Зло как естественная сила

Одинокий ангел раскладывал книги на полки на заре времён. Он проводил тонкими бледными пальцами по корешкам и старался не сводить с них глаз, дабы не оглянуться назад. А позади него вершилось небывалое событие: Бог и Дьявол сидели за одним столом, склонившись над одним и тем же свитком. Не так часто главы двух конкурирующих сторон света собираются вместе, так что приходилось прикладывать гигантские усилия для того, чтобы не пялиться в их сторону. Ангел тяжело вздохнул, после чего прошёл своими тихими бесплотными шагами к тому самому столу исключительно для того, чтобы забрать очередную горку книг. Его глаза случайно наткнулись на тот злополучный листок, бывший в руках двух могущественных существ, и там он прочёл странные слова. «Игроки обсуждают, кто из них мафиози, и в конце самый подозрительный житель отправляется за решётку.

Ночью просыпается мафия и убивает одного из мирных жителей».

* * * С закрытыми глазами мальчик шёл непростой дорогой сквозь вереницы ритуальных костров. Каждый его шаг был просчитан, в то время как перед его глазами встала тьма, а вокруг него в ослепительном огне и сумеречной тьме горела ночь Самайн. Тсунаёши не мог открыть глаза — дав себе слово сохранять чистоту и ясность ума, он не мог смотреть на огонь, ещё с древних времён ставший символом безумия. В огне дотла выгорели древнейшие леса, в огне горели тысячи еретиков, сотни городов тонули в безудержном пламени смерти. Когда смотрел на то, как яркие огненные искры тонули в железной лазури ночного неба, исчезая в кромешном мраке, он слышал стоны и крики миллионов заблудших душ. Но даже так, пусть его глаза закрыты, чувствуя запах гари и жар сотни ритуальных костров, он всё равно слышал их усталый голос, мёртвое пение тех, кто в эту ночь собирается посетить оставленный ими мир. Колдуны с размахом праздновали эту ночь, разводя костры и кидая в них тыквы с вырезанными из их коры уродливыми, искажёнными лицами, как когда-то давно люди поступали с колдунами, сотни еретиков обрекая на мучительную смерть. Тсунаёши шёл между кострами по хорошо известной ему тропе и еле раскачивался, как будто в трансе, слушая убаюкивающее, плачущее, но вместе с тем нежное пение, пытающееся свести его с ума. Здесь царила атмосфера безудержной сатанинской паники, тёмные силы чувствовали, что свободны от оков в это время. И идея призвать демона именно в эту ночь тоже была своего рода безумием. Осознав, что мягкие рыжие оттенки совсем перестали быть видны из-за закрытых век, а шум и запах гари остались где-то далеко за его спиной, он наконец открыл глаза. Перед ним предстали чёрные от зловещего мрака, родившегося из разгула сил кромешной темноты, деревья запретного леса — леса, войти в который и выйти из него может только существо, окунувшееся в мир тьмы или рождённое в нём. Естественно, обычные люди не могли и думать о том, чтобы приблизиться к нему — для них лес, пропитанный силой доисторического мрака, был опасен так же, как опасен смертельный яд. Он сделал несколько шагов по твёрдой, подмерзающей земле, следуя по широкой вьющейся тропе. Она была столь широкой в начале, что создавалось впечатление, будто та приглашала храбрецов и искателей пройтись по этому лесу. Но вскоре, она сужается до маленькой тропки шириною с пятку, и тогда путник настороженно смотрит назад, однако вместо открытого пространства тот видит плотный ряд деревьев. И только путь, что впереди, открыт узенькой тропой. Именно так этот лес становился ловушкой для людей. Когда он прошёл достаточное расстояние, все звуки, цвета и оттенки царящего позади безумства окончательно перестали существовать. Теперь единственный источник света в холодном тёмном лесу — голубое сияние замёрзшего лунного диска высоко над головой. Кроткие и как будто бы печальные лучи падали на отвердевшую землю, делая всё вокруг зрительно холодным и уснувшим. То было началом тёмной части года, началом увядания природы, погружением её в мертвенный, прекрасный сон. В довесок ко всему мрак и стужа хорошо подходили этой совершенно особенной ночи, делая её ещё более загадочной. На самом деле, даже Тсунаёши заблудился бы здесь, если б не знал, куда идти. Лес был огромен, это был целый город, надёжно упрятанный вековыми деревьями. Говорят, во время охоты на ведьм маленькая колдунья с волосами белыми, как снег, убежала в этот лес, чтобы её не нашли стражники. Стражники, устремившиеся за ней в погоне, почти настигли того места, где спряталась маленькая девочка — она уже слышала их голоса. Беловолосая колдунья так испугалась, что её поймают и поведут на святой костёр, и оттого горько заплакала, шёпотом прося деревья защитить от ужасной смерти. Непрекращающаяся паника, животный страх заставляли её скулить, а маленькое тельце неустанно трястись. Инквизиторы искали её, но, как бы близко они ни были, они не смогли найти девочку в лесу. Когда голоса, постепенно удаляющиеся, наконец-то смолкли, она выбралась из леса, однако инквизиторы выбраться наружу так и не смогли. С