Шестой

Сложно сказать, чего больше страшатся преступники: словить пулю, оказаться за решёткой или сесть на электрический стул. Но что определённо вызывает у них страх, так это служебно-розыскные собаки, которых воры, грабители и насильники боятся одинаково как огня. Стоит только псу дать команду, и тот, напоминая ракету, на сверхзвуковой скорости догонит цель, впившись в неё мощными челюстями и обездвижив. За годы службы Крис нередко видел, как собака без труда настигает убегающего со всех ног подозреваемого, и такого опыта вполне хватает, чтобы лишний раз убедиться в эффективности работы мохнатых коллег. Порой даже приходит осознание, что лучше быть на стороне закона, нежели пытаться бежать, слыша за спиной озлобленный лай. И сейчас, глядя на то, как кинологи идут бок о бок со своими четвероногими подопечными, Криса распирает чувство гордости. Пятнадцать офицеров подразделения К-9 — среди них и сотрудники Шестого участка — шагают друг за другом, сжимая кожаные поводки и подгоняя собак, которые вздрагивают от шума улиц. В центре города бурлит жизнь: сверкают вывески магазинов и бутиков, искрят неоном клубы и бары, гудят клаксонами автомобили, а говор бесконечного потока пешеходов доносится отовсюду. Прохожие, завидев весьма необычное зрелище в лице полицейских кинологов, мигом вынимают телефоны, снимая скромно улыбающихся офицеров и нервничающих собак. — Мэм, отойдите, пожалуйста, — просит Крис темнокожую женщину, выставив руки в стороны и заставляя её и ещё нескольких человек уступить дорогу конвою кинологов. — Расступитесь. Мэй проделывает то же самое на противоположной стороне тротуара, и вскоре люди образуют подобие живого коридора, неустанно таращась на полицейских с собаками. — Группа, стой! — командует коренастый темноволосый мужчина — старший инструктор-кинолог Шестого участка Джереми Роуз. Все пятнадцать кинологов замирают, встав в шеренгу и заставив собак сесть по левую сторону от их ног. Животные дёргают головами, активно виляя хвостом и моргая бусинами глаз, в которых царит слабое понимание происходящего. Прохожие смеются, показывают пальцами и всячески радуются, по их мнению, довольно милому зрелищу: тренировкой служебно-розыскных собак, способных запросто прокусить кожу человека. По сути, это машины для убийства, пусть и безобидно выглядящие со стороны. Джереми расхаживает перед подчинёнными, внимательно осматривая каждого из них. Под раздачу в виде суровых замечаний попадают все, кто неправильно держит поводок, кто выглядит неуверенно или чья собака не может спокойно сидеть на месте и не оставляет попыток встать на лапы. Крис оборачивается, оттеснив назад горстку наблюдателей, и с упоением на лице смотрит, как его коллеги пробуют совладать с теми, кто потом будет самоотверженно бросаться на преступников, задерживая их и во многом упрощая работу полицейских. — Сейчас идём до вокзала, — громогласно объявляет Джереми, расхаживая вдоль шеренги с командирским видом. Он широкоплеч, высок, а доберманская выправка и жёсткий голос не позволяют усомниться в его авторитете. Иной раз кажется, что Джереми — брат Дональда Грира, но хорошо, что это не так — двух матёрых и вечно беснующих чертей Шестой бы не выдержал. — Затем сворачиваем на бульвар и проходим по парку. — Кинологи его внимательно слушают, изредка поглаживая своих подопечных. — Затем возвращаемся. Собаки должны привыкнуть к шуму. Если ваш пёс устал — значит, вы не справляетесь с контролем и экзамен, скорее всего, провалите. Вы должны внушить собаке уверенность в том, что владеете ситуацией, а не наоборот, иначе она не станет слушать и выполнять ваши команды. Всё ясно? Кинологи отвечают синхронным: «Да, сэр!», и среди прохожих прокатывается внезапное ликование, точно происходящее перед ними — не запланированная тренировка, а какое-то шоу. И хотя, насколько Крис знает, подобные занятия в центре города — не редкость, однако большинство людей ведут себя так, словно действительно впервые видят служебных собак и кинологов вообще. Сверкает вспышка. Затем ещё одна и ещё. Одна из собак, взвыв, пробует сорваться с места, однако её хозяин вовремя реагирует, крепко ухватив поводок и резко потянув на себя. Вспышки продолжаются. Они маячат тут и там, ослепляя и возбуждая и без того напряжённых