Шестой

— Эй, шеф, я веду, — напоминает Айзек, откидываясь на спинку скрипучего стула-вертушки. — На целых четыре очка, — довольно улыбаясь, он деловито скрещивает руки на груди, подмяв серый галстук, неплохо сочетающийся со светлой рубашкой. Пожалуй, из всего участка лишь этот выскочка знает толк в том, как нужно одеваться. Даже Нэнси, будучи девушкой и, как бы это стереотипно ни звучало, модницей, всегда проигрывает своему коллеге-детективу по части гардероба. Сам Айзек видит в стиле саму разумеющуюся вещь, которая стала частью его образа задиристого, но смекалистого копа. Меж тем Барри, зевнув и памятуя излишне игривого шпица, которому ночью приспичило бегать за любимым мячиком по всей в квартире, комкает бумажную упаковку из-под бургера в шарик и, недолго целясь, бросает его в мусорную корзину. На этот раз удачно, учитывая валяющиеся вокруг урны предыдущие попытки. Услышав шуршание и пластиковый стук, свидетельствующие о попадании, Айзек, заочно празднующий победу за чтением отчёта о повторном вскрытии жертвы Тихого места, моментально поднимает голову. Его встречает ухмылка от постепенно тающего триумфа соперника. — Кажется, теперь на два, — оповещает Нэнси, попивая остатки молочного коктейля. В кабинете детективов, не считая эмоций, раз за разом сопровождающих броски в мусорную корзину, царит умиротворение. Набив желудки фаст-фудом, троица, на время позабыв о своих обязанностях, напоминает наевшихся до отвала котов, которые в таком состоянии не изловят и рядом пробежавшую мышь. После двойного чизбургера с сырным соусом и хрустящим беконом Барри наплевать на сроки, текущие по делу Марии Люссель. И даже недавнее поручение шефа выступить с пресс-релизом перед журналистами и озвучить официальную версию касательно пяти изуродованных тел нисколько не тревожит. Прошло уже несколько недель, а СМИ так и не получили достоверной информации от Шестого участка и успели раструбить по всем каналам о культе дьяволопоклонников и что во всём виноваты республиканцы. Барри надеется, что вмешавшееся в расследование ФБР возьмёт обязанность контакта с прессой на себя, пусть и от федералов до сих пор не поступил запрос о передаче кейса им. — Твою же!.. — ругается Айзек, когда его «снаряд» ударяется о край мусорной корзины и, отскочив в сторону, оказывается на полу. — Ладно, ты сейчас всё равно промажешь. — С чего ты взял? — и, хотя Барри не считает себя отменно зорким, услышанное его задевает. — Тебе напомнить результаты недавней аттестации? — ехидство в голосе. — Сколько ты там набрал на стрельбище? Восемьдесят один? А порог сколько? Восемьдесят? Чего точно не отнять у Айзека, так это таланта запоминать промашки окружающих его людей. На последней аттестации по огневой подготовке Барри действительно едва перескочил пороговое значение, сумев вытянуть минимальный балл на последней мишени. Тогда старший инструктор Шестого в лице сержанта Фредерика Маслоу мягко намекнул ему, что с таким результатом не выпускаются даже курсанты Академии, не говоря уже о сотрудниках при исполнении. И если по итогам следующей аттестации результат останется прежним, капитан Бёрдс имеет полное право отстранить Барри от службы до момента успешного прохождения курсов огневой подготовки. Из всего участка лишь он один был так близок к провалу. Даже ребята из канцелярии, которые ничем, кроме набора текста на компьютере, не занимаются, с отрывом ушли от порогового значения. — А раньше тебя было не вытащить из тира, — с толикой ностальгии озвучивает Айзек, на что Нэнси, недавно переведённая в отдел и не заставшая Барри в его лучшие годы, сильно удивляется. — Вы раньше часто стреляли? — уточняет она, и Айзек решает ответить за шефа: — Пару лет назад он поставил перед собой цель побить рекорд Баррета, но после кончины Френка рекордсменами стали офицер Дэйл и лейтенант Браун. У них обоих девяносто пять процентов попаданий. У Баррета было девяносто семь. Кажется, это абсолютный рекорд Шестого. Барри хмурится при упоминании погибшего офицера Баррета. Они не были близко знакомы, но с Френком всегда можно было найти тему для разговора. Многие равнялись на Баррета, считали его едва ли не эталонном Шестого: в меру строгий коп, профессионал своего дела, который знал, как приструнить членов банд или уговорить разбушевавшегося не на шутку хулигана сдаться без крови. Неудивительно, что для всех его смерть стала сродни личной утрате, особенно это касается Кристиана, что с первого же дня службы был приставлен к Френку, — сначала как протеже, а затем как полноценный напарник, способный в нужный момент прикрыть спину. И теперь, глядя на Криса, Барри видит в нём отражение Френка. Стоило ли вновь начинать независимое расследование? Он не сомневается в компетентности Седьмого, которому было поручено расследовать это дело и найти убийц, но всё же обстоятельства гибели офицера Баррета слабо напоминают рядовую смерть полицейского на службе — в этом деле слишком много белых пятен и сомнительных фактов, равно как и в деле об убийстве офицера Меррита. Но Бёрдс будет против такой