Шестой

Дом Криса — квартира в неприметной многоэтажке на окраине Сан-Фернандо — встречает их мрачными комнатами, наполненными силуэтами сокрытой в темноте мебели. По пыльному линолеуму гуляет сквозняк и кусает за стопы, стоит только разуться. Крис, предварительно затащив изнеможённого Мэя на третий этаж высотки, помогает ему снять туфли, невольно вдохнув вонь пропитанных потом носков. Когда разувается сам, брезгливо фыркает: он отвык от запаха двух грязных мужских тел в своей квартире. Царящий полумрак рассеивает включенный в гостиной и в коридоре свет, что затмевает едва пробирающиеся сквозь шторы солнечные лучи. Правда, в небе снова появляются тучи, как намёк на то, что непогода не намерена оставлять Город Ангелов в покое. Первая половина сегодняшнего дня, утопающая в солнце, которое впервые выглянуло за последнее время, была всего-навсего короткой передышкой. Кажется, ещё немного, и ураган «Мишель», что продолжает быть главной темой новостных выпусков, явит себя и всю свою тропическую мощь. — Падай на диван. — Крис помогает новичку сесть на диван и удаляется за аптечкой, попутно споткнувшись о небрежно сложенный инвентарь для бейсбола. Опустошив шкафчик за зеркалом в ванной и забрав всё, что есть из антисептиков, возвращается обратно и раскладывает найденное возле Мэя, который успевает испачкать кровью светло-серую обивку дивана. — Блядь… Надо было всё же запихнуть тебя в скорую. — Они бы позвонили матери, — отзывается Мэй, откинув голову назад. — К тому же, для скорой у меня всего лишь разбита губа и ушиблен нос. — А по количеству крови так не скажешь, — мрачно усмехается Крис и, смочив ватный диск антисептиком, вытягивает руку, чтобы смыть кровь под нижней губой стажёра, но тот довольно резко ударяет по ладони, вынудив остановиться. — Какого… — Я сам, — достаточно резко осекает, сверкнув похолодевшим взглядом, от которого Крис изумляется и даже отстраняется, буркнув: «Сам, так сам». Мэй ничего не отвечает, взяв новый ватный диск, и, обильно полив антисептиком, принимается вслепую промакивать область между носом и верхней губой. Диск моментально краснеет, а кровь, похоже, перестаёт течь. Видимо, от подъёма на третий этаж — спасибо местной шпане, что вновь сломала лифт, — у новичка поднялось давление или что-то в этом роде. Крис не знаток медицины и лишь надеется, что Мэй пойдёт на поправку и больше не будет кровоточить. — Снова играешь в недотрогу? — не удерживается Крис и замолкает, когда ему посылают очередной недовольный взгляд. А ведь когда-то Крис сам затыкал Мэя… Быстро же они поменялись местами. — Когда закончишь, вали в душ — от тебя несёт дохлым мамонтом. Оставив новичка самостоятельно разбираться с капризными ранами, Крис отправляется переодеваться и закидывает отвердевшие от пота носки в корзину с грязным бельём, куда следом отправляется и форменная рубашка. Жетон с плашкой и нательной камерой предварительно отстёгивает и кладёт возле раковины, над которой затем склоняется, умываясь. Белая эмаль моментально чернеет от скопившейся на лице грязи. Решив, что простой воды будет недостаточно, Крис брызгает на руки жидкое мыло и повторно умывается, ощущая, как кожу на лице пропитывает приятная освежающая мята. Он умывается долго и тщательно, совсем позабыв о том, что планировал сходить в душ. Когда же лицо избавляется от налёта сажи и бетонной пыли, Крис выключает воду и застывает над раковиной. Глаза впиваются в отражение в зеркале, заляпанном мыльными и водными разводами. Но даже сквозь них удаётся различить тень испуга, замешательства и разочарования. Штурм Мавретона прошёл успешно, вне всяких сомнений. Кажется, впервые за столько лет федералы и копы Шестого сумели найти общий язык и удачно скооперировались во время операции. Насколько известно, жертв среди полицейских нет, в то время как счёт убитых гангстеров идёт на десятки. «Шоко» этого не забудет. Они начнут мстить, станут вырезать копов по одиночке и будут заманивать на свои территории целые юниты. Знает ли об этом Бёрдс, санкционировавший сотрудничество с федералами? Понимает ли, что после ареста своего лидера, так называемые чёрные люди не оставят полицейских в покое, пока не вызволят своего предводителя? Шестой участок ступил на очень тонкий лёд. Да, до этого дня ситуация с бандами и войной группировок была не лучше, но по крайней