собак, которые, позабыв о дисциплине, то и дело приподнимаются на задние лапы и оглушительно лают. От яркого света, ударившего в глаза, Крис морщится и потирает веки. Раздаётся озлобленный крик Джереми, призывающего прекратить съёмку. Где-то рядом звучит голос Мэя, и его рука ложится на плечо Криса, который учащённо моргает и переводит дух. Впереди продолжают мелькать непонятные кляксы, словно солнечные зайчики. Ещё парочка собак теряют контроль, то и дело пытаясь вырваться, в то время как кинологи изо всех сил пробуют их удержать, а одной низкорослой девушке помогает Джереми, уверенно и жёстко притянувший пса к себе, отчего тот жалостливо скулит и покорно усаживается возле ног. — Выключи вспышку! — требует Крис, успев перевести дух. Он натыкается на подростка в бейсболке, который щёлкает маленьким фотоаппаратом, раз за разом ослепляя мерцающим белоснежным светом. Парнишка изумлённо взирает на него и спешно прячет камеру в рюкзак. Остальные прохожие перестают снимать лишь после того, как Крис вынимает дубинку, готовый в случае необходимости раскрошить проклятые фотоаппараты и телефоны, и недовольно водят носом. Интерес к тренировке полицейских кинологов пропадает моментально, как и раздражающие вспышки. Джереми вежливо просит людей расходиться, сообщив, что это никакой не спектакль, а практическое занятие полицейского подразделения. В его фигуру впиваются сомнительными взглядами, хотя никто открыто не возражает, и вскоре некогда живой коридор рассеивается, а наблюдать за происходящим остаётся лишь пара человек. Собаки постепенно успокаиваются, после чего вновь смиренно располагаются возле своих хозяев, на лицах которых читается испуг и разочарование одновременно. Никто не был готов к такому повороту событий. И кто знает, чем бы всё обернулось, не страхуй Крис и Мэй своих коллег и их четвероногих напарников. — Хорошо, что я взял вас с собой, — подмечает Джереми, на что Крис кивает и вешает дубинку обратно на пояс. Хорошо, что не пришлось ею воспользоваться. Несмотря на смазанный финал, Джереми, тем не менее, остаётся доволен. — Пару месяцев назад было нечто подобное, — признаётся он, — только в больших масштабах. Люди будто с ума сошли: начали трогать и дразнить собак, фотографироваться с ними. Чёрт знает что… Видят же, что полиция, а всё равно лезут. Они думают, раз у нас в активе пёсики, то они белые и пушистые. — А вы намордники наденьте, — отшучивается Крис. — Может, тогда убедительнее будет? Джереми, оценив шутку, коротко смеётся, хлопнув его по плечу, в то время как к ним подходит Мэй, не скрывающий восторга на лице. Видимо, мечта завести собаку плещет через край, отражаясь в горящих от радости глазах. Как же всё-таки мало нужно человеку для счастья. — Как тебе зрелище, сынок? — по-отечески осведомляется Джереми, ещё до начала занятий прознавший, что в Шестом пополнение. — Очень здорово, сэр. — Мэй не сдерживает улыбки. Он весь сияет, словно готовый наброситься на собак и задушить их в своих объятиях. — У вас очень милые сотрудники. — Да, — кивает Джереми и потирает шею, — девушки у нас ничего. От услышанного Крис прокашливается, лукаво улыбаясь. — Джер, мне кажется, он имел в виду собак. Поднимается хохот, и только Мэй, не понявший шутку, робко пожимает плечами. — Ну да, ну да… — Джереми смахивает одиноко выступившую слезу, бросив на подчинённых мимолётный взгляд. Те уже давно нарушили строй и теперь также о чём-то переговариваются. — Шутник он у тебя. — Крис усмехается и кивает. — А если серьёзно, то эта тренировка незапланированная. Через пару дней на главных улицах пройдёт демонстрация. — Вот как? — Крис скрещивает руки на груди. О подобном он слышит впервые. Как правило, сержант Грир всегда ставит в известность, если намечается нечто масштабное. Неужели забыл их предупредить? — В курсе только Девятнадцатый, Восьмой и Седьмой, — сообщает Джереми, едва не перейдя на шёпот. — Плюс федералы и Департамент. Они не хотят выдёргивать всех. Сами понимаете: если все подразделения перекинуть сюда, то кто будет следить за остальным городом? Короче, задействуют лишь тех, кто находится поблизости. Крис по возможности всегда прислушивается к Джереми и глубоко уважает его как коллегу, однако сейчас его слова не клеятся между собой. Седьмой участок