самодеятельности, которую не терпит в принципе, предпочитая контролировать каждый шаг своих подчинённых. При мысли о капитане, Барри спохватывается: — Нет, это не абсолютный рекорд. Задолго до своего назначения Бёрдс был самым метким в участке. Но сейчас он не участвует в аттестации, так что… — он ухватывает очередную пустую упаковку и, скомкав, посылает в корзину. Теперь счёт равный. — Кончай списывать меня со счетов, Чепмен. — А разве это финская фамилия? — подмечает Нэнси, на что Айзек морщит нос, не приветствуя разговоры на тему своего происхождения. — А ты точно не Нэнси Дрю? — не остаётся в долгу он, усмехнувшись. — Я родился в Финляндии, но мой отец — американец. — Выходит, ты финн наполовину? А почему ты решил переехать в Штаты? А религия тебе позволяет здесь работать? — продолжает напирать Нэнси, на этот раз ничуть не смутившись своего обидного прозвища. — Во-первых, на то были причины. Во-вторых, я атеист. В-третьих, твои вопросы — чистейшей воды провокация с дискриминационным подтекстом. — Я нашла ваше больное место, детектив Чепмен? — лукаво осведомляется Нэнси, чуть подавшись вперёд. Вызывающий взгляд Айзека схлёстывается с проницательным взором девушки, которая, надо признать, дала достойный отпор главному провокатору этого кабинета. Тем не менее, Барри, кашлянув в кулак, вынуждает их обоих закончить словесную перепалку, напоминая обоим, что не потерпит конфликтов и уж тем более флирта на работе, если до этого дойдёт, конечно. — Да мы просто шутим, шеф, — расслабленно произносит Айзек. — Я знаю, как ты умеешь шутить, — бесцветным голосом парирует Барри, вспомнив, как однажды, приехав на место преступления и поручив Айзеку опросить жертву изнасилования, тот, задавая ей вопросы, неудачно пошутил на тему размера полового члена — мол, эта информация поможет безошибочно установить насильника. Тогда он отделался строгим выговором, но после этого случая Барри предпочитает сам разговаривать с жертвами и очевидцами, изредка перекладывая это на хрупкие плечи Нэнси. Как-никак, но ей нужно набираться опыта. На услышанное Айзек реагирует сдержанным вздохом и недовольно косится на Барри, на что тот лишь тихо хмыкает, мысленно ликуя от маленькой победы. Надо же, ему удалось заткнуть главную выскочку участка. Хотя странно, что Айзек сдался практически без боя. Повисает короткая пауза, которую нарушает появление нежданных гостей. Один из них, стоящий в центре, — среднего роста мужчина, седоволосый и с густой, но ухоженной бородкой, обрамляющей подбородок и бледные губы серебристой рамкой. Одеты неизвестные в мешковатые куртки болотного цвета, а на груди поблёскивают серебристые звёзды федеральной службы маршалов США. Внимательно оглядев стоящих на пороге, Барри приходит к выводу, что все трое не только из одной конторы, но и, похоже, пришли по одному и тому же делу. Стоящий в центре маршал представляется, назвавшись Коннором Шелдли, после чего представляет и своих коллег: Андерсона и Тоуза. Барри, подперев подбородок кулаком, переглядывается со своими подчинёнными, которых появление федеральных маршалов вводит в ступор. Даже вечно пофигистичный Айзек настораживается, точно маршалы пришли за ним. Меж тем маршал Шелдли проходит вглубь кабинета. Морщинистые руки сжимают листы бумаги, на которых Барри замечает печать и подпись окружного прокурора. — Капитан Бёрдс прислал нас к вам, — уверенно, но с какой-то мальчишески-наивной надеждой в голосе сообщает Шелдли, отчего Барри даже теряется, потому как мужчина производит впечатление не сурового слуги закона, а просящего о снисхождении старика. — Он сказал, что вы окажете нам содействие. — Простите? — Барри выпрямляется и скрещивает руки на груди. — Содействие в чём? Словно ожидавший этого вопроса, маршал кладёт листы на стол. Так, что можно без труда прочесть каждый и заметить реквизиты не только окружного прокурора Джорджа Мэттисона, но и федерального судьи Альберта Сетли. — Это ордер на арест Артура Рафли, больше известного как Раф — лидера преступной группировки «Шоко», — менторским тоном поясняет маршал. Это раздражает. Раздражает настолько, что Барри резко меняет позу, откинувшись на спинку стула и впившись ладонями в исцарапанные подлокотники. Во-первых, он и без этого мини-ликбеза в курсе, что собой представляет упомянутый чернокожий ублюдок, равно как и все другие лидеры банд. Можно подумать, что если Барри стоит во главе отдела по расследованию насильственных преступлений, то далёк от криминальных разборок. Во-вторых, Барри любит свою работу. Он пошёл именно в этот, пусть и единственный в Шестом, отдел детективов по той простой причине, что жаждал расследовать именно такие кейсы. Убийства, побои, изнасилования — мерзко и далеко не для каждого, но кто-то ведь должен делать эту работу. И он, чёрт возьми, пытается её делать, заочно открестившись от любого участия в разборках авторитетов. Если уделять внимание ещё и войнам банд, то можно переезжать в этот кабинет на постоянное место жительства. Барри ненавидит банды, и теперь он ненавидит маршала за то, что