мере копы могли не вмешиваться в разборки местных авторитетов, а то и вовсе пресекали их. Теперь же всё может резко измениться. Теперь Шестому уже не удастся держаться в стороне и вступать в конфликт тогда, когда стычки гангстеров угрожают простым людям. «Шоко» ополчатся на них. Ополчатся и другие. Как только «Башни» почувствуют слабину копов, то охотно присоединятся к охоте на людей в форме. «Латос» — банда, которая всегда принимает сторону победителей и сражается с теми, с кем это выгодно, — станет главным поставщиком оружия у этих двух группировок. А шайки поменьше непременно захотят урвать свой кусок и словно коршуны налетят на остатки полицейских сил на нейтральных территориях, где здания станут покрываться граффити с космической скоростью. Захватив Рафа, Шестой объявил войну всем бандам. От этих мыслей начинает кружиться голова, а волнение наполняет дрожью руки. Крису хочется об этом не думать. Хочется забыться и оставить в покое всю эту грызню придурков в пёстрых цветастых одеждах. В конце концов, это не его забота. Да, работы прибавится в разы, а патрулировать и без того опасный участок станет ещё сложнее. Но сейчас главное, что он и Мэй вернулись со штурма бандитского притона целыми и относительно невредимыми. Взгляд скользит от зеркала к душевой кабине. Пожалуй, душ всё-таки не помешает, хотя для начала в него стоит спровадить Мэя, который изнеможён настолько, что едва стоит на ногах, точно после осушённой бутылки бурбона. Крис хмыкает и отстраняется от раковины. Когда же он, переодевшись в джинсы с майкой, что остались в ванной после сегодняшнего бурного утра, возвращается обратно в гостиную, отделанную в серых тонах, Мэй избавляется не только от крови под носом, но и от форменной рубашки, оставшись в белой футболке с тёмными кругами у подмышек. Только сейчас Крис замечает, что новичок, в общем-то, не такой уж и хрупкий, каким казался первое время. Тело, может, и тоньше его собственного, однако сетка вздувшихся вен и напряжённые бицепсы стажёра, заметно натянувшие ткань футболки, говорят об обратном. Мэй определённо посещает спортзалы, хотя ни разу об этом не обмолвился, в то время, как весь Шестой знает, что Крис может часами не выходить из качалки, наращивая мышечную массу, — так будет легче справляться с тяжёлым снаряжением. — Ты всё? — осведомляется Крис, облокотившись о дверной косяк. Мэй еле заметно кивает и собирает антисептики в кучу, аккуратно сложив. — Пошли, покажу, как воду включать. Но вместо того, чтобы отправиться в душ, Мэй зовёт его по имени. Крис оборачивается, выжидающее глядя на него. Тот сминает в руках окровавленный ватный диск, словно набираясь смелости сказать что-то важное. — Зачем ты ударил того парня? Вопрос кажется настолько закономерным, что Крис даже не удивляется и, вздохнув, подходит к Мэю, стремясь смотреть тому прямо в глаза. Он думает, что зрительный контакт в таких разговорах чертовски важен: доверие приходит само по себе, как и желание выговориться. И Крис, ощущая горечь во рту при мысли, в какое дерьмо они влипли из-за его выходки, чувствует эту нужду поделиться. Потерев шею, он бегло осматривается по сторонам и плюхается на стоящий рядом пуфик, попутно смахнув на пол стопку журналов. Лицо на мгновенье закрывают ладони, помогая собраться с мыслями. Раздаётся очередной вздох, затягивающий и без того томительную паузу, отчего Мэй шевелит губами, собираясь повторить свой вопрос, но Крис опережает его встречным: — Ты помнишь Чипа? — Он не отрывает взгляд от пола, забыв о промелькнувшей недавно мысли насчёт зрительного контакта. Не дождавшись ответа, всё же обращает взор на Мэя: — Мы видели его всего… сколько? Один раз? Или два? Но я запомнил его на всю жизнь. Запомнил, как он качал права на той площадке, как танцевал со своим приятелем, как пытался удрать, — с губ слетает полная ностальгии усмешка, точно Крис — старик, вспоминающий лихие годы своей молодости. — Мы ничего о нём не знали, а такое ощущение, будто знакомы всю жизнь. Видимо, поняв, к чему он клонит, Мэй озвучивает сожалеющее: «Крис…», но тот продолжает, невзирая на догадливость стажёра. — Там был его труп, — наконец, произносит Крис. Просто. Бесцветно. Равнодушно. — Он умер от передоза. И никто, — качает головой, прикусив нижнюю губу. Во рту моментально ощущается привкус крови. — Никто из этих