Шестой

— Держать строй! Держим, парни! Стоим на месте! — повсеместно раздаются крики сержантов Седьмого участка, что руководят полицейским оцеплением, призванным не пустить митингующих дальше, в самый центр района, который попросту не готов принять тысячи разъярённых и взвинченных до предела чёрных. Шеренги копов пробуют оттеснить назад, но офицеры, точно вросшие ногами в землю, остаются на местах, закрываясь щитами. Впереди стоящие то и дело награждают дерзких и рискнувших подойти слишком близко бунтовщиков хлёсткими ударами дубинок, в то время как стоящие позади придерживают сослуживцев за кромки бронежилетов и пытаются чуть протолкнуть дальше. Им нужно продвигаться. Нужно заставить грёбаных чёрных мудаков отступить и удариться в бегство. Эта и десятки других тревожных мыслей колоколом звенят в голове Тони, но он раз за разом отгоняет их, чтобы не терять концентрации, не терять связи со своими подчинёнными и коллегами, которые, как и он, вынуждены глотать едкий дым зажигательных смесей и слушать, как гремят ударяющиеся об экипировку камни. — Стоим-стоим! — голосит он, будучи в первых рядах. Из-за теснящих его сзади сослуживцев, он оказывается вдавлен в собственный щит и не успевает хотя бы зацепить дубинкой какого-то чёрного подростка, что молнией отбегает от него, до этого прыснув баллончиком с чёрной краской на щит. Тони не разбирает автограф юноши, но сомневаться не приходится: там написана какая-нибудь гадость, адресованная ему и вообще всем копам, стоящим на пути взбешённой толпы. — Сцепка! — снова кричит сержант Седьмого, и его подчинённые выравнивают шеренги. Теперь впереди стоящие синхронно приподнимают щиты на уровне колен, держа прямо, в то время как держащиеся позади полицейские обхватывают друг друга за локти. — Вперёд-вперёд, пошли! — звучит очередная команда, и все три шеренги под единогласное боевое «Ху!», сопровождающее каждый шаг, медленно, но неумолимо продвигаются вперёд. Берцы звенят по асфальту, хрустят бесчисленные осколки разбитых бутылок, гремит экипировка, в которую продолжают влетать камни и мусор. — Назад! Назад, блядь! — кричат идущие впереди офицеры, предупреждая огрызающихся митингующих, что если те не отступят, то им не поздоровится. Так и происходит: когда несколько чёрных пробуют пробить брешь в идущем навстречу оцеплении, офицеры в первых рядах резко убирают щиты и неуловимым движением обнажают дубинки, что проходятся по плечам, спинам и даже головам бунтовщиков. Те закономерным образом отступают, а когда позади оцепления останавливается бронетранспортёр с водомётом, то половину чёрных сшибает мощной струёй ледяной воды. Тони ощущает, как редкие капли приземляются на неприкрытую шею, и вздрагивает от холода. Каково же тем, в кого на бешеной скорости врезалась целая струя, думать не приходится. Меж тем они продвигаются ещё на несколько ярдов и уже готовятся броситься врассыпную, чтобы окончательно разогнать бунтовщиков, как шум воды позади резко стихает. В рации звучит ругань водителя, который просит прикрыть его и бронетранспортёр, пока не подвезут канистры с водой. Тони готов едва ли не взвыть от услышанного, но не успевает всё обмозговать, как митингующие, почувствовав слабость копов, бросаются на оцепление новой неудержимой волной. Мокрые и разъярённые, они пробуют запрыгнуть на впереди стоящих копов, криками призывая остальных делать то же самое. — Отошёл! Отошёл, я сказал! — приказывает Тони длинноволосому чёрному, что вцепляется пальцами в его щит, пытаясь отобрать. Тот брызжет слюной, плюётся прямо в забрало шлема, напоминая бешеного зверя, загнанного в угол. Вот только загнанными оказываются сами полицейские. — Гражданское неповиновение! Немедленно отойти! — раздаётся справа, и Тони замечает, как копа из Седьмого участка пробуют выдернуть из оцепления сразу трое чёрных, и им это удаётся. Ухватив того за щит, они резко дёргают его на себя, отчего он приземляется на асфальт, проскользнув пару ярдов. На его место пробует встать другой офицер, но попросту не успевает: бунтовщики просачиваются прямиком в полицейские шеренги и принимаются вытаскивать офицеров по одному, с ювелирной точностью определяя наиболее слабых и тщедушных. Когда такой трюк пробуют проделать с Тони, он пускает в ход дубинку и проходится ею по лицам рассвирепевших ублюдков. Один оказывается на земле с разбитой челюстью, другой, отмахиваясь руками, отходит назад, прося помощи у единомышленников. — Зажарим уёбков! Молотовы, пацаны! — звучит вызывающе где-то впереди. Приподняв голову, Тони едва различает сквозь заляпанное забрало силуэты митингующих. Перед глазами проносится что-то горящее, и у своих ног он замечает разлившееся пламя брошенной бутылки с зажигательной смесью. Огонь цепляется за левую штанину, обжигая, и Тони, охваченный паникой, выныривает из оцепления, пытаясь стряхнуть пламя. Рядом оказывается один из подчинённых в лице Брэда, который помогает ему избавиться от кусачего огня и отводит назад. Но бутылок и огня становится больше. Тони поднимает взор к небу, видя, как десятки коктейлей Молотова, точно зажжённые стрелы во время осады замка, дугой летят к ним. Отовсюду слышится звон битого стекла и… крики. Полицейские шеренги тут и там вспыхивают пламенем. Охваченные огнём, офицеры в панике разбегаются по сторонам, а за ними тянется огненный шлейф, словно крылья феникса. Один из полицейских оказывается полностью в огне, что захватывает его в жуткий огненный танец — танец смерти. Рыжие языки вьются отовсюду, вынуждая расстаться со щитом, дубинкой и даже частью экипировки. На асфальт с грохотом летит испачканный копотью шлем. Трое коллег пулей выскакивают из оцепления, беспомощно дёргаясь вокруг своего товарища, что надрывает глотку душераздирающими криками боли и агонии. Рация разрывается тревожными сообщениями о горящих полицейских — о копах, которых бунтовщики, точно чудовища сумерек, утаскивают прямо на виду у сослуживцев. Вспыхнувшие офицеры падают на асфальт, перекатываясь и тщетно пытаясь сбить неумолимое пламя. Один из полицейских переворачивается на спину в последний раз — к небу устремлено