок страхов и переживаний. Джон бы с этой ролью никогда не справился, а у Александра она выходила почти безупречно. — Ты и сам знаешь, — сказал Гамильтон. Да, он знал, но спокойнее было верить в приятную и успокаивающую ложь. Александр одним движением оказался между ног Джона, обхватил руками его за талию и прижался губами к его губам. Так торопливо, так жадно Гамильтон его целовал, так быстро стягивал одежду, как будто хотел взять всё как можно скорее. Лоуренс не понимал этой спешки. Движения Александра были резкими, едва ли не грубыми. Джон положил руки ему на лицо, мягко прикоснулся к его губам, медленно и нежно, пытаясь успокоить порыв Гамильтона. Но тот мгновенно углублял поцелуй, не позволяя пламени угаснуть. На них уже не было одежды, рука Александра опустилась меж ног Джона, и он уже не мог сопротивляться. В голове было пусто, сознание умолкло, осталось только тело, которое как никогда сильно ощущало мокрые поцелуи и настойчивые прикосновения. Дрожь накрыла всё тело Джона, стон сорвался с его губ, который он заглушил, уткнувшись в плечо Александра. Когда ощущения немного улеглись, Лоуренс обхватил Гамильтона за плечи, переворачивая его на спину, нависая над ним прижимая его запястья к матрасу. Резкость Александра быстро исчезла, тело его обмякло. Он тяжело дышал, зажмурив глаза, и лежал неподвижно, пока и руки Джона не позволили волне удовольствия накрыть его. Рыжие волосы были небрежно разбросаны на подушке, веки сомкнуты, ресницы дрожали, грудь быстро вздымалась, а красные губы были приоткрыты, словно ожидали очередной поцелуй. Джон замер на мгновение, сердце его забилось чаще, на лице замерла улыбка. Он наклонился, поцеловал Александра в щёку и лёг рядом, обнимая его и прижимаясь к его телу. Непрошеный вопрос сам слетел с губ Лоуренса: — Мы сможем жить как раньше? Джон почувствовал, как дёрнулись плечи Александра. — Не задавай таких вопросов. — Почему? Гамильтон быстро повернулся к нему и поцеловал. Рука его зарылась в волосы Джона, дыхание обжигало. Лоуренс мягко отстранился, прошептал ему в губы: — Почему? Взгляд Александра опустился, он отвернулся от Лоуренса. Джон положил руку ему на спину, мягко пальцами вдоль позвоночника. Гамильтон напрягся. Раздался его глухой голос: — Потому что я не знаю. Джон обнял его со спины, положив руки на его голую грудь. Он поцеловал его макушку, утыкаясь лицом в его кудри. От них не пахло чернилами. Они пахли улицей, ночным воздухом. Джон закрыл глаза, надеясь поскорее провалиться в сон.***
Утром Лоуренс проснулся от отвратительной сухости во рту. Он осторожно убрал с себя руки Александра, стараясь не потревожить его сон. Гамильтон поморщился, но не проснулся. Джон быстро натянул кюлоты и рубашку и вышел из спальни. Лоуренс весь дрожал, в квартире было ужасно холодно. В гостиной он схватил кувшин со столика и стал пить воду так, словно ни капли жидкости не касалось его губ с неделю. Голова раскалывалась, а каждый глоток отзывался болью в горле. Джон поставил кувшин дрожащими руками. Казалось, что виной ознобу служит не промозглые стены, а лихорадка. От мысли о еде Лоуренса воротило, но если он заболел, то стоило поесть и лучше что-нибудь горячее. Одевшись потеплее в то, что нашлось в коридоре, Джон спустился к кухарке и готов был безгранично её благодарить за только что приготовленный бульон. Он поел вместе с ней за крохотным круглым столиком, взял с собой горячий чай и вернулся в квартиру. Из-за двери спальни послышался громкий кашель, Лоуренс тут же зашёл внутрь. Гамильтон сидел на кровати, поджав колени, прижав кулак ко рту, заглушая сухой кашель. Джон сел рядом, протягивая чашку. Когда приступ закончился, Александр взял чай, пил его, не обращая внимания на то, что напиток был чересчур горячим. Лоуренс обеспокоенно смотрел на него, отгоняя самые ужасные мысли. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Джон, говорить было больно, голос звучал глухо. — Всё нормально, — хрипло ответил Гамильтон, ставя чашку на прикроватный столик. — Похоже, и я твою «простуду» подцепил. В сонных глазах Александра читалось замешательство. Он выглядел бледным, на левой щеке виднелись следы от подушки, волосы ещё более спутанные чем обычно. Джон приложил запястье к его лбу. Жара у него не было. — Я принесу тебе еды. Отдохни хотя бы сегодня. — Конечно, — хмыкнул Гамильтон, вставая с кровати и поднимая одежду с пола, — когда мы лишились работы, через пару дней нас ждёт суд, я буду лежать в кровати. — Если ты скончаешься прямо на слушании, ты сделаешь намного лучше, — произнёс Джон, наблюдая за тем, как Александр одевался. — Обычная простуда меня не возьмёт. Хотел бы и Лоуренс быть так же уверен, что это всего лишь простуда. — Я сегодня встречаюсь с Освальдом, — говорил Гамильтон, стоя перед шкафом и выбирая одежду. — Хочешь пойти со мной? — Зачем ты с ним встречаешься? — Надеюсь, что он даст какой-нибудь совет. — Разве он бывал в подобной ситуации? — Нет. Но у него полно знакомых, которым повезло намного меньше, чем ему. — Не скажу, что нам не хватает опыта. И ты, и я вели множество дел о содомии. — Конечно, но мы были по другую сторону ситуации, — Александр застёгивал пуговицы синего камзола. — Мы видели лишь малую часть происходящего с подсудимыми. А что творилось в их повседневной жизни, нам почти ничего не известно. — И думаешь Освальд поможет нам со всем этим поможет? — Я надеюсь. Слишком часто они стали обращаться к надежде. Но Джон с сожалением понимал, что ничего другого им не остаётся.***
