Шестой

Получить разнос от сержанта Грира — начальника смены патрулей — значит наворотить дел, благодаря которым репутация Шестого участка оказывается запятнана. Крис думает, что ничего серьёзного не произошло — не они первые и не они последние, от кого убегают подозреваемые. Но когда он в очередной раз вспоминает, чей именно дом стал мишенью воришки, всё становится на свои места. И сержант Грир — лицо которого белее мрамора, а глаза сродни динамо-машине, раз за разом искрящей молниями — это без внимания не оставляет. Сначала он кроет их отборным десятиэтажным матом, от которого уши свернутся в трубочку даже у матёрого зека. Мэй, видимо, открыв для себя новые слова и то, как некоторые из них — принципиально разные — можно сочетать в самых невообразимых композициях, застывает, поджав губы. Крису кажется, что ещё немного, и тот разразится детским плачем, умоляя простить его. Но этого не происходит. К счастью или нет — всё одно, ведь Грир по-прежнему считает их «пустоголовыми ебланами, позорящими Шестой». — Вы совсем, что ли, немощные?! — продолжает искриться он и в очередной раз хлопает по своему рабочему столу. Ладонь, налившаяся красным, слегка дрожит, но сержант не обращает внимания, буравя подчинённых испепеляющим взглядом. Весь остальной участок, отделённый стеклянной коробкой кабинета, таращится на них сквозь окна, выходящие на этаж. Кто-то смотрит с сочувствием, кто-то посмеивается, не скрывая злорадства. Но Крису, в общем-то, плевать. Он просрал вызов. Его юнит отныне станет предметом насмешек до того момента, как кто-нибудь другой не сядет в аналогичного рода лужу. — Упустить, блядь, вора! Да что за хуйня такая-то?! — Грир вновь хлопает, голосом сотрясая тонкие стёкла. — Вы два, блядь, клоуна! Я приставил к тебе зелёного, чтобы ты свой КПД просирал?! — Я не просил делать меня нянькой, — спокойно отвечает Крис, но мысленно корит себя за длинный язык. Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя перечить сержанту — это сродни игре с огнём. Загоришься, и тебя уже ничто не потушит, а ожоги будут болеть очень долго. — Захлопнись, Тёрнер! — взрывается Грир. Вены на его мускулистой шее набухают извилистыми трубочками. — Сейчас же возвращайтесь на пост! — отрезает он. — Будете работать, пока срать через хлебальники не начнёте! Вон отсюда! Поёжившись, Крис кивает напоследок и выходит, утянув за собой и краснощёкого Мэя, который язык проглотил от такой порции нотаций. — Это называется, он поимел нас со смазкой, — хмыкает Крис. — Без неё было бы хуже. — Мэй краснеет пуще прежнего, выдавая невинную натуру, хотя Крис более чем уверен, что у него есть девушка. — Ты же не девственник? — Нет. — Тогда чего краснеешь? — Не знаю. — Офигенная отговорка. — Крис качает головой. — Вот что я тебе скажу: хуже просранного наряда может быть только одна вещь — смерть сослуживца. Хрен с ним, с этим ворьём — ты с десяток таких же наловишь. Но никто и никогда не заменит погибшего копа. — Офицера Баррета тоже не смогли заменить? — внезапно интересуется Мэй, совсем не заботясь о том, что пересёк запретную границу. Это тот барьер, который Крис старательно возводит вокруг себя с той самой ночи. Он мгновенно меняется в лице, хмурясь и сдвинув брови к переносице. — Ты ему не ровня, Мэй, — холодно отзывается. — Пошли, пока Грир не схватил нас за яйца.