обугленное страшными ожогами лицо. Это было последней каплей. Тони связывается со своими подчинёнными по рации — к счастью, никто из них не пострадал — и велит пускать в ход ружья с резиновыми пулями. Ублюдки сами напросились. Прикрываясь вместе с Брэдом щитом, он отступает назад, к остаткам полицейского оцепления, по пути помогая встать коллегам, что с трудом поднимаются, растерянные и напуганные, точно новобранцы, брошенные в эпицентр боевых действий. На подмогу подоспевают кинологи, до этого держащиеся в последних шеренгах на тот случай, когда нужно будет массово задерживать убегающих чёрных мудаков. Но этого не произошло и вряд ли уже произойдёт, учитывая творящийся вокруг беспредел. Громко и яростно лая, собаки, едва удерживаемые поводками, то и дело встают на задние лапы, готовые всадить свои зубы в плоть бунтовщиков. Когда митингующие опасно приближаются к беспомощному бронетранспортёру, каким-то невероятным образом израсходовавшим весь запас воды всего за полторы минуты, кинологи спускают собак, а команда Тони вскидывает ружья, целясь в тех, кого не отпугивает разъярённый лай. На асфальт падают несколько сражённых резиновыми пулями чёрных, и их товарищи пробуют им помочь, оттаскивая назад. Сквозь хлопки выстрелов ружей с резиновыми пулями прорезаются и другие — более громкие и резкие. Неужели кто-то настолько влип, что прибегнул к огнестрелу? Как бы то ни было, но мощная атака чёрных идёт на спад, пока кто-то из них метким броском не попадает бутылкой с зажигательной смесью в бронетранспортёр. Тони резко оборачивается на страшный грохот, видя, как двенадцатиколёсная хреновина вспыхивает, точно головка спички. Когда же за одной бутылкой летят ещё с десяток, бронетранспортёр превращается в самую настоящую печку, внутри которой, к ужасу для всех, оказывается человек. — Его нужно вытащить! — восклицает Тони, обращаясь к Брэду, что продолжает прикрываться заляпанным щитом. — Как ты себе это представляешь, командир?! — звучит возмущённо-недовольное. — Мы и на ярд к нему не подойдём! — констатирует он. И как бы отвратительно это ни было, но Тони приходится смириться. Приходится смириться с тем, что на его глазах заживо запекается человек, оказавшийся в огненно-металлической ловушке. — Группа «Д», пошлите снайперов в здание на перекрёстке с Пакстон-стрит и Футхилл Бульвар! — раздаётся в рации голос Грира. Разбитое под натиском бунтовщиков полицейское оцепление рассыпается на мелкие группы, что спасаются бегством. Тони командует подчинённым собраться на соседней улице — Грир дал чёткую установку, и теперь их головная боль не толпы бесчинствующих чёрных, а неизвестный стрелок, судя по радиопереговорам, успевший ранить двоих. «Твою мать, вот только этого не хватало», — тут же проносится в голове при мысли, что какой-то тип постреливает с крыш по людям, точно это мишени в тире. — Бросай щит! — велит он Брэду, что бежит позади него, отставая из-за тяжёлого громоздкого щита. Услышав в ответ удивлённое: «В смысле?», поясняет на ходу: — Бросай, иначе догонят! — Он оглядывается, видя, как мчащиеся за ними чёрные стремительно приближаются, не оставляя попыток закидать их бутылками и камнями. Брэд бросает на потрескавшийся щит сожалеющий взгляд и швыряет назад. Сквозь крики и мат просачивается грохот. Они бегут со всех ног, гремя снаряжением, в сторону ещё одного оцепления, наспех собранного исключительно из офицеров Шестого и преграждающего путь к оперативному штабу, развёрнутому прямо посреди улицы. Но бунтовщики отстают. То ли оказываются не такими выносливыми, то ли прознают о полицейских шеренгах за углом, но они разбредаются по переулкам и соседним улицам, принимаясь крушить витрины магазинов и устраивая расправы над муниципальной собственностью. Завидев это, Тони и Брэд замедляются, пока не переходят на ходьбу, переводя дух. Лёгкие раздирает изнутри, а голова готова расколоться на две половины, из которых вытечет нечто, отдалённо напоминающее мозги. Тони не знает, кого конкретно стоит благодарить за то, что им позволили выбраться из этого ада целыми и невредимыми, но на всякий случай благодарит Бога, причём, сразу всех, которых только знает. Они останавливаются возле магазина с электронной техникой, откуда ещё не успели вынести весь товар, хотя это вопрос времени, когда витрины магазинов воззрятся на улицу своей пустотой. — Эй, парни, помощь нужна? — звучит голос на противоположной улице. Тони, подняв забрало, признаёт в говорящем Макса или же Ирландца, который, экипированный лишь в защитный шлем, сжимает в руках автоматический карабин. Рядом ютится его напарница — офицер Хэйс, а ещё этот новенький, с которым нянчится Крис. При его миниатюрной комплекции всё тот же защитный шлем с прозрачным забралом смотрится как минимум нелепо, точно шлем от скафандра. — А сам как думаешь? — достаточно грубо отвечает Тони, потому что ни этот рыжий, ни его, блядь, напарница, ни уж тем более эта зелёная сопля даже не представляют, в каком аду ему пришлось побывать. — Что вы здесь делаете? — Грир прислал нас на помощь, — сообщает офицер Хэйнс, которая, насколько помнит Тони, не скрывает амбиций попасть в команду спецназа. Дохлый номер, учитывая, что вряд ли ей хватит сил продержаться хотя бы пять минут на тренировках, которые любит организовывать Тони своим подопечным. — Только вас троих? Серьёзно? — Тони мрачно усмехается, не веря, что Грир способен на такую… глупость. Да, сержант не божий одуванчик, но он настоящий профессионал и никогда бы не послал каких-то трёх копов в качестве подкрепления против орды обезумевших темнокожих гражданских. К тому же… Тони бросает взгляд на Мэя, что всеми силами пытается выглядеть уверенно и невозмутимо. Ключевое слово — «пытается», потому как Тони не составляет труда заприметить лёгкую дрожь в его ногах и мимолётный испуг, воцарившийся в глазах. Конечно, новичок напуган. Матёрые копы, отслужившие в полиции не меньше десяти лет, дали дёру, едва запахло жареным, что уж говорить про юнца, только-только напялившего заветную чёрную форму. К слову, помимо неё и шлема на этих троих больше ничего