долбанных мразей, из этих мудаков в банданах ему не помог! Он… Он, можно сказать, умирал у них на глазах — захлёбывался собственной кровью и блевотиной. Подавшись вперёд и уткнув локти в бёдра, Мэй шумно вздыхает, точно разделяя эту боль. Боль от утраты незнакомого человека, которому, однако, нашёлся уголок в сердце. Чип — имя, запоминающееся надолго, как и жуткая, застывшая навечно гримаса агонии. Неясно, как в голову с виду здорового и нормального паренька взбрела идея попробовать наркотики. То, что Чип не принимал их раньше, Крис догадывается без труда, ведь бывалые наркоманы не станут танцевать перед парочкой копов, предпочитая их заколоть под страхом оказаться за решёткой, где достать очередную дозу не легче, чем сохранить девственность заднего прохода. И первая доза оказалась для паренька последней. Видимо, кто-то из знакомых надоумил, пообещав «нереальный кайф» и уважение всех братков с района. Неудивительно, что Чип купился на это — подросткам всегда хочется быть замеченными. Ко всему прочему, Чип был, возможно, единственным свидетелем по делу о пропаже таинственного Марвина. Тот подросток, Тайсон, которого удалось накормить в забегаловке, больше не попадался им на глаза, а анализ оставленной им бейсболки так же не дал результатов — на ней лишь частицы грязи и волоски кошачьей шерсти. В Лос-Анджелесе тысячи Марвинов, но лишь Чип знал того самого, которого в неизвестном направлении утащили двое полицейских. Теперь можно не рассчитывать, что это дело сдвинется с мёртвой точки — белых пятен в нём по-прежнему много. От напряжённого молчания, повисшего в гостиной, кажется, тяжелеет воздух. Крис шумно вздыхает и потирает шею, не зная, что говорить дальше. Впервые за столько времени он не находит слов, чтобы заговорить с новичком, который продолжает неотрывно наблюдать за ним, точно ожидающий команды хозяина верный пёс. — Знаешь, что назначают за физическое насилие в отношении задержанного? — наконец, решается озвучить он, вновь уткнувшись взглядом в пол. Услышав тихое: «Выговор с отстранением до окончания служебного расследования», хмыкает. — Это в лучшем случае. Но, если тебе будет легче, — Крис откидывается чуть назад, не забывая, что у пуфика нет спинки, — это второй раз, когда я бью задержанного. Первый случился со мной через неделю, как я был назначен в Шестой. Тогда у меня весь день пошёл по пизде, и я… сорвался на одного папашу, который избивал бейсбольной битой свою дочь за неуспеваемость в школе. Соседи вызвали полицию, а на наши вопросы о синяках на теле девочки, её мать и отец пожимали плечами и говорили, что их дочь просто учится кататься на велосипеде. Они держали нас за дураков; думали, что мы совсем идиоты. Я знаю, как выглядят удары от биты. Крис обращает взор на бейсбольный инвентарь — единственное, что он увёз из родительского гнезда как память о детстве и тех временах, когда ему удавалось выбраться на площадку и беззаботно гонять мяч с одной базы на другую. — У этого папаши были хорошие завязки в полиции и в структурах покруче. Его отмазали по одному телефонному звонку, а когда мы собрались уезжать, он показал своей дочери кулак и сказал: «Больше ты никому и ничего не скажешь». Крис хорошо помнит тот взгляд отца, что был адресован дочери: ледяной как арктический воздух и сверкающий, точно глаза хищной кошки в темноте. — На следующий день, — сглатывает, припоминая все детали, — девочку нашли мёртвой в отцовском гараже. Он зашил ей рот рыболовной леской и раздавил голову тисками. Меня назначили вести это дело — Баррет сказал, что я наберусь опыта и обзаведусь полезными связями. Но... я не смог. Нужно было опрашивать свидетелей и родителей, рассматривать снимки, а я не мог. — Крис впивается в лицо Мэя наполненным болью взглядом. — Этой девочке было всего шесть лет. Мэй ничего не говорит какое-то время, словно бы даёт Крису возможность вновь прогнать через себя те страшные события, когда он и Баррет приехали на место убийства и увидели труп шестилетнего ребёнка с обезображенным лицом. Мощности тисков не хватило, чтобы раздавить череп, но оказалось достаточно, чтобы его смять, точно томат, из которого сочилась кровь, а глаза вылезли, будто выдавленные виноградины. — Поэтому ты не стал переквалифицироваться в детективы? — осторожно интересуется новичок, чуть подаваясь вперёд и заглядывая в