Шестой

— …И в результате столкновений пострадало пять человек, один из которых тяжело ранен. Для предотвращения беспорядков в район Сан-Фернандо стягиваются местные полицейские силы. Напомню, что причиной общественных волнений стал недавний инцидент в школе Сан-Фернандо, где в ходе перестрелки с полицией был застрелен вооружённый подросток — Адам Шейтс. Оторвавшись от экрана смартфона, где телеведущая продолжает читать новостную сводку с невидимого для зрителей экрана, капитан Бёрдс переводит суровый взгляд на Тони, что смиренно стоит напротив его стола в несколько вальяжной стойке «смирно» и заведя руки за спину. — Ты понимаешь, что это залёт? — холодно осведомляется капитан. Тони молчит. Ни к чему отвечать — всё и так ясно. Недавняя перестрелка в школе закончилась не только ранением одного из офицеров. Стоило только жителям гетто узнать о случившемся, и половина Сан-Фернадо вспыхнула, точно спичка. Народ жаждал крови. Полицейской крови. Инцидент с Майклом Фицроу вызвал ненависть, а случай с Адамом Шейтсом — агонию. — Начата служебная проверка по факту применения огнестрельного оружия. До тех пор ты отстранён от службы. Тони молчит и на этот раз. Внутри закипает самый настоящий вулкан, однако выплеснуть его на глазах капитана и сержанта Грира, стоящего у двери, точно цербер, значит — поддаться эмоциям и заочно убедить начальство в своей профнепригодности. Командир спецназа всегда должен держать себя в руках, несмотря ни на что, хотя на фоне последних событий очень сложно совладать с самим собой. На него вешают ярлык убийцы, однако убийца — равнозначно слову преступник, но никак не спаситель, поступивший по долгу службы. — Что скажете, сержант? — Капитан метает короткий взгляд на Грира, что кашляет в кулак и медленно подходит, обойдя Тони со стороны. Сейчас сержант спокоен как удав и его лицо не выражает абсолютно ничего, однако стоит только оказаться за дверью, и моральное изнасилование обеспечено. — Ты спёкся, Беннет, — заключает он, цедя сквозь покрытые кофейным налётом зубы. — Ты мог задержать преступника. — Он выстрелил в Тёрнера, — начинает обороняться Тони, но замолкает, наткнувшись на требующий того тяжёлый взгляд капитана. Меж тем Грир продолжает, подойдя к нему вплотную и почти выплёвывая следующие слова: — Ты мог его задержать, еблан! Или инструкции для тебя ничего не значат?! В спецназе только убивать учат?! — Нет, сэр, — на автомате отвечает Тони. Грир никогда не любил и не полюбит спецназ Шестого. И некоторые члены группы захвата даже связывают с этим одно поверье: если команда проваливает операцию или кого-то ранят, значит, матёрый сержант снова вспомнил их недобрым словом, если не проклял вовсе. Связано ли это с тем, что Грира когда-то не взяли в отряд, никто точно не знает. Но на могилу спецназовца Грир однозначно придёт последним. — Это был ребёнок, мудака кусок. Мало нам того чёрного, так теперь ещё и этот?! — Грир, — прерывает его капитан, сдержанно вздохнув. Видя суровость на лице Бёрдса, Тони в такие моменты чертовски рад, что капитан совсем не похож на своих подчинённых. Двух Гриров никто не выдержит. — Сомневаюсь, что можно было иначе. Я прочёл твой рапорт, — ухватывает тоненькую папку, которую Тони принёс ровно полчаса назад сразу после приезда, — наспех написанный в раздевалке на коленке рапорт, пропитанный и засаленный потом. — Дерьмо то ещё. — Капитан небрежно швыряет её на край стола, как обычно делает это с табелью ежеквартальных дежурств — так он выражает своё недовольство о постоянном некомплекте личного состава Шестого. — За девять лет ты так и не научился их нормально писать. Что правда, то правда. Тони ни раньше, ни сейчас напрочь не