тот, даже не допустив такой мысли, в сердцах стал делиться принесённым багажом в виде постановлений. Даже вечно ехидничающий Айзек прекрасно осведомлён об отношении своего начальника к преступным группировкам, а потому цокает языком в призыве быть более тактичными в выражениях. Но маршал, судя по всему, действительно такой, каким кажется, и не собирается ударяться в оправдания, одарив Айзека лишь мимолётным взглядом. — Мы очень надеемся на ваше сотрудничество, — призывает маршал. — Да мы так-то не против, — подаёт голос Айзек, отчего Барри сдержанно выдыхает, как бы намекая, что тому не поздоровится. — Мы можем это сами обсудить? — как можно спокойнее, хотя это чертовски тяжело из-за бурлящих внутри эмоций, осведомляется Барри и кивает на своих подчинённых. Маршал призадумывается, но не возражает, удалившись из кабинета вместе с коллегами. Как только хлопает дверь, Барри подскакивает с места, буравя Айзека тяжёлым взглядом: — Какого хрена ты вытворяешь?! — А что я такого сделал? — не понимает он. Возможно, только прикидывается, но если так, то выходит правдоподобно. — Совсем охренел?! Уже решения сам принимаешь?! — Барри с яростью хлопает ладонью по столу, чувствуя, как она начинает жечь, краснея. Дрожат стёкла окон, а вздрогнувшая Нэнси вжимается в стул, точно гнев начальника имеет к ней непосредственное отношение. — Ты точно договоришься, Чепмен, и я поставлю перед шефом вопрос о твоей субординации. Но Айзек лишь фыркает в ответ на услышанное, выглядя на удивление спокойно и даже беззаботно для того, чья карьера почти что висит на волоске. — А что такого? — пожимает плечами. — Может, я хочу попасть в Департамент? Пыл Барри ослабевает. Вон оно что. Этот зазнайка решил прыгнуть по головам и за чужой счёт свить себе гнёздышко где-то повыше? Такое рвение понятно: далеко не каждый захочет до самой пенсии топтаться на одном месте. К тому же Айзек со своей амбициозностью вполне может добиться многого. Но не в случае с федералами, которым всего-навсего нужны руки для грязной работы, а в том, что задержание Рафа в его наркопритоне, она и есть, Барри нисколько не сомневается. — С ними ты звёзд не нахватаешь, — сухо поясняет он, точно преподаватель, разжёвывающий ошибки своего ученика. — Им плевать на нас. Думаешь, после этого они замолвят за тебя словечко? Да сдался ты им. Не сказать, что Айзек расстраивается, однако тень недовольства проскальзывает на его побледневшем лице. Всё-таки тот чертовски наивен, раз действительно желает за счёт помощи федеральным маршалам подняться по карьерной лестнице. — Эй, Флойд, — в кабинет заглядывает сержант Грир, — тебя кэп вызвал. Давай, поднимай свою задницу. Видимо, маршалы донесли обо всём Бёрдсу, и, учитывая, в каких отношениях капитан состоит с федералами и как старается во всём им угодить, лишь бы казаться достойным шефом Шестого, стоит готовиться к мощному разносу. А на фоне недавних событий, среди которых дело загадочных снайперов и добровольно-принудительная госпитализация офицера Дэйны Карен в психушку, говорить с капитаном хочется меньше всего. Барри не стал ставить в известность своих подчинённых и уж тем более передавать содержимое весьма напряжённого разговора с психологом Шестого участка. К тому же, все и так знали, точнее сказать, верили, что у офицера Карен действительно поехала крыша, и вся эта махинация с её заточением в лечебнице — крайняя необходимость, продиктованная исключительно заботой Бёрдса о своём подчинённом. Теперь уже бывшем. Как бы то ни было, но после этого капитан заметно дистанцировался от Барри и его отдела. Вернулась давно позабытая... холодность. Бёрдс словно бы ощутил исходящую от них опасность — опасность разоблачения. О да, скелетов в шкафу капитана Шестого участка предостаточно, но о них знают лишь единицы, и Барри в их числе. Выходит, однажды и его самого против воли увезут в психиатрическое учреждение закрытого типа. Вряд ли Бёрдс побоится запачкать руки дважды. Бросив на Айзека изничтожающий и обещающий после возвращения все муки ада взгляд, Барри неохотно плетётся к Бёрдсу. Нерешительно постучав в дверь кабинета и получив разрешение войти, проходит внутрь, обдуваемый работающим кондиционером. В ноздри ударяет запах морской воды и лайма — туалетная вода маршала Шелдли, недавно покинувшего кабинет. Капитан, встретив его недовольным взглядом, вновь переключает внимание на лежащие перед ним отчёты, которые бегло прочитывает. Не став дожидаться особого приглашения, Барри усаживается напротив Бёрдса, положив одну ногу на другую и стараясь выглядеть расслабленным — так капитану будет сложнее его прощупать и надавить, если до этого дойдёт. Внутренний голос не перестаёт предвещать надвигающуюся ссору — шеф Шестого не привык отказывать федералам, а ещё не привык давать слабину перед подчинёнными. — Чем порадуешь? — издалека и сухо начинает Бёрдс, не отрываясь от чтения. Барри чуть приподнимается, делая вид, что поправляет задравшийся сзади пиджак, а сам, пользуясь моментом, заглядывает в отчёты, различив знакомую подпись. — Это старые дела