Шестой

Унылый серый бетон и холод металла — комната для допросов Шестого участка никогда не отличалась дизайнерскими изысками. Скромно и скудно, зато действенно: находясь в этих стенах, задержанные преступники становятся куда более сговорчивыми, чем ранее. Классический приём, о котором пишут в учебниках по тактике ведения допросов, — создание некомфортной и неуютной среды. Такой, где каждый начинает ощущать себя обнажённым, словно раскрытая книга, и эту книгу охотно прочтут стоящие за односторонним стеклом дознаватели. И даже с виду крепкий и невозмутимый Раф — лидер одной из самых опасных преступных группировок Лос-Анджелеса — уже не кажется таким неприступным и грозным. Сидя на стуле со скованными за спиной руками, он всеми силами пробует оставаться непробиваемым, но Барри, равно как и федеральные маршалы, предложившие помощь в допросе лидера группировки, видят его насквозь. Броня дала трещину ровно в тот момент, когда Раф позволил себя схватить. Глядя на него в профиль, Барри лишний раз убеждается, что в преступном мире правят две вещи: страх и грубая сила. Сила помогла Рафу одолеть в поединке один на один прежнего лидера группировки и занять его место на троне. Страх — укрепить свою власть и держать на коротком поводке членов банды, лейтенантов, отвечающих за рекрутинг новых гангстеров, и сержантов, командующих мелкими шайками на месте и выполняющих, по сути, роль полевых командиров. О структуре «Шоко» известно давно, как и о том, что внутренняя иерархия группировки в какой-то степени напоминает иерархию полицейского участка. Во главе стоит лидер банды, который одновременно выполняет функции верховного главнокомандующего, судьи и идейного вдохновителя. Гангстеры неукоснительно следуют приказам лидера, позволяя себе свободу действий ровно в той степени, какая недоступна цепкому взору Рафа. Проще говоря, члены группировки не только выполняют распоряжения лидера, но и умудряются проворачивать какие-то тайные делишки за его спиной, вроде убийства копов или представителей враждебных банд. Хотя, насколько помнит Барри, с «Шоко» враждуют все, кто только может. Почти на одном уровне с Рафом стоят два его родных брата, с которыми он и вырос в районе гетто и которые помогли ему стать новым лидером группировки. Родня Рафа, как и он сам, замешаны во многочисленных убийствах, в том числе офицеров полиции, в грабежах, разбоях, изнасилованиях, торговле оружием, наркотрафике — словом, во всём, в чём только можно. Правда, их местонахождение по-прежнему остаётся загадкой. Но раз федералам удалось поймать в свои сети лидера «Шоко», арест его братьев, как и остальных важных сообщников, остаётся вопросом времени. — В комнате есть кондиционер? — интересуется маршал Шелдли и подходит к стеклу почти вплотную, словно пытаясь выцепить взглядом задержанного. — Мы включаем его, когда они сидят там слишком долго, — отзывается Барри. — В этой комнате проблемы с вентиляцией. — Включите сейчас, — едва не приказывает маршал. Барри и стоящий рядом с ним капитан Бёрдс, решивший лично понаблюдать за допросом того, кто находится в чёрном списке Департамента полиции Лос-Анджелеса, переглядываются. Зачем включать кондиционер, когда здесь и без того прохладно, точно в склепе? — Низкая температура заставляет человека нервничать, — поясняет Шелдли, точно услышав в их молчании вопрос. — Вам ли не знать, детектив-лейтенант, — обращается к Барри, обернувшись, — что из-за стресса становится сложнее лгать. — Хотите уличить его во лжи? — предполагает Барри. Иначе для чего такая агрессивная тактика? Он провёл около сотни самых разных допросов, однако до сих пор не научился грамотно выстраивать атаку в подобных ситуациях. Барри не любит дразнить задержанных; не любит давить на них без причины или потому, что это всего лишь часть плана. Это хреновый план, ведь сорвавшийся преступник принесёт скорее вред, чем пользу. Однажды