нет. Видимо, вся экипировка ушла на тех, кто оказался на передовой. Но был бы толк: даже щит какого-нибудь Капитана Америки не выдержал бы всего того дерьма, что швыряли в них ежесекундно. — А он что здесь делает? — кивок на Мэя, что вздрагивает и робеет на глазах. Макс одаривает юнца скептичным взглядом и пожимает плечами, отчего гремит ремень, прикреплённый к карабину. — То же, что и мы, — звучит простой ответ, который Тони отнюдь не устраивает. — Иди домой, Мэй, — велит он. Услышав протестующее: «Но сержант Грир…», вскидывает на Макса испепеляющий взгляд. — Слушай, Ирландец, ты хочешь, чтобы его похоронили в первый же месяц стажировки? Не тупи, а? Парень даже не представляет, куда его пытаются запихнуть. Да и вы двое, — Тони оглядывает их с головы до ног, точно кандидатов, напрашивающихся к нему в стаю, — даже не вздумайте туда соваться. — Мы слышали радиопереговоры сержанта Грира, — произносит Макс бесцветным тоном. — Флойд и его люди застряли в забегаловке, что недалеко от вашего оцепления. — Замявшись, исправляется: — Бывшего оцепления. Это режет слух. Настолько, что Тони задирает подбородок, надменно взирая на Макса, который рассуждает обо всём этом с такой лёгкостью и непринуждённостью, точно на Футхилл Фриуэй хулиганит дюжина взбешённых индюков, а не тысячи вооружённых всяким хламом чёрных. Что до Флойда и его людей… Тони с самого начала предрекал для них такой исход. Детективы ничем не могли помочь тем, кто стоял в оцеплении. Специальная подготовка, тактика, сила и особая психология — всего этого у них нет. То, что преподают в Академии, вчерашний день, а история ничему не учит тамошних инструкторов. Флойд наверняка поддался панике и с чего-то решил, что лучше спрятаться на виду у протестующих, нежели двинуться в сторону оперативного штаба. Это настолько глупо, насколько глуп человек, додумавшийся направить детективов для устранения массовых беспорядков. Видимо, Бёрдс стал забывать, кто в участке мозг, а кто — мускулы. — Их нужно вытащить, — заканчивает за напарника офицер Хэйнс и даже чуть выступает вперёд. — Нам не поступало такого приказа, — отрезает Тони. — И вам, надо полагать, тоже. Эта спасательная операция обернётся лишь новыми трупами, вашими — в том числе, — упрёк в голосе, потому что Тони не видит резона посылать на выручку детективам троих полицейских. Даже если он и его команда присоединятся к этой самоубийственной затее, то скоропостижно лягут рядом. — И что, мы их бросим? — голос Макса заметно холодеет, как и он сам. Тони не остаётся в долгу, подойдя ближе и взирая ему прямо в глаза — они одного роста. Тони резким движением опускает забрало на своём шлеме, где красуются следы чужой крови, отпечатки пальцев, сажа и трещины. — Видишь это, Ирландец? — едва ли не цедит он, желая, чтобы до Макса как следует дошла правда. Грязная, жестокая, но правда — сунуться к орудующим на Футхилл Фриуэй чёрным всё равно что лечь в ванную, наполненную скорпионами. Макс меняется в лице и переглядывается с напарницей, которая так же не скрывает удивления. Мэй же всматривается в забрало, точно пытаясь опознать каждый из разводов, но Тони не обращает на него внимание и поднимает забрало обратно. — На моих глазах горели полицейские. Эти ублюдки вытаскивали их из шеренг, били и жгли долбанными молотовыми. Хочешь кончить как они? — звучит хлёстко. — Не думаю. — Есть погибшие? — откровенно изумляется офицер Хэйнс, и Тони смотрит на неё, словно она только что призналась ему, женатому человеку, в любви — презренно и осуждающе. Конечно, есть погибшие — по-другому просто быть не может. Остаётся надеяться, что счёт пойдёт на единицы, а не десятки. Но… Тони вспоминает пламя, что бушевало в разных частях полицейского оцепления. Нет, погибших будет больше, гораздо больше. — Возвращайтесь в оперативный штаб, — велит Тони и лихорадочно расстёгивает застёжку шлема. С шипящим «Блядь!» отшвыривает пластиковую махину, напоминающую о криках заживо горящих сослуживцев — это режет хлеще любого ножа. Макс, Хэйнс и Мэй встречают его слова полными замешательства взглядами. — Это приказ старшего по званию, — отрезает, оглядев каждого, точно директор — троицу хулиганов, остающихся после уроков. — Вы сами-то куда? — хмыкает Макс, который, в отличие от офицера Хэйнс и Мэя не торопится уходить. Тони претит перед ним отчитываться, но внутренний голос подсказывает, что тот не отвяжется, пока не услышит. — Здесь неподалёку орудует снайпер, — неохотно отзывается. — Грир велел нам прищучить ублюдка. От услышанного Макс бледнеет. Замирает и Хэйнс. Похоже, эти двое в курсе чего-то, о чём забыл, а может, и намеренно не упомянул сержант Грир. — Этот снайпер подстрелил Рика Мьюза, — выдавливает Макс, и тогда Тони становится понятно. Макс и Рик — хорошие приятели, которые дружили ещё задолго до того дня, как Рик перевёлся из Седьмого участка в Шестой. Кто бы что ни говорил, но оба этих участка друг без друга не могут, как, впрочем, и Макс без Рика. Этих двоих часто можно застать за одним столиком в какой-нибудь забегаловке, а в баре «Мёд и стекло» они однажды спели дуэтом на День Рождения Френка Баррета. Услышав дежурное, хотя и не лишённое сочувствия: «И как он?», Макс произносит: — Его вытащили ребята из Седьмого — вытащили прямо из-под огня, и скорая увезла его в больницу. Я слышал, что пуля попала в лёгкое. И хотя Тони не решается сказать, но взгляд, что он обращает сначала на стоящего по правое плечо Брэда, а затем и на офицера Хэйнс, намекает — Мьюз не жилец. Но Макс, похоже, желает верить до последнего, и Тони не собирается отнимать у него надежду. — Значит, у нас появился веский повод пристрелить ублюдка, — только и бросает Тони. — Идём, Брэд, — кивает подчинённому, и вдвоём они продолжают путь к месту встречи с остальными членами группы захвата. Он оборачивается, дабы убедиться, что Макс и остальные развернулись в сторону оперативного штаба. Так и есть. Что ж, ему удалось спасти эту троицу от самоубийства, но Флойд… «Чёрт, Флойд, ну какого хрена вы за нами увязались?» — думает Тони, искренне надеясь, что под раздачу чёрных хотя бы не попадут детективы.