переваривает всю эту бумажную волокиту, предпочитая лишний час провести в тире. И хотя с момента перехода в отряд S.W.A.T. её не убавилось, однако необходимые навыки делового письма он так и не приобрёл. — Но я верю, что так всё и было, — продолжает капитан медным басом, как обычно сложив руки на столе. — Однако это не отменяет того факта, что теперь ты под наблюдением комиссии и в отношении тебя начата проверка. Если Служба придёт к тому же выводу, что и я, — дело закроют. А пока ты отстранён. Тони ощущает, как болью отзывается его задетое самолюбие. Отстранили. Наказали, точно нашкодившего мальчишку. Точно какого-то желторотого юнца, только-только заступившего на пост. За годы службы в полиции он ни разу не вынуждал ни Грира, ни Бёрдса ставить под сомнение свою компетентность. Лишь однажды ему довелось оказаться в подобной ситуации, когда группа захвата не смогла спасти женщину-самоубийцу, что сначала угрожала револьвером своим родным, а затем вышибла себе мозги, стоило только спецназу окружить её и попытаться отговорить. Порой Тони не понимает, что движет начальством, ставящим перед подчинёнными невыполнимые задачи, ведь спасти жизнь преступнику удаётся далеко не всегда. И хотя главный принцип S.W.A.T. — захват, а не ликвидация подозреваемого, но в случае со школой он не сработал — пострадавших было бы больше. Тони считает решение Бёрдса несправедливым и даже недальновидным, однако ничего не говорит, теряя браваду под свирепым взглядом сержанта Грира, явно истосковавшегося по свежей крови. Тот обладает поразительной способностью затыкать молча. — Сэр, — в кабинет вбегает заместитель Грира — офицер Гордон, который одновременно обращается и к сержанту, и к капитану, — чрезвычайная ситуация на Футхилл Фриуэй: митингующие заблокировали проезжую часть и подожгли несколько гражданских машин. — Твою мать, — не сдерживается Бёрдс, стукнув кулаком по столу. — Отошлите туда все юниты, объявить пурпурный код. — Все юниты и так уже там, — вставляет ремарку Грир. — Кроме… — Он окидывает сомнительным взглядом Тони. — Его команды. Бёрдс вновь ругается, на этот раз поминая Иисуса, и велит вбежавшему офицеру объявить полную мобилизацию и отправить на подмогу все подразделения, которые только есть в участке. Парень коротко кивает и скрывается за дверью так же молниеносно, как и появился. — Господи, да когда же они поймут, что у нас нет установки убивать чёрных, — бурчит Бёрдс и потирает переносицу, на которой Тони различает капельки пота. — Вот что, Беннет, — вздёргивает указательный палец, чуть подавшись вперёд, — ты сейчас же берёшь своих ребят, и вы дуете на это грёбаное шоссе. — Но я же отстранён, — как бы невзначай напоминает Тони, но мысленно ликует. Это его шанс реабилитироваться в глазах начальства и убедить их в том, что он и его команда знают своё дело, а вовсе не привыкли стрелять по живым мишеням. И хотя совесть не перестаёт его донимать, осуждая за убийство, однако быть отстранённым ему хочется меньше всего на свете. — Ты слышал приказ? — громом звучит голос сержанта Грира. — Живо, блядь! Завидев в глазах капитана Бёрдса одобрение, Тони кивает ему напоследок и пулей вылетает из кабинета, бегом устремляясь в раздевалку, где в это время его команда должна готовиться к ежедневному стрельбищу. Так и есть: семёрка подчинённых неспешно экипируется в камуфляжную тренировочную униформу, шурша застёжками разгрузочных жилетов и подшучивая друг над другом. В воздухе витает кислый запах пота и грязных носков, от которого у любого проходимца нос отвалится сморщенным отростком, не говоря уже о брани в разговорах и специфическом юморе, понятном далеко не каждому. — А я бы такую трахнул, — улыбаясь