Шестой

От ударившего в ноздри запаха лекарств Крис морщится, неохотно приоткрывая глаза, в которые тут же бьёт ослепительно резкий свет. Он жмурится, привыкая к жуткой белизне вокруг, что расплывается мыльной дымкой. Ни руки, ни ноги его не слушаются. Когда взгляд более-менее фокусируется, помогая различить плитку на стенах и ширму с правой стороны, Крис осознаёт, где находится. Больничная койка мгновенно становится жёсткой, и о себе даёт знать затёкшая спина. Тогда он пробует перевернуться на бок и вновь морщится, ощущая острую боль в правом плече, словно туда всаживают раскалённую иглу. Пальцы рук сплошь обмотаны проводами, а под голубой сорочкой выступают катетеры. Небольшую по размерам палату помимо ламп под потолком освещают и солнечные лучи, пробирающиеся сквозь стенку из жалюзи. На прикроватной тумбочке стоит ваза со свежими цветами и несколько открыток с пожеланиями. Крис не сдерживает улыбки, разглядев круглый почерк Макса, однако куда больше эмоций, особенно удивления вызывает фигура Мэя, сгорбленная и сидящая напротив койки. Стажёр тихо дремлет, подперев кулаком подбородок и еле заметно покачивается, отчего поскрипывает стул. — Вот это номер, — не сдерживается Крис и проклинает самого себя в тот момент, когда Мэй, видимо, услышав его, мгновенно просыпается, вздрогнув и спросонья промямлив: «Доброе утро». — Как спалось? — усмешка. — Скажем, бывало и лучше. — Он зевает и потягивается, похрустывая суставами. — Рад, что ты очнулся, — тепло отзывается Мэй, кивнув. Уголки губ медленно расползаются в свойской лучезарной улыбке. Крис ловит себя на мысли, что чертовски соскучился по ней. — Очнулся? Долго я был в отключке? — Долго, — вновь кивает. — Сначала тебя прооперировали, а потом перевели сюда. Мне кажется, здесь достаточно уютно. — Мэй мечтательным обводит взглядом комнату. Крис же не спешит оценивать интерьер. Долго… Он призадумывается, старательно вспоминая последние события. Стрельба в школе. Штурм. В его руках было помповое ружьё, из которого он целился в темнокожего подростка. Затем раздался грохот — настолько громкий, что кровь стынет в жилах. От него буквально всё внутри перевернулось, точно в центрифуге. И если он здесь, то, выходит, не успел выстрелить первым. А может, промахнулся. Возможно, Крис и попал бы в того парня, но в какой-то момент дал слабину или просто растерялся, поддавшись эмоциям. Так бывает, когда речь идёт о перестрелке. Адреналин знает своё дело, туманя здравый смысл и отдавая взамен пылкость и импульсивность. — Всё плохо, да? — не без тени беспокойства уточняет Крис. Он кидает взгляд на своё перебинтованное правое плечо, задрав ворот сорочки. Плотная квадратная повязка заплаткой прикрывает рану, которая слегка пощипывает и отзывается ноющей болью, стоит только напрячь руку. — Пуля не задела лопатку и плечевой сустав, — резюмирует Мэй. — Она прошла навылет. Врач сказал, что ты идёшь на поправку. — Почему тогда я… — Договорить он не успевает: в палату, коротко постучав, заходит высокий, худощавого телосложения мужчина в белом врачебном халате. Бейдж на груди гласит: «Доктор Найджел Миллер». Мэй моментально поднимается с места, кивая вошедшему в знак приветствия, и неспешно садится обратно, положив руки на бёдра. Только сейчас Крис понимает, что стажёр одет не в форму, а в простецкие синие джинсы и клетчатую рубашку. Столь повседневный наряд, лишённый привычной официальности и строгости, придаёт Мэю бунтарско-мальчишеский шарм, точно он студент или безработный мечтатель-романтик. В свои двадцать пять он выглядит уж очень свежо и энергично. — Доброе утро, офицер Тёрнер. — Голос доктора вырывает его из дум и вынуждает перевести взгляд с Мэя на себя. — Как вы себя чувствуете? — Он жестом просит задрать сорочку и, сняв с шеи фонендоскоп, принимается за осмотр. От непривычного холода на груди Крис морщится и даже вздрагивает, однако смиренно ждёт, когда врач закончит все необходимые процедуры. — Кажется, полный порядок. — Вам очень повезло, — заключает доктор Миллер, отстранившись и чиркая что-то в миниатюрном блокноте. — Если бы пуля прошла на