территориально расположен на спорных границах Сан-Фернандо — шоссе Голден-Стрит Фривэй. И хотя район был полностью отдан в распоряжение Шестого, но Седьмой в погоне за звание лучшего участка округа любит нарушать юрисдикционные границы. Тем не менее, и Седьмой, и Шестой и даже Восьмой участки расположены далеко от самого сердца Лос-Анджелеса, где и проходят его главные артерии. Почему нельзя подключить к демонстрации сотрудников, что находятся ближе? Пожалуй, Крис никогда не поймёт логики Департамента. — А что за акция? — встревает Мэй, точно прочитавший мысли Криса, поскольку тот хотел задать аналогичный вопрос. Джереми заминается, прикусив губу и словно пытаясь подобрать нужные слова. Пауза кажется невероятно длинной, и он всё же озвучивает: — Месяц назад убили чёрного, — как можно отстранённее произносит, но Крис всё равно улавливает не то горечь, не то опасение в голосе. Джереми будто говорит о чём-то запретном. Но если это секретная информация, зачем ею делиться? Но эти мысли мигом затмевает другая, не менее тревожная. Месяц назад действительно был убит афроамериканец — Майкл Фицроу. О произошедшем трубили не только по телевидению, но и в стенах каждого участка. Два офицера из Восьмого сначала остановили Майкла, подозревая в уличной торговле наркотиками, потом попытались задержать, а когда он стал убегать, то открыли огонь. Пять выстрелов в спину, которые потрясли весь Лос-Анджелес. Вспыхнувшие митинги скоротечно подавил полицейский спецназ и юниты экстренного реагирования, однако это не отменяло того факта, что молодого темнокожего парня хладнокровно застрелили два белых офицера: прекрасный повод для народных волнений и обострения и без того напряжённого конфликта на расовой почве. Самое отвратительное во всей этой истории: Отдел внутренних расследований, хотя и на время отстранил тех офицеров от службы, но официально подтвердил, что они действовали строго по инструкции в условиях угрозы для жизни. Как убегающий и испугавшийся чёрный парень мог посягать на жизни двух вооружённых копов? История умалчивает, хотя это не единичный случай. С того момента темнокожие полицейские не упускают возможности напомнить своим белым коллегам о произошедшем, стоит только тем перегнуть палку во время задержания. Ещё никогда офицер не упрекал другого офицера в цвете его кожи. Крис далёк от расовых предрассудков, однако не все копы придерживаются такой же позиции. Кто бы что ни говорил, но расистов в полиции хватает. Их не слышно и не видно до тех пор, пока чёрный парень не вспомнит, что у него есть права и не попытается ими воспользоваться. Ненависть даёт о себе знать. — Всё согласовано, — продолжает Джереми, выдернув Криса из дум. — Меня и этих зелёных, — оглядывается на кинологов, которые уже успели сбегать за кофе, — попросили оказать содействие. — Почему нам ничего не сообщили? — интересуется Крис, не переставая чувствовать какой-то подвох. Ему кажется, что за этой с виду безобидной акцией кроется нечто большее. Наверное, поэтому к операции планируют привлечь лишь малую часть полицейских сил Города Ангелов. Но если не предупредить всех, то, когда ситуация выйдет из-под контроля — а она обязательно выйдет, — координировать остальные подразделения станет невыносимо сложно. — Я без понятия, нам самим ничего не говорят. Может, не хотят давить, может, дело в другом. В любом случае вас туда не кинут, так что не переживайте. Сомнительное утешение. Очень сложно заметить разницу между вооружёнными гангстерами, которых приходится каждый день видеть на посту, и обозлённой толпой. И те и те способны причинить массу неприятностей, но кто из них опаснее — трудно сказать. С другой стороны, тому же Мэю ещё пока рано иметь дело с разъярёнными демонстрантами, особенно остро реагирующими на полицейских. Как правило, такие стычки всегда заканчиваются одинаково: многочисленными синяками и ссадинами. Несмотря на защитную экипировку, редко когда удаётся вернуться домой целым и невредимым. Один раз Крису доводилось стоять в оцеплении и прикрываться увесистым пластиковым щитом. Кажется, это было как-то связано с выборами действующего президента на новый срок, после которых масса недовольных избирателей решили напомнить, что в стране всё-таки демократия, а не её жалкое подобие. Как итог: выбитый зуб и ожог на бедре от брошенного коктейля Молотова. — Ладно, передохнули и хватит, — заключает Джереми и свистит, привлекая внимание подчинённых. Те живо встают по местам, напоминая уже жалкое подобие шеренги. — Двигаемся дальше!