и протирая тряпкой каску, произносит Брэд — бывший морской пехотинец и человек, на телосложение которого старается равняться каждый из членов команды, включая и самого Тони. Из года в год Брэд ставит всё новые и новые рекорды в участке во время прохождения аттестации по лёгкой атлетике. Пожалуй, в мире нет никого сильнее него. — Ты свой стручок видел? Она даже ничего не почувствует, — отзывается другой. Поднимается дружный хохот. — А тебе лишь бы на чужой член взглянуть. Глаз на меня положил, Стэн? Ну, так ты скажи: я удовлетворю твоё любопытство. — Не, Брэд, я не из заднеприводных, — гогочет Стэн — высокий и хорошо сложенный блондин, один из ветеранов команды. Он и Брэд часто устраивают неформальные соревнования друг с другом, выясняя, кто же всё-таки в команде самый крепкий. — Это Дэйл у нас по мальчикам, — бросает лукавый взгляд в сторону мулата, который старательно шнурует берцы. — Пошёл ты! — раздаётся в ответ. Тони качает головой, понимая, что бедный Дэйл снова оказывается крайним. В любой шутке или издёвке этот меткий стрелок против воли примеряет на себя роль козла отпущения. Конечно не всерьёз, но его терпеливости можно только позавидовать. Не зря именно его Тони и посылает на крышу со снайперской винтовкой, чтобы тот прикрывал остальную команду. Каждый член группы захвата играет свою ключевую роль и незаменим. Вряд ли во всём городе найдутся такие же опытные полицейские, знающие свою работу и способные сохранять хладнокровие даже в самой накалённой обстановке. Они никогда и ни за что не подведут: ни в этой жизни, ни в следующей. Как только несколько из них замечают стоящего на пороге Тони, то легонько толкают остальных, призывая замолчать. В просторной, но нагромождённой снаряжением раздевалке мигом воцаряется тишина. Во взглядах каждого царит сочувствие и понимание. Никто из них не был в школе, когда Тони пришлось нажать на спусковой крючок, но все они уже знают. Знают, что именно он пристрелил темнокожего подростка, тем самым вынудив половину Сан-Фернандо выйти на улицы. — Порядок, командир? — осторожно интересуется Стэн, поднявшись со скамьи. Тони одаривает его безразличным взглядом. Неужели тот думает, что перед ним станут откровенничать? Говорить, какой сильной болью обливается сердце, а совесть раз за разом скребётся где-то внутри? Как перед глазами то и дело всплывает испуганное лицо того парня? Как в ушах гремят три выстрела, оборвавших ещё одну жизнь? Тони ценит Стэна, равно как и остальных, за его навыки, однако сейчас тот городит несусветную чушь, пусть и пытается выглядеть доброжелательным. Выходит слащаво и демонстративно. От такой фальши становится только хуже, благо Тони вовремя вспоминает приказ Бёрдса. — Тренировка подождёт, — сухо сообщает он. — Доставайте усиленное снаряжение и проверьте щитки на шлемах. — Тони только собирается уйти, развернувшись, но его останавливает полный смятения вопрос Дэйла: — У нас вызов? — Мы едем на окраину Сан-Фернандо, — бросает через плечо. — Газ, резиновые пули, тазеры — берите всё. Он задерживается ещё на пару секунд, ощущая сверлящие спину взгляды, и, не произнеся больше ничего, выходит из раздевалки, отправившись на поиски телефона. По дороге к нему подбегают несколько коллег, с которыми Тони поддерживает хорошие отношения, и сообщают, что беспорядки вспыхнули и в самом центре Лос-Анджелеса, отчего вся инфраструктура города встала, а многие патрульные юниты вынуждены оставить свои посты и отправиться на подмогу. От услышанного сердце начинает биться чаще, а волнение провоцирует дрожь во всём теле. Как раз в центре города работает его самый близкий человек. Тони одалживает у одного из офицеров сотовый и набирает