такой задержанный, не выдержав давления, которое на него оказывали во время перекрёстного допроса, напал на своих мучителей, выхватив пистолет и ранив одного полицейского. Тогда Барри, со скрипом зубов согласившись принять участие в этом спектакле, ещё долго корил себя. Какими бы отбросами ни были преступники, но они по-прежнему люди, а всем людям свойственен животный страх. — Нам не нужно его признание, — говорит маршал. — Нам нужны его показания. Соврёт он или нет — это неважно. Важно получить доказательственную базу, на которой будет строиться обвинение в суде. — Значит, вытрясете из него всё, что только можно? — хмыкает Барри. Чертовски самонадеянно. Эти маршалы либо совсем отчаялись, либо у них есть какой-то козырь в рукаве. Меж тем капитан Бёрдс поворачивает небольшой круглый рубильник на стене, включая кондиционер, отчего сидящий в комнате Раф вздрагивает, осматриваясь по сторонам, а после морщится. На его коже, изрисованной бесчисленными татуировками, выступают мурашки. Барри качает головой, понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет. Капитан же не столько поддерживает маршала, сколько просто пытается ему угодить. — Подонок, что возглавляет стадо безмозглых обезьян, — констатирует капитан Бёрдс, у которого было достаточно поводов, чтобы ненавидеть «Шоко». Ещё бы, ведь именно эта группировка стоит за многочисленными убийствами офицеров полиции, в том числе и Шестого участка. Каждая третья смерть полицейского приходится на стычки с этим сборищем чернокожих отморозков с анархистскими замашками. Самый настоящий биомусор, от которого давно пора избавиться. Департамент давно поставил перед всеми копами Города Ангелов задачу свести на нет деятельность «Шоко». И с поимкой Рафа она перестала быть чем-то недосягаемым. — Из-за него мои люди рисковали жизнями, — продолжает негодовать капитан. — А ещё выясняли отношения на глазах у всех, — снисходительно добавляет маршал Шелдли. — Вас там не было, маршал, — несколько холодно парирует капитан Бёрдс. Как бы по-скотски он порой себя не вёл, однако всегда стоит горой за своих подчинённых. — Служебная проверка и рапорты участников... стычки, — Бёрдс поджимает губы. Он, равно как и сержант Грир и лейтенант Браун, был жутко взбешён той дракой, которую устроили офицеры. Повезло, что рядом не было прессы. — Покажут, как всё было на самом деле. Услышав это, Барри с трудом сдерживает смешок. Как всё было на самом деле? Ну-ну. Барри в жизни не поверит, что те же Браун или Грир не вылили на голову капитана всё своё недовольство и злость по вопросу субординации личного состава Шестого полицейского участка. Сержант Грир в этом плане особенно виртуозен: закалка морпеха, прошедшего жестокую войну, пропитывает его ожиданиями беспрекословного подчинения и железной дисциплины. Поэтому желание дождаться проведения служебной проверки — есть желание постепенно свести весь конфликт на нет и разобраться с провинившимися без напускной официальности. — Меня одного настораживает, что мы так легко его взяли? — подаёт голос другой маршал по фамилии Андерсон. Присутствующие мгновенно на него оглядываются. Маршал Шелдли неопределённо водит плечом. — Будем считать, что нам повезло, — резюмирует он. — Будем считать, что наш спецназ сработал слаженно и профессионально, — вновь поправляет его капитан Бёрдс. Неужели эти двое не ладят? Сложно в это поверить, учитывая, что после отказа получить помощь детективов Шестого, маршал Шелдли первым делом отправился за помощью к капитану участка. — И что в этот раз Раф потерял бдительность. Если бы всё было так просто. Барри, как и маршал Андерсон, так же задавался вопросом, почему Раф так легко сдался — практически без боя. Команда Тони всего-навсего швырнула в нужную комнату светошумовую гранату и вышла уже со скрученным и явно шокированным лидером «Шоко». И это после всех тех разговоров и слухов, что Рафа