* * *

Первая пуля врезается в считанных дюймах от ступни идущего впереди всех афроамериканца. Он резко замирает, останавливая и остальную толпу. Барри хочется верить, что та пуля была первой и последней, потому что иначе… трупов будет много. Продолжая держать с десяток митингующих на мушке винтовки, он оглядывает стоящих по обе стороны подчинённых. Беспокойство читается на лицах каждого, а Нэнси постукивает зубами, не скрывая дрожи в руках, отчего ствол её оружия то и дело виляет в сторону. — Полиция Лос-Анджелеса! Назад! — рявкает Флойд, чего не делал уже очень давно. Даже порой выбешивающий до глубины души Айзек не удостаивается таких криков, которые, кажется, ничуть не уступают лаю самого Грира. Но нужного эффекта достичь не удаётся: на лицах бунтовщиков возникают маниакальные улыбки, точно у маньяка, предвкушающего долгую и мучительную расправу над очередной жертвой. Барри ощущает россыпь мурашек на коже, поскольку становится ясно: одними командами эту толпу не остановить и одиночный выстрел — это скорее крик отчаяния, нежели грозное предупреждение. — Чё, легавые, ссыкотно стало? — звучит змеиный шёпот, и стоящий впереди всех афроамериканец обнажает в улыбке неровные жёлтые зубы, которые едва не напоминают клыки хищника. — Сразу за стволы взялись? А если ручками? Руками справиться слабо? — Сразу видно холостяка, — бросает едкое Айзек, чем вызывает нервный смешок у Нэнси, а у Барри — вздёрнутую к верху бровь. — Эй, блондинчик, видишь это? — предводитель бунтовщиков приподнимает биту, демонстрируя. — Так вот это окажется в твоей жопе. Звучит очередная нервная усмешка — на этот раз от Айзека, который решает не парировать этот выпад и лишь покрепче обхватывает винтовку. Что это, страх посторонних предметов в заднице? Барри возьмёт на заметку. — Живо расходитесь по домам! — вновь пробует достучаться до них Барри, сам не зная, откуда такая наивность. — Этот митинг несанк… — Договорить он не успевает: в его сторону летит полупустая стеклянная тара, что разбивается прямо перед ногами. Осколки, звеня стеклом, разлетаются по сторонам. Раздаётся ядовитый смех, очень напоминающий звуки, что издают гиены. Барри оглядывает осколки, усеявшие асфальт у ног, и поднимает на митингующих изничтожающий взгляд. Однако ни он, ни его подчинённые не успевают ничего предпринять: грудь стоящего впереди афроамериканца прошибает выстрел. Пуля с глухим ударом прошивает грудную клетку, оставляя сквозное отверстие с каймой рваной плоти. Держащийся позади парень также падает на землю — крупный калибр не знает преград. Ошарашенный, Барри тут же оглядывает сначала винтовку Айзека, затем и Нэнси, но ни в одном из дул нет дыма — значит, стрелял кто-то другой. И этот хлопок… Барри готов поклясться, что стреляли откуда-то сверху. Он резко оборачивается, осматривая фасады и окна зданий, заприметив на крыше одной из высоток смутный силуэт, что быстро ретируется, скрывшись за парапетом. «Вот, значит, что это за стрелок», — проносится в голове, но эту мысль быстро прогоняют панические крики: толпа митингующих с перекошенными от ужаса лицами устремляется прочь. Барри велит подчинённым спрятаться за громоздкими мусорными контейнерами, где укрывается и сам, хотя вряд ли алюминий спасёт от пули, прошедшей сквозь два взрослых мужских тела. Он бросает пытливый взор на трупы двух афроамериканцев, но первое впечатление его не подводит — они оба мертвы. — Кто это, чёрт возьми? — не сдерживается он, ругнувшись. — Может, спецназ? — предполагает Айзек, сидящий за одним вместе с Нэнси контейнером. Для спецназа, как считает Барри, это слишком. Да, команда Тони и, в особенности, сам Тони дали жару в Хардингтонской школе, застрелив парнишку, из-за смерти которого и началось всё это дерьмо, но он сомневается, что хвалёная группа захвата пойдёт дальше. Нет, это чересчур — пристрелить сразу двух афроамериканцев, пусть и создающих реальную угрозу жизни офицеру полиции. Как бы то ни было, но этот неизвестный стрелок спас им жизни. Тогда зачем он стрелял в Барри? Да и один ли и тот же это тип? Барри вспоминает радиопередачу Грира: этих стрелков, как минимум, двое. Выходит, теперь объявился и третий? Или их всё-таки двое? И откуда у них, чёрт возьми, винтовки крупного калибра?.. — Не высовывайтесь, я свяжусь с Гриром, — наказывает Барри и выхватывает рацию. У него уходит несколько минут, прежде чем сержант, наконец, выходит на связь. — Грир, это Флойд. Где сейчас Беннет и его команда? — Флойд, какого хрена? — тут же отзывается Грир, обескураженный услышанным. — На кой хрен тебе сдался Беннет? Думаешь, он и его люди вас вытащат? Ни хрена подобного — ждите Национальную гвардию. Беннет и его люди заняты грёбаным снайпером. — Которым? — уточняет Барри, на что Грир произносит резкое: «В смысле, блядь?». Приходится поясняться: — У нас тут два трупа — какой-то снайпер пристрелил двух чёрных в переулке. Мы решили, что это кто-то из команды Беннета. Сначала Грир закономерным образом принимается его отчитывать, разражаясь такими фразами, таким матом, от которых Барри морщится, убрав от уха рацию. Он ловит на себе шокированные взгляды Нэнси и Айзека, что, похоже, также впервые слышат нечто подобное. У Грира потрясающая способность сочетать друг с другом в принципе несочетаемые слова, как, например, «ёбаный сука-стыд», «блядский ёба-пиздец», «членоматочные ебанаты» и прочее, чего не услышишь даже в