номер, шёпотом подгоняя монотонные гудки, от которых звенит в ушах. Дурное предчувствие не перестаёт рисовать в голове жуткие картины расправ митингующих над прохожими, полицейскими и просто теми, кому не посчастливилось оказаться в районе, охваченном стихийном бунтом. Подобное уже случалось и неоднократно, но каждый раз словно первый. — Ну же, возьми трубку, — не выдерживает он, обеими руками прижимая телефон к уху. Когда на другом конце раздаётся тёплый женский голос, вздох облегчения слетает с губ. — Миа, ты в порядке? — Да, всё хорошо, — неуверенно отзывается. — А в чём дело? Что-то случилось? Ты ещё на работе? — Да, я в участке. — Слыша назойливый говор где-то за спиной, Тони оборачивается, завидев, как несколько офицеров осматривают висящую на стене карту города, и отходит подальше. — Ты в курсе, что творится в городе? Ответ поступает не сразу, и Тони догадывается, что, скорее всего, его драгоценная Миа — любимая и прекрасная жена — не имеет ни малейшего понятия о творящихся беспорядках. Это и хорошо, и плохо одновременно. — Нам сказали, что проходит какой-то митинг — вроде бы, ничего необычного. Хотя по новостям сказали, что в Сан-Фернандо стреляют и даже есть пострадавшие. Это правда? — Беспокойство в голосе. — Тони, если это правда, я тебя очень прошу… — Я буду осторожен, — договаривает он. — Ты можешь уехать домой? — Но как же я уеду? У меня клиенты — я не могу всё так оставить. И что скажет мой босс?.. «Твой босс — идиот, раз не отпустил вас по домам», — моментально проносится в голове, однако озвучить это Тони не решается, сообразив другой план действий. — В таком случае не выходи на улицу. Ни при каких обстоятельствах. — Но мы собирались с девочками пойти обедать… — Миа, послушай, — уже твёрже произносит Тони, не зная, как ещё донести до супруги одну важную мысль, которая может сохранить ей жизнь, — в центре города беспорядки. Толпы чёрных громят всё вокруг. Если с тобой что-то случится, я себе этого никогда не прощу. Просто не выходи никуда, хорошо? — Ладно, — раздаётся вздох. — Будь осторожен. Я люблю тебя. Ответив аналогичным: «Я тоже тебя люблю», Тони сбрасывает и, вернув телефон хозяину, спешно возвращается в раздевалку, покинуть которую уже успела половина команды. Оставшиеся грузят в чёрные спортивные сумки не смертельные ружья и коробки с резиновыми пулями — эффективное оружие против разъярённых бунтовщиков наравне с водомётами и высокочастотными установками. — А где Льюис? — интересуется Тони, заметив, что шкафчик его напарника закрыт, а самого Льюиса он не видел с тех пор, как отправился на ковёр к капитану. — Я здесь, — раздаётся за спиной. Тони моментально оборачивается, застав подчинённого с голым торсом и обмотанным вокруг пояса полотенцем, прикрывающим нижние части тела. На тёмной коже выступают бусины воды, что стекают дорожками, а от самого Льюиса веет мятным гелем и лаймовым одеколоном. — Сдурел? — бьёт сразу в лоб Тони, потому как через пару минут им уже нужно быть на Футхилл Фриуэй. Но Льюис никуда не торопится, судя по ленивым движениям и откровенным пофигизмом на лице. — У нас срочный вызов. Льюис ничего не отвечает, еле слышно чмокнув губами, и неохотно приоткрывает шкафчик, напоминая школьника, которому предстоит писать контрольную. Он оценивающим взглядом осматривает содержимое, словно прикидывая, что же надеть, после чего вынимает полевую тёмную форму. Затем вновь возвращается к шкафчику, что-то внимательно изучая. Тони терпит ещё мгновенье, после чего захлопывает дверцу прямо перед носом Льюиса, буравя его холодным взглядом. От услышанного остальные подчинённые, собирающие снаряжение, мигом оборачиваются, замерев и затаив дыхание. — Ты