глаза своему ментору, что вновь начинает гипнотизировать пол. Крис отвечает сдавленным кивком. — Зачем ты мне это рассказал?.. Действительно, зачем? Зачем Крис так открывается перед Мэем? Зачем делится с ним тем, что произошло много лет назад? Он помнит, что новичок не раз выказывал своего желания стать детективом и, на манер Барри Флойда, расследовать убийства и случаи домашнего насилия. Вот только сможет ли новичок? Потянет ли такую ношу? Это даже отдалённо не напоминает сериалы, где можно с важным видом расхаживать возле очередного трупа и, попивая кофе, строить теории и гадать, что же всё-таки произошло. Это реальность, где грязь имеет одно неприятное свойство — она въедается в человека. Она впитывается будто губкой, и сегодняшний штурм Мавретона, драка копов друг с другом — яркий тому пример. Форма полицейского никогда не будет чиста. — Затем, что ты мой напарник, — признаётся Крис, взирая на Мэя. — Ты прикрываешь мне спину, помогаешь нести службу и находиться в патруле. Ты мои глаза и уши, Мэй. И то, что знаю я, должен знать и ты. Тебе не удастся заменить Баррета — можешь даже не пытаться. Но стать охеренным напарником тебе под силу, уж поверь мне. — Это попытка извиниться за бар? — внезапно спрашивает новичок, отчего Крис теряется, решив, что конфликт оказался исчерпан ещё там, на скамье у входа в Мавретон. Оказывается, что нет. Оказывается, что Мэй не из тех, кто так просто забывает обиды. — Зачем ты сделал это? — волнение в голосе. — Ты ведь… Тебе нравятся мужчины, верно? — едва не шёпотом уточняет Мэй. — Ты гей?.. От этого вопроса Крис коротко и обессиленно смеётся, застигнутый врасплох. Гей ли он? Он сам до сих пор не может понять. Да и можно ли стать геем, побывав в постели лишь одного мужчины? После смерти Баррета Крис либо справлялся собственными руками, либо снимал проституток, что, хотя и не дарили таких же ощущений, но всё же возвращали на, как любит выражаться Барри, «естественный путь». Крису нравятся далеко не все мужчины — во всяком случае, в Шестом привлекательных единицы, и Баррет был одним из них. А Мэй… До чего же наивен, правилен и... симпатичен. Вернее, выглядел Мэй вполне себе нормально, особенно для своего возраста и для полицейской формы, и эта его нормальность и какая-то безупречность привлекают безотказно. Крис не успел по достоинству оценить своего нового напарника, потому как был не в себе при мысли, что к нему вообще кого-то посмели приставить. Но чем больше времени они проводили в одной патрульной машине, тем сильнее его влекло к новичку. Однако, судя по всему, это нисколько не обоюдно. С губ слетает сдержанный вздох человека, которому очень трудно сделать выбор между правильным и необходимым. Не отпугнёт ли правда Мэя? Не станет ли тот лихорадочно писать прошение о переводе в другой юнит, если не участок вовсе? — Я… — начинает Крис, но заминается, понимая, что ему не хватает смелости. Смелости сказать то, что должно расставить все точки. Взгляд натыкается на то самое фото в рамке, где запечатлены он и Баррет. Видел ли его Мэй? И если видел, наверняка ему хватит смекалки склеить мозаику. Крис качает головой. — Нужно сходить в душ, — кивок в сторону ванной комнаты. — Я быстро. А пока ты будешь мыться, я постелю тебе здесь, в гостиной. — Ты предлагаешь мне спать с тобой? — нескрываемое удивление в голосе, от которого Крис усмехается, лишний раз убеждаясь, что новичок всё-таки натурал. Да и какая теперь разница? — Не со мной, только если ты сам не напросишься, — он пробует отшутиться и встречает недовольный взгляд Мэя, не оценившего шутку. Приходится выкручиваться: — Я буду спать у себя, а ты — здесь, — кивок на диван. — Мы оба вымотаны. Если сегодня нас не вызовут в Шестой по поводу драки, то можно спокойно отсыпаться до завтрашнего утра. — Услышав закономерный вопрос, мол, почему так, Крис спешит пояснить: — Все, кто участвовал в операции, отдыхают, пока те, кто в это время находился в участке, оформляют задержанных. Это что-то вроде справедливого распределения труда. В других участках такого нет. — А если вызовут? — справедливо интересуется Мэй, пытливо поглядывая на Криса, на лбу которого возникает гармошка морщин. — Значит, сегодня же получим пиздюлей от капитана, — просто отвечает, не став вдаваться в подробности процедуры, протекающей в том случае, если между