* * *

На свой пост они вернулись спустя примерно час. Это время ушло у них на недолгую беседу с несколькими коллегами, а ещё на экспресс-осмотр Мэя у врача на предмет повреждения носа, но медик не нашёл никаких серьёзных травм и лишь залепил переносицу пластырем, не забыв попросить Криса лучше присматривать за новичком. Крис ему ничего не ответил, и без того прекрасно зная, что за зелёным нужен глаз да глаз. Но кое-что всё же радовало — Мэй не такой уж и хрупкий, каким казался на первый взгляд. Во всяком случае, ушибленный нос не спровоцировал приступ нытья или жалость к себе по поводу новой работы. Нет, новичок держится стойко, пусть и до конца первого рабочего дня ещё далеко. — Я всегда хотел иметь собаку, — не перестаёт откровенничать Мэй, когда они сидят в машине и ждут зелёного сигнала светофора на очередном перекрёстке. — Но у матери аллергия на шерсть. — Ты что, живёшь с родителями? — не сдерживает смешка Крис. Не сказать, что он осуждает новичка, но для него это всё-таки странно. Когда он сам поступил в Академию, то распрощался с родительским гнездом в Юте и после выпуска не просил назначать его в департамент рядом с домом. Крис хотел начать жизнь с чистого листа — самостоятельную и лишённую родительского контроля. Конечно, он поддерживает с ними контакт, но, скорее, как человек из прошлого, нежели неотъемлемая часть семьи. Теперь их внимание сосредоточено на младшей дочери, которая, как ни странно, мечтает пойти по стопам брата. — С самого рождения, — кивает Мэй, пропустив мимо ушей смешок. — Это плохо? — Да я как-то не разбираюсь, — признаётся Крис, поворачивая руль и заезжая в один из спальных районов. — В Академии нам говорили, что для офицера важна поддержка близких людей. Семья может стать идеальной опорой в трудной жизненной ситуации. Крис снова не сдерживается, коротко рассмеявшись и мотнув головой. — У нас для такого есть Алекс — наш психолог. Ты с ним ещё не знаком? — Мэй качает головой. — Познакомься. Он прикольный парень, забавный. Иногда несёт полнейшую пургу, но после него выходишь, как из толчка — весь такой облегчённый. — Значит, он компетентный специалист, — резонно замечает Мэй. — Мозгоправ — он и в Африке мозгоправ. — Вы не доверяете психологам? — Я доверяю только своему напарнику и стволу. — Крис кидает на новичка мимолётный взгляд. — Не обижайся, но напарник из тебя хреновый. — Возможно, потому что у меня пока мало опыта? — Скорее потому, что ты тупишь и лезешь на рожон. И кончай говорить этой пидорской интонацией. Где у тебя тут выключатель, чтоб ты ни с кем не церемонился? Автомобиль плавно тормозит на стоп-линии очередного перекрёстка. Крис, до упора опустив стекло окна со своей стороны, высовывает левую руку, чувствуя, как нагрета обшивка. Рядом с ними замирает ярко-жёлтый лоурайдер с сидящими в салоне латиноамериканцами в солнцезащитных очках. Они кивают Крису в знак почтения, чуть сбавив громкость играющего в динамиках радио чикано-рэпа. Один из них высовывает руку с сигаретой, демонстрируя покрытую татуировками кожу до самого локтя. Католические кресты, вызывающие надписи, узоры в виде какой-то жутковатой абстракции — у каждой наколки есть своё обозначение, которому гангстеры уделяют особое внимание, точно рукотворному досье. Крис засматривается на татуировки и не сразу различает слова латиноса. — Эй, гринго! Чё, за неграми подчищаешь? — А надо за твоими? — не остаётся в долгу Крис, едва различая фразу сквозь жуткий акцент. — Мои перцы на твоих гонора не имеют, ты же знаешь, легавый. Крис едва заметно усмехается, переведя взгляд на лобовое стекло и мысленно подгоняя чёртов светофор. Ему не прельщает обмениваться колкостями с парочкой из «Латос» — бандой латиноамериканцев всех мастей: мексиканцы, пуэрториканцы, аргентинцы, перуанцы. Их всех объединяют две вещи: страсть к сильным наркотикам и мощным стволам — таким, которые помогли бы им держать в страхе все остальные банды. Но, к счастью для города, федералы, с которыми тесно сотрудничает Бюро детективов, раз за разом накрывают оружейные картели, перекрывая одну артерию контрабанды за другой. Оперативники DEA такого успеха лишены, но