речитативах уличных рэперов. Когда гневная тирада подходит к концу, Грир в очередной раз подчёркивает, что Барри и остальных ждёт «жёсткий трах», затем резко переключается к теме неизвестного стрелка на крыше, расспрашивая детали. — Без понятия, сколько их, — признаётся Барри, решив не гадать, — один, как минимум. Кажется, он понял, что его засекли, а потому ретировался сразу же. — Он осторожно выглядывает из-за мусорного контейнера, обратив взор на то место крыши, где заметил силуэт незнакомца, словно убеждаясь, что более там никого нет. — Возможно, мы всё ещё у него на прицеле — мы не знаем. Где твоя долбанная Национальная гвардия, Грир? Внезапно над крышами зданий вспыхивает зелёный свет — кто-то запускает в воздух фальшфейеры, что брызгают искрами и клубами дыма. Барри поднимает взгляд. Его примеру следуют и Нэнси с Айзеком, и лица тотчас же принимают зеленоватый оттенок, а в глазах искрится всё тот же зелёный огонёк. Фальшфейеров становится ещё больше — Барри насчитывает около десяти, словно кто-то решает устроить подобие фестиваля фейерверков. — Оставайтесь на позиции, — командует Грир остывшим голосом. — Если увидите огни зелёных светил, значит, это гвардейцы. — Ты хотел сказать, огни зелёных фальшфейеров? — переспрашивает Барри, неотрывно следя за вспыхивающими и потухающими зелёными огоньками, оставляющими после себя густую дымку в небе. Грир бросает нетерпеливое: «Конец связи», и отсоединяется, как бы давая понять, что теперь Барри и остальные в надёжных руках, ведь Национальная гвардия, судя по сигнальным огням, уже здесь. — Что это?.. — почти что шёпотом спрашивает Нэнси, заворожённая, как их нарёк Грир, огнями зелёных светил. — Национальная гвардия, — со вздохом облегчения отвечает Барри и откладывает рацию — похоже, что больше она ему не понадобится, равно как и оружие. — Ты уверен? — скептично отзывается Айзек, переведя взгляд с неба на Барри. — Потому что… Договорить Айзек не успевает: со стороны улицы, где пару минут назад орудовал снайпер, вновь звучат выстрелы, разбавляемые громогласными командами. Барри вновь осторожно выглядывает в сторону переулка, замечая бегущие фигуры в военной форме и проезжающий хаммер, из пулемётного гнезда которого стрелок-пулемётчик выпускает короткую оглушительную очередь. Похоже, что солдаты Национальной гвардии вступают с кем-то в перестрелку. Но с кем именно Барри не знает, хотя начинает догадываться, и его догадки находят подтверждение в криках солдат: «Здесь снайпер!», «Подавите ублюдка огнём!», «Медик! У нас раненый!», «Кто-нибудь, позовите врача!». С нескрываемым ужасом на лице Барри вслушивается в крики солдат, понимая, что какой-то мудак со снайперской винтовкой поставил на колени вооружённых до зубов военных. Он беспомощно переглядывается с подчинёнными, которые в точно таком же замешательстве. Но что они могут сделать? Помочь солдатам? Они едва не словили пулю, но однозначно её словят, если попробуют вмешаться. Тогда что? Обойти с другой стороны? Район кишит проклятыми митингующими, которые бросятся на них, лишь завидев. Барри прикусывает губу и вытирает всё ту же кровоточащую рану на щеке, которая щиплет от попавшего в неё пота. — Им надо помочь, — наконец осмеливается озвучить Айзек и ловит на себе скептичные взгляды остальных. — Слишком опасно, — отрезает Барри, даже не допуская мысли о том, чтобы послать Айзека охотиться за снайпером. — Мы не знаем, откуда он стреляет. — Он не сможет перестрелять всех солдат, — вклинивается Нэнси, поправляя защитный шлем. — Зато нас — запросто, — вновь протестует Барри и косится на Айзека изничтожающим взглядом, как бы предупреждая, что ещё хоть слово, и тот пожалеет, что на свет родился. Шум стихает также внезапно, как и начался. Раздаются ещё несколько одиночных выстрелов, оставляющих после себя постепенно затухающий звон. Улицу резко окутывает дым, из которого показываются красные лазерные лучи. Барри командует занять позиции за металлическими мусорными контейнерами и вскидывает винтовку, держа наготове. Вслед за лучами из смога выныривают и силуэты — четыре фигуры в камуфляжной форме, на которой виднеются эмблемы войск Национальной гвардии. Барри облегчённо выдыхает. — Полиция Лос-Анджелеса! — выкрикивает он, чтобы солдаты случайно не приняли их за бунтовщиков или, того хуже, стрелков. — Свои! Квартет солдат медленно приближается к ним, требуя положить оружие на землю и поднять руки. Лишь после этого гвардейцы меняют к ним отношение, хотя и велят показать полицейские жетоны. — И что вы тут расследовать собрались, детективы? — хмыкает один из солдат с шевроном мастер-сержанта на плече, вчитываясь в гравировку на позолоченном жетоне Барри. — В ближайших кварталах ни души — только горящие покрышки и трупы. — Кстати, о трупах, — подаёт голос Айзек и отходит чуть в сторону, позволяя солдатам заметить два безжизненных тела афроамериканцев. Гвардейцы переглядываются, а мастер-сержант присвистывает, подозрительно покосившись на Барри. — Это вы их так? — спрашивает мастер-сержант. Услышав слова Барри о неизвестном снайпере, качает головой, на секунду поникнув. — Этот сукин сын ранил двух моих капралов, прежде чем мы накрыли его пулемётом. — Он мёртв? — допытывается Барри, не до конца определившись, что обрадует его больше: новость, что снайпер, спасший им жизни, ускользнул, или что всё-таки оказался подстрелен. Ощутив, как раненая щека