пару дюймов выше, последствия были бы плачевны. — Почему я долго пролежал в отключке? Врач хмурится, бросив на него взгляд поверх очков, и кладёт блокнот обратно в нагрудный карман халата. — Мы оперировали вас под наркозом. И хотя речь идёт о сквозном огнестрельном ранении, но нам пришлось вытаскивать осколки. К тому же вы потеряли немало крови, прежде чем вас доставили сюда. — Когда я смогу вернуться к работе? — озвучивает Крис, однако предугадывает ответ. Возможно, рана и несерьёзная, но на этот счёт в Департаменте строгие правила. Да и сможет ли он после такого нормально работать? Глупости. Его прежний напарник неоднократно ловил пули, но всегда возвращался в строй. В Баррета стреляли бесчисленное множество раз, и лишь три попытки оставили о себе память в виде рубцов. Четвёртая же — дыру в голове. При этих мыслях Крис мрачнеет, не сразу расслышав ответ доктора. Приходится переспрашивать: — Простите, что вы сказали? — Вам наложили швы. Через пару дней придётся наложить и другие. В стационаре вы пробудете как минимум неделю. Мне жаль, офицер Тёрнер, но таков порядок. Речь идёт о вашей жизни. Крис понимающе кивает. Доктор прав: со свежими швами и раной он, вернувшись на работу, принесёт больше вреда, чем пользы. В любой момент может стать хуже: воспалится поражённый участок или накатит слабость, отголоски которой ощущаются уже сейчас, равно как и головокружение с тошнотой. Возможно, последствия наркоза, а может, сказывается потеря крови. Как бы то ни было, но держать оружие он пока не сможет, не говоря уже о прицельной стрельбе и прикрытии напарника в лице стажёра. Да и потом: если начальство узнает о том, что он пренебрёг лечением, то выговор будет обеспечен. — Завтра утром вы отправитесь на рентген, — сообщает врач, заведя руки за спину. — Постарайтесь не напрягать руку. В отделении дежурит несколько волонтёров и медсестёр, и если что-то будет нужно — обращайтесь к ним. — Он задерживает на Крисе задумчивый взгляд, после чего направляется к двери. — Юноша, — обращаясь уже к Мэю, — вам не помешает отдых. Как видите, ваш напарник очнулся, и больше нет нужды караулить его целыми сутками. — Спасибо, но я останусь, — твёрдо произносит Мэй, на что врач негромко хмыкает, качнув головой, и выходит из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. От услышанного Крис дёргает бровями, не веря собственным ушам. Этот зелёный сутками напролёт сидел возле его койки? Сидел и ждал, когда он очнётся? Сказать, что Крис чертовски удивлён, значит, ничего не сказать. Неужто новичок проникся им? Переживал, не выходя из палаты? Конечно, когда кто-то из полицейских ранен, многие сотрудники сплачиваются перед общим горем, всячески выказывая поддержку и стараясь ободрить. Даже лучший друг в лице Макса ограничился открыткой со своеобразной подписью виде нарисованного котёнка с жутко большими глазами, ведь ему некогда сидеть здесь — долг не ждёт. С Мэем в этом плане намного проще: он хотя и отчасти допущен к самостоятельной работе, однако ещё в течение нескольких месяцев пробудет в запасе. Новыми кадрами Шестой дорожит. И, похоже, здесь как раз тот случай, учитывая, что новичок ещё и в штатском, словно приехал из дома. — Хреново выглядишь, — озвучивает Крис, подмечая синяки под глазами стажёра и сонливость на лице. Однако тот держится стойко и лишь мотает головой: — Я в полном порядке и выгляжу получше твоего. Крис негромко смеётся, а почувствовав першение где-то в груди, заливается недолгим кашлем. Мэй так и не научился нормально шутить, хотя, надо признать, в долгу не остаётся. — Серьёзно, Мэй, — уже чуть строже произносит Крис, внимательно оглядев его. — От тебя всё равно проку ноль. Или будешь тут высиживать, пока что-то не вылупится? — Телевизора в палате нет, — замечает Мэй. — Книжек — тоже. Поняв, к чему стажёр клонит, Крис негромко хмыкает и самостоятельно убеждается в правоте его слов. Чем же тогда себя развлекать целую неделю? Уже ближе к вечеру он на стенку полезет от скуки. Выходит, Мэй желает скрасить его одиночество? На работе это получается гораздо лучше. — Хотя бы душ тогда