невозможно поймать, что он постоянно перемещается по городу, неуловим для камер и слежки и что окружён сворой самых матёрых гангстеров. Слишком просто. Слишком... подозрительно. — Маршал Андерсон прав, — подаёт голос Барри. — Взять Рафа оказалось слишком просто. А, учитывая, в каком месте мы его взяли, напрашивается логичный вывод. — Не понял, — недоумевает маршал Шелдли, покосившись на Барри. — Мавретон — нейтральная для всех группировок территория, — поясняет. — В былые времена лидеры банд съезжались туда, чтобы обсудить вопрос взаимоотношений и поделить захваченные территории. Сейчас Мавретон — это по-прежнему дипломатический островок в мире гангстеров. — Думаешь, у него была назначена встреча с кем-то? — развивает его мысль капитан Бёрдс, который в отличие от маршалов не настолько далёк в тонкостях войны группировок Города Ангелов. Странно, что этих маршалов в принципе привлекли к этому делу. — Шпиль, Дьябо, Сёгун, — Барри перечисляет имена лидеров «Башен», «Латос» и «Тэнгу». — Наверное, с кем-то из них. Возможно, они хотели обсудить произошедшее на Футхилл Фриуэй. Возможно, что-то ещё. Повисает недолгая пауза, которую нарушает маршал Шелдли: — Кто пойдёт? — интересуется и оглядывается на коллег-маршалов, которые пожимают плечами, не решаясь проявить инициативу. — Детектив-лейтенант Флойд, — обращается к Барри, переключив его внимание на себя, — составите мне компанию? — Мой профиль — убийцы и насильники, — пожимает плечами. — Вряд ли мне удастся найти общий язык с гангстером. — Это те же убийцы, только одетые в яркие тряпки, — хмыкает маршал, после чего кивает на дверь, призывая идти с ним, и подхватывает папку с личным делом задержанного, что в спешке была доставлена прямиком из особой секции архива Шестого полицейского участка. Барри заходит в комнату для допросов первым и моментально ощущает мощную струю холодного воздуха, бьющую из кондиционера. Он уже начинает замерзать, одетый в рубашку и бронежилет, так что Рафу, сидящему в одной лишь тёмной майке, можно только посочувствовать. Пойманный лидер «Шоко» чем-то напоминает баскетболиста: в меру высокий, подтянутый, со слегка выпирающими мышцами. И без того тёмная кожа этого афроамериканца затемнена бесчисленным множеством татуировок, где один рисунок словно бы перетекает в другой, образуя причудливую и малопонятную мозаику узоров. Барри с трудом отрывается от изучения татуировок гангстера и сосредотачивается на его лице — с острыми чертами, немного худощавом и не раз испытывавшим на себе всю мощь человеческих кулаков. На обеих щеках красуются два рубца, оставленные когда-то наложенными швами. Барри читал о них: Раф поссорился с одним криминальным авторитетом, и тот не нашёл лучшего способа заткнуть лидера «Шоко», кроме как вонзить нож в его щёку, насквозь проткнув и вторую. В общем, тонкости дипломатических коммуникаций криминального мира. Маршал, отодвинув один из свободных стульев, усаживается напротив гангстера, в то время как Барри остаётся стоять у стены и скрещивает руки на груди, не желая принимать активное участие в допросе. Это не его дело, не его профиль и не его затея — задерживать и доставлять в участок одного из самых опасных людей города. — Вам удобно? — не без тени иронии осведомляется Шелдли у Рафа. Тот, гипнотизируя точку на полу, никак не реагирует на щепотку сарказма. — Мы можем ослабить наручники, если желаете, — всё та же ирония и насмешка. Но и на этот раз Раф остаётся абсолютно равнодушным, точно не слышит или попросту абстрагируется от едких слов маршала. Барри лишь негромко хмыкает и продолжает наблюдать за жалкими попытками Шелдли задеть лидера «Шоко». — Мы думали, нам придётся провозиться с вами дольше. Вас так быстро схватили, что даже удивительно, почему нам не удавалось сделать это раньше. — Маршал приоткрывает папку с личным делом Рафа и демонстративно листает её, не вчитываясь. Тонкий