Баррета, — тут же озвучивает капитан, точно имея третий глаз где-то на лбу. Барри даже застывает, не ожидав такой наблюдательности. — Департамент запросил отчёт за прошлый квартал, и теперь приходится всё это разгребать, — вздох, после чего он откладывает бумаги и откидывается на спинку стула, положив ладони на заметно выпирающий из-под рубашки живот. — Ну, удалось выяснить что-то ещё? — с намёком на расследование о трупах в Тихом месте осведомляется Бёрдс. — Ты же знаешь, что нам нужно отработать все версии, а это процесс не быстрый. К тому же, после того очередного трупа появились некоторые... сомнения. — И какие же? — всё тем же сухим голосом уточняет Бёрдс, подавшись вперёд и теперь сложив руки на столе. Барри без труда прочитывает пока ещё лёгкую неприязнь в его глазах. Что ж, этого и следовало ожидать — что сержант Тиц доложит обо всём Бёрдсу и наверняка выскажет свои опасения. Остаётся надеяться, что сам Тиц делает всё это из хороших побуждений, следуя чёткой иерархии званий и должностей, а не сидит в одной лодке с капитаном, которая однажды обязательно даст течь. — Что труп в квартире относится к этому делу. — И, хотя высока вероятность обратного, Барри просто не может закрыть глаза на некоторые факты, ставящие под сомнение хотя бы почерк убийц. Почему они не обнаружили тот символ? Почему глаза, как сообщил Кори, проведя первичный осмотр трупа, были не вдавлены или повреждены, а небрежно вынуты вовсе? Почему его застрелили, а не подвесили, как остальных? Не было времени? В Тихом месте времени было ещё меньше. А как же телефонный звонок из Нью-Йорка, где неизвестный сообщил о трупе именно в этой квартире? Подражатель? СМИ уже вовсю трубят о случившемся на заброшенном заводе, однако слишком быстро какой-то чокнутый подражатель решил пойти по стопам своего кумира. Что если на сцену вышел кто-то ещё? — Из Вашингтона собирается приехать команда ФБР, — озвучивает Бёрдс, словно не придав значения ответу подчинённого. — С ними криминальный психолог — он поможет составить психологический портрет ублюдка. А вот это уже что-то новенькое. До этого момента Барри и его отдел работали исключительно со специалистами из Департамента, которые помогали с изучением тел, составлением характеристики на убийцу и поиском мотива. Теперь же в дело вступает действительно серьёзная контора. Барри всего пару раз взаимодействовал с федеральными агентами, но чтобы в таких масштабах… Выходит, убийца щекочет нервы не только Шестому участку, но и тем, кто находится выше. — Теперь это их дело? — как можно сдержаннее спрашивает Барри, мысленно предугадывая ответ. Конечно, их. Иначе зачем целой команде специалистов приезжать в Лос-Анджелес? Время дружеской помощи и бесплатных консультаций подошло к концу — теперь Бюро либо забирает кейс полностью, либо не вмешивается вовсе, посмеиваясь над коллегами-следователями из полицейских участков. Как бы то ни было, привкус досады даёт о себе знать, пощипывая где-то внутри. Обидно, — по-другому просто быть не может — когда проделанную работу забирают прямо из-под носа, оставляя ни с чем. Пока этот день не наступил, но он обязательно наступит, как только самолёт федералов приземлится в аэропорту «Лос-Анджелес». И тогда все те долгие часы, проведённые за изучением скупых материалов по делу, окажутся каким-то плевком в костёр — бесполезным и жалким. С другой стороны, Барри и его отдел прижали все, кто только мог: Департамент, что постоянно требует свежих результатов расследования, Бёрдс и даже грёбаные Грир и Браун, для которых вопрос успеха единственного отдела детективов Шестого участка прямо пропорционален размеру грядущей премии. Их без конца давят со всех сторон, но капитан Бёрдс, похоже, решил раздавить окончательно. — Пока нет, — Бёрдс, сложив руки на столе, внимательно и холодно взирает на Барри, заставляя того скользить взглядом по убранству кабинета. — Но когда они приедут, будет создана специальная комиссия по расследованию, куда войдёт твой отдел и отдел Седьмого. Не желая вдаваться в подробности, Барри на секунду прикрывает глаза. Лучше бы капитан сказал, что федералы просто-напросто забирают этот кейс себе, чем сообщать такое. Что может быть хуже, чем работать с выскочками из Седьмого участка, не способными отличить серийных убийц от маньяков? Работать с ними и с командой точно таких же выскочек, но уже на федеральном уровне — это кошмар. И без того трудному кейсу будет сопутствовать не менее трудное расследование. — Ты никак расстроен? — Бёрдс не оставляет без внимания помрачневшее и скривившееся от негодования лицо Барри и даже позволяет себе лёгкую, почти неслышимую усмешку. Сукин сын. — Толпа народу не гарантия того, что убийца будет пойман, — терпеливо, точно учитель, поясняющий сложный материал ученику, отзывается Барри. Его распирает от злости. Он чувствует, как всё внутри начинает гореть от несправедливости и мыслей об обязательной межведомственной грызне. Без последнего ну просто никак — Седьмой непременно найдёт повод, чтобы сцепиться сначала с федералами, а затем станет