прими, — фыркает Крис, не зная, как ещё спровадить стажёра из палаты. И хотя его общество не даёт заскучать, но всё же несколько напрягает, ставя в неловкое положение. Да и потом, ему не очень хочется, чтобы после выписки из больницы Мэй припоминал о тех днях, когда развлекал бедного и несчастного Криса, каким-то невероятным образом угодившего под пулю подростка. — Я чист. Спасибо за заботу. Тогда Крис разводит в сторону здоровой рукой, как бы показывая, что сдаётся. Но Мэй только тепло улыбается и, вытянув ноги, скрещивает их. — Тебя ранили впервые? — внезапно интересуется он, на что Крис вздёргивает правую бровь, не понимая, к чему такой вопрос. — Почему ты спрашиваешь? — подозрение в голосе. — Хочешь знать, почему я вырубился там, в школе? Или почему пролежал в отключке так долго? — Просто хочу знать, сколько шрамов тебе оставила служба в полиции. — Много, — сухо отвечает Крис и переводит взгляд на окно. Ему не прельщает откровенничать с новичком. Они толком не знакомы, хотя прошло уже достаточно времени, чтобы получше узнать друг друга. Однако к таким слишком личным разговорам он ещё не готов. И дело не только в доверии. Неизвестно, как Мэй отреагирует на ту или иную историю из прошлого и как станет относиться после. Крис вспоминает свой первый день на службе. Неосознанно, но картина того дня чётко вырисовывается перед глазами, словно переносит на десять лет назад, когда он, будучи салагой, точно так же совершал ошибки, точно так же обвинял Баррета в трусости, когда тот сторонился гангстеров и не осаждал их, угрожая арестовать. Возможно, это просто совпадение, но Мэй — это будто далёкий привет из прошлого. — Можно вопрос? — подаёт голос Мэй. Интересно, бывают ли ситуации, когда тому попросту нечего спросить? Или это его призвание — неустанно любопытничать? — Если это что-то личное, то нет. — Крис решает перестраховаться и заочно обрисовать ту границу, пересекать которую не позволит. Разговоры о бывшем напарнике, о личной жизни и прошлом — это табу, это те темы, которых он не желает касаться и искренне надеется, что у новичка хватит мозгов сообразить. — Признаюсь, я ещё многого не знаю, — издали начинает Мэй и подходит к окну. Теперь его фигуру обливают лучи солнца, отчего кажется, что тот светится, будто сошедший с небес ангел. — Почему меня отправили не с тобой, а вместе с другими? — О чём это ты? — И хотя Крис предполагает, но решает уточнить. Вопрос кажется ему слишком простым, особенно для того, кто любит копаться в ответах. — Я про штурм школы, — поясняет. В яблочко. — Мы напарники. Но там ты ушёл с другим офицером, а мне было велено держаться с остальными. Думаешь, я бы не прикрыл тебя? — В голосе можно различить пока ещё слабые нотки горечи. Мэй обижен? Дуется из-за того, что отправился с другими полицейскими? Однако они поступили так, как это предписывает инструкция. Иначе салага Мэй мог бы пострадать. У него недостаточно опыта, чтобы самостоятельно действовать в столь накалённых ситуациях. К тому же, если бы стрелок зацепил и его… Вряд ли Крис смог бы потом спокойно смотреть ему в глаза. Даже после той стычки со сбежавшим вором его грызёт если не совесть, то нечто, отдалённо её напоминающее. Почему-то в тот момент ему не удалось предупредить новичка, какими прыткими могут быть преступники из гетто. Возможно, сделай он это, и тому бы не прилетел удар по носу. — Офицеры распределяются на штурмовые звенья, исходя из опыта и звания, — пробует объясниться он, старательно пряча тень беспокойства, которая, несомненно, не покидала его в тот момент, когда они отправились на задержание подростка-стрелка. — Тебе, как наименее опытному, полагается находиться в группе с другими бывалыми полицейскими. Никто не хочет выносить тебя вперёд ногами после первого же вызова. — Но это не первый мой вызов, — упрямо напоминает Мэй, явно не желая мириться с тем, что после стольких часов патрулирования и разнообразных, хотя и далеко не всех, ситуаций по-прежнему остаётся в статусе желторотого юнца. — Это твой первый серьёзный вызов, — заключает Крис. На его памяти инциденты с перестрелкой