психологический приём, чтобы заставить преступника поверить в то, что он на крючке у копов и что они знают о нём всё. — Вы удивительно популярный человек, раз сумели собрать вокруг себя столько сторонников. — Где мой адвокат? — спокойно спрашивает Раф, подняв на маршала холодный, искрящий свирепостью взгляд. — Зачем вам адвокат? — парирует маршал, сложив руки перед собой, и внимательно поглядывает на Рафа. — Это моё право, — настаивает Раф, чуть подавшись вперёд. Звенят наручники. — Слышь, ебанат, я закон знаю. Так что гоните мне моего адвоката. — Адвокат вам не поможет, — бархатно озвучивает Шелдли, точно заигрывая с Рафом, как кот с мышью. Тот, нисколько не смутившись, склоняется над столом, глядя на маршала исподлобья чёрными, будто бусины, глазами. — Тогда я вам ни хрена не скажу, — звучит каменное в ответ. — В ваших же интересах начать сотрудничество, — решает вмешаться Барри, отстранёно поглядывая на гангстера. Всё это — дешёвый спектакль. Если Раф не захочет говорить, то они ничего добьются. Такова модель поведения любого гангстера, что уж говорить про самого лидера группировки. Перспектива оказаться за решёткой, где полно своих, пугает их не настолько сильно, как серийных убийц и насильников, которым зачастую оказывают самый «тёплый приём». — Да ну? — усмехается Раф, вызывающе глядя на него. Губы расползаются в дерзкой ухмылке, обнажая на удивление ровные и белоснежные зубы. Что ж, понятно, куда уходит часть средств, которые крутятся в денежном обороте группировки. — Хотите сделать из меня крысу? Хотите, чтобы я сдал всех братков? Нет, мундиры, это так не работает. — А знаешь, как работает пенитенциарная система Соединённых Штатов Америки? — парирует Барри, не сводя с гангстера пристального сурового взгляда. Маршал Шелдли остаётся безучастным, хотя всем своим видом словно бы подтверждает слова Барри, так же строго взирая на Рафа. — Я уже бывал в отсидке, легавый, — вальяжно отзывается Раф, не находя в его словах угрозы. — Три года за автоугон, окружной «Терминал», — звучит с толикой гордости. — Сидел вместе с Мэтти — барыгой на Двенадцатой. Барри чуть морщит нос. Про знаменитую Двенадцатую улицу Сан-Фернандо не слышал разве что глухой. Двенадцатая, наряду с теперь уже разворошённым Мавретоном, — бандитский притон, ставший колыбелью для наркоторговцев всех мастей. Между копами ходят слухи, что «Латос», вроде как, желает прибрать этот лакомый кусочек в свои латиноамериканские руки, учредив там главную точку своего чёрного рынка для более прибыльной продажи оружия. И если это произойдёт, каждый проклятый гангстер в районе обзаведётся пистолетом-пулемётом, купленным за какую-то сотню баксов, что для бандитов из «Шоко» сродни паре десятков центов, учитывая объём оборота денежных средств группировки. — Он, типа, снова туда загремел, — продолжает аргументировать Раф, давая собеседникам понять, что их угрозы тюрьмой для него пустой звук. — Сажайте, мне похер. Я хоть отдохну. Маршал Шелдли шумно вздыхает и оборачивается, бросив взор на Барри и как бы прося поддержки. Похоже, тактика с банальным названием «доминируй, властвуй, унижай» не возымела эффекта, что, впрочем, ожидаемо. Гангстеры — это не убийцы и не насильники, которые переживают за то, как и с кем проведут остаток своей жизни в тюрьме, и давить на них, пытаясь запугать, так же глупо, как и предлагать сотрудничество. Нужна золотая середина. Нужно нащупать ту точку, чтобы заинтересовать Рафа разговором и убедить его в необходимости общаться с ними без адвоката. Однако по ледяному взгляду Рафа, где так хорошо видно желание выпустить кишки всем, кто присутствует в этой комнате, становится понятно, что от своих слов он ни за что не откажется и будет говорить лишь в присутствии защитника. Умно, ведь криминальные связи позволят нанять толкового юриста. Тот, в свою очередь, если не разобьёт обвинение в пух и прах, то хотя бы