* * *

— Можно задать вопрос? — подаёт голос Мэй. Тихо, едва переговаривая гул автомобильного двигателя. Тренировка кинологов позади, и теперь они снова сидят в патрульной машине, колесящей по спальным районам Сан-Фернандо. За окном мелькают однотипные двухэтажные домики, на изумрудных лужайках которых припаркованы машины или резвятся дети под чутким присмотром родителей. По тротуарам снуют прохожие, разъезжают на роликах молодые парочки и бредут небольшими компаниями школьники. Почти четыре часа, и некоторая часть жителей возвращается домой с работы или учёбы, вдохнув жизнь в опустевшие в их отсутствие улицы. Крис отвечает стажёру молчаливым согласием, не сводя внимательного взгляда с дороги, которая в это время пока свободна. Примерно через час битком забитый дорожный трафик будет тянуться от самого центра Лос-Анджелеса до пригорода, сковав город пробками на десятки миль. — Это деликатная тема, но… Я просто обязан знать. — Да валяй уже, чего мнёшься, — хмыкает, взмахнув рукой, которую затем кладёт на тёплый руль. — Как ты относишься к чёрным? — достаточно робко спрашивает Мэй, не скрывая толики опасения на лице. Крис кидает на него озадаченный взгляд, как бы переспрашивая, что ему не послышалось. Новичок не шутит — он действительно хочет знать, расист ли его новый наставник. Мэй мог прибегнуть к наводящим вопросам, чтобы знать наверняка, но, видимо, желает играть в открытую. — Да никак не отношусь, — просто отвечает Крис, на секунду оторвав ладони от руля. — Как я должен к ним относиться? Принижать? Уважать? Восхвалять? Бояться? Это самые обычные люди, как ты или я. Мне, знаешь ли, плевать, чёрный грабит банк или белый. Закон одинаков для всех. Знаю, — добавляет уже задумчиво, — звучит пафосно, но это моё мнение. Мэй смотрит на него ещё какое-то время, задерживая внимательный взгляд, после чего вновь утыкается в окно со своей стороны, точно обдумывая услышанное. Чертовски осторожен. Это и раздражает, и восхищает одновременно. Стажёр напоминает укротителя диких зверей, пытающегося найти общий язык с очередным хищником. Боится, что его проглотят и не подавятся. Неделю назад так и было, однако Крис видел этого парня в деле, видел, как он самоотверженно бросился на разъярённого пса и не сдрейфил, столкнувшись лицом к лицу с парочкой поехавших ветеранов. Иногда Мэй корчит из себя отбитого на всю голову супергероя, а иногда не даёт и малейшего повода усомниться в себе. — Жаль, не все такого мнения, — печально озвучивает он и шумно вздыхает. Неужели его тянет порассуждать о глобальном? — Это из-за Джереми? — предполагает Крис. На него произвели впечатления новости инструктора. Вернее, вызвали далеко не самые приятные воспоминания и в очередной раз напомнили, что за многие столетия человеческая природа не изменилась. Большинству до сих пор претит мириться с другими расами или религией. Крис не любит влезать во всё это и скорее задумается над тем, почему в мире злых людей больше, чем добрых. — Это из-за его слов по поводу того чёрного? — Я всегда думал… — озвучивает Мэй и мигом замолкает, будто не решаясь сказать. Крис переводит на него вопросительный взгляд, веля продолжать, что тот и делает: — Я всегда думал, что в полиции служат самые честные и беспристрастные люди. В Академии мне доводилось видеть, как инструкторы закрывают глаза на издевательства и стычки между курсантами, особенно если белые избивают чёрного. Ты когда-нибудь разочаровывался в людях? Вопрос с подвохом. Крис едва ли не по глазам читает, какой Мэй хочет получить ответ. Видимо, думает, что он в качестве стажёра — разочарование столетия, хотя и до его появления было с десяток людей, которым Крис верил, как родным, а затем убивался от боли предательства, ядом растёкшейся по телу. Тот же Баррет — каким бы героем он ни был, но кое-что простить ему Крис до сих пор не в силах. Кое-что, в чём он не сомневался, а затем, узнав правду, тщетно пытался забыть. — Вся жизнь — сплошные разочарования, — уклончиво отвечает, поворачивая руль, отчего