закидывать удочку в отдел Барри, обвиняя их в некомпетентности. От этого хочется взвыть. — Зато вы, сидя втроём в тесной комнатушке, конечно же, его поймаете, — не без тени иронии парирует капитан. — Я не отстраняю вас от дела. Я лишь сообщаю, что вам окажут содействие в расследовании. — Я всё понимаю, — хмыкает Барри и теребит кончик полосатого галстука. — Но юрисдикция… Какое отношение к этому делу имеет Седьмой? — Однажды они уже изловили серийника и сделают это ещё раз. Сказать, что Барри удивлён, значит, ничего не сказать. Даже приоткрытый рот не передаст весь контраст эмоций, что нахлынули на него вместе со словами капитана. Делать такие выводы всё равно, что лепить замок из песка, — они ненадёжны. — То, что они поймали одного серийного убийцу, не делает их профессионалами в этом деле, — с укором протестует Барри, хотя прекрасно понимает, что против лома в лице Бёрдса нет приёма. Иногда поражаешься твердолобости капитана, ведь переубедить его практически невозможно — на это попросту не хватит жизни. Бёрдс, явно не желая слышать обратное, хмурится, сдвинув брови к переносице, и теперь напоминает приближающуюся грозовую тучу, готовую метать молнии. Он не любит, когда ему перечат. Не любит, когда его слова ставят под сомнение. Барри это знает, но, играя с огнём, не боится обжечься. Уже нет, ведь от прежней дружбы, когда-то игравшей на руку не только им, но и всему Шестому участку, остались лишь отголоски прошлого и слёзные воспоминания. — Не зазнавайся, Флойд, — сурово произносит Бёрдс, сфокусировав на нём свой фирменный пристальный взгляд, будто проникающий под кожу любопытными змеями, что вытягивают правду. Барри, однако, нисколько не смущается, мысленно подбадривая себя продолжать держать оборону. — Пока я здесь главный и я принимаю решения, кто и как будет работать. Недавние митинги и гибель наших ребят — веский повод, чтобы объединить усилия. — А шеф Седьмого в курсе? — внезапно интересуется Барри. — Капитан Чен знает, что ты собираешься привлечь его людей к этому делу? — Заметив, как Бёрдс мрачнеет ещё сильнее и даже приосанивается, Барри понимает, что нащупал то самое место — ту самую брешь, которая не позволяет с уверенностью сказать, что у капитана тут всё схвачено. Разумеется, Бёрдс не поставил шефа Седьмого участка в известность. Зачем, когда он ставит себя выше остальных? — Ты пытаешься подмять всех под себя, Тайрон. Любопытно, что это началось сразу после званого ужина Совета комиссаров, где ты, кажется, подружился с главой Департамента. — И хотя ему неприятно, Барри про себя отмечает скользнувшую по лицу капитана тень замешательства. Неужели тот серьёзно думал, что о его дружбе с первым лицом лос-анджелеской полиции никто не знает? Или, что хуже, станут молчать? Да, мало кто замечает, каким монополистом стал Бёрдс: помимо Шестого его властолюбивые руки дотянулись и до Седьмого, чей шеф теперь едва ли не постоянно идёт на поводу у начальника другого участка. Это не может не настораживать, ведь каждый руководитель участка сам себе хозяин, отвечающий лишь перед тем, кто выше, и перед населением закреплённого за ним района. О какой самостоятельности может идти речь, когда Бёрдс, точно кукловод, дёргает своих коллег за ниточки? Капитан Бёрдс, глаза которого едва ли не готовы метать молнии, стискивает зубы, точно прикидывая, как лучше всего заткнуть посмевшего дерзить подчинённого. Но Барри готов ко всему. Даже к тому, что его могут уволить прямо здесь и сейчас. — О том, чтобы стать моим замом, можешь забыть, — цедит капитан. «А так хотелось», — проскальзывает ехидное в голове, и Барри негромко усмехается, удерживаясь от того, чтобы не озвучить — тогда ему точно придётся распрощаться с жетоном. — И чтоб ты знал: все эти связи я поддерживаю лишь за тем, чтобы было кому помочь Шестому. Жаль, ты не ценишь всё, что я делаю для участка. Впрочем, — Бёрдс меняется в лице: уходит напряжённость, а гармошка морщин на лбу разглаживается, скинув капитану лет десять, — я твой начальник, а ты мой подчинённый, и я не должен перед тобой отчитываться. Хочешь видеть во всём этом какой-то заговор — дело твоё. Но если это начнёт сказываться на твоей работе или работе отдела — ты знаешь, что будет. К вечеру я жду три детально отработанные версии убийства в Тихом месте. И насчёт тех снайперов... — Бёрдс тактично умалчивает о краже винтовок, точно решив для себя, что привлекать к этому делу Барри на фоне последних событий — гиблое дело. — Пресса села нам на шею: ещё немного, и они начнут винить зарубежные спецслужбы в тех ритуальных убийствах, так что разберись сначала с этим. Снайперами вовсю занимаются федералы и военная полиция, и я не думаю, что мы вернёмся к этому делу. Барри едва не вскакивает со стула от нахлынувшего возмущения. Это была шутка? Это такой несмешной и нисколько не забавный юмор? Позабыть о снайперах, убивших двух офицеров полиции, и отработать три версии убийства за оставшиеся четыре часа рабочего времени — это, конечно, сильно. Сильнее этого, пожалуй, потребовать поймать убийцу до захода солнца под