проводят регулярные рейды по наркопритонам «Латос», держа в узде их лидеров. Они не вступают в открытое противостояние с властями, но от этого легче не становится. «Латос» — группировка стервятников, любящих слетаться, где выгодно. И выгодно ли двум из них трещать с копом на перекрёстке? Крис уверен, что это тоже важная составляющая их хитрой тактики. Они пытаются выглядеть доброжелательными и мирными, пытаются скрыть за этой натянутой улыбкой желание распилить тебя бензопилой в духе боевиков Монтаны. Пожалуй, опаснее тех, кто скалится на тебя, лишь те, кто делает это у тебя за спиной. — Зато другие имеют, — неохотно отзывается Крис, барабаня пальцами правой руки по нагретому рулю. Проклятый красный глаз светофора будто нарочно тянет время, желая, чтобы кот с собакой насладились обществом друг друга. Странно, что воздух вокруг до сих пор не искрится. — Ты только скажи, легавый. — Гангстер затягивается и выпускает несколько дымных колец. — Порешаете всех с Двенадцатой, и мы с вами заодно. — Хотите затянуть нас в свои разборки? — Это война, гринго. Все мы тут и друзья, и враги. Ну, что скажешь? Светофор наконец загорается изумрудным, на что Крис довольно улыбается и кидает на латиноса последний, посылающий его в самую глубокую дыру на свете взгляд. — Скажу, что лучше не попадайся мне на глаза, амиго. — Он сворачивает в противоположную от пикапа сторону. И хотя они сбиваются с маршрута патрулирования, что сразу замечает Мэй, сверившись с навигатором в терминале, Крис считает, что лучше так, чем иметь на хвосте парочку бандитов. Наверняка у них под сидениями припрятаны стволы на тот случай, если какой-нибудь коп осмелится им дерзить. Сегодня они не пустят своё оружие в ход, но никто не знает, что будет завтра. — Остынь, — упрекает новичка Крис, не перестающего верещать про нарушенный маршрут патрулирования. — Скажем, что свернули пожрать. Я голоден, кстати. — Крис оглядывается по сторонам и, заметив вывеску забегаловки, тормозит на обочине в паре ярдов от входа. — А как же пост? — не унимается Мэй, вылезая следом и вешая дубинку обратно на ремень. — Нам положен обеденный перерыв. Крис вбегает на невысокое крыльцо и тянет на себя стеклянную дверь. На него мигом накатывает освежающая прохлада кондиционера и ароматы свежей выпечки с нотками кофе. Просторный зал обставлен столами со скатертью в горошек и белоснежными стульями; красные и жёлтые салфетки сложены в аккуратные треугольники и уголками торчат из салфетниц. Где-то в конце помещения играет лёгкий джаз. За барной стойкой, стоит только Крису присесть за один из столиков, поднимается суета. Молодая официантка протягивает ему меню и, предложив в качестве аперитива капучино, удаляется, соблазнительно подмигнув. Крис окидывает её фигуру оценивающим взглядом и успевает лишь опуститься к нижним частям тела, как на горизонте возникает Мэй, который усаживается напротив, отодвинув мешающую вытянуть руки салфетницу. — Снова гангстеры? — сначала Крис не понимает, о ком говорит новичок, но, быстро сориентировавшись, сдавленно кивает. — Почему вы отпустили их? Вы слышали, как он вас назвал? Гринго — это значит… — Презрительное название американца, — заканчивает за него Крис, одаривая тяжёлым взглядом. — Я проработал в полиции достаточно долго, чтобы выучить пару словечек на испанском. — Мы могли их арестовать, — продолжает напирать Мэй, возвращая ему его же взгляд. Смелеет прямо на глазах, позабыв об элементарной субординации. Но, видимо, самый первый урок о равном положении даром не прошёл. — За оскорбление офицера полиции положено… — Но Крис снова не даёт ему договорить: — Ты, кажется, до сих пор не понял? Или стычка с чёрными для тебя фигня? Они в любой момент могут пустить тебе пулю в лоб. Один только косой взгляд или вызывающая интонация — и тебя вынесут вперёд ногами. Наша власть не безгранична, знаешь ли. К тому же, у нас с тобой не было бы против них и шанса. — Но если они не будут нас бояться, тогда что же остальные? — Гангстерам просто нечего терять, вот и всё. Для них тюрьма — это как курорт. Те же правила, те же лица, те же группировки. Они кочуют от своих к