Стимул жить

Жизнь бросает тебя на лопатки, и ты с силой ударяешься о твёрдую поверхность, вздыхаешь от неожиданности и оглядываешься вокруг. Пустоту видишь, мрак. Предпринимаешь попытки подняться, но, лишь только отрываешь спину от земли, тебя кидают назад, руки заламывают и совсем-совсем не отпускают. В твоих глазах такое отчаяние, кажется, будто это будет длиться с тобой целую вечность, будто не кончится никогда. В горле ком, а кислорода практически нет, на дне зрачков — потерянный рай. Сил нет, руки дрожат, и бесконечно больно где-то внутри, как будто резко ударили под дых без жалости и сожаления. Все, что ты так долго строил, осыпается прямо на тебя мелкими осколками упущенного счастья и надежд. Да, жизнь бросает тебя на лопатки десятки сотен раз, да, играет тобой, как хочется, и плюет на твои цели, мечты, планы, твой четко очерченный путь на последних страницах ежедневника. Но знаешь, какая твоя главная задача? Подняться. Каждый раз, пожалуйста, вставай. Вставай снова и снова. У Дины буря внутри самая настоящая, душу рвёт на мириады частиц, грудную клетку перехватывает тисками, хочется кулаками бить о стенку и в голос рыдать, захлебываясь своими же слезами. Но она стоит и даже не шевелится, ни один мускул не дрогнул: только глаза выдают, в них огорчения, печали и сожаления на целый океан хватит. Руки берет мелкая дрожь, но девушка быстро прячет ладони в карманы спортивной кофты, сглатывает и держится. Держится уверенно, с достоинством. Она смотрит на снимок, на надломленную косточку, что вдруг ярко проступила на изображении, и глаза самопроизвольно закрываются. Нет, это невозможно! Да как же так? Сезон-то в самом разгаре, у неё желания на половину сборной хватит. — Совсем выступать нельзя? — хриплым, почти пропавшим голосом спрашивает Аверина и, кажется, знает точный ответ. — Сумасшедшая? — Глеб Владимирович сам переполнен горестью. — Хорошо, если операция не понадобится, и просто наложат гипс и назначат курс восстановления. — Но я же бегаю, — по какой-то абсолютной глупости заявляет она. — Мне не страшно. — Аверина, ты инвалидом на всю жизнь хочешь стать? Прекрати, тебе нужно в клинику, — тренер по-отечески сжимает её плечо и набирает чей-то номер. Дина разворачивается, чувствуя резко появившуюся в ноге боль, и усмехается. Егор боится даже подступиться к ней: со стороны девушка выглядит так, будто не спала неделю, да ещё и мукой обмазалась. Кожа бледная, под глазами неожиданно выступили синяки, в глазах образовалась пустота вперемешку с болью. Черт, нет, так нельзя! Руки Шмелева тянутся к Авериной, он прижимает её к себе и угрюмо смотрит куда-то вдаль. Молчание. А что говорить? Что все хорошо будет? Это только разозлит и больше обидит её, уж лучше заткнуться. Дина стискивает зубы и руками сжимает края футболки Егора. Мелкая дрожь бьет по телу, на кончиках пальцев — холод. — Егор, сейчас врачи приедут, иди с ней, — парень кивает, а Дина слышит остаток разговора в какой-то туманной дымке, закрывает глаза и пытается собрать остатки своей силы. Она поднимается в комнату, надевает черную толстовку и синие джинсы, что первыми выпали из шкафа. Аверина руками трёт глаза, тяжесть, что стягивает грудную клетку, тянет её вниз. Дина проводит ладонями по щекам и пытается сфокусировать взгляд. Не дрогнуть перед испытанием судьбы. Непременно вставать. Оказавшись в смутно знакомой клинике, девушка отдаёт вещи Шмелеву, но он перехватывает её запястье: — Ты как? — он прожигает её взглядом своих голубых глаз, пытается выпытать правду. — Нормально, — выдавливает она и заходит в кабинет, а тиски смыкаются все больше и больше. Дина оказывается в светлом помещении, выполненном очень лаконично в светло-синих и бежевых тонах и оснащенном новейшим оборудованием. Конечно, куда ещё могли отправить спортсменку сборной? — Дина Алексеевна, — мужчина средних лет с тёмными волосами и правильными чертами лица привлекает её внимание, — присаживайтесь. Меня зовут Игорь Алексеевич. Итак, насколько