угрозой увольнения всего отдела, благо Бёрдсу хватило мозгов не озвучить и такое безумие. — И, кстати, хотите вы того или нет, — вновь говорит Бёрдс, точно не обратив внимание на игру эмоций на лице Барри, — но ваш отдел, равно как и весь Шестой, теперь участвует в спецоперации, которую затеяли федералы. Ты наверняка уже слышал, что они собираются арестовать Рафа, — санкция прокурора была получена ещё вчера. Совсем скоро в городе состоится грандиозный суд, — последнюю фразу озвучивает мечтательным голосом. Это единственное, что единит Бёрдса с шефами других участков — все, как один, жаждут избавиться от лидеров преступных группировок, и Раф — номер один в их чёрном списке. — А теперь, детектив-лейтенант Флойд, возвращайтесь к работе. Посчитав ненужным что-либо говорить, Барри поднимается с места и, застегнув средние пуговицы пиджака, одаривает Бёрдса посылающим куда подальше взглядом, после чего выходит из кабинета, нарочно громко хлопнув дверью. Он до последнего надеялся, что этого не случится. До последнего считал, что в капитане осталась хоть капля того человека, который поднялся к вершинам и позволил Шестому участку прославиться. Да, шеф он отличный, но как личность — теперь уже нет.

* * *

— Нет, давайте заново, — бурчит Барри и подпирает лоб кулаком. Перед глазами — небрежно начерченные от руки схемы места преступления, где были найдены четыре тела, снимки трупов и короткие заметки, больше напоминающие записки сумасшедшего. После того, как он вернулся от шефа и неохотно поделился деталями разговора, деликатно намекнув, что у них неприятности и что капитан возьмёт их за яйца, если к вечеру не получит железно отработанные версии, никто из крошечного отдела не рискнул уйти домой пораньше или валять дурака. Даже Нэнси, у которой мошонки нет в принципе, не на шутку испугалась и первой стала лепить из всех имеющихся на сегодняшний день фактов нечто похожее на версию. Вот только ни одна из них не выдержала скепсиса Айзека и уточнений Барри, не собирающегося представлять Бёрдсу жалкие догадки. Нет, он утрёт нос этому говнюку. Меж тем за окном продолжает барабанить дождь. Кажется, непогода гостит в городе ещё с самого утра. Барри помнит, как сегодня утром, слушая новости в радио автомобиля, узнал о надвигающемся на Лос-Анджелес циклоне. По словам ведущих, среди которых был и синоптик, всю эту неделю погода будет только ухудшаться, наказывая жителей не только шквалистым ливнем, но и ураганным ветром, похолоданием и вообще всеми прелестями приближающегося тропического циклона. И ездить в таких условиях по городу, совершая различные процессуальные действия в рамках текущих дел, станет практически невозможно. Год назад улицы Города Ангелов тонули в дождевой воде, потому как система сбора этой самой воды попросту не справлялась с резко возросшим объёмом. Дороги сковали пробки и напоминали скорее водяные горки гигантского аквапарка. Ко всему прочему — смерчи, оккупировавшие округ и близлежащие области и принёсшие всему штату колоссальные убытки. И, похоже, ситуация грозит повториться. — На записях с дорожных камер ничего нет, — напоминает Барри. — Там записаны лишь полчаса с момента приезда патруля. — Но какая разница? — откровенно изумляется Нэнси. — Разница в том, что машина, на которой они якобы привезли трупы, могла стоять там и раньше, — прошибает Барри. — Тогда сразу три свидетеля нам лгут, ведь они не видели никакой машины, стоящей возле завода. — Но разве они не могли сговориться? — пробует извертеться девушка, на что Барри сдержанно вздыхает. Хуже притянутой за уши версии могут быть лишь додуманные факты, которым нет подтверждения. — Не зацикливайтесь на камерах, — для убедительности слов Барри слегка стучит ладонью по столу. — Даже если что-то и было — мы не узнаем. И оставьте в покое эту машину. Сейчас важно понять, как меньше чем за полчаса они успели изуродовать два тела и подвесить все четыре. В том, что убийц несколько, уже никто не сомневается. И хотя некоторые сомнения намекали на обратное, но против логики они не выстояли — один человек попросту не успел бы повесить четыре трупа и благополучно скрыться. Версия, что подозреваемые приехали за полчаса до прибытия полицейских и таким образом не попали на первые тридцать минут записи, не вяжется с показаниями свидетелей, не говоря уже о свежих лужах крови, которая успела бы подсохнуть. — А что если они не приезжали? — подаёт голос Айзек, вертящий в руках бумажный самолётик. Взгляды остальных цепляются к его персоне. — Что если никакой машины не было вовсе? Вернее, машина была, но не в тот же день, когда всплыли трупы. Готовясь услышать очередную фантастическую выдумку и взятые с потолка факты, Барри шумно вздыхает и вновь переключается на схемы, лежащие перед ним. Они явно что-то упустили. Если не брать в расчёт труп, найденный в квартире, то четыре тела, странный символ и следы шин — это всё, что у них есть. Отпечатки, которые были найдены у окна в жилище убитого, до сих пор проходят проверку, равно как и все остальные улики, найденные там. Даже