автомобиль выезжает на шоссе Футхилл Фриуэй. Знакомые как свои пять пальцев места, где постоянно что-то происходит. И если Лос-Анджелес хоть иногда засыпает, то Сан-Фернандо не спит никогда. — Это касается и офицера Баррета? — Мэй оказывается жутко проницательным. Порой кажется, что он обладатель экстрасенсорных способностей, о которых умалчивает и как бы невзначай блещет ровно в тот момент, когда этого ждёшь меньше всего. Крис, растерявшись от столь меткого выпада, даже забывает затормозить перед загоревшимся красным светофором, заехав на стоп-линию. — Блядь, — не сдерживается, метнув короткий взгляд в зеркало заднего вида. — Слушай, Мэй, Френк был отличным копом, ясно? И его смерть, то, как он погиб, — это последнее, о чём бы я стал разговаривать с тобой, усёк? — Нравится жить с этой болью? — сухо подмечает Мэй, взирая на него. — Твоё право. — Будешь строить из себя психолога — рожу разобью. Мне и Алекса хватает с его блядскими терапиями. Мэй шевелит губами в попытке ответить, однако его опережает голос диспетчера: — Десять-ноль-ноль, сообщение о десять-семьдесят-один на Фентон авеню, код-три. Всем постам — десять-четыре. «Только этого не хватало», — проносится в голове. Судя по сообщениям диспетчера и терминалу, ситуация, мягко говоря, хреновая, раз все свободные юниты должны немедленно выехать на место происшествия. — Колибри-два, десять-четыре. — Хотя Крис не горит желанием ввязываться в перестрелку и втягивать в неё и стажёра, однако выбора не остаётся. К тому же они как раз находятся недалеко от нужного адреса. Крис хмурится и, включив сирену, вдавливает педаль газа, проезжая на красный сигнал светофора и игнорируя звуки клаксонов других автомобилей и нецензурную брань. Патрульная машина, завывая и мерцая проблесковыми маячками, пулей проносится через перекрёстки, вынуждая некоторых водителей сделать манёвры, а едущие впереди моментально разъезжаются в стороны, уступая дорогу. — Я не очень хорошо знаю город, — озвучивает Мэй, явно занервничав. — И пока ещё плохо ориентируюсь в этих районах. Поняв, к чему клонит новичок, Крис собирается с духом и без толики радости констатирует: — Это школа, Мэй. Начальная школа Хардинг. Сказать, что Мэй напоминает сову с невообразимо круглыми от удивления глазами, значит ничего не сказать. В любой другой ситуации Крис бы опустил на этот счёт пару шуточек, но не сейчас. Сейчас все мысли лишь об одном: о школе, в которой происходит стрельба. Кому только могло понадобиться нападать на учебное заведение? Террористам, решившим посеять страх и панику? Или же это какая-то одиночная акция очередного обиженного на весь белый свет подростка? В начальной школе Хардинг Крис бывал всего пару раз. Его и Баррета иногда вызывали по всякой мелочи: разнять дерущихся, с которыми не смог справиться персонал школы; разыскать воришку, покушавшегося на личные вещи в раздевалке, или просто провести профилактическую беседу с подрастающим поколением на тему банд и наркотиков. Но этот случай — нечто совершенно новенькое в его практике. Страна и, в особенности, полицейские помнят о Колумбайне, а ещё помнят, что такие акции могут повлечь целую цепочку ужасных событий. Затравленные или неустойчивые подростки вооружаются, словно отправляются на войну, и расстреливают тех, с кем вчера сидели в одном классе. Невинные жертвы, поломанные судьбы, родители, теряющие своих детей, и школы, которые уже никогда не станут прежними — кажется, это извечная проблема наравне с лесными пожарами и разрушительными смерчами. И в такие моменты Крис безмерно рад, что у него нет детей. Случись нечто подобное в школе, где учится его сын или дочь, и он боялся бы даже думать о последствиях. И лишь одна надежда, что светит слабым маяком: программа «Беги. Прячься. Сражайся». Автомобиль подъезжает к парковке школы, заставленной редкими разноцветными машинами, и с визгом покрышек тормозит. На место уже прибыл рыжий дуэт и юнит экстренного реагирования Роберт-четыре в лице двоих полицейских: Тони и его напарника — афроамериканца Льюиса, которые спешно надевают экипировку спецназа. На таком рисковом вызове парочка членов группы захвата может изменить ситуацию в корне, позволив избежать потерь. В конце концов, такая работёнка по плечам лишь им. Крис и Мэй выныривают