офицерами возникает конфликт. — Зря ты, конечно, влез, — беспокойство в голосе. — Это плохо отразится на твоей стажировке. Новичок внезапно усмехается, даря Крису свою фирменную улыбку, по которой тот успел соскучиться. Всё-таки Мэю не к лицу серьёзность. — Кажется, пару минут назад ты сказал, что я твой напарник, — словно бы напоминает Мэй. — А напарник должен всегда прикрывать, разве нет? Оценив такой ответ, Крис еле заметно кивает и поднимается с пуфика. Чтобы произвести впечатление педантичного хозяина, кладёт сваленные журналы обратно, неряшливо сложив их в стопку. Затем выуживает сотовый, поставив громкость звонка на максимум, чтобы входящий вызов можно было расслышать даже сквозь шум воды. Мэй же принимается снимать с форменной рубашки все значки и нашивки на липучках, чтобы постирать. Убедившись, что новичок нашёл чем себя занять, Крис отправляется в ванную, где, раздевшись и положив сотовый на бортик раковины, включает воду. Руки выкручивают краник с горячей водой практически на максимум, а когда стоп касается тёплая вода, обволакивающая пальцы и пространство между ними и смывая налипшую грязь, с губ слетает блаженный стон. Струи душа моментально обливают тело, одаривая подобием лёгкого массажа, который уж точно не помешает. Крис встаёт под лейку душа всем телом и полощет волосы, попутно пытаясь наощупь добраться до бутылочки с шампунем. Рука натыкается на что-то холодное и мягкое. Крис отдёргивает её и протирает глаза от попавшей воды. Нечто холодное и мягкое теперь касается его спины, безошибочно определив самое болезненное место, чуть надавив на которое вызывает всё тот же блаженный стон с болезненным окрасом. Крис морщится от этой манипуляции и, протерев глаза полностью, оборачивается, обомлев. У края душевой кабины стоит Мэй, что умудрился незаметно приоткрыть дверцу, отчего часть воды, льющая из лейки, оказывается на плиточном полу. Но это неважно. Важно то, что здесь делает новичок. Крис теряется при виде него, застыв и не зная, как толком реагировать. Возмутиться? Врезать? Попробовать утопить в душе? Столько разных вариантов, но единственно-правильным оказывается лишь один. Крис стоит неподвижно и неотрывно наблюдает за Мэем, который, похоже, также решил поиграть в статую. И лишь шум воды, бьющей из лейки душа, не позволяет выпасть из реальности окончательно. Они стоят молча, глядя друг другу в глаза, словно в незримой борьбе, где победить можно лишь терпением. И терпение Мэя заканчивается, потому как он кладёт ладонь на грудь Криса, где зияют старые шрамы, оставленные службой в полиции, и где бьётся его сердце. Мэй словно бы ощущает кожей руки каждый стук, каждый удар, гоняющий бурлящую от смятения кровь. Затем пальцы новичка медленно и почти неощутимо добираются до отвердевшего соска с редкими волосками, а после — резко опускаются вниз, к животу, скользя по затвердевшему прессу, который Крис напрягает на уровне рефлексов. Он не понимает, что делает Мэй и что ему нужно, но это начинает нравиться. Неторопливое подобие ласк или слабых прелюдий, заводящих не хуже наглых поцелуев, которые любил срывать Баррет. При мысли о погибшем напарнике, что порой поступал с ним так же, Крис резко отстраняется и ухватывает Мэя за запястье, угрожая вывернуть. В него впиваются вопросительно-недоумённым взглядом голубых глаз. Однако Крис ничего не говорит и, отпустив новичка, выключает воду и выходит из кабины, опоясав себя полотенцем. — Не делай так больше, — звучит предостерегающе-мрачное. Крис подходит к раковине, над которой склоняется, опираясь ладонями о бортики, и просто переводит дух. Чёртов Мэй его завёл! Завёл как не заводил грёбаный Баррет или те проститутки, которых он снимал после особенно тяжёлых смен. — Не делать как? — Крис слышит, как Мэй медленно приближается к нему, шаркая босыми ногами по холодному и мокрому кафелю. — Не трогать тебя? Его рука вновь касается того места на спине, отдающего тупой болью, и Крис снова напрягается, стиснув эмаль раковины. Мэй трогает его словно какого-то дикого зверя, которого желает приручить. Словно какую-то статую, красоту которой пытается постичь. И Криса это возбуждает, о чём так ясно намекает вставший и натянувший ткань махрового полотенца член. Только бы новичок не заметил. — Что ты делаешь?.. — слетает с губ сдавленное и растерянное, больше похожее на