уменьшит размер наказания до смехотворно ничтожного. — А в супермаксе сидеть доводилось? — бесцветно спрашивает Барри. — Всего час прогулок, одиночные камеры, постоянное наблюдение, карцер за любой чих без разрешения, — описывает он, про себя отметив, как слегка изменился в лице Раф. Кажется, броня заскрипела. — Ходить можно только по жёлтой линии, постоянно слыша за спиной собачий лай. Никаких свиданий, никаких разговоров по телефону, минимум удобств и свободы. Сколько часов там проводят в камере, маршал? — Двадцать три часа, детектив-лейтенант. Ровно, — не сводя пристального взгляда с Рафа, сухо отвечает маршал Шелдли, видимо, так же почуяв запах добычи. — Как вы верно отметили, на прогулки отводится всего лишь час. Еду приносят прямо в камеры. Контакт с другими осуждёнными исключён. — А администрация тюрьмы? — наигранно-участливо интересуется Барри. — Общается с осуждёнными при помощи резиновых дубинок и слезоточивого газа. В этой тюрьме роль обычной охраны исполняет специально обученное подразделение. Им запрещено контактировать со спецконтингентом. Барри удовлетворённо кивает и переводит насмешливо-выжидающий взгляд на Рафа, на которого явно производит впечатление услышанное. Тюрьма супермакс действительно такая, какой они её описали: минимум удобств, максимум дискомфорта и дисциплины. Осуждённые в ней не живут, но существуют, умоляя Господа даровать им смерть в виде возможности повеситься (за чем пристально следит охрана, сведя на нет случаи суицида среди заключённых) или пули выстрелившего в них надзирателя (что так же невозможно, потому как охрана использует резиновые пули и стреляет исключительно по конечностям). Пожизненное заточение в таком учреждении хуже любой смертной казни — это самая настоящая пытка, длиною в человеческую жизнь. Раф это понимает, а потому поджимает губы и как следует обдумывает свой следующий шаг. — Чё надо-то? — неохотно интересуется Раф. Нет, он не сдался и не сломался. Скорее, прощупывает почву, чтобы знать, где точно можно провалиться. Маршал шевелит губами в попытке спросить, но Барри его опережает: — Мавретон, — звучит кроткое. Раф дёргает бровями, не понимая. — Ты там не показываешься без веских причин, не так ли? У тебя была с кем-то встреча? С кем? — Барри говорит это таким тоном, не оставляя Рафу возможности отрицать очевидное или как-то уйти от ответа. — Со Шпилем, — просто отвечает и пожимает плечами. Барри скрещивает руки на груди и смотрит на Рафа с призывом продолжать. — Хотели кое-какие делишки обсудить. — И с каких это пор «Башни» ведут дела с «Шоко»? — холодно осведомляется маршал Шелдли, подключившись к разговору и, видимо, поняв озабоченность Барри. — С тысяча пятьсот второго года от Рождества Христова, — саркастично парирует Раф. — Вы долбоёбы или как? Я и Шпиль — деловые партнёры. Где нам ещё достать эту их дурь, на которую они нас, блядь, подсадили? — негодует. — Сейчас полно фуфлового товара. «Башни» те ещё пидоры, я не отрицаю. Но наркота у них всегда была отборнейшей темой. У них — порошок. У «Латос» — пушки. Это бизнес, мундиры. Барри пристально всматривается в беззаботное лицо Рафа, в то время как маршал Шелдли усмехается и потирает подушечкой большого пальца кожу над верхней губой. — Интересно получается, — начинает он, — вы убиваете людей Шпиля, но он при этом поставляет вам кокаин? — И кокаин в том числе, — кивает Раф. — Герыч, кока, ЛСД, амф — всё самое лучшее. И их фирменная дурь, о которой ваши братки из всяких контор наверняка слышали. — «Срыв башни», — констатирует Барри, который, хотя и не работал в управлении по борьбе с наркотиками или в федеральном профильном ведомстве, однако осведомлён об этой фирменной дури за авторством «Башен». Её формулу, вроде как, разработал сам Шпиль, который поднаторел в химии благодаря насыщенному детству, проведённому в окружении колумбийского наркокартеля. Те научили его азам