издеваешься?! — выпаливает Тони. — Мы сейчас же должны выезжать, а ты тут прихорашиваешься?! Льюис, однако, выдерживает его взгляд, ухмыльнувшись. — Мне ехать голым? — парирует он. — Или ты всё же дашь мне одеться? — Ты ведь не собирался приходить сегодня на стрельбище. — Тони прищуривается. — Где ты, мать твою, шляешься? Хочешь завалить аттестацию? Хочешь вылететь из команды? — Какой смысл? — очередная ухмылка, пропитанная презрением. — Ты же у нас самый меткий стрелок, командир, — последнее он выделяет особой, едкой интонацией, процедив по буквам. — Целых три выстрела и все в яблочко. От услышанного Тони теряется. С одной стороны, нет ничего удивительно в том, что кто-то не одобряет его решения, ведь в любой ситуации, каким однозначным ни был бы выбор, будут недовольные. Но с другой — Тони меньше всего ожидал услышать нечто подобное от своего напарника — верного соратника, с которым привык преодолевать все невзгоды. Льюис всегда поддерживал его, защищал, будь это выговор со стороны начальства или нападки коллег. И хотя их дружба выдерживала испытание временем, однако с ней что-то стало. Тони не уверен, что именно, но, возможно, несколько противоречивые взгляды Льюиса на жизнь, на работу и свою расу начали расшатывать этот домик, который они старательно возводили вместе. Льюис — чёрный и если раньше он ставил всех в равное положение перед законом, то с недавних пор предвзятость даёт о себе знать: он не стесняется поддерживать жителей гетто, уважает криминального авторитета по прозвищу Раф и также обеспокоен полицейским произволом в отношении негров. Словом, бомба замедленного действия. — Ты это серьёзно? — с толикой разочарования в голосе переспрашивает Тони. Ему хочется верить, что это всего лишь шутка, пусть и неудачная. Но взгляд Льюиса, полный пренебрежения и даже издёвки, даёт понять обратное. Он не шутит. Ни на йоту. — Ты же сам всё видел, идиот! Или надо было позволить ему выстрелить в нас?! Льюис срывается с места, пантерой набросившись на своего командира, которого резко впечатывает в шкафчик, придавив грудь локтем. Раздаётся металлический грохот, отчего все присутствующие вскакивают с мест, призывая парней успокоиться. Однако ни Тони, ни уж тем более Льюис не обращают на них никакого внимания, абстрагировавшись от всего мира. Теперь существуют лишь они вдвоём. — Я видел, как ты убил его, — рычит Льюис, едва не выплёвывая эти слова прямо в лицо. — Видел собственными глазами, как ты застрелил парнишку, который просто не ведал, что творит. Ты застрелил его, словно какого-то преступника. — Он и был преступником, — обороняется Тони, слыша, как собственный голос сквозит обжигающим льдом. Локоть Льюиса неприятно надавливает на грудь, и он морщится. — Отъебись, пока я тебе не навалял. Льюис изучает его лицо цепким взглядом ещё какое-то время, после чего отстраняется и поднимает с пола спавшее полотенце. — Хорош, парни, — призывает Стэн и одаривает оголённую фигуру Льюиса лукавым взглядом. — Тебе бы в стриптиз-клубе работать с такими формами, — хмыкает, пихнув стоящего рядом Дэйла в бок. — Отсоси, Стэн, — бросает Льюис и, сменив бельё, принимается надевать форму. Он успевает забраться ногами в штаны, как получает отменный удар по лицу от Тони, заставивший его рухнуть на скамью. — Ещё раз поднимешь на меня руку — вылетишь из полиции на хрен, ты понял? — Тони склоняется над ним. — Я нашей дружбой дорожу. Жаль, ты этого не ценишь. — Он потирает левый кулак, который пришлось пустить в ход и, скомандовав подчинённым поторапливаться, экипируется сам. Голову не покидает тревожная и навязчивая мысль: похоже, Льюис желает раз и навсегда покончить с тем, что их связывает.