своим, только в разных местах. Это никак не исправить. Один раз уже пробовали, и в итоге половина легавых погрязла во взятках. Пыл Мэя ослабевает. Он хмурится и подпирает кулаком подбородок, задумавшись. Крис взирает на него ещё какое-то время, после чего переключает всё внимание на принесённый официанткой кофе. Кремовая кайма с редкими пузырьками медленно расползается во все стороны, сливаясь в причудливый узор. Попросив что-нибудь перекусить, Крис припадает губами к чашке, смакуя нежный вкус. Всё-таки есть разница между тем, что в стаканчик прыскает машина, и тем, что варит тоже машина, но под чутким наблюдением человека. — Не люблю капучино, — отзывается Мэй, брезгливо отодвигая от себя белоснежную чашку. Крис, отхлебнув немного кофе, дёргает бровями в изумлении. — Кофе есть кофе. Какая нахрен разница? — Он слишком сладкий. — Мэй говорит таким тоном, словно стыдя за незнание этого. Упрёк без внимания не остаётся, но быстро отходит на второй план, стоит только ещё двум офицерам полиции Лос-Анджелеса пройти в кафе. Их встречают приветственными восклицаниями официантка и бармен, назвав по имени, отчего Крис давится кофе и неуклюже вытирает попавшие на форменную рубашку капли. Джером Максимилиан Прайс и Эйлин Хэйнс — он же — рыжий дуэт, он же — часовой Сан-Фернандо. Они оба — как две капли воды, но не состоят в родстве, словно подтверждая теорию, что в мире есть как минимум один человек, очень похожий на тебя. И эти двое по велению судьбы нашли себя очень скоро — сразу после поступления в Академию, сдружившись ещё на первом месяце обучения. В Эйлин Крис всегда видит волевую и целеустремлённую девушку, которая при всём этом умудряется выглядеть не по годам молодо и очаровывать своим фарфоровым лицом с жутко проницательными зелёными глазами, обрамлёнными пушистыми ресницами. Она, насколько знает Крис, не пользуется косметикой, хотя кое-что и разрешено уставом, однако и без этой химии ей удаётся выглядеть весьма привлекательно. Хотя ему, какой бы офицер Хэйнс сногсшибательной ни была, такой типаж не по душе. И дело даже не в стервозном характере, а в её невинности, которая не позволит ему заниматься с ней тем, что крайне не приветствуется. Это табу, а ещё лишний повод для начальства тебя уволить. С Джеромом, он же просто Макс, всё намного проще: хорошо сложен, среднего, даже ниже среднего роста, с облепленным бледными точками веснушек лицом. Все думали, что его огненно-рыжие волосы — результат покраски, и долгое время за ним бегало гейское прозвище. Но родословная офицера Прайса, где почти все были потомственными ирландцами, расставила всё на свои места. Правда, теперь за ним закрепилось другое, менее обидное, но с национальным подтекстом прозвище — Ирландец. Впрочем, Макс, как сам любит говорить, попросту не обращает внимания на «расистских ослов». И всё-таки при его комплекции полицейская форма сидит на нём, словно маскарадный костюм. — Алоха, братец-кролик! — Макс чуть ударяет Криса кулаком в плечо и приобнимает. — Как жизнь? — Сам знаешь, — тускло отзывается, метнув короткий взгляд на смущённого Мэя. — О, ты тот самый новенький, — подаёт голос Эйлин. — И как тебе первый день? — В компании горячего компадре Кристиана, — пародируя радиоведущего, подхватывает Макс. Мэй оттягивает ворот своей рубашки, сглатывая, словно его спрашивают о чём-то непристойном, вроде предпочитаемой марки презервативов. Поняв, что новичок сам не справится, Крис забрасывает спасательный круг: — Могло быть и хуже. — Да куда уж хуже, — усмехается Эйлин, — вы же наряд прозевали. — Ага, как и мы три месяца назад, — защищает друга Макс. — Ладно тебе, их и так весь Шестой достаёт. Грир вас уже трахнул? — Поимел со смазкой, — равнодушно отзывается Крис и ловит на себе удивлённый взгляд Мэя, точно между ними была договорённость никому об этом не рассказывать. Но учитывая, что Макс — лучший друг, с которым Крис вместе поступал в Академию и сдавал все экзамены бок о бок, то всё равно рассказал бы. Не сегодня, так завтра. К тому же, у всего участка история с бегством вора прямо из-под носа двух офицеров полиции ещё долго будет на слуху, так что источник