тех пор люди, приходящие сюда, уже не могут вернуться обратно, и только колдуны способны чувствовать своим сердцем, куда нужно идти. Люди не возвращались из леса, войдя в него, они навсегда теряли шанс вернуться, поэтому никто из живых не знал, что лес был всего лишь прикрытием. На самом деле это был самый большой в мире храмовый комплекс во служение тьме. Пару раз свернув, повернув, пройдя ещё несколько узких троп, он уткнулся в строение, выглядящее весьма древним, честно говоря, руинами. Оно как будто было вырублено целиком из горной породы и привезено сюда. Пройдя через высокий прямоугольный проём, вырубленный в толстой каменной стене, он попал в помещение без каких-либо окон. Оно было огромным, но таковым совершенно не казалось, так как было заставлено тёмно-серыми колоннами, что были украшены различными вырезанными в них сюжетами, повествующими о тёмных временах. Точнее, оно ощущалось безумно высоким, но из-за наставленных тут и там по периметру колонн оно не выглядело изнутри просторным. Наоборот, чувствовалось, словно то был коридор, узкий и ведущий в строго определённом направлении. И только впереди был прямоугольник света, приковывающий взгляд, чётко задающий направление. Пока он шёл к источнику синеватого сияния, его шаги чётко раздавались во всём помещении, ударяясь от стен и возвращаясь эхом. Его шаг был размеренным, он уверенно вышагивал свой собственный ритм на каменных плитах. Этот проём был намного меньше предыдущего — он был соизмерим с ростом человека. Эмоционально идти по этому помещению было весьма трудно — вокруг него кромешная тьма, держащая сознание в постоянном напряжении. Не каждый смог бы вынести этот груз, человеческая психика звенела в подобных необычайных местах, специально заставляющих человека чувствовать себя в максимально неудобном положении. Магу нужно было справиться с нахлынувшими на него ощущениями, старательно заложенными в него строителями. Поэтому для посещения этого храма нужна была своя эмоциональная подготовка. Миновав малый проход, Тсуна оказался на огромной площади, залитой равномерным холодным лунным светом. Так как он вышел из душного и очень тёмного помещения, нагнетающего крайне неприятную обстановку, на свежий воздух, пронизанный различными частицами света, его сознание ликовало, чувствуя облегчение. Впереди была огромная лестница с двенадцатью ступенями, высота каждой из которых была чуть больше половины длины голени. По бокам площадь была окружена колоннами, но сама она была пуста. И лестница, и площадь находились под открытым небом, не было крыши над головой. Тсунаёши прошёл вперёд под зорким присмотром лунного диска высоко в чернильном небе, и, подойдя к лестнице, стал медленными шагами взбираться наверх. И каждый раз, когда его стопа касалась каменной ступени, на её ребре красным цветом светился символ, выцарапанный в камне. Когда он поднялся на самый верх, перед ним открылась залитая холодным лунным светом площадка прямоугольной формы, в которой по центру было круглое углубление. В абсолютной тишине Тсунаёши подошёл к углублению и встал перед ним на колени, как перед властителем. Он положил перед собой пару предметов, и первым из тех, что ему понадобился, был нож средних размеров в роскошно украшенных ножнах. Вытащив из ножен клинок, на стали которого были золотом выгравированы понятные лишь колдунам сюжеты, он одним лёгким, быстрым и чётким движением полоснул по рукам в районе запястья, точно и со знанием дела перерезая себе вены. Проворными ручьями вишнёвая жидкость полилась прямо в углубление, над которым повисли руки Тсунаёши, бледные, как смерть. Когда вся поверхность оказалась залита кровью так, что нигде из лужи не выступал камень, он схватил заранее приготовленное зачарованное огниво. Его губы дрожали от холода и непрекращающегося эмоционального напряжения, но руки не дрожали нисколько. Выбитая его окровавленными руками искра была ярко оранжевого цвета, а кровь, в которую упала искра, полыхала ярко-синим пламенем. Образовалось кольцо из пламени, обрамляя идеально круглое углубление. Если раньше ночь была безветренной, то сейчас вокруг него кружились вихри, однако, не сдувая ярко-синего огня, похожего по своему сиянию на сияние Луны. Тьма, рвущаяся из его порочного сердца, окрасила текущую из вен и стекающую в полыхающий круг, символ Солнца, кровь в абсолютно чёрный цвет, руки запачкались, словно он пролил на себя банку с чернилами. Голоса тёмных духов, кружащих вокруг него в образе тёмно-серого прозрачного дыма, касались его ушей и говорили нечто на мёртвых языках. Но он старался не слушать их, закрыв глаза и продолжая держать руки над горящим кругом. Но вскоре голоса духов, ерошивших своими бесплотными руками его волосы, оглаживающих его плечи и щекочущих уши, испуганно заверещали и постепенно вовсе смолкли в поднявшемся вихре. Он открыл опущенные глаза и обнаружил, что пламя вовсе не горит, оно исчезло, и вместо белой дороги из лунных лучей перед ним встала тьма. Чья-то тень чернее ночи встала перед ним.