Очаровательный Человек

Джон не спал всю ночь, поднялся в шесть утра и потратил час, чтобы придать себе достойный вид. Он гладко выбрился, уложил волосы, надел неприметную, но опрятную одежду, и всё оставшееся время провёл перед зеркалом, репетируя речи, столь несвойственные ему нынешнему, но отдалённо напоминавшие его год назад. Наедине с собой говорить подобные слова было несложно. Главная проблема была в том, чтобы звучать уверенно перед толпой, которая будет желать его смерти. Вскоре из спальни вышел Гамильтон. Он был одет в костюм, полностью готов. Александр подошёл к Лоуренсу сзади, положил руки ему на плечи и встретился с его взглядом в отражении зеркала. — Целое утро слушаю твои речи о «мерзком грехе, который тебе даже отвратно произносить вслух». Сколько раз ты всё это уже повторил? Раз десять? Пятнадцать? — Раз двенадцать. — Главное не переусердствуй. А то вдруг на раз двадцатый эти слова найдут в тебе отклик, — хмыкнул Гамильтон. Он обернул руки вокруг талии Джона, мягко обнял, пряча лицо в изгибе его шеи. Лоуренс закрыл глаза, накрыл ладони Александра своими. Волнение Джона отзывалось болью в животе, с чем он ничего не мог поделать. Хотя бы простуда перестала напоминать о себе, жар и слабость больше не беспокоили. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Лоуренс, совершенно не уверенный в здоровье Александра. — Я в полном порядке. Джон ему не верил. Пару раз за ночь Гамильтон просыпался от удушающего кашля, который не проходил, несмотря на все настойки и горячие напитки, которые Лоуренс заставлял его пить. Быстрым движением рук Александр развернул Джона к себе, сжал его плечи. — Сегодня всё пройдёт хорошо. Всё быстро закончится и после мы притворимся, что ничего этого не было. Он быстро поцеловал его и отстранился. Ни на мгновение спокойствие не приходило к Джону и вряд ли какие-либо слова могли ему помочь. Только конец этого кошмара сможет вернуть его в здравый разум.

***

— Господин судья, позвольте обрисовать вам ситуацию: двое молодых мужчин год живут в одной квартире, где делят одну постель, и за всё время своего сожительства не имеют каких-либо отношений с дамами. При всём этом обнаруживается не что иное, как их любовная переписка, в которой прямым текстом описываются детали их интимных взаимоотношений, признания в чувствах… — Можете ли вы эти письма предоставить суду? — прервал Флойда судья, старый человек с измученным, уставшим видом. — Конечно, — Хармон передал ему папку, которую всё это время держал в руках. — Всё это адресовано Джоном Лоуренсом Александру Гамильтону. Самое первое письмо в кипе наглядно иллюстрирует то, что я вам только что описал. Судья натянул на нос очки и стал читать, пока в помещении гремели голоса десятков горожан. Людей было меньше, чем на слушании Нортона или каком-либо громком деле об убийстве, но горожан собралось больше, чем ожидал Лоуренс. Слышались отдаленные ругательства, возмущение и негодование. Джону было странно оказаться по другую сторону судебного зала. Он царапал ногтями деревянную трибуну, чувствовал бешеное биение собственного сердца и совсем не хотел, чтобы ему давали слово. Казалось, что он и звука произнести не сможет. — Пока я изучаю письма, — произнёс судья, — могут ли подсудимые как-либо опровергнуть высказанные обвинения? Джон тяжело сглотнул, только он открыл рот, как голос Александра зазвенел на весь зал, перекрикивая ропот толпы: — Всё сказанное мистером Флойдом — ложь. Единственное его правдивое высказывание это то, что я и мистер Лоуренс в самом деле год проживаем в одной квартире, которую вместе арендуем. — А в одной постели спите по какой причине? — сложив руки за спиной, Флойд прошёл через весь зал к Гамильтону и Лоуренсу и встал прямо перед ними. — Откуда у вас такие предположения? Я и мистер Лоуренс спим в раздельных комнатах, мистер Флойд. Да и вы никак не можете знать о нашем быте. — Мой клиент, Джеймс Брекенридж, имел возможность с вашим бытом ознакомиться. — Ваш клиент проживал в нашей квартире, когда я был в отъезде, поэтому всё, что вы утверждаете — лишь его фантазии, — Гамильтон повышал голос, Джон понимал, как трудно ему это делать. Александр надрывал связки, охрип, но продолжал говорить: — Господин судья, могу ли я рассказать, как именно данные письма попали в руки обвинения? — Пожалуйста, — тускло сказал судья, не отрывая взгляда от