информации играет здесь маловажную роль. — Сочувствую, парни, — озвучивает Эйлин, явно делая им одолжение. Крису приходится не по душе её тон, но он ничего не говорит. В конце концов, ссориться с Эйлин, особенно на глазах её напарника, ему не хочется, но от накатившего раздражения уголки губ непроизвольно дёргаются. Эйлин хороший полицейский — правильный и честный, а такие в Шестом редкость, но иногда она перегибает палку, строя из себя выскочку с раздутым самомнением. Хотя, наверное, все отпрыски именитых родителей такие — счастливые обладатели эго размером с футбольное поле. Всех, кроме Криса, попивающего кофе, затягивает беседа о первых трудностях в работе полицейского. Играя роль заботливых отца и матери, рыжий дуэт напутствует Мэю, призывая не унывать и постепенно привыкать к тому, что жизнь у копа не сахар. Про войну банд никто из них не говорит, видимо, посчитав, что новичку либо слишком рано это знать, либо пока нет необходимости. Первая полученная на службе рана в виде заклеенного пластырем носа без внимания не остаётся, и Мэй охотно рассказывает, как их обоих сначала уделал воришка, а потом окружила сотня гангстеров в чёрном. Макс и Эйлин, едва заметно улыбаясь, лукаво косятся на поперхнувшегося снова — на этот раз от наглости новичка — Криса. — Не гони, их было лишь четверо, — сухо отзывается он. — Это не отменяет того факта, что вы струсили, — упрекает Мэй. — Побоялись их арестовывать. Крис сжимает оба кулака, лежащие на столе, и буравит парня ледяным взглядом, от которого любой другой уже покрылся бы инеем. Но Мэй держится стойко — демонстративно храбро и приосанивается, дерзко задрав гладко выбритый подбородок. — Я с тобой ещё разберусь, малец, — только и успевает произнести Крис, прежде чем на рацию всех четырёх офицеров приходит сообщение диспетчера. — Десять-ноль-ноль, сообщение о десять-сто-три в районе Хаббард. Возможен десять-сто-десять. Код-три. Всем юнитам — десять-четыре. Офицерам сообщить о готовности. — Я Роджер-семь, — отзывается Макс, нажав на кнопку радиопередатчика на правом плече, — вызов принял. Эйлин обречённо вздыхает и направляется к выходу, не дожидаясь напарника. — Десять-четыре, — вновь доносится голос диспетчера. — Макс, возьми с собой подмогу — вызов третьего кода. Крис моментально ухватывает свою рацию, сообщая, что поедет вместе с юнитом Роджер-семь в качестве поддержки. Получив подтверждение от диспетчера, троица офицеров, оставив мятую банкноту на столе, спешно выходят из кафе и рассаживаются по патрульным машинам. — Пристегни ремень, — напоминает Крис новичку, и тот, моргнув пару раз, натягивает тёмную ленту. Раздаётся щелчок. — Это третий код — мы поедем со скоростью света. — И в качестве подтверждения он вдавливает педаль газа, вынуждая автомобиль с визгом трущихся покрышек сорваться с места, оставив на асфальте дорожку и клубы дыма. Мэй вжимается в сидение. Его и Криса вдавливает в обивку, а машина очень быстро набирает скорость. Включённая сирена со своим фирменным завыванием погружает в атмосферу предстоящей стычки и подгоняет адреналин. Крис если не в предвкушении, то в ожидании. Третий код — редкий случай в будний вечер. Как правило, самые жаркие и крутые ситуации происходят с пятницы по воскресенье, когда остальные члены банд приходят с работы или учёбы и в стремлении отдохнуть начинают устраивать разносы ближайшим районам. Но сегодня только среда, и, хотя часы миновали отметку с цифрой шесть, для чрезвычайных ситуаций ещё слишком рано. Рыжий дуэт мостится рядом, а затем вырывается вперёд, обгоняя. По улицам несётся пара патрульных экипажей, сверкающих маячками и привлекающих к себе внимание прохожих. Бродячие кошки в панике перебегают дорогу, чудом минуя мчащиеся им навстречу колёса, а некоторые водители уступают дорогу полицейским, съезжая в сторону. Если бы все поступали точно так же, считает Крис, то полиция успевала бы на все вызовы. Но многие, особенно если речь идёт об окрестностях гетто, считают своим долгом создать помехи на пути патруля. Они думают, что таким образом спасают своих братков, дают им возможность сбежать, прежде чем их накроют копы. И неважно, идёт