мольбу не трогать его. Хотя умолять Крис станет в последнюю очередь, ведь для начала съездит Мэю по его идеально-ровным зубам, если тот не перестанет корчить из себя эстета человеческих тел. — То, что ты пытался сделать со мной в баре, — признаётся новичок, и голос его звучит не то вызывающе, не то похотливо, не то просто нагло. Это что, желание показать характер? Или — о, боже! — он так пытается признаться в том, что гей? Джулиан Гари Мэй гомик? От этой мысли у Криса сводит челюсть, а ещё он готов взвыть прямо здесь и сейчас. Его напарник гей? Мэй всё-таки любит других мужчин? Любит лапать тех, у кого болтается член между ног? Или любит ощущать его в своём — Крис уверен — упругом и симпатичном заду? Хотя, судя по его настырности и тому, как он упорно пытается навязать собственные правила игры, последнее маловероятно. Скорее это он любит потрахивать других, а не ложится на живот в ожидании, когда вставят. А ведь Френк Баррет был таким же… Тем, кто не уступал право быть у руля и руководить всей процессией, даже когда Крису казалось, что он-таки нагнул своего ментора, но нет. И Мэй, похоже, такого же сорта. Вот только всё это меркнет на фоне недавнего открытия. Крис, конечно, допускал мысль, что его новый напарник из заднеприводных, однако после инцидента в баре убедился в обратном. Теперь же всё перевернулось с ног на голову, и Мэй действительно… — Так ты педик, — констатирует Крис, стараясь не обращать внимания на прикосновение Мэя, что едва ли отличается от слабого удара током, ведь бодрит не меньше. — Значит, я в тебе ни капли не ошибся, — врёт он. Мэй отдёргивает руку, точно получив ожог, и резко разворачивает Криса к себе лицом, вынудив того упереться копчиком о бортик раковины. Голубые глаза Мэя, кажется, светятся при слабом освещении ванной комнаты, а, может, Крису только хочется так думать. Думать, что глаза новичка — это два переливающихся… нет, не сапфира, — куска льда с синеватым отливом. — Ты ошибся, Кристиан, — звучит обрывисто-пылкое, и Крис ощущает, как с него медленно сползает полотенце. Оказавшись на полу, оно моментально намокает. — Я не педик. — После этих слов следует поцелуй. Грубоватый, даже жёсткий, но поцелуй. Мэй совсем не умеет целоваться, потому как выходит небрежно, однако он не оставляет надежды на то, чтобы Крис повёлся на его уловку и охотно ответил тем же. Но нет. Молнией вспыхивает имя Френка Баррета в голове, а перед глазами мгновенно возникает лицо погибшего напарника — человека, которому Крис поклялся в верности. Он резко отпихивает от себя Мэя. Выходит грубее, чем хотелось бы, и достаточно, чтобы тот недоумённо воззрился на него и оставил попытки соблазнить. Пока. — Не надо, — выдавливает Крис измученно-умоляющее. Второй раз он этого не выдержит. Сначала привязаться, слиться, стать почти что единым целым, а затем... потерять. Навсегда. — Мы не должны этого делать, — добавляет уже тише, на секунду опустив голову. — Мы просто напарники, Мэй, понимаешь? И то, что случилось в баре... Этого больше не повторится, я обещаю. Несмотря на ярый протест своего напарника и взволнованную интонацию, как бы подчеркнувшую, что для Криса это слишком тяжело, Мэй вновь оказывается вплотную к нему. Палец ложится на искусанные губы Криса, когда он пробует снова осадить новичка. — От одного раза ничего не изменится, — убеждая скорее не Криса, а самого себя, шепчет Мэй, на что Крис хмурится. «Ошибаешься, Мэй. Ты сильно ошибаешься», — тут же проносится в голове, однако Крис не решается это озвучить да и банально не успевает: Мэй снова атакует, заставляя слиться в поцелуе, и обвивает обеими руками его шею, притягивая к себе ближе. Так, чтобы не оставить и шанса ускользнуть. И Крис понимает, что сопротивляться бесполезно. Френк Баррет — это стена, вставшая между ним и новичком, которую последний всё же преодолел, как преодолевают сложнейшее препятствие. Отрицать бесполезно: Крис сам этого хочет. Он желает забыть Баррета, как забывают прошлое. Он желает отпустить его, как отпускают погибших близких. Он желает начать всё с чистого листа, пусть и этим чистым листом жаждет быть Мэй. Они целуются яро и неистово, будто бы это какой-то спарринг, где на кону всё или ничего. А после… После Крис ощущает, как на набухший член опускается влажная рука Мэя, и как его собственная проделывает то же самое. Под