наркотической индустрии, а формулу этого наркотика Шпиль усовершенствовал уже в тюрьме. Правда, не без помощи сокамерника, который теперь занимается как раз-таки производством этой дряни и с успехом скрывается от властей. Во всяком случае успешнее, чем Раф. Барри хмурится, понимая, что мозаика хотя и склеивается, но противоречит сама себе. «Шоко» истребляют представителей «Башен» и от них же получают огромные партии высококачественных и разных наркотиков, в том числе и абсолютный эксклюзив? Что-то здесь не так. И Барри начинает догадываться, что именно. В последнее время вражда этих двух титанических группировок больше напоминает фарс. Скорее всего, они заключили какое-то негласное перемирие, продолжая при этом создавать видимость противостояния. Занятно, учитывая последние события, произошедшие в городе, и тот факт, что рост протестных настроений среди молодёжи и антисоциального образа жизни, который и ведут гангстеры, достиг небывалого уровня. Склонять молодых парней и девушек к тому, чтобы исписывать дома граффити, хамить полицейским и задирать ни в чём неповинных граждан, ещё никогда не было так просто. Сан-Фернандо, как и весь Лос-Анджелес ожидают тяжёлые и мрачные времена. И, кажется, «Башни» и «Шоко» решили переждать их вместе. — Вы заключили перемирие? Или это целый союз? — пробует пробить Барри, подойдя ближе к Рафу и кладёт руки на бока, внимательно оглядывая гангстера. Тот шмыгает носом, уставившись в металлический стол. — Вы чего-то боитесь, верно? — он опирается руками о холодную поверхность стола и склоняется к Рафу, взирая на него исподлобья. — Кто-то напугал всех вас — грозных чёрных людей — настолько, что вы переступили через собственные принципы и заключили союз со своим заклятым и давним врагом. — Барри внимательно следит за реакцией Рафа, подмечая малейшие перемены на его лице. Похоже, что он на верном пути. — Выходит, «Башни» тоже чего-то испугались? Раф продолжает взглядом гипнотизировать стол, уставившись в одну, понятную лишь ему точку. Маршал косится на Барри, словно бы спрашивая, всё ли идёт по плану. Всё действительно идёт по плану или почти… Во всяком случае ему удалось прощупать лидера «Шоко», удалось понять, что тот, хотя и гордится своей отсидкой на «Терминале», однако всё же не горит желанием туда возвращаться. Это всего лишь маска — позёрство и не более того, призванное убедить их в бесстрашии лидера группировки. Вот только Барри и не с такими имел дело да и маршал, судя по всему, человек опытный, раз сумел без лишних телодвижений и пояснений включиться в игру под названием «Дави, пока кровь не потечёт». И она потекла. Не в таких больших количествах, но всё же её оказалось достаточно, чтобы раскусить и Рафа, и внезапно всплывший альянс двух самых опасных и крупных группировок города. Ощущая, что разгадка от него ускользает, Барри решает перейти в нападение и опирается одной рукой о стул, на котором сидит Раф, склонившись к его лицу и заглядывая прямо в чёрные ледяные глаза. На этот выпад Раф реагирует, медленно подняв на него взор. Повисает напряжённая пауза, во время которой Барри даже не дышит, едва ли не ощущая всю злость и ненависть лидера «Шоко». Если бы не наручники, он бы выпустил им кишки прямо здесь и сейчас. — Наш заклятый и давний враг — это вы, легавые, — цедит он, сверкнув на Барри глазами. — Так что засунь этот блядский альянс в свой толстый отъевшийся зад. Но сначала, — Раф переводит взгляд на маршала Шелдли, что мгновенно напрягается и сощуривается, — сосните друг у друга, пидоры. Я бы на это взглянул. Маршал Шелдли снисходительно усмехается, переглянувшись с Барри, что продолжает стоять возле Рафа, хоть и приосанивается. Сношать копов друг с другом, едва броня начинает давать трещину? Как предсказуемо. А ещё нелепо. — Судя по всему, после «Терминала» ты стал человеком широких взглядов? Или всегда таким был? — усмехается Барри. — В