наливается очередной порцией боли, Барри морщится. Нет, наверное, всё же последнее. — Вообще должен. После такого огня даже грёбаные талибы не выживают, а они живучие мрази. Наши марксмены на всякий случай пасут крыши — если гадёныш выжил, то уже никуда не денется. — Звучит обнадеживающе, — признаётся Айзек, и в его голосе проскальзывают ноты уважения и даже благодарности в адрес солдат. — А что насчёт чёрных? — осведомляется и вешает свою винтовку на плечо. — Разбежались как крысы, стоило только парням из Семьдесят девятого выкатить на шоссе «Страйкер». Эти чёрные нассали в штаны и убежали в своё блядское гетто. Вас всего трое? — Мастер-сержант заглядывает за спины троицы, словно убеждаясь, что никого больше нет. — Мы оказались отрезаны от оцепления. Наш оперативный штаб в паре миль отсюда. — Барри кивает в сторону. — Начальство приказало вас дожидаться. — Вот как? — усмехается мастер-сержант. Самодовольно. — Ладно, так уж и быть, мы сопроводим вас до оперативного штаба. Специалист, идёшь первым. Хойт, Роунс — замыкающие. — Солдаты, исполняя распоряжение командира, рассредоточиваются по переулку, гремя снаряжением и звеня тяжёлыми берцами по асфальту. — Я пойду вторым. Детективы, шире шаг — нам предстоит пробежка.

* * *

— Ну что, командир, видишь кого-нибудь? — шёпотом интересуется Брэд у Тони, что выглядывает из окна одной из многоэтажек, вооружившись биноклем. Вот уже полчаса он неподвижно стоит на коленях, облокотившись о пыльный подоконник, но не замечает никого, кто хотя бы отдалённо напоминает снайпера, успевшего подстрелить одного гражданского и двух офицеров полиции. Группа захвата практически в полном составе оккупирует однокомнатную квартиру, окна которой так удачно выходят на улицу, где и произошла стрельба, в то время как жильцы были вынуждены временно расположиться у соседей. Почему практически? Потому что грёбаный Льюис, которого Тони не видел с момента присоединения к полицейскому оцеплению, неизвестно где. Его рация молчит, и никто из других членов команды не видел этого коренастого афроамериканца, имеющего привычку носить под шлемом чёрную бандану с черепами. — Нет, никого, — в тон отзывается Тони и опускает бинокль, потирая уставшие от получасового всматривания в оптику глаза. От жжения и ощущения, словно отваливается сетчатка, хочется окунуть голову в чан с ледяной водой. — Похоже, свалил. — В район въехала Национальная гвардия, — сообщает другой подчинённый — Стэн, следящий за радиопереговорами. В следующую секунду с правой стороны улицы показывается зелёный свет зажжённых фальшфейеров, а по рации сообщают, чтобы все полицейские держали наготове свои жетоны. — Они спугнули нашего парня, — заключает Тони, возвращая Брэду бинокль. Этот стрелок не так прост — ему хватило ума смыться до того, как военные начнут зачищать крыши, не говоря уже о «канарейках», что рассекают задымлённое небо и выискивают засевших наверху митингующих. — И где, мать его, Льюис? — рычит Тони, даже не представляя, что сделает с непутёвым подчинённым, которого не досчитывается вот уже второй раз за день. И второй раз за день тот напоминает о себе практически сразу же: — Я здесь, Беннет, — подаёт голос он, стоя в дверном проёме. Тони мгновенно оборачивается, впившись, равно как и остальные, в его фигуру недоумённым взглядом. Но изумление быстро сменяется гневом — Тони готов размазать засранца по стенке. Он спешно подходит к нему, но замирает примерно в ярде, оглядев с головы до ног. Ни царапинки. Ни одной, блядь, ссадины, словно тот прямиком из дома. Форма в идеальном состоянии — ни пылинки, ни соринки, чего не сказать о форме остальных членов группы захвата, что будто в грязи валялись. А шлем… Тони ничуть не удивится, если выяснится, что Льюис избавился от шлема сразу же, как только влился в оцепление, зато грёбаная бандана на месте. — Какого хрена?.. — Тони хватает лишь на это. Внутри бушует ураган, выветривший все мысли, кроме одной: какого хуя вытворяет Льюис? И ведь не в первый раз… — Какого хрена? — переспрашивает Льюис и также делает шаг навстречу. — Это я должен у тебя спросить. Ты бросил оцепление, наплевав на приказ, — звучит обвинительно-твёрдое, на что Тони выпрямляется во весь рост, взглядом прожигая во лбу подчинённого дыру размером с лунку для гольфа. — Нам пришлось отступить, идиот, — бросает, хотя ему не прельщает оправдываться перед тем, кто должен чётко выполнять его приказы. Он, чёрт возьми, сержант, а не долбанный рядовой офицер и уж тем более не пацан, которому надлежит терпеть такие нападки. — Скажи спасибо своим чернокожим дружкам, что жгли полицейских у нас на глазах. От услышанного Льюис глухо рычит и, ухватив Тони за воротник, впечатывает спиной в стену. Среди членов группы захвата проносится взволнованный рокот, а некоторые пробуют разнять в очередной раз сцепившихся коллег. Льюис отпихивает их, в то время как Тони хватает сил самостоятельно справиться с крепким и чертовски сильным подчинённым, которого он бьёт в живот, вынуждая отступить. Но этого оказывается мало, и Льюис снова вдавливает его в стену, наплевав на всё: на жёсткую иерархию в отряде, на звания, на приказы — словом, на всё. Со всех сторон звучит встревоженное: «Остыньте, парни», а на шум сбегаются двое полицейских, охраняющих вход в квартиру. Но ни Тони, ни Льюис не обращают на них никакого внимания, сосредоточившись лишь на друг друге, как это было