ли речь о членах враждебной банды, но подкинуть дохлую свинью полиции — дело чести. Вот и сейчас один из таких «героев» не двигается с места, когда на светофоре загорается зелёный свет. Роджер-семь сигналит несколько раз и при помощи рупора требует убраться с дороги, но кадиллак по-прежнему неподвижен, а его водитель что-то активно жестикулирует. Тогда Роджер-семь идёт на таран и при помощи грубой силы двигает вставший автомобиль вперёд, давя габаритами и мощью лошадиных сил. Кадиллак визжит покрышками, словно пойманный большой собакой щенок, и неохотно съезжает в сторону, заработав на память вмятину. — Вот же урод, — цедит Крис, когда проезжает следом мимо непутёвого водителя. — Посмотрим, как он запоёт, когда гангстеры заявятся к нему в дом. Мэй косится на него не то удивлённым, не то скептичным взглядом, но ничего не говорит. Тем лучше, потому что очередная словесная глупость может закончиться для него плохо. — Диспетчер, — доносится из динамика радио голос Макса, — уточните код вызова и сообщите о переключении канала. — Вызов на Хаббард-стрит поступил семь минут назад. Прохожие сообщили о странных звуках в здании. Возможен десять-сто-десять. Всем юнитам в данном районе — десять-четыре. Код-три. Мысленно выругавшись, Крис смахивает выступивший над верхней губой пот и бросает короткий взгляд в зеркало заднего вида. Он знает эту улицу — не раз слышал о том, какие странные и порой жуткие вещи там происходят. С виду — самый обычный наркопритон, но юниты в районе постоянно вынуждены реагировать на самые разные вызовы, которые связаны с тем, что происходит внутри. Обычно речь идёт о задержании наркодилеров или несовершеннолетних, нарушающих комендантский час и жгущих внутри костры. А странные звуки — это одно из двух. Крис не любит иметь дело с наркоманами, боясь подцепить от них какую-нибудь заразу. К тому же наркоманы — самые отчаянные люди, которых сложно утихомирить, особенно если они успели ширнуться. С малолетками не легче — они слишком быстрые и проворные и чаще всех удирают от застукавших их копов. — Это Тихое место, — произносит он, стремясь посвятить Мэя в то, куда их отправили на этот раз. — Там постоянно что-то происходит. Всех торчков и малолеток туда тянет, как магнитом. Наверное, опять шпана бутылки бьёт по пьяни. Мэй ничего не отвечает, но внимательно слушает, не сводя с Криса умного взгляда, точно прилежный ученик, старательно усваивающий новый материал. Учат ли сейчас в Академии задержанию пьяных несовершеннолетних? Когда Крис выпускался, то комиссар сообщил, что Департаментом планируется введение спецкурса, где нужен особый подход. Общая методика и рекомендации инструкторов редко срабатывают. В конце концов, подросток — это не взрослый мужчина или женщина. У них другое мышление и другой приоритет ценностей. Они способны ввязаться в драку с офицером не по незнанию, а по глупости. Когда их много, то смелость так и искрится в их затравленном взгляде. А если подросток пьян, то по силе ни капли не уступает взрослому, отчего справиться с ним ещё сложнее. И стоит только полицейскому переступить хрупкую грань при задержании несовершеннолетнего, и новая волна негодования обеспечена. Они тормозят у остатков сетчатого забора, половина которого небрежно врыта в землю, отчего остальная скошена в сторону, и бегло оглядывают друг друга, словно пытаясь запечатлеть в памяти лица. Неподалёку двое зевак пальцами указывают на выбитые окна, точно оттуда кто-то выглядывает. Крис следует их жестам, но никого не наблюдает. Тогда он подходит к одному из прохожих, с его слов пытаясь собрать цельную картину. Но тот — грязный и подвыпивший рабочий — говорит, что слышал лишь странные звуки, как будто кто-то делает ремонт, и крики. Кто именно кричал — никто не знает. — Точно тебе говорю — это мелюзга дебоширит, — усмехается Макс и поправляет крепление пистолетной кобуры на ремне. Крис только пожимает плечами и оглядывается на Мэя, который явно нервничает, судя по напряжённой осанке и бегающему по сторонам взгляду. — Диспетчер, я Роджер-семь, прибыл на место вместе с Колибри-два. Очевидцы сообщили о непонятном шуме внутри