очень часто выливаются в нечто более рисковое: в массовую бойню и огнестрельный карнавал. Им чертовски повезло, что стрелок действовал в одиночку. Будь их больше, и крошечный полицейский отряд, опрометчиво посланный на задержание, мог поредеть куда значительнее, нежели уже есть. — Всё, что было до этого, — детские игры. — И часто так бывает? — вполне справедливо интересуется Мэй. — В последнее время да. Теперь чаще стреляют в школах, нежели грабят банки. Как бы абсурдно это ни звучало, но так оно и есть. В последний год службы Крис участвовал в трёх задержаниях в школах и всего один раз отправлялся на вызов в банк. Закономерность, как и то, что ненависть молодеет, словно какая-то болезнь, и наполняет собой тех, кому едва переваливает за семнадцать лет. Нельзя сказать, что это проделки банд, отравляющих юные умы и подталкивающих молодых ребят на кривую дорожку. Но свою роль, пусть и косвенную, они всё равно играют. Подростки хотят равняться на взрослых, хотят быть такими же независимыми, как они. И проблема в том, что взрослые подают далеко не тот пример. Тот же Грир, чей сын далеко упал от яблони и, вопреки всем мыслимым законам, сдружился с молодыми гангстерами-одноклассниками. Сержант вроде как упустил в своё время чадо из виду, а теперь, похоже, отыгрывается на всех за собственную оплошность. — О чём ещё желаешь поговорить? — ехидно осведомляется Крис. Не то чтобы разговор у них совсем не клеится, но пройдёт ещё немало времени, прежде чем тонкая корка льда исчезнет насовсем, открыв простор для тёплых дружеских бесед. — О твоём напарнике, — внезапно отзывается Мэй. Получается неосознанно, однако Крис впивается ногтями в покрывало. Неужели стажёр совсем ничему не учится? Забыл, что эта тема под запретом? Пусть новичок хоть в лепёшку расшибётся, но ему ни к чему знать не то, каким офицер Баррет был, не то, как он умер. — Снова заладил эту песню? — достаточно холодно отзывается Крис. — Я не собираюсь с тобой это обсуждать. Меньше всего он ожидал, что Мэй просто пожмёт плечами с добродушным: «Ладно, как хочешь». Это настолько неожиданно, что нижняя челюсть отходит от верхней, повиснув. Прямо день сенсаций какой-то… Сначала новость, что новичок караулил его целыми сутками, теперь вот это. Меж тем в дверь стучат, и в палату проходит Алекс Тиц — психолог Шестого и Седьмого полицейских участков одновременно. Раньше копы раз в неделю посещали групповые сеансы психотерапии в специализированных государственных клиниках. Затем набрали популярность индивидуальные занятия, которые давали куда больший эффект. Полтора года назад Департамент и совет комиссаров дали новую установку: закреплять за каждым участком специалиста с соответствующим образованием и желательно имеющего опыт с тяжёлыми случаями. Среди гражданских таких кандидатов полно, но начальство всегда и везде отдаёт предпочтение собственному штату, а не выпускникам колледжей и университетов. И бедный Алекс, когда стала ощущаться острая нехватка таких кадров, стал разрываться между двумя местами работы. Первую половину недели он дежурит в Седьмом, а вторую — в Шестом. Остаётся гадать, когда же у него выходные. Хотя Алекс всегда улыбается и источает позитив и тепло, но не заметить усталость на его бледном не то от переутомления, не то от малого количества солнечного света лице просто невозможно, равно как и синяки под глазами. Это странно, но, похоже, психологу нужен психолог. — Здравствуй, Кристиан. — Он подходит к нему и обменивается рукопожатием. — Как твоё самочувствие? — Полный порядок, док, — отмахивается. — Шеф послал, да? Алекс смущается и заводит руки за спину, выпрямившись во весь свой невысокий рост. За те полгода, что работает в обоих участках, он чертовски похудел, отчего стандартных размеров униформа свисает на нём, точно парусина. Такими темпами ему придётся шить одежду на заказ, как это делает Макс из-за своей миниатюрной комплекции. — Беседа с ранеными и госпитализированными офицерами входит в мои обязанности. Так что нет, капитан Бёрдс здесь ни при чём. Ему впору возмутиться, что капитан, можно сказать, наплевал на