* * *

— Все слышали про Тёрнера? — зайдя в кабинет, осведомляется Айзек. В руках, как и всегда бывает в обеденное время, бумажный пакет с ланчем из забегаловки неподалёку, который довольно быстро оказывается на столе. На исцарапанной пластиковой поверхности теперь красуется жирное пятно от протёкшего бургера. Барри, бросив на подчинённого взгляд поверх очков, помогающих снизить нагрузку на глаза при работе за компьютером, шумно вздыхает. Для человека, каждый день питающегося фастфудом, Айзек удивительно строен и находится в отличной физической форме. Интересно, когда он в последний раз сдавал тест на уровень холестерина? От вопроса Айзека Нэнси отрывается от чтения свидетельских показаний по делу об убийстве в Тихом месте и одним своим видом даёт понять, что произошедшее с офицером Тёрнером никак не выходит у неё из головы. Повисает напряжённая тишина, нарушаемая лишь слабым гулом старенького компьютера Барри и шуршанием бумажного пакета, в котором с детским восторгом на лице копошится Айзек. Как и предполагалось: купленный им бургер потёк и теперь щедро обливает кровью-соусом стол и тонкие пальцы парня, на которых красуются металлические кольца. Пару раз Барри делал ему замечание на этот счёт, ведь столь экстравагантные украшения отнюдь не пишутся с характером их работы и плохо отражаются на имидже полицейского детектива. Но Айзек даже здесь не пошёл на уступки, заладив песню про самовыражение и отсутствие в уставе участка отдельного пункта, запрещающего носить кольца. Чертовски изворотливый аргумент, который Барри не смог парировать. — Когда его можно будет навестить? — подаёт голос Нэнси, робко поглядывая на коллег. Айзек оказывается слишком занят поглощением бургера, чтобы ответить, в то время как Барри изумлённо дёргает бровями и снова отрывается от компьютерного монитора. Не то чтобы Нэнси держится особняком от всего коллектива, но её отличает некоторая замкнутость и стеснительность в вопросе общения с коллегами. Она всегда игнорирует вечеринки и Дни Рождения, всегда находит причины не ходить на торжественные мероприятия в здании полицейского департамента Сан-Фернандо. Штатный психолог Шестого в лице Алекса Тица как-то раз вызывал Барри на приватную беседу, темой которой как раз и стала слабая социальная активность Нэнси. Мол, это негативно скажется на качестве работы, а ещё непременно приведёт к эмоциональным расстройствам и даже депрессии, ведь общение — порой единственное, что спасает копов от внутренней дыры под названием саморазрушение. Сам Барри не видит ничего катастрофичного в закрытости Нэнси, хотя с таким поведением невероятно сложно продвигаться по карьерной лестнице. Наверное, поэтому, по рассказам Алекса, большая часть сотрудников, когда-то уволившихся или переводившихся из Шестого на другое место работы, — это интроверты. — Когда он поправится, — вполне логично отвечает Барри, продолжая размышлять над тем, что же сподвигло Нэнси проявить инициативу. С Тёрнером она, вроде как, близко не знакома, как и с его напарником, причём как новым, так и погибшим. Хотя, вполне возможно и обратное. — Он ведь поправится? — Голос Нэнси окрашивается волнительными нотами, на что Барри снимает очки, удивлённо таращась на неё, словно только что услышал признание в любви. — Не хочешь скидываться его семье? — чавкая, спрашивает Айзек. — Я тебя прекрасно понимаю. Когда погиб Баррет, мы по две сотни собирали — грабёж в чистом виде. Я таких денег месяцами не вижу, поэтому да, лучше бы ему выкарабкаться. От услышанного Барри теряет дар речи. Он, конечно, знает, что Айзек тот ещё язвительный засранец, но чтобы настолько… — Надеюсь, это была всего лишь неуместная шутка, — хмуро