обоюдные стоны они кончают едва ли не синхронно, испачкав друг друга спермой, что размазывают во время очередного затяжного поцелуя, завершившегося прикосновениями кончиков носов — донельзя интимный и в какой-то степени заботливый жест, который Крису не дарил никто. Даже Баррет. — Так я хороший напарник? — шепчет Мэй, склонившись к его лицу и обхватив руками шею. Пальцы подразнивают мокрый загривок, и Крис ощущает, как внизу живота снова собираются мурашки. — Мэй, я… — Крис только собирается отблагодарить его за подаренные минуты наслаждения, особенно желанные после недавней заварушки, откуда они выбрались, но заминается. Благодарят ли за такое в принципе? Проституток — может быть, ведь они всегда берут плату за свои услуги. А что же Мэй? Сделал ли он это по долгу служебного партнёрства? — Ты не обязан делать это, — отвечает в тон. — Даже если мы друг другу нравимся, ты не обязан, слышишь? — А мы нравимся друг другу? — кажется, что своим вопросом Мэй хочет не то постебать его, не то поставить точку в том, что порой встаёт непроходимой стеной между двумя напарниками. Особенно в полиции. Вздохнув, Крис понимает: им обоим действительно пора определиться с тем, как относиться к друг другу дальше. Развивать отношения? Просто оставаться напарниками-любовниками? Или, быть может, остановиться, пока не стало слишком поздно — пока кого-то из них не постигла участь Френка Баррета? Как бы то ни было, теперь они оба знают, что не безразличны друг другу. Что у них есть тот, ради кого стоит жить и не делать глупостей. — Лично мне, — начинает Крис, собравшись с мыслями, — ты приглянулся ещё с самого первого дня. В ответ на его слова Мэй скромно улыбается, в то время как его щёки наливаются румянцем, и озвучивает тихое: «Это взаимно, Кристиан».

* * *

После их недолгого совместного пребывания в ванной комнате, Крису-таки удалось спровадить Мэя в душ, потому как благоухал последний, особенно на его фоне, мягко говоря, отвратительно. От новичка разило кислыми нотами пота, смешавшегося с дешёвой парфюмерией, отчего запах был просто убойный, хотя и в порыве страсти заметить этого не удалось. Слыша блаженные стоны за дверью ванной, Крис усмехается, дёрнув головой, после чего решает приготовить им лёгкий перекус, чтобы не ложиться спать на пустой желудок. Он вынимает из холодильника яйца, открытую пачку бекона и, разогрев сковороду, выкладывает на неё все необходимые для приготовления наивкуснейшего, по его мнению, блюда ингредиенты. Яичница громко шипит на пару с сочащимся соком беконом. Кухня, соединённая с гостиной, мгновенно утопает в аромате жареного и жирного. Крис ловко орудует сковородой, чуть приподняв её над плитой, и, словно шеф-повар мишленовского ресторана, чуть подкидывает постепенно ужаривающиеся яйца, белком сросшиеся с беконом, что покрывается золотистой корочкой. — Впечатляет, — подаёт голос Мэй, от которого Крис вздрагивает и оборачивается. Новичок стоит на пороге кухни, облокотившись о стену, и вновь отмечает кулинарные способности своего напарника. Не в пример Крису, что расхаживает по собственной квартире с голым торсом и обмотанным вокруг пояса полотенцем, новичок зачем-то напялил на себя грязные форменные брюки и потную белую майку. — Ты на хрена грязное надел? — недоумевает Крис, но по краснеющим щекам Мэя понимает, что тот попросту стесняется щеголять наполовину раздетым. И это после того, что тот выкинул в душе? Однако… — Загляни в шкаф в спальне, и подыщи себе что-нибудь, — бурчит, вновь переключившись на яичницу, которая начинает брызгаться. Пара капелек попадает на запястье, и Крис морщится, тихо ругаясь. — Твоя одежда будет мне велика, — фыркает Мэй. — У тебя ведь сороковой Эр?. — Да я без понятия вообще, — отмахивается Крис. Когда он был на примерке последний раз и получал новый комплект формы после ранения, полученного во время стрельбы в школе Хардинг, то услышал число тридцать восемь Эр. С ростом новичок, конечно, угадал, а вот с размером нет. — Вроде был тридцать восьмой. Макс сказал, что я сильно похудел после больницы. Хотя, с их едой вообще удивительно, что я не помер с голоду, — морщится, припоминая, что в больнице ему приносили исключительно здоровую и полезную пищу в рамках строгой диеты, которая была назначена. От услышанного Мэй настораживается и подходит к нему, совсем не заботясь, что