него, однако Крис вовремя вспоминает, что так, в общем-то, всегда и везде. Начальство печётся о своих подчинённых после ранения лишь первый день, устраивая проверки, допрашивая напарников и всех свидетелей, но после всё стихает так же внезапно, как и началось. Если Бёрдс будет уделять пристальное внимание каждому раненому офицеру, то у него попросту не останется времени на всё остальное. — Не знал, — признаётся Крис, поведя не раненой рукой в сторону. Выходит, помимо ежедневной беготни из участка в участок Алекс точно так же бегает и по больницам, навещая раненых? Он впервые осознаёт, что его работа с ежедневной рутиной, негативным отношением граждан и постоянным риском погибнуть ещё не самая скверная и тяжёлая. — Сами как? Что в участке нового? — Прекрасно, благодарю за заботу, — доброжелательно отзывается Алекс, и улыбка подчёркивает его точёные скулы. — То, что сейчас происходит в участке, тебя пока волновать не должно. — Ну, вдруг меня уволили, а я не в курсе? Или Тони женился на нашем новом диспетчере и собирает вечеринку на свадьбу. — Поверь, я бы сразу сообщил об этом. — Улыбается, после чего кидает взгляд на Мэя, который внимательно слушал разговор и даже изредка кивал, поддерживая позицию психолога. — Джулиан, могу я остаться с Кристианом наедине? Подобного рода беседы требуют приватности. — О, да, конечно, — спохватывается новичок и без лишних слов покидает палату, тихонько прикрыв за собой дверь. Тем временем Алекс, ухватив первый попавшийся стул, ставит его возле койки Криса и усаживается, положив одну ногу на другую. — Ты точно в порядке, Кристиан? — Давайте не будем гонять одни и те же вопросы по второму кругу? Надоедает, честно. — Морщится. Не то чтобы его тошнит и выворачивает наизнанку от всех этих душевных бесед, но манера Алекса по нескольку раз проходиться по одним и тем же вопросам вымораживает до скрежета зубов, точно имеешь дело с заевшим магнитофоном или попугаем, выучившим лишь несколько фраз. — Может, ты хочешь чем-то поделиться? — с явным намёком на что-то личное осведомляется Алекс. Неприятное ощущение. Словно и без того зная всю подноготную души Криса, он предоставляет тому шанс оголиться собственноручно, точно призывающий покаяться священник, прознавший обо всех грехах. Психолог заглядывает ему прямо в глаза, будто намереваясь прочесть мысли. От такого пристального и даже пытливого взгляда живот чуть скручивает, а на коже выступают едва заметные мурашки. Неудивительно, что Алекса иногда просят поучаствовать в допросах особо замкнутых преступников: от такого взгляда даже у самых крепких орешков сдадут нервы. Однако Крис выдерживает эту атаку и даже находит способ ответить на неё: — Я же не на сеансе, док. К тому же всем, чем можно было, я уже поделился. — Твоя защитная реакция мне понятна, но поверь, я здесь, чтобы оказать тебе всю посильную помощь. В некоторых случаях офицеры, получив ранение, испытывают глубочайшую степень вины, и порой им бывает тяжело вернуться на службу. Тебя точно ничего не тяготит? — Ничего. — Крис качает головой для пущей убедительности. — Ладно, — отзывается Алекс, явно делая одолжение. Наверное, будь это действительно приём по графику и в его кабинете, он бы не оставил попыток вытащить Криса из своего панциря. — Как твои успехи с новым партнёром? Пожалуй, меньше всего на свете Крис ожидал услышать такой вопрос. Меньше всего он думал, что тщедушный психолог станет спрашивать о приставленном против воли новичке и уж тем более о прогрессе с ним. — Вряд ли хоть что-то здесь можно назвать успехом. — Он мрачно усмехается, совсем не желая развивать тему. Однако Алекс другого мнения. — Очень важно, чтобы между вами было взаимопонимание. — Это я и без вас знаю, док. — У него это не входит в привычку, но получается машинально и неосознанно: вежливое обращение на «вы», точно он подчиняется непосредственно Алексу. Да, психолог при лычке сержанта, поскольку до своего назначения долгое время проработал в полиции. Как правило, предыдущие заслуги роли не играют, если речь идёт о новом месте службы: приходится начинать всё сначала, но