произносит Барри, бросив на парня неодобрительный взгляд. Тот совершенно беззаботно пожимает плечами и снова надкусывает бургер, который разражается очередными брызгами соуса. Капли смачными кляксами приземляются на стол. Воздух пропитывается назойливым запахом жирной говяжьей котлеты и маринованных огурцов, отчего Барри решает открыть окно, впуская в помещение хотя и знойный, но относительно свежий воздух. — А у него есть семья? — не унимается Нэнси, отложив в сторону папку со свидетельскими показаниями и тем самым давая понять, что не собирается работать до тех пор, пока как следует не отрефлексирует случившееся с офицером Тёрнером. Барри снова вздыхает, возвращаясь на место, и потирает переносицу. Нет, так нельзя. Когда погиб Баррет, Нэнси просто поставили перед фактом, стоило ей только вернуться из отпуска. К тому моменту она ещё толком не успела привыкнуть к коллективу и обстановке. Ранение же Тёрнера, можно сказать, произошло у них на глазах: они втроём сидели на первом этаже, помогая дежурным полицейским с приёмом заявителей и консультируя тех, кто требовал личной встречи с детективами участка. Рация одного из офицеров разрывалась сообщениями о стрельбе в одной из школ Сан-Фернандо, а после в эфире прозвучало два самых пугающих для любого копа слова: «Офицер ранен». Выстрел подростка задел Тёрнера, которого в срочном порядке повезли в больницу. Начальник смены патрулей тут же отозвал оставшегося офицера юнита Колибри-два в участок, а Бёрдс в спешном порядке выступил с заявлением перед прессой. Как итог: стрелявший подросток убит, погиб охранник, один полицейский ранен, а ещё трое гражданских в тяжёлом состоянии доставлены в больницу. В дело вступила экстренно созданная группа при Департаменте, которая занялась вопросом произошедшего, а на командира спецназа, как понял Барри, пытаются свалить всю ответственность за случившееся. Он не специалист по той тактике, по которой работает группа захвата Шестого, однако знает сержанта Беннета достаточно давно и знает, что тот никогда не позволяет себе ошибаться. Тридцатилетний командир спецназа требователен к себе и к подчинённым, а потому убийство подозреваемого и ранение офицера результат обстоятельств, но никак не человеческого фактора. — Нэнси, ты должна понять одну вещь, пока не стало слишком… поздно. — Барри поднимает на девушку серьёзный взгляд, напоминая учителя, который рассуждает на тему ответственности при сдаче выпускного экзамена. — Полицейский может погибнуть на службе — это неизбежно. Это как… — заминается, не зная, с чем ещё можно сравнить постоянный риск быть подстреленным на работе. — Как проклятье, — заканчивает за него мысль Айзек, расправившийся с гамбургером и теперь облизывающий перепачканные соусом пальцы. — Слышала про археологов, которые вскрывают саркофаги в пирамидах, а потом спустя какое-то время умирают от страшных болезней? Считай, что, когда ты получаешь полицейский жетон, ты вскрываешь этот самый саркофаг, ну или персональный ящик Пандоры, — пожимает плечами. — Смотря, что тебе больше нравится. И хотя сравнение вульгарное, Айзек своим примером попадает точно в яблочко. Барри невольно призадумывается и сам. Действительно: стоит только надеть жетон и весь мир словно обрастает шипами, а взгляды окружающих людей наполняются доселе спрятанной глубоко внутри ненавистью. Многие недолюбливают полицейских, а судьба любит над ними издеваться, лишая и без того редкой удачи. — Ты привыкнешь, — заключает Барри и откидывается на спинку скрипучего кресла. — Иначе никак. Нам всем тяжело, Нэнси, но, если ты и дальше будешь так переживать, тебя надолго не хватит. — Барри знает, о чём говорит, ведь эмоциональное выгорание