из машины, привлекая к себе внимание остальных офицеров. — Дело дрянь, — сообщает Макс, кинув беглый взгляд на школу, что наверняка пустует. К четырём часам дня в ней, как правило, остаются лишь любители факультативных занятий и хулиганы, отбывающие наказание после уроков. Однако недалеко от самой школы суетятся прохожие. Видимо, учащиеся и сотрудники, которые успокаивают друг друга и нервно переговариваются с родственниками по телефону. — Он расстрелял фойе, ранил охранника и взял в заложники собственный класс. — Макс, сжимая в правой руке рацию, не перестаёт вслушиваться в радиопереговоры, видимо, ожидая, когда диспетчер сообщит о подкреплении, которое им просто необходимо. Всё-таки штурмовать целую школу вшестером, зная, что внутри, как минимум, один вооружённый до зубов стрелок, — рисковое дело. — Кто «он»? — решает уточнить Крис. Если это всё-таки подросток, то дело значительно осложнится: он не готов убивать, пусть и взбесившегося, но ребёнка. Пускай этим лучше займётся спецназ. — Какой-то подросток, — вклинивается в диалог Эйлин, на что Крис шумно вздыхает. Худшие опасения подтвердились. Импульсивный и взвинченный ребёнок с оружием в руках опаснее целой банды рецидивистов. — Он один? — осведомляется Мэй и получает сдавленный кивок. Но легче не становится. Один или нет, но это подросток, у которого творится в голове неизвестно что. Как он себя поведёт? Сдастся на милость правосудию? Испугается и забаррикадируется до приезда спасателей? Или будет отстреливаться до последнего патрона? Крис подходит к багажнику автомобиля и открывает его. Внутри на махровой подкладке — утяжелённая амуниция, предназначенная как раз для подобных случаев: помповое ружьё, запасные магазины для табельного пистолета и дополнительные бронепластины бронежилета. Крис ухватывает ружьё и пачку патронов, которые принимается вставлять в патронник, а часть рассовывает по карманам, даже не представляя, сколько выстрелов в итоге ему придётся сделать. — А связи с ними нет? — подаёт голос Тони, уже экипированный и готовый к бою. Наколенники и налокотники, тяжёлый штурмовой бронежилет с куда более вместительной разгрузкой, болтающийся сбоку противогаз в подсумке, прозрачные баллистические очки и шлем. Крис невольно заглядывается на его обмундирование, завидуя и лишний раз убеждаясь, что самые хорошо экипированные сотрудники Шестого — это члены группы захвата. — Нет, — качает головой Макс. Выходит, рыжий дуэт приехал сюда первым. — Диспетчер сообщила, что в участок позвонил раненый охранник, который увидел по мониторам видеонаблюдения, куда отправился стрелок. Связь с ним оборвалась — видимо, он отключился от потери крови. Но больше никаких звонков не поступало. А эти люди вокруг, — Макс оглядывается на порядок увеличившуюся толпу очевидцев, — эвакуировались по сигналу сирены. Никто ничего не видел и не знает. — Значит, штурмуем вслепую? — хмыкает держащийся рядом со своим напарником Льюис. Кто бы что ни говорил, но чёрным чертовски идёт тёмно-синяя униформа спецназа. Тони, будучи сержантом и самым старшим по званию среди присутствующих, едва заметно кивает, однако не даёт никакой отмашки. Ему, равно как и остальным, вряд ли хочется идти без предварительного плана действий. Он жестом велит всем собраться у его машины и распределяет роли, веля разбиться на две группы по три человека, одну из которых возглавит он, а вторую — Крис. Новичка Мэя единогласно решено отправить вместе с наиболее опытными офицерами в лице Льюиса и Тони. Крис же берёт себе на попечение рыжий дуэт, и те нисколько не против. — Только не путайся под ногами, ясно? — предупреждает Мэя Тони, бросив на него строгий и даже отчасти холодный взгляд. Выглядящий молодо для своих лет, командир спецназа, тем не менее, умеет быть жёстким деспотом, требующим беспрекословного подчинения. — Может, его всё-таки со мной отправить? — предлагает Крис, понимая, что для ребят из спецназа новичок превратится в балласт — им придётся постоянно думать о шкуре неопытного и любящего геройствовать стажёра. Но Тони остаётся непреклонен, видимо, решив, что Мэю пора вливаться во всё это дерьмо, которое копам часто приходится разгребать. Крис открыто не возражает, хотя начинает сомневаться в правильности решения Тони. Он подзывает к себе