здесь, чтобы подчеркнуть статус, Алекса оставили в прежнем звании. Резонансный случай, после которого тому пришлось заново сдавать все тесты на сержанта и переаттестовываться, но это только подтвердило тот факт, что он заслуживает треугольный шеврон на обоих плечах. — Доверие между напарниками играет ключевую роль, — поучительно, но без претензии на зазнайство произносит Алекс. Он напоминает мудрого наставника, терпеливо объясняющего своему юному ученику основы мироздания. Такая интонация не то чтобы раздражает, но наталкивает на определённые мысли. Крис начинает считать себя полоумным идиотом. Конечно, он знает, насколько важно доверие между напарниками, и это касается не только полицейских, но и пожарных, врачей и вообще всех, потому как слаженные действия порой могут спасти жизнь. Возможно, в тот момент, когда Крис отослал Мэя вместе с другими, следуя инструкции, именно отсутствие доверия и сделало с ним это, вынудив словить пулю от чернокожего стрелка. Возможно, если бы Мэй пошёл с ним и прикрывал, то ничего этого бы не произошло. Новичок, судя по данным выпускной карточки Академии, прекрасно стреляет и вполне мог задеть подростка, прежде чем тот попал бы в Криса. — К чему вы клоните? — подозрительно осведомляется. Алекс сдержанно вздыхает и кладёт худые руки на бёдра. — Ты пережил утрату. В твоём случае нежелание принимать кого-то другого на месте Френка вполне нормально — это естественная реакция, защитный механизм. Но тебе нужно понимать, что это не должно стать преградой для твоей дальнейшей работы. — Значит, не станет, — несколько равнодушно отзывается Крис. Он ценит всё то, что делает Алекс, вернее, относится к его работе с должным уважением, впрочем, как и все нормальные полицейские. Но его рвение помочь и разжевать и без того очевидные вещи не вызывают ничего, кроме сокрушённых вздохов и лёгкой раздражительности. — Кристиан, я серьёзно. Если ты не хочешь повторения истории… — Слушайте, — обрывает он и потирает переносицу, — мы с Френком попали впросак: забрели на территорию «Шоко» и просто сделали то, чего делать не следовало. О каком доверии может идти речь, если мы просто сглупили? В ковбоев, блядь, сыграть решили. — Давай без брани, пожалуйста? — снисходительно предлагает психолог. Только сейчас Крис вспоминает, что Алекс, в отличие от большинства прочих полицейских, просто терпеть не может мат. Однажды он даже сделал замечание самому Гриру, предположив, что того терзают сильнейшие душевные переживания. На следующий же день психолога пересилили в другой кабинет: более тесный и неуютный, чем прежде. Но Крис — не сержант Грир и уж тем более не имеет полномочий распоряжаться пространством участка. Возможно, поэтому Алекс осмеливается поучать его. А может, одно единственное бранное слово действительно было не к месту. Тем не менее, такое замечание, пусть и мимолётное, заставляет смутиться. — Я хочу сказать, что я знаю, как устроены взаимоотношения между напарниками, — уже тише заключает Крис. — Просто я не гожусь для этого. Какой из меня наставник? Я что, проработал в полиции дольше других? — Мне вообще-то не положено, но… — Алекс опасливо оглядывается по сторонам, будто боясь, что его услышат, после чего подаётся вперёд. — Капитан Бёрдс консультировался со мной по этому вопросу. Я решил, что с новым сотрудником тебе будет легче адаптироваться. От услышанного Крис дёргает бровями. Сначала он раздумывает, с каких пор шеф стал назначать новичков — обычно этим занимается лейтенант Браун, а в его отсутствие — сержант Грир. Бёрдс не занимается подобной мелочью, несмотря на обязанности: у него полно другой не менее важной работы. Голову посещает всё то же воспоминание о конфликте между психологом и начальником смены патрулей. Видимо, его последствия дают о себе знать, и Алекс намеренно не упоминает Грира. Однако столь ненужная информация мигом отходит на второй план, когда до Криса доходит, кто же всё-таки истинный виновник события под названием «Давайте приставим к Кристиану Тёрнеру желторотого юнца». Пожалуй, такой сильной досады он не испытывал никогда. — Выходит, ваших