с последующими психическими расстройствами — их злейший враг. Половину детективов с их неуместными улыбками запросто принимают за сумасшедших, в то время как другая половина забывает, что значит улыбаться вообще. — Простите, — машинально выдавливает Нэнси и шмыгает носом. Кажется, она из последних сил сдерживается, чтобы не заплакать. — Может, её к Алексу? — лениво предлагает Айзек, который теперь делает растяжку, сидя на стуле и вытянув в стороны все четыре конечности. — Я здорова, — осекает девушка, но Барри так не считает и кивает Айзеку, как бы говоря, что переговорит с Алексом. Возможно, тот найдёт время и для индивидуальных занятий с Нэнси. Той определённо не помешает выговориться, чего, кажется, она не делала ни разу. Все трое замолкают, но тут же переводят взгляды на зазвонивший стационарный телефон на столе Барри. Тот колеблется, быстро прикинув в голове, кому и зачем мог понадобиться, после чего ухватывает трубку, услышав голос офицера Гордона — заместителя сержанта Грира и просто местного мальчика на побегушках. — Пурпурный код и срочная мобилизация участка. Капитан Бёрдс велит всем юнитам отправляться на Футхилл Фриуэй для оказания содействия в ликвидации беспорядков. — Мы не юнит экстренного реагирования, — сквозь недоумение напоминает Барри и косится на Айзека и Нэнси, что поддаются вперёд, стремясь расслышать весь разговор. — Детектив-лейтенант, это приказ капитана. Сил юнитов экстренного реагирования недостаточно, чтобы справиться с бунтом. В оружейной вам выдадут необходимое снаряжение. Через десять минут капитан Бёрдс проведёт на парковке брифинг. — Ясно. А расследованием заниматься будешь ты, я правильно понял? — не без тени иронии парирует Барри, а услышав смущённое «Нет», кладёт трубку и смачно ругается. Айзек, которого всегда забавляет ругань начальника, усмехается, хотя скорее нервно, видимо, предположив, к чему всё идёт. — Только не говори, что нас посылают… — начинает он, но Барри его перебивает: — Нас посылают на Футхилл Фриуэй подавить митинг. Нэнси приоткрывает рот, в то время как Айзек громко фыркает и отшвыривает в сторону пустой пакет из-под ланча. Конечно, никто из них не горит желанием связываться с бунтующей толпой, которая, судя по новостным сводкам, устроила неплохую встряску стоящим в оцеплении полицейским. Этим должны заниматься специальные подразделения, но в участках их настолько мало, что скорее на подавление митингов пошлют клерков канцелярии и детективов, нежели в Департамент Лос-Анджелеса поступит запрос о помощи. Бёрдс не пойдёт на это: он дорожит каждой такой возможностью и не станет ими распыляться, когда есть кого ещё посылать. — Но ведь нужна специальная подготовка, — озвучивает Нэнси, на что ответ находится у Айзека: — Базовой, что дают в Академии, достаточно. Другое дело, что за четыре года я уже забыл все виды построений и сцепок, а ещё какими мразями могут быть те отморозки, которые стоят по другую сторону баррикад. И хотя голос Айзека звучит блекло, Барри не сдерживает смешка, потому как вся эта ситуация выглядит чертовски нелепо и в какой-то степени иронично. Какой будет толк от них троих? Или им прикажут провести расследование на месте, чтобы установить, кто из толпы бросил очередную бутылку или выкрикнул что-то неприличное в адрес полицейских? Барри снова усмехается и качает головой. Идти к Бёрдсу и просить объяснений бесполезно — на фоне их последнего разговора капитан в лучшем случае выставит его за дверь. Другой вопрос, что той же Нэнси не место среди копов, пытающихся обуздать разъярённую толпу горожан. Но выхода не остаётся, и Барри командует подчинённым выдвигаться в оружейную. Этот день обещает быть долгим.