пару часов назад в раздевалке. — До тебя что, с первого раза не доходит? — цедит Тони, намекая на своё предупреждение вышвырнуть старого приятеля из команды, стоит тому только вновь поднять руку на командира. Ответ всплывает в дьявольском оскале Льюиса. — Всё никак не перестаёшь поднимать руку на командира? — А ты всё никак не перестаёшь поднимать руку на чёрных, — рычит в ответ. — Что, карт-бланш, и ты готов всех перебить? — Он убирает руки, чуть отстраняясь, но не дистанцируясь полностью. Услышав от кого-то: «Льюис, кончай, а?», одаривает говорящего колючим взглядом, призывая заткнуться, и вновь поворачивается к Тони. — Кто тебе приказал стрелять по чёрным? — с намёком на резиновые пули осведомляется Льюис. Вот в чём дело. Выходит, его покоробило именно это — что полицейский спецназ, не став более терпеть бесчинств чёрных, открыл по ним огонь из не смертельных ружей? Видимо, Льюиса не было там, когда защищаемые им чёрные принялись закидывать шеренги копов коктейлями Молотова. Хотя он оказывается прав: прямого приказа применять резиновые пули и уж тем более открыть огонь по митингующим не было. Грир, рисуя схему на свой карте, тогда дал чётко понять, что открыть огонь разрешается только по команде, которой ни разу не прозвучала, ни с начала стычки с бунтовщиками, ни после, когда половина офицеров были охвачены пламенем бутылок с зажигательной смесью. Это грубейший проступок, за который одним дисциплинарным взысканием не отделаться. Но как было иначе?.. Тони не мог позволить чёрным мудакам и дальше закидывать его и остальных полицейских всевозможным мусором и жечь, точно поросят. Если бы они продолжили смиренно стоять и терпеть все эти нападки, отмахиваясь лишь быстро ставшими бесполезными дубинками, то даже страшно представить, в какое пепелище превратилось бы полицейское оцепление. Эти ублюдки совсем обезумели и никого не щадили, а потому, как считает Тони, получили сполна. Может, за такое его и отымеет всё руководство, но, по крайней мере, он уверен, что спас своих коллег, а значит, его совесть отчасти чиста. Почему отчасти? Тони поступил так, как ему велел долг, вот только… Он искренне надеется, что это не сыграет с ним злую шутку второй раз подряд. — У нас что, не было приказа стрелять? — изумляется Брэд, который первым слышал распоряжение Тони применить резиновые пули. — Сержант Беннет… — Он заминается и оглядывается на коллег, которые оказываются в точно таком же замешательстве. В какой-то степени они подвергли гражданских, пусть и неповинующихся законным требованиям, риску, но выхода попросту не оставалось, да и резиновые пули — Тони не припомнит ни одной смерти в их районе, разве что травмы по собственной самонадеянности. Он окидывает подчинённых виновато-извиняющимся взглядом, точно подставил их, хотя не перестаёт верить в то, что поступил правильно. — Да, блядь, не было, — произносит Тони, не оставляя сомнений. — Но по-другому было никак, ясно? Вы там были. И губернатор ввёл сюда Национальную гвардию не просто так. Услышав это, Льюис фыркает и даже усмехается. Мрачно. — Видимо, твой губернатор решил переплюнуть лос-анджелеский бунт, — озвучивает небрежное. — Я слышал по рации об уже пятнадцати погибших среди гражданских. — В ответ на его слова члены группы захвата сокрушённо вздыхают, бросая друг на друга раздосадованные взгляды. — А скольких вы покалечили не летальным? — А ты слышал о двоих офицерах, сгоревших заживо? — парирует Тони ледяным тоном. Весь этот диалог с Льюисом его уже порядком достал, впрочем, как и сам Льюис и его выходки. Пожалуй, сегодня же он будет ходатайствовать перед Бёрдсом о том, чтобы того временно отстранили, и попробует снова поговорить с Тёрнером на тему его кандидатуры в команду спецназа. Правда, вряд ли тот станет его слушать, особенно на фоне полученного ранения, что едва не стоило ему жизни. Кто тогда? Хэйнс? Льюис опытный и крепкий боец, но такие выходки плохо влияют не только на самого Тони, но и на остальных членов группы, в глазах которых он рискует потерять авторитет. — И где ты, чёрт возьми, был? Я не видел тебя в оцеплении, Льюис, — звучит всё такое же обжигающее холодное. — Конечно, не видел: ты был занят расстрелом чёрных, — хмыкает Льюис, на что Тони скалится, скрипя зубами, и сжимает кулаки. — Я помогал парню, которому кто-то из вас — ебланов — попал не летальным в шею. Он или инвалид, или труп, но в любом случае овощ. И ещё этот грёбаный снайпер, что расстреливает чёрных… Словно решив напомнить о себе, неизвестный снайпер, пропавший со всех радаров полчаса назад, вновь производит выстрел. От раздавшегося хлопка все оборачиваются к окну. Тони отпихивает Льюиса и, выхватив у Брэда бинокль, спешно оказывается у окна, чуть присев и осторожно выглядывая из-за подоконника. Остальные члены группы захвата занимают места рядом, а кто-то, вооружившись точно таким же биноклем, пробует рассмотреть стрелявшего из соседнего окна. Брэд присаживается на колени рядом со своим командиром, порывисто дыша, на что Тони морщится и бросает на него недовольный взгляд, но вскоре сосредотачивается на стрелке, следы которого неумолимо растворяются вместе с отголосками выстрела. Тони оглядывает каждую крышу, проходится взором вдоль парапетов, переключает внимание на окна и балконы, но ничего. — Грёбаный сукин сын, — рычит он, неотрывно всматриваясь в бинокль. Внезапно что-то поблёскивает на одной из