рук дело? — Крис облизывает губы. Его одолевает жутко неприятное и опустошительное чувство предательства. Нет, он не верит Алексу, как когда-то верил Френку. Но как, чёрт возьми, психолог посмел подкинуть такую дохлую свинью? Прямо высший пилотаж. — Только прошу, не нужно считать меня своим врагом. В мои обязанности как раз входит консультирование по подобным вопросам. Я рассматриваю темпераменты, процент совместимости и предлагаю, как добиться наиболее эффективной работы в партнёрстве двух людей. Ни капитан, ни уж тем более сержант, — Алекс чуть морщит нос, лишний раз подчёркивая свои несостоявшиеся отношения с Гриром, — к сожалению, не обладают такими познаниями. — Выходит, я и Мэй — совместимы? — Крис из последних сил сдерживается. Он пытается не засмеяться и даже до крови прикусывает губу, чувствуя солоноватый привкус, однако короткий смешок всё же вырывается, благо Алекс либо пропускает его мимо ушей, либо попросту не придаёт значения. — Не хочется вас обижать, но это похоже на бред. — Ладно, — произносит Алекс так, словно готовится зайти с другого фланга, что и делает: — Насколько хорошо ты его знаешь? — Кого? — Своего нового напарника. — Психолог откидывается на спинку стула, напоминая экзаменатора, задавшего каверзный вопрос, на который чертовски трудно найти ответ. Крис ищет. Ищет, но не может найти. По правде говоря, он запутался, как путаются в своём отношении к чему-либо, будь это изюм в чистом виде или тот же изюм, но в бесподобном молочном шоколаде. — Достаточно, — наконец отвечает Крис и нутром чувствует, что это неправильный ответ. Судя по последовавшей реакции в виде обречённого вздоха и обращённого к окну взгляда, так оно и есть. — Не нужно себя обманывать. Неспроста же ты согласился отослать Джулиана вместе с остальными, а сам остался с Джеромом. Ты боялся, что он тебя не прикроет. — Я действовал по инструкции. — Голос Криса покрывается ледяной коркой. Ему не прельщает ссориться или каким-то образом накалять обстановку, но Алекс попросту не оставляет выбора, каждый раз вынуждая возвращаться к исходной точке — к гибели Френка и к попытке заменить его другим человеком. — Безусловно. Но скажи, не будь инструкции, ты бы поступил точно так же? — Психолог прищуривается, прожигая насквозь. Вопрос с подвохом. Любой ответ может дать то, что хочет Алекс — отрицание и нежелание мириться с присутствием Мэя. Любой ответ — это лишнее подтверждение и без того очевидного факта. Крис машинально скрещивает руки и слишком поздно вспоминает, что такая поза — звоночек для психолога. Защитная реакция на вопрос, ответ на который придётся вытаскивать щипцами. Ответ, способный причинить столько же дискомфорта, сколько не причиняет ректальный термометр. Крис фыркает от подобной метафоры, но не знает, как выразиться деликатнее. — Я бы выполнил приказ и точка, — отрезает он. Получается довольно резко и даже вызывающе, однако эмоции плещут через край, грозясь вылиться в нечто серьёзное, если не прекратится день вопросов. — Ладно. — Алекс внезапно хлопает и поднимается с достаточно весёлым видом. От такой неожиданной смены настроения Крис даже теряется. — Я передам остальным, что тебя уже можно навещать. С нетерпением буду ждать твоего возвращения, Кристиан. — Он улыбается, подмигнув, и выныривает из палаты как ни в чём не бывало. Оставшись наедине с собой, Крис шумно вздыхает и окунает лицо в ладони. Вроде это был не сеанс психотерапии, но осадок остаётся, раздражая неприятным зудом где-то внутри. Паршивое ощущение, точно он только что признался самому себе, что был не прав, причём с самого начала. Алекс заставил его осознать это, а ещё усомниться в необходимости шипов, которыми Крис раз за разом выстреливает, не подпуская к себе Мэя. Он ощущает кое-что новенькое, и когда Мэй возвращается в палату, плечом толкнув дверь, и ставит на прикроватной тумбочке поднос, нагруженный обедом, это чувство только усиливается. Крис может сколько угодно отрицать, но, взглянув на новичка, впервые за всё время улыбается. Еле заметно, однако факт остаётся фактом, как и то, что лёд, похоже, тронулся.