— Не думал, Алекс, что ты окажешься в таком положении. Они сидели за обеденным столом в доме Марлоу. Перед ними стояли тарелки с едой, но есть мог только Освальд. Джону кусок в горло не лез. Он сложил руки перед собой, нервно стучал ногой и пытался хоть немного вникать в разговор. — И почему такая участь должна была обойти меня стороной? — спросил Гамильтон. — Тебе всегда везло, обстоятельства вечно были на твоей стороне. — Ах, похоже ты меня слишком плохо знаешь! Освальд хмыкнул, отпивая из стакана. — И всё же судя по тому, что вы мне рассказали, вы далеко не в безысходном положении. Виселица вам не грозит, при удачной защите в суде вы и вовсе выйдите сухими из воды. Единственное, о чём вам стоит позаботиться, это не допустить огласки. Чем меньше людей будет знать о вашем деле, тем проще вам будет вернуться к обычной жизни. — Мы явно не собирались кричать на каждом углу, что нас судят за содомию, — сказал Лоуренс, глядя на Марлоу. — Очень предусмотрительно с вашей стороны, — улыбнулся Освальд. — Но я не об этом. Проблема в том, что громкие судебные дела нередко освещаются в газетах, поэтому в ваших интересах не наделать шуму. Ведите себя сдержанно, не устраивайте сцен, не делайте громких заявлений, чтобы местной публике было не о чем говорить и писать статьи. Будьте безразличны, холодны, будто вам и дело нет до происходящего. Ни в коем случае не показывайте волнение. Забудьте о чувствах и идеалах. Слейтесь с толпой, играйте пуритан, чтобы толпа зевала и покидала заседание в поисках зрелища поинтереснее. — Тебя послушай, так это просто и легко. Ты ведь понимаешь, что не всё зависит от нас, — нахмурился Гамильтон. — Алекс, именно от вас зависит большая часть процесса. — Если скандал не устроим мы, то это наверняка сделает Флойд. — Судя по твоим рассказам, этот Флойд — само воплощение пуританской морали. Уверен, что ничего интересного он вам не предъявит. — Но это играет ему на руку, — произнёс Джон. — Судья будет согласен с ним, толпа его поддержит. — Джон, тебе придётся стать частью этой толпы, — Освальд отодвинул от себя тарелку, повернулся к Лоуренсу и в упор смотрел на него. — Забудь наши разговоры, откажись от своих взглядов, отрекись от себя и от правды. Прежде чем вас обоих начнут обвинять, начни говорить голосами, которые не раз слышал прежде и которые ненавидишь. Много говори про бога, про мерзость содомии и твоё отвращение к любым извращениям. Но не перегибай палку, не строй из себя святого, чтобы твои слова не показались игрой. Я вижу, что тебе будет не просто, но если хочешь спасти свою шкуру, то придётся постараться. Лоуренс закрыл глаза, набирая воздух в грудь. Он вспоминал суд над Нортоном, как тошно ему было там находиться и слушать подобные речи. Мысль о том, что теперь эти слова должен будет произносить он сам, вызывала отвращение. Прижав платок ко рту, Александр пытался сдержать кашель, но лицо его болезненно сморщилось, Джон словно сам чувствовал, как у него раздирало горло. — Друг мой, не думал обратиться к врачу? — с неподдельным беспокойством произнёс Марлоу. Гамильтон отложил платок и махнул рукой на эти слова. — У тебя бывали знакомые, которым таким поведением в суде получалось избежать проблем? — обратился он к Освальду. — У меня есть несколько друзей, которые были в ситуациях и похуже, а нынче живут и здравствуют. Но если суд они и выигрывали, то потом им всё равно приходилось не сладко. — Например? — Теряли семью, друзей, перестали получать приглашения на торжества, их карьера пошла на спад. — Ожидаемо. — Вполне. Но обычно через год, порой и раньше, общественная жизнь налаживалась. Знаешь, в этом даже есть и хорошие стороны. По итогу рядом с ними оставались самые близкие люди, настоящие, которые ими правда дорожили. Неплохая проверка на верность. Джон хмыкнул. Итоги такой проверки для себя он мог представить слишком хорошо, и они его совсем не радовали. — Но опять-таки, — продолжил Марлоу, — в вашем положении всё может обернуться без серьёзных последствий. — Конечно, — кивнул Гамильтон, отводя взгляд. — Как вижу, настроены вы не слишком бодро. Нашли хоть себе сносного адвоката? — У нас обоих юридическая степень, Освальд. И сами как-нибудь справимся. — Между прочим, неплохой ход. Будете выглядеть так, словно вам и не от чего защищаться. Лоуренс чувствовал, как озноб вновь накрывал его тело. Он не желал, чтобы на слушании его и без того отвратное состояние усугублялось физическим недугом, поэтому хотел побыстрее вылечиться. — Я неважно себя чувствую, — произнёс Лоуренс. — Пожалуй, я пойду. — Так скоро? — Марлоу высоко поднял тонкие брови. — К сожалению, — он поднялся со стула. — Спасибо за всё, Освальд. — Всегда к вашим услугам, — он встал перед Джоном и мягко пожал ему руку. — Держите себя с достоинством на этом празднике невежества. В ответ Лоуренс лишь кивнул и отстранился от Марлоу. — Я ещё побуду здесь, — сказал Александр. — О, у тебя есть, что ещё рассказать? — Возможно, — слышал Джон отдалённый голос, открывая входную дверь.