Мэя и строго-настрого, под угрозой разбить его яйца в омлет, велит во всём слушаться ребят из группы захвата и ни в коем случае не лезть на рожон. — Иначе ты вылетишь из полиции на хрен, ты понял? — твёрдо произносит он и ловит на себе удивлённо-недовольный взгляд новичка. — Будешь гримасничать, и останешься на парковке машины охранять. На этот раз Мэй судорожно кивает, видимо, не обрадованный такими перспективами, и возвращается вместе с Крисом к их патрульному автомобилю, чтобы окончательно экипироваться. Остаётся вставить в бронежилет дополнительные пластины, и можно отправляться в бой. Однако Крис едва успевает ухватить одну из них — холодную и гладкую на ощупь, — как в школе звучат выстрелы. Стоящие позади люди в панике разбегаются, а некоторые криками вторят тем, кто остался в железобетонной ловушке, и призывают божественные силы им помочь. — Центральная дала команду, — спешно сообщает Макс, и это означает одно: их шестерых посылают штурмовать школу. После очередных выстрелов счёт идёт на секунды. — Штурм, штурм! — тут же командует Тони и вместе с Льюисом срывается с места. Остальные следуют за ними и бегом поднимаются по широкому крыльцу, после чего толкают парадные двери. И хотя Мэя определили в другую группу, Крис продолжает держаться рядом с ним, чтобы иметь возможность подстраховать. Офицеры оказываются в изуродованном пулевыми отверстиями фойе школы, плавно перетекающем в длинный и просторный коридор. У стойки охраны истекает кровью сам охранник, и офицер Хэйнс предлагает остаться вместе с Мэем, чтобы продлить мужчине жизнь до приезда медиков. Она приседает с новичком возле охранника и прижимает кровоточащую рану на его животе, попутно связываясь с диспетчером: — Центральная, запрашиваю десять-пятьдесят-два. Мужчина примерно сорока-сорока пяти лет серьёзно ранен — дробь попала в брюшную полость. — Роджер-семь, — отзывается диспетчер, — доложите о десять-сорок-пять. — Десять-сорок-пять: состояние критическое. — Принято. Скорая помощь в пути. Крис, слушая разговор и видя, в каком состоянии находится охранник, еле заметно качает головой — мужчина не жилец. Раны настолько ужасные, что едва медики прибудут на место, как им придётся иметь дело с ещё тёплым бездыханным телом. Он умрёт на руках офицера Хэйнс и Мэя. Поняв это, Крис велит Мэю снова присоединиться к членам группы захвата: не стоит ему видеть всё это, особенно после четырёх трупов Тихого места. Не став задерживаться, оставшиеся полицейские по команде Тони продолжают путь. Когда же на втором этаже снова раздаются хлопки выстрелов и испуганные вскрики, пятёрка офицеров бегом устремляется по лестнице, прикрывая друг друга. Крис, сжимая холодную рукоять и цевьё помпового ружья, идёт в первых рядах, беря на мушку каждый дюйм помещений. Прямо за ним ступают Мэй и Макс, в то время как Тони с напарником чуть выступают вперёд, вооружённые автоматическими карабинами и одетые в усиленный вариант бронежилета. — Ну и кто теперь главный, суки?! — раздаётся озлобленный голос. Следом звучит выстрел и очередная порция криков. Офицеры замирают, пытаясь понять, из какого помещения исходят звуки. Второй этаж сплошь забит кабинетами и подсобными помещениями, а необычная планировка создаёт подобие лабиринта, в котором очень легко потеряться. Лишь во время второй очереди выстрелов им удаётся определить примерное положение стрелка. Тони отправляет Макса и Криса к противоположной двери кабинета, чтобы окружить подозреваемого с обеих сторон и застать его врасплох. Однако они едва успевают занять позицию, как слышат всхлипы и встревоженный говор. Крис прислушивается и оборачивается, заметив мелькнувшую за углом светловолосую голову. Он жестом сообщает об этом Тони, и тот велит проверить. Тогда Крис переглядывается с Максом, прося помощи, после чего вдвоём осторожно приближаются к углу. — Полиция, — твёрдым, но в то же время тихим, чтобы стрелок по ту сторону стен не услышал их, голосом произносит Крис, взяв на мушку место, где и заметил чью-то голову. Макс держится рядом, страхуя, и вторит ему, призывая неизвестного выйти. — Покажите свои руки. Из угла показываются трясущиеся женские ладони. Тонкие пальцы обвивают золотые кольца, а на худых запястьях красуются многочисленные подвески и браслеты. — А