давно беспокоит травма? — Около года, — выдаёт она по скромным подсчётам в уме. — Что предпринимали? — Игорь Алексеевич начинает что-то записывать на удивление аккуратным почерком. — Давали отдых, тейпировали и фиксировали на тренировках. На соревнованиях — заморозка. Снимки, МРТ постоянно делали, но ничего не показывало, — с дрожью в голосе перечисляет Дина, сжимая руки. Аверина провела довольно много времени за разговором с врачом в попытке лучше разобраться в аспектах травмы, потом из кабинета в кабинет обследование, ожидание вердикта. — К сожалению, такой исход событий был неизбежен: нагрузка на эту ногу слишком большая, но таков профессиональный спорт, — Игорь Алексеевич развёл руками, в которых держал многочисленные листы. — На этой стопе было множество других травм, которые не долечивались до конца из-за того, что тренировки нельзя было приостанавливать надолго, и наконец кость не выдержала. Сейчас наложим гипс, затем курс восстановления. — Сколько это займёт? — Дина нахмурилась. — Несколько месяцев. Дина поджала губы и тяжело вздохнула, приготовившись к самому страшному. У неё никогда не было переломов до этого, но она видела, как после снятия гипса конечность буквально не слушалась человека, как тяжело проходило разрабатывание и восстановление. Особенно, когда тебе не просто нужно зубы почистить или дойти до магазина, а когда тебе нужно заходить за грань человеческих возможностей, когда буквально нужно нырять в пропасть, ступать в темноту. Делать то, чего никто ещё не делал. Впереди столько рекордов, а на ноге — гипс. Дина сдерживала слезы и старалась почти не дышать. Самый настоящий страх растекался по её венам. Это было страшнее езды на мотоцикле, это было страшнее, чем проиграть забег, это было страшнее, чем прийти после отбоя. Дина вышла из кабинета, неуклюже управляясь с костылями и сдувая выбившуюся прядь волос с лица. Егор подскочил со скамейки, ошарашено оглядел девушку, которая ещё совсем недавно взглядом убийцы обводила соперниц и вырывалась вперёд на финишной прямой. Шмелев подхватил её за талию, ощутив дрожь её тела. — Что сказали? — Это займёт несколько месяцев, — Аверина выдохнула и попыталась разобраться с костылями, но только больше разозлилась и уже собиралась кинуть их прочь, но Егор забрал их у неё. — Я помогу, — парень практически поднял её одной рукой, взяв вещи в другую, и Дине даже практически не приходилось наступать на ноги. — Ты не сможешь таскаться со мной всегда, — заявила она, оказавшись в салоне автомобиля. — Кто сказал? — Егор улыбнулся ей и поправил капюшон Дининой куртки. — Ты идиот? — Аверина ударила руками по ногам, раздраженно поглядев на него. — Я должна справляться сама, а у меня ничего не получается! — слезы хлынули из глаз, и Дина отвернулась к окну, стараясь восстановить сбившееся дыхание. — Дина, — Шмелев коснулся её руки. — Нет таких людей, которые справляются со всем сами. Все нуждаются в помощи, когда им тяжело. Даже ты. Понимаешь? У тебя обязательно все получится, не отворачивайся от тех, кто протягивает тебе руку, — он крепче сжал её ладонь, но девушка не повернулась. Егор вздохнул и завёл машину. Он наблюдал за ней всю дорогу. Шмелев видел, как ломается её стержень, и он хотел всё исправить. Было тяжело смотреть, как самый сильный человек, которого он когда-либо встречал, дрожит перед его глазами, не зная, что делать, теряясь и закрываясь ото всех. Как сложно смотреть на слёзы, как сложно слышать дрожь в голосе. Парни встретили их, когда они приехали, но Дина не заговорила ни с кем, никого не впустила в комнату. Только Арина, прибежавшая с вечерней тренировки, без стука вошла в помещение и пробыла там до самого отбоя. — Это случается, Дин, — она стирала слезы с её щёк и успокаивающе сжимала руку. — Ты пройдёшь через это. Да, сейчас, в эту секунду, я знаю, тебе кажется, что это продлится целую вечность. Но это не так, слышишь? Все пройдёт. Пожалуйста, не дай одному случаю лишить мир твоей прекрасной улыбки.