здания. Приступаю к осмотру. — Десять-четыре. Будьте осторожны. Крис едва заметно кивает, как бы давая понять диспетчеру, что они будут воплощением самой осторожности, и командует выдвигаться. Они перешагивают через разорванные остатки забора, за которые брюками зацепляется Эйлин, но благополучно высвобождается, слегка повредив ткань на правой голени, и пересекают небольшой пустырь, окружающий мрачное кирпичное здание заброшенной фабрики. Входные металлические двери исписаны кислотно-жёлтым граффити в виде провокационной надписи: «Сажайте деревья, а не людей!», а цепь с замком, ранее служившие сторожами, беспомощно свисают с ржавых ручек. Кто-то изрядно постарался, дабы избавиться от них. Квартет полицейских проскальзывает внутрь, попутно расчехлив оружие и вынув фонари. Круги света пляшут по исписанным бранью стенам, где зияют дыры и трещины на старом кирпиче. Под ногами стелется пыль, шуршат обрывки грязных газет и гремят пустые бутылки; подошва с жадным хрустом вминает в пол крошечные разноцветные осколки. Офицеры переглядываются, точно упрекая друг друга в неуклюжести и жутком шуме, и, держась друг за другом, проходят в огромный зал некогда производственного цеха: остатки конвейерной ленты, разбитые лампы и валяющийся металлолом, видно, когда-то служивший в качестве стеллажей для сырья и готовой продукции. Крис ощущает отчётливый запах алкоголя и делится своими наблюдениями, на что остальные, видимо, получив подтверждение предположениям, крепче обхватывают оружие и увереннее продвигаются вперёд. Из производственного цеха они выходят в помещение меньшего размера, а затем оказываются в подобии кладовой, единственное содержимое которой — перевёрнутый дощатый ящик. — Ну и какого хрена? — негодует Макс, убирая оружие. — Слинять успели? — А второй этаж? — подаёт голос Мэй, держась позади и прикрывая им спины. — Там всё завалено, — отзывается Крис, так же пряча пистолет и окинув новичка пустым взглядом. — Ни угольков, ни свежих шприцов. Всё подчистили. — Он осматривает кладовую и ногой двигает ящик, дабы убедиться, что под ним ничего не спрятано. Так и есть. — Надо бы во дворе глянуть — может, что и осталось. — Валите, — кивает Макс, — а я обо всём доложу. Крис подзывает Мэя, веля идти с ним, но они проходят лишь пару ярдов, прежде чем замечают свежие капли крови на полу рядом с лестницей, ведущей на второй этаж. — Какого хрена?.. — Крис приближается и светит на кровь, а затем поднимает голову. Что-то холодное капает ему на лоб. Он вздрагивает и, отскочив, вытирает тыльной стороной ладони очередную каплю, так удачно приземлившуюся на него. — Твою мать, — брезгливо морщится. — Что за хрень? Он спешно поднимается по лестнице, тяжело топая и не дожидаясь Мэя. Пробравшись через валяющуюся груду досок и оцарапав ладонь об одну из них, Крис оказывается в просторном монолитном помещении второго этажа, заваленном кирпичными обломками и строительным мусором. С виду ничего примечательного, если не считать четыре тела, подвешенных почти у самого входа, и дорожку крови, расползшуюся до самой лестничной площадки. Крис застывает при виде висящих трупов, слегка покачивающихся от гуляющего сквозняка. На месте глаз — кровавые пустоты, а на обнажённых животах — непонятный символ, небрежно вырезанный чем-то острым. — Блядь… — Крис прикрывает рот ладонью и на мгновенье отворачивается, переводя дух. То, что он видит, наверное, не приснится даже в самых жутких кошмарах. Тот, кто сделал это, не человек. Это просто больной на голову ублюдок, который каким-то невообразимым образом существует на свете и напоминает о своём жалком существовании столь изощрённым способом. Поборов рвотные позывы и шок, Крис набирается смелости и вновь глядит на трупы, уже детальнее рассматривая. Две девушки и два парня. Не выражающие ничего лица, нагота и болтающиеся конечности. Позади раздаётся кашель — Мэя вырвало, и он, нагнувшись над полом, расстаётся со своим завтраком, запачкав туфли зернистой кашицей. — Порядок? — осведомляется Крис. Мэй сдавленно кивает и снова оказывается сражённым рвотными позывами. — Иди к Максу и скажи, что мы, похоже, нашли причину вызова.