теперь медленно выходи из-за угла, — всё тем же голосом велит Крис и напрягается вместе с Максом, когда перед ними постепенно возникает высокая женская фигура, видимо, одной из учениц. Растёкшаяся тушь угольными дорожками сползает по щекам, а сама девушка дрожит, точно прозябший под ливнем щенок. — Т-только не с-стреляйте… П-пожалуйста… — выдавливает она, продолжая держать ладони приподнятыми и вздрагивает, когда Макс, ухватив её под локоть, уводит в сторону, а после заковывает в наручники. — Но з-зачем?.. — не понимает она, переводя растерянный взгляд с Макса на Криса и обратно. — Всего лишь меры предосторожности, — машинально отвечает Макс и сообщает диспетчеру, что они спасли гражданское лицо. — Ты одна? — решает уточнить Крис и лишь затем осторожно заглядывает за угол, не обнаружив там никого. Только валяющийся огнетушитель, который весьма неумело сорвали с крепления. — Я д-делала всё в т-точности, как нам велела п-программа… — сквозь остаточную истерику поясняет девушка. — С-начала бежала, п-потом спряталась, п-потом… — Сражалась? — хмыкает Крис и возвращается на позицию, потому как Тони жестами угрожает их оттрахать, если они сейчас же не приступят к штурму и не положат конец стрельбе. Снова грохочет выстрел, а крики смешиваются с плачем. Стрелок требует публичных извинений от своих одноклассников, требует уважать его, несмотря на цвет кожи и ориентацию, а ещё требует у некой миссис Хоулли хорошую отметку за грядущий школьный проект по истории. Крис заминается: нападавший стал жертвой собственной расы, что послужила поводом для насмешек. Он не успевает развить эту мысль, потому как Макс, отведя найденную девушку на безопасное расстояние, шёпотом зовёт его, приоткрыв дверь и заглянув в образовавшуюся щёлку. — Он на том конце, — сообщает Макс и покрепче ухватывает пистолет. Видя, что дуэт Тони и Льюиса готовится ворваться в класс, Крис жестом предлагает зайти первым, мотивируя своё решение ружьём в руках. Тони, завидев его жест-предложение, кивает и пальцами показывает цифру «три», как бы говоря, что они зайдут в класс ровно через три секунды. Макс пристраивается сзади, впившись свободной ладонью в бронежилет Криса на спине, чтобы действовать максимально синхронно и слаженно. Как только Тони принимается пальцами отсчитывать секунды, страх даёт о себе знать, холодом коснувшись шеи, отчего на коже выступает россыпь мурашек. Крис прислоняется к стене возле двери и на секунду прикрывает глаза. Он справится. У них всё получится. Макс продолжает держаться рядом, ожидая, когда его партнёр наконец войдёт внутрь. И Крис заходит, не сразу сообразив, что к этому моменту заложники полными надежды голосами заметили присутствие полицейских. Стрелок бросается в сторону, ловко уйдя из-под прицела двух спецназовцев. Те громко рявкают, веля бросить оружие и лечь на землю. Крис слышит тяжёлое дыхание Макса, что теперь стоит по правое плечо, и берёт на мушку стрелка. Время заметно сбавляет обороты, позволяя чуть ли не детально разглядеть заложников — испуганных подростков, обративших на своих спасителей заплаканные лица, — перевёрнутые парты и стулья, свежие дыры на потолке и самого стрелка — темнокожего высокого парня в светлой толстовке, мешковатых штанах и ядовито-зелёных кроссовках. Он обменивается с Крисом озадаченным взглядом, а затем нажимает на спусковой крючок. Крису кажется, что грохот звучит где-то у него в голове. Ружьё мигом становится тяжёлым, и руки роняют его на пол с приглушённым звоном. В плече ощущается жуткий холод, точно тает забравшийся под рубашку лёд, который затем разливается обжигающе болезненным ожогом. Плиточный пол, извиваясь в неописуемых плоскостях, сначала растягивается в бесконечное светло-голубое полотно, а затем ускользает из-под ног, сменившись белым потолком и парочкой длинных ламп. — Офицер ранен! — звучит где-то над головой, а вновь раздавшийся голос растворяется, точно погружённый под воду. Крис чувствует, что опускается на дно и сам: перед глазами ничего не разглядеть — их обволакивает мыльная дымка, сквозь которую просачиваются лишь едва знакомые силуэты. Что-то тёплое касается его лба. А может, ему только кажется. Когда же кто-то зовёт его по имени, он понимает, что падает в необъятную пустоту, накрывшую его темнотой.