бумаг. — Благодарю. Когда мистер Брекенридж проживал в нашей квартире, он вскрыл запертые ящики с моими личными бумагами и забрал переписку, которую нашёл. В данном случае мы вполне можем говорить о краже. Всё это время Джеймс молча наблюдал за процессом, лицо его было нахмурено, и легко было заметить, как он напрягся после слов Александра. — Мистер Брекенридж, это правда? — спросил судья. Он медлил, все приковали к нему свои взгляды. Джеймс кивнул головой. Хармон скрестил руки на груди. Гамильтон ухмыльнулся. — Вы ознакомились с письмами, Ваша честь? — тут же произнёс Флойд. — Ознакомился, — глухо сказал он, закрыв глаза, сняв очки и сжав пальцами переносицу. — Тогда вы с уверенностью можете сказать, что эти двое мужчин являются содомитами, во взаимоотношениях которых наверняка присутствуют половые сношения, — Хармон говорил быстро, бодро и уверенно. Руки Джона дрожали, взгляд его бегал вдоль и поперек помещения. Он взглянул на судью. Плечи того поникли, он выглядел совершенно незаинтересованным во всём, что происходило вокруг. — Мистер Лоуренс, — Джон вздрогнул, услышав своё имя из уст Флойда, — почему вы молчите? Вы никак не высказываетесь в свою защиту. Можете ли вы объяснить содержание писем? Лоуренс понимал, что должен собраться, не показывать животный страх, который полностью заполонил его разум. Унимая дрожь во всём теле, он набрал воздух в грудь, спокойно произнёс: — Всё, что вы якобы увидели в этих письмах, всего лишь выдумки и неправильное толкование. В них нет ничего непристойного. — В ваших письма нечего толковать, мистер Лоуренс. Там всё на поверхности. Могу привести в пример несколько цитат и, пожалуйста, попробуйте объяснить, что вы на самом деле имели в виду. С ног до головы Джона накрыла волна жара, он чувствовал, как багровеет лицо. Флойд взял у судьи письмо и громко, на весь зал стал читать, голос его отзывался эхом, слова висели в воздухе: — «Прости, что назвал наши чувства неправильными. Прости, что посмел сомневаться в твоей любви». Что же я понял здесь неверно? Он ухмылялся, пока в суде поднимался шум. Судья призывал к порядку. Гамильтон попытался перекричать толпу: — То есть под любовью вы мгновенно подразумеваете плотское влечение? — он рассмеялся, ни капли волнения в его голосе. — Любовь бывает разная. Вы ведь любите семью, друзей, в этом нет ничего дурного. Но, похоже, вам свойственна ужасная пошлость, которую вы стремитесь увидеть в самых невинных вещах. — Обвиняемый здесь вы, а не я, Гамильтон. Было видно, как ярость наполняет Хармона, а Александра это веселило. Судья томно вздыхал и уже совершенно не уделял внимания процессу. Флойд вновь повернулся к Джону: — Мистер Лоуренс, раз всё на самом деле так невинно, как утверждает мистер Гамильтон, тогда почему вы так волнуетесь? Почему так переживали перед судом? Почему вы раньше даже не пытались опровергнуть «выдумки» и довели всё это дело до процесса? Любому присутствующему было видно, что Джон далеко не так спокоен, как Александр, поэтому Хармон и направил свою атаку в его сторону. Лоуренс сжал руки, пытался говорить невозмутимым тоном: — На меня впервые подали в суд, мистер Флойд. Мне кажется, что любому человеку свойственно волнение, особенно, если его ложно обвиняют в такой мерзости, позорят его имя и честь. — Мерзости? — губы Флойда тронула ухмылка. — Вы считаете содомию мерзостью? — Безусловно, — сердце Джона было готово пробить грудную клетку. — Это грех, это против человеческой природы, это против закона… Не думаю, что в этом зале найдётся человек, который думает иначе. Кто-то за спиной Лоуренса стал ему поддакивать. — Интересно, — Флойд опустил взгляд, стал ходить кругами. — Интересно, что за время нашей работы в конторе, вы такого не говорили. Вы были тем человеком, кто брал дела содомитов, от которых другие напрочь отказывались. И вы защищали их до последнего. Толпа загудела. На мгновение в глазах Джона всё потемнело. Он сжал губы. Раздался кашель Гамильтона. Александр закрывал рот платком, его скрутило пополам. Он отошёл в сторону. Он не мог тут помочь. Лоуренс быстро выпалил: — Это моя работа. Порой приходится защищать убийц, мошенников, воров. Но таковы мои обязанности. Я подхожу к этому лишь с профессиональной точки зрения. Флойд стоял перед ним, высоко подняв подбородок, внимательно изучал его взглядом. Джон видел его недовольство. Лоуренс