тот проклятый рисунок на фасаде дома — казалось бы, серьёзная зацепка, но проку от неё не больше, чем от догадок Нэнси. Меж тем Айзек продолжает развивать свою версию, поглядывая теперь исключительно на Нэнси: — Я хочу сказать, что мы цепляемся ко времени, пытаемся всё высчитать по минутам, если не по секундам. Теоретически они могли это сделать и уехать. Но тогда бы всплыли и следы — они просто не смогли бы не натоптать. А что если всё это время они были у нас перед носом? Услышанное вынуждает Барри оторваться от своего занятия и даже убрать руку ото лба, где теперь красуется красный отпечаток ладони. — Они бы не успели, — произносит Айзек таким тоном, словно ставит точку в расследовании. Барри очень хочется, чтобы это грёбаное дело, наконец, вышло на финишную прямую, но правда такова, что спустя почти месяц копаний у них нет даже примерных представлений о том, кто мог это сделать. — Откуда такая уверенность? — Барри позволяет себе усмехнуться, потому как его забавит самонадеянность Айзека. В качестве ответа ему на стол прилетает тоненькая папка. — Советую почитать на досуге, — ирония в голосе. — Пару лет назад в Челси поймали серийного убийцу, держащего в страхе всё восточное побережье Англии. У него была одна особенность — он приезжал на место своего преступления одновременно с полицией и стоял в толпе зевак, наблюдая, как увозят его жертву. — Но зачем?.. — не понимает Нэнси. По её выражению лица ясно, что она не считает эту тему стоящей обсуждения, не питая особого интереса к психологии убийц. А вот Барри такой факт настораживает, потому как плавно подводит к одному очевидному обстоятельству, вспыхнувшему в голове яркой лампочкой. — Он хотел убедиться, — едва не шепчет он и встречается с намекающим взглядом Айзека. Барри, успев подхватить папку, тут же откладывает её в сторону и прижимает ко рту ладонь. Пожалуй, такого прокола не было уже очень давно. — Эта мысль пришла мне в голову, когда я прочитал те записи, — Айзек кивает на папку. — Я долго размышлял на самом деле, и этот вариант вписывается не только во временные рамки, но и объясняет их самонадеянность. Барри еле заметно кивает, понимая, что теперь всё начинает складываться в логичную картину. Возможно, рано или поздно они бы пришли к такому выводу, однако Айзек сделал это раньше, в очередной раз убедив всех в своей наблюдательности и умении находить логичное объяснение необъяснимым вещам. И лишь Нэнси, будучи в недоумении, продолжает расспрашивать про детали и ждать пояснений. — Может, наконец, объясните? — вторит она. — Я реально не понимаю. Я… я не тупая, я просто медленно соображаю. — Они были там всё это время, — поясняет Барри. — Они были в Тихом месте, пока мы возились с телами. Протянув нечто похожее на «Оу», Нэнси оглядывается на них обоих и замолкает, решив теперь просто внимательно слушать, чтобы самой отвечать на собственные же вопросы. Барри пробует понять, как они могли это упустить. Как позволили убийцам ускользнуть прямо у них из-под носа? И где же тогда те прятались всё это время? — Двоих они убили в тот же день, что и подвесили. Других — заготовили заранее, — начинает складывать воедино Барри. — Привезли их на машине, затем стали вешать. — Они начали это делать ровно в тот момент, когда начинается запись с камер, — вставляет ремарку Айзек. — Это объясняет, почему есть следы машины, но самой машины не видно в кадре — их водитель сразу же уехал. Кивнув, Барри продолжает: — Если смерть наступила в результате удушения, как говорил Кори, то сначала их повесили, затем вдавили глаза. — И как они это сделали на такой высоте? — удивляется Нэнси. И хотя высота была небольшой, но девушка права — человеческого роста просто не хватит, чтобы дотянуться до глазниц и засунуть туда пальцы. Барри призадумывается. Да, это проблема. Это тот самый каверзный вопрос, который снова ставит под сомнение зарождающуюся версию. Однако смышлёный Айзек вновь забрасывает спасательный круг: — А тот ящик на первом этаже — какая у него высота? — Может, около трёх или четырёх футов, — отвечает Барри, а, поняв, к чему тот клонит, хмурится: — Хочешь сказать, они использовали его как подставку? Проще было прихватить с собой стремянку, как это сделал Кори. — Проще для тебя, но не для них, — хмыкает Айзек. — Рост каждой жертвы не больше шести футов и примерно таким было расстояние от ног до пола. Суммарно выходит больше десятки. Чтобы вдавить глаза на такой высоте, нужно иметь длинные руки, немалую силу и рост футов восемь-девять. — Это объясняет, почему жертвы не сопротивлялись, а химический анализ ничего не показал — им попросту ничего не вводили, потому что они уже были мертвы, когда им вдавили глаза, — подхватывает эстафету Барри. — Непонятны лишь две вещи: откуда взялось столько крови и как убийцы смогли затащить на второй этаж четыре взрослых тела, если там всё было завалено? Повисает молчание, прерываемое лишь торопливым шуршанием листов — Барри пытается отыскать показания троих свидетелей. Когда находит, то по диагонали прочитывает каждые, раз за разом натыкаясь