крыш многоэтажки, что, кажется, в паре кварталов от них. — Оптика на одиннадцать часов, — сообщает он. Точно по команде, несколько подчинённых ухватывают снайперские винтовки, которых лишь две на всю группу. Дэйл — первый снайпер спецназа — ухватывает одну и занимает удобную позицию рядом с Тони, что соглашается побыть его наблюдателем и наводить на стрельбу. Вторым снайпером решает выступить Стэн, а наблюдателем — Брэд. Они рассредоточиваются у соседнего окна, но даже не смеют открывать огонь без приказа Тони и скорее страхуют их. Хотя, если промахнётся одна пара, то у второй, что стреляет практически с того же расстояния и угла, шансов не больше. — Видишь его? — тихо спрашивает Тони у Дэйла, что подстраивает оптический прицел под себя и, высунув язык, всматривается в него правым глазом, прикрыв левый. Повисает тишина, прерываемая лишь шелестящим за спиной шёпотом подчинённых: они делают ставки на то, с какого по счёту выстрела Дэйл прищучит говнюка. — Вижу, командир, — отвечает Дэйл, замерев. Тони ощущает его напряжённое, почти неслышимое дыхание и едва ли не чувствует, как напряжено и всё тело в сидячей позе, где приклад винтовки упирается в подоконник. Использовать сошки Дэйл не решается, видимо, посчитав, что, полустоя, риск промахнуться выше. Тони уважает его решение и надеется, что это поможет пристрелить подонка с первого раза. — Он как на ладони. Тони усмехается: а ведь действительно — чёртов снайпер лежит на крыше жилой многоэтажки, где низкие парапеты не закрывают обзор. Тот одет во всё чёрное — никаких опознавательных знаков, лишь балаклава на лице и чёрного цвета бейсболка, козырёк которой повёрнут к затылку. — Дистанция? — спрашивает Дэйл. — Восемьсот ярдов, может, чуть больше, — тут же сообщает Тони. Всё-таки бинокль с дальномером — чертовски удобная вещь, которую в своё время им любезно предоставила всё та же Национальная гвардия, получив взамен куда более современные цифровые. — Эта хрень показывает восемьсот, — с намёком на бинокль оправдывается он. Дэйл принимается поправлять маховик прицела. — Дыши ровно, — напоминает Тони. Он не мастак в снайперском деле, потому как эту часть оставляет под ответственность сержанта Маслоу, отвечающего за огневую подготовку сотрудников Шестого, а ещё иногда приезжающих к ним инструкторов специальных тактических команд ФБР. Тони, конечно, никогда не жаловался на свою меткость, но не считает себя отменным снайпером и уж тем более тем, кому стоит брать винтовку в столь ответственный момент. Следуя напутствиям командира, Дэйл делает глубокий вдох и выдох. Палец медленно и плавно надавливает на спусковой крючок. — Стреляю, — оповещает он, а как только Тони предупреждает остальных: «Внимание, выстрел», выстреливает. Вздрогнув от чертовски громкого хлопка, Тони видит, как пуля попадает в плечо неизвестного снайпера. Тот моментально оставляет свою винтовку и заваливается на бок, прижимая рану. — Попал, — едва сдерживая радость, сообщает Тони. — Чёрт, ты его подстрелил. — Мне его добить? — уточняет Дэйл и, получив отрицательный ответ, отстраняется от подоконника и, вернув винтовку, переводит дух. Тем временем Тони велит подчинённым живо выдвигаться к зданию, где находится раненый стрелок, в то время как Стэну и Брэду приказывает оставаться на позиции и играть роль этаких наводчиков. — Если начнёт дёргаться, валите его на хер, — наказывает им Тони и выныривает из квартиры вместе с остальными, после чего бежит по лестнице вниз, на ходу вынимая рацию и связываясь с Гриром. — Грир, это Беннет. Мы подстрелили мудака, выдвигаемся к дому на Филиппи Авеню. Пошли туда всех, кто находится рядом. — Рядом шериф Прэтт и его люди — я сейчас же свяжусь с ними, — несмотря на радостное известие, Грир остаётся всё так же суров и словно бы недоволен. — Ты оставил кого-нибудь на нём? — Услышав фамилии, Грир серьёзнеет ещё больше. — Лучше бы оставил Дэйла. Ладно, хрен с ним. Сколько вам до Филиппи Авеню? Оказавшись на улице, Тони зажимает рацию между плечом и ухом, пока руки проверяют табельное оружие — пистолет, который, к счастью, не пришлось пускать в ход. Но это пока. Из окна дома, из которого он и его люди только что вынырнули, доносится выстрел. Тони поднимает голову, заприметив очертания снайперской винтовки. Следом в рации звучит голос Брэда, сообщающего, что снайпер спешно ретируется, но они по нему не попали. Ругнувшись, Тони понимает, что сержант Грир был прав: лучше бы он оставил в качестве стрелка Дэйла, который редко промахивается. Тони приказывает своим людям по возможности держать ублюдка на мушке и не позволить ему смыться, и велит остальным поторапливаться, задержав взгляд на Льюисе, на лице которого видно, что тот делает если не одолжение, то отправляется навстречу со снайпером крайне неохотно. Они пробегают несколько ярдов, прежде чем в рации раздаётся жуткое: «Стэн ранен!». Тони замирает. Замирают и остальные спецназовцы. Он оборачивается, различая мельтешащие силуэты во всё том же окне. Рация надрывается от панического голоса Брэда, что просит вызвать медиков и вообще всех, кого только можно. Тогда Тони отсылает к ним Льюиса, что пулей срывается с места и едва ли не на сверхзвуковой скорости влетает обратно в здание. Спустя какое-то время в рации снова слышится голос, на этот раз принадлежащий Льюису. Тихо, но в то же время бесцветно он сообщает: — Стэн мёртв. У нас потеря, командир.