непроизвольно улыбнулся. Волна облегчения и радости накрыла его. — Как давно вы были с женщиной? — вопрос Флойда быстро опустил его на землю. — И были ли вообще? — Что? Послышались смешки. — Если вопрос слишком вам неудобен, спрошу по-другому. Как давно вы интересовались женщиной? Ухаживания, романтическое общение и интерес — что-нибудь из этого было в вашей жизни в последний год? — Ваши вопросы не корректны. Они не предназначены для суда. Джон ожидал реакции от судьи, от прокурора, но те молчали. Они листали какие-то бумаги, занимались своими делами и вовсе не обращали внимания на процесс. — В вашем деле такие вопросы играют важную роль. И на их очень легко ответить… Конечно же, если в вашей жизни подобное присутствует. — Это глупо… — Вы не можете ответить? — Вы ведёте себя непрофессионально. Смех раздался в зале. За спиной Джона крикнули: «Точно содомит!» — Значит, ваш ответ «нет»? — Мой ответ «да», — раздражённо бросил Лоуренс, чувствуя, как внутри всё закипает. Брови Флойда вздернулись, хищная улыбка появилась на его лице. — Тогда назовите её имя. — Вы переходите границы. — Я хочу удостовериться, что вы не лжёте. — Флойд… — Джон хотел его придушить. — Пожалуйста, назовите имя этой женщины, или я буду в праве считать, что вы солгали в суде. Лоуренс закрыл глаза, произнёс: — Марта Мэннинг. — Она сможет явится в суд, чтобы подтвердить ваши слова? — Уймись! — крикнул Гамильтон, вновь оказавшись рядом. Он тяжело дышал, голос был сорван. Флойд брезгливо посмотрел на него. — Я обращаюсь к мистеру Лоуренсу, Гамильтон. — Ты превращаешь слушание в чёрт пойми что! — Если продолжишь, я потребую удалить тебя из зала… — К порядку! — раздался громогласный крик и стук молотка. Зал ненадолго погрузился в тишину, даже толпа затихла. — Ваша честь, — Флойд мгновенно повернулся к нему, — вы и сами видите, что подсудимые лгут на протяжении всего слушания. Вся их защита — их собственные слова… — Мистер Флойд, у обвинения точно так же нет каких-либо доказательств. — У нас есть письма… — Позвольте напомнить вам, что дела о содомии рассматривают в качестве преступления половой акт, но у вас нет никаких свидетельств, что он был совершен между этими двумя людьми. Судья выглядел совершенно уставшим, в голосе его слышалось раздражение. — Но это очевидно! — раскинул руки Хармон. — Учитывая все доказательства, которые свидетельствуют о связи этих двух мужчин, обвинение в попытке содомии будет обоснованным. Я считаю наказание здесь необходимо, ведь подсудимые своими действиями несут угрозу общественному порядку, нарушают законы нравственности и морали… — Угрозу общественному порядку? — рассмеялся Гамильтон. — Именно. — И каким образом? — Мистер Гамильтон, многие знакомы с вашим аморальным, праздным поведением, и только за него вас стоило бы наказать… — Вас стоило бы наказать за вашу бесконечную клевету в здании суда. — Вам не давали слово! — закричал Флойд, скаля зубы. Джон впервые видел его таким. Флойд всегда казался холодным, бесчувственным. Но теперь злость искажала его лицо до неузнаваемости. — Любой человек, знакомый с вами, может подтвердить ваше пристрастие к беспорядочным связям. И одно это уже служит предпосылкой к вашим противоестественным влечениям. Мой клиент и сам оказался жертвой ваших домогательств. Джон посмотрел на Александра. Брови Гамильтона были сдвинуты к переносице. — Вы на ходу выдумываете истории, — прошипел он. — Мистер Брекенридж, — Флойд не обращал внимание, — расскажите суду, как это было. Джеймс выглядел растерянным, взгляд его был опущен в пол. Он прочистил горло, произнёс: — Я и мистер Гамильтон были в таверне, выпили… — Брекенридж замолчал, все смотрели на него. — Я плохо помню, как всё началось, но… он приставал ко мне… поцеловал. — Нет… — тут же произнёс Александр, но поднявшийся гул горожан заглушил его. Раздался оглушающий стук молотка, судья безучастно произнёс: — Оставим это для следующего раза. Все удивленно смотрели на него. Флойд выглядел растерянным. — Завершающее слушание по этому делу состоится одиннадцатого января в десять часов утра. Заседание окончено. Судья вновь ударил молотком, встал со своего места и быстро скрылся из зала. Джон спрятал лицо в ладонях, пока вокруг звучали громкие голоса, топот ног по деревянному скрипящему полу, а в голове проносились мириады мыслей. Ещё одно подобное слушание сведёт его с ума.