на фразы о ремонте — свидетели слышали грохоты и непонятный шум, словно кто-то долбил кувалдой по стенам и полу, роняя куски бетона и дерева. В голове проскальзывает подозрительная мысль, которую он озвучивает: — А тот завал был там всегда? — Его слова встречают вопросительными взглядами. Приходится пояснить: — Офицер Тёрнер с напарником пробирались сквозь опрокинутые доски, когда поднимались на второй этаж. Человек сможет там пролезть, но вряд ли ему удастся протащить что-то с собой вроде того же трупа, а если он и протащит, то оставит следы. Айзек внезапно озвучивает: «Да, детка!» и, поймав удивлённые взгляды, спешит объясниться: — Просто… Я с самого начала думал, что этот завал подстроен. Я не стал делиться с вами этой теорией, потому что хотел посмотреть, сколько времени у вас уйдёт, чтобы догадаться. Барри, прикрыв папку с показаниями свидетелей, посылает ему возмущённый взгляд. Да, Айзек демонстрирует блестящие навыки сыщика, но это не даёт ему права вот так принижать способности коллег. Нэнси в отличие от шефа не сдерживает улыбки и тихого смешка, будто её только что очень удачно разыграли. — Ладно, Чепмен, — Барри скрещивает руки на груди, — теперь я посмеюсь: что это за символ, вырезанный на животах жертв? Как это подвязать к убийству? Айзек вопреки ожиданиям, заводит руки за голову, предварительно пустив самодельный самолётик в непродолжительный полёт — бумажный авиалайнер приземляется под столом Нэнси с тихим шелестом — и откидывается на спинку стула. По его горделивому виду и самодовольной ухмылке становится ясно, что слова Барри нисколько его не задевают, а даже забавляют. Будто услышав просьбу исполнить соло, он нарочно оттягивает этот момент. — Я нигде не нашёл этот символ — ни в Интернете, ни в литературе. Можно смело утверждать, что это нечто новенькое, нечто... зарождающееся. Возможно, это придуманный ритуал или попытки вдохнуть жизнь в позабытые культы жертвоприношений. Больше всего меня настораживает тот факт, что этот символ мелькает чаще, чем, например, Нэнси в юбке. — От услышанного Нэнси изумляется, а затем краснеет, кашлянув, но ничего не отвечает, в то время как Айзек продолжает: — Помните, к нам приходил этот новенький, как его там… — морщится, пытаясь вспомнить, после чего отмахивается, — неважно. Он говорил, что одна задержанная ими девушка упоминала какую-то секту, в которой состоит её муж. Не знаю, как вы, а я бы с ними побеседовал и сделал запрос насчёт религиозных общин в городе, которые используют этот символ или что-то похожее на него. Негромко хмыкнув, Барри делает пометку в блокноте, попутно наказав Айзеку и Нэнси подать эти запросы, а сам решает побеседовать с задержанной девушкой и её супругом. И хотя они обзавелись вполне сносной версией произошедшего в Тихом месте, однако из общей канвы выпадает убийство, совершённое в квартире. — Неплохо поработали, — хвалит Барри подчинённых. — Во всяком случае, теперь мне есть, с чём идти к Бёрдсу. Однако он потребовал три версии. — Ты же понимаешь, что остальные две будут высосаны из пальца, — констатирует Айзек, всё так же держа руки за головой. Нэнси кивает, соглашаясь с ним. — К тому же, до конца рабочего дня осталось полчаса. — А ты куда-то торопишься? — парирует Барри. — К жене и детям, которых у тебя нет? — ехидство в голосе. — Сэр, разве вам не нужно кормить Персика? — как бы между делом любопытничает Нэнси, хотя мотив её спонтанного интереса к собаке Барри предельно ясен — не смог Айзек, значит, попробует она отговорить начальника от затеи задержаться на работе допоздна. — Персика? — прыскает Айзек. — Я думал, его зовут Перс. И чем же собака заслужила такую унизительную кличку? Не обратив внимания на прозвучавшее от Нэнси: «А, по-моему, очень мило», Барри качает головой: — Я люблю этого пса, хотя он жутко тупой. Но вы двое — не заговаривайте мне зубы. Никто не пойдёт домой, пока здесь не родится хотя бы ещё одна версия. Думаете, я стану в одиночку отдуваться перед Бёрдсом? Мне уже хватило, — вспомнив недавний напряжённый диалог с капитаном, он морщится. В дверь коротко стучат, и на пороге показывается офицер Гордон, который сообщает о прибывших из криминалистической лаборатории результатах анализа отпечатков пальцев, что были найдены в квартире. Кажется, этот парнишка отчитывается перед детективами чаще, чем перед своим непосредственным начальником в лице сержанта Грира. Он кладёт дактилоскопические карты на стол Барри, но не торопится уходить. — В чём дело? — Барри замечает напряжённость на его лице. — Результаты могут вас шокировать, — сдавленно отзывается офицер Гордон, на что Барри фыркает: — Поверь: после того, что мы тут недавно выяснили, нас уже ничем не удивишь. Однако ему приходится отказаться от своих слов, когда на глаза попадаются знакомые фамилии и имена, находящиеся под формуляром с отпечатками пальцев. — Алекс Кэри и Леон Дункан, — зачитывает Барри и обращается к пометкам в своём блокноте, после чего поднимает растерянный взгляд на подчинённых и произносит: — Отпечатки принадлежат жертвам Тихого места.