не на шутку разошедшаяся брызгами яичница заденет и его. Мазохист, что ли?.. — Тебя плохо кормили в больнице? — беспокойство проскальзывает как в голосе, так и на лице новичка. — Там не было яишенки с бекончиком, — довольно произносит Крис, потому что яичница с беконом, как и бекон во всех проявлениях, — любимое лакомство ещё с детства. Да-да, холестерин и лишние жиры, однако именно такую смерть он и готов принять: от передоза бекона в организме. Высунув язык, точно игривая дворняга, Крис бросает Мэю зазывающее: «Смотри!» и просит отойти в сторону. Когда новичок оказывается на почтительном расстоянии, Крис, ухватив сковороду обеими руками и решив покрасоваться перед напарником, подкидывает яичницу. Вот только обратно она приземляется уже на пол со смачным шлепком, оставив жирное пятно. Крис выдавливает почти что беззвучное: «Упс» и, раздосадованный, чешет затылок. Мэй же, коротко рассмеявшись и похлопав такому поражающему воображение мастерству, пожимает плечами: — Знаешь, я вообще-то не сильно голоден. Но спасибо за старания. Крис встречает его слова виноватым взглядом и предлагает новичку самому выбрать перекус из холодильника. Не став спорить и поняв, что голодным его не отпустят спать, Мэй подходит к холодильнику, изучая скудное содержимое, где помимо бекона и яиц есть пачка скисшего молока, а ещё когда-то сваренные сосиски из индейки. Их он и ухватывает, принимаясь уплетать за обе щёки. Всё-таки голодный. Внезапно Мэй кладёт остатки последней сосиски на стол и спешно одевается. Заметив это, Крис перестаёт соскребать с пола яичницу, которая даже после столь фееричного падения умудряется выглядеть аппетитно, и обращает на новичка недоумённый взор. — Ты куда это? — не понимает Крис, застыв, отчего подцепленный лопаткой кусок бекона снова шлёпается на пол с характерным квакающим звуком. — Я совсем забыл, что хотел сегодня заехать в банк, — Мэй пробует отыскать свою форменную рубашку, но, не найдя, скрывается в ванной, откуда возвращается уже с ней. А ведь Крис только собирался поставить стирку… — Нужно уладить одно дело. — Что ещё за дело? — Крис поднимается, наплевав на яичницу и на то, что чем дольше она прохлаждается на полу, тем труднее будет отмыть оставленные ею пятна. Сейчас гораздо важнее понять, отчего Мэю так резко понадобилось в банк. — Мэй, какого хрена? Мы ведь только вернулись с операции. — Я ненадолго, — бросает он, спешно застёгивая пуговицы форменной рубашки, что без жетона, плашки с фамилией и нательной камеры выглядит непривычно. — Не будь это срочно, я бы и не вздумал уходить. — Но ты едва на ногах стоишь, — продолжает протестовать Крис и подходит к новичку, искренне надеясь, что так ему будет проще его убедить. Не выходит. Мэй говорит ещё что-то и чуть ли не вылетает из квартиры, оставив Криса в недоумении на пару с проклятой яичницей. Лежащий на журнальном столике сотовый внезапно вибрирует, оповестив о входящем сообщении. Выругавшись от всей этой непонятно откуда взявшейся суеты, Крис взлохмачивает ещё пока мокрые волосы и плюхается на диван, попутно подхватив телефон. Входящее сообщение от сержанта Грира. Сердце в этот момент отбивает частые волнительные удары. Неужели их всё-таки вызовут? Но как же Мэй? Непоседливый новичок оставил свой мобильник, что лежит на подлокотнике дивана, отчего Крис вновь смачно и громко ругается, сетуя на нерасторопность напарника. Меж тем пальцы машинально нажимают на иконку с сообщением, которое, будто нарочно оттягивая момент, загружается около минуты. Завидев разгневанные смайлики и точки в конце предложений, так ясно подчёркивающие недовольство сержанта Грира, Крис понимает, что сегодня их никто не побеспокоит. Более того, капитан Бёрдс, по словам Грира, распорядился дать отгул на остаток этого дня всем участникам операции, в то время как завтра весь участок соберётся на всеобщий брифинг. Что именно будут обсуждать на этом брифинге Грир не сообщает, но предупреждает, чтобы Крис и Мэй явились на него вовремя. Тем не менее предоставленный начальством отгул — хоть какая-то награда за те многочисленные синяки и ушибы, полученные в драке со спецназовцем, да и Мэй теперь может не торопиться делать свои дела. Вот только Крис по-прежнему не понимает, зачем тому понадобилось отправляться в банк именно сейчас. Видимо, это что-то действительно важное.