довесок к многочисленным обвинениям добавишь ещё и склонность к вуайеризму? Федеральный судья будет чертовски рад. Сколько, интересно, пожизненных в итоге выйдет? — обращает взор на маршала. Тот снова без труда понимает затеянную игру. — Минимум, два, — отвечает маршал и на секунду призадумывается, точно проверяя самого себя. — Да, именно столько. И это без права выйти по УДО. Конечно, в случае сотрудничества судья пойдёт навстречу и обязательно смягчит приговор. Раф хмурится и едва успевает открыть рот, как скрипит дверь комнаты. На пороге показывается капитан Бёрдс и стоящие позади него, судя по форменным тёмно-синим курткам с тремя жёлтыми буквами, агенты ФБР. Ну надо же, спецы из Бюро собственной персоной! Какая же это честь. Наверное. — Простите, что прерываю, господа, — подаёт голос капитан Бёрдс, проходя внутрь комнаты для допросов, в то время как агенты остаются стоять в коридоре. При виде них маршал Шелдли мгновенно вскакивает, отчего висящий на его шее жетон — серебристая пятиконечная звезда в круглой окантовке — болтается из стороны в сторону, точно маятник. — Но полевое отделение Бюро затребовало перевод задержанного в их штаб-квартиру до назначения слушания в суде. От услышанного маршал Шелдли дёргает бровями и, отойдя от стола, подходит к капитану. Барри внимательно следит за ним и тихо хмыкает. Как же быстро этот Шелдли из крутого парня с корочкой федерального ведомства превратился в самую обычную мелкую сошку, сродни копам Шестого. — На каком основании, капитан? — холодно, хотя и не без тени недоумения в голосе, спрашивает маршал. Бёрдс лишь кивает в сторону стоящих позади агентов, что тихонько переговариваются между собой. — Все вопросы к ним, маршал, — просто отвечает. — Наши полномочия заканчиваются на уровне муниципалитета. Всё, что выше, — не наш уровень. — Видя, как хмурится и порывается что-то возразить маршал, Бёрдс приподнимает широкую ладонь, успокаивая. — Всё, что от нас требовалось, мы сделали. Мой участок помог вам в проведении операции. Не нужно нас впутывать в эту вашу межведомственную грызню. О да, об этой грызне между различными федеральными ведомствами слышали все. Федеральная служба маршалов, Бюро алкоголя и табака, Иммиграционная полиция, Федеральное Бюро Расследований, Секретная служба, Агентство национальной безопасности, Центральное разведывательное управление и прочие высокопарные структуры — все они десятилетиями грызутся друг с другом, точно голодные псы за кость. Об этом впору снять целый сериал, где представитель каждого из федеральных ведомств всячески пытается насолить коллегам из других структур и идёт на такие ухищрения, которые даже не снились матёрым авторитетам криминального мира. Барри даже позволяет себе усмехнуться, мысленно ликуя, что ему хватило мозгов не рыпаться и не пытаться взобраться на федеральный уровень, где подставить коллегу и заработать повышение — обычное дело. Во всяком случае так ему рассказывали. Тем временем агенты ФБР, до этого держащиеся в стороне, подходят к непонимающему Рафу. Двое поднимают его, подхватив под локти, и выводят из комнаты допросов, шурша синими форменными куртками, а третий остаётся в комнате и, судя по всему, является негласным лидером троицы федералов. Барри провожает Рафа пустым взглядом, всё так же стоя у стены, и понимает, что ни с появлением, ни с уходом лидера «Шоко» ничего не меняется, словно бы они задержали не предводителя опаснейшей группировки, а какого-то второсортного домушника. Такой поворот событий, разумеется, находит отклик у маршала Шелдли. Оставив расспросы капитана Бёрдса, которому явно не по душе быть миротворцем и находиться между молотом и наковальней, маршал срывается с места и пулей вылетает из комнаты для допросов вслед за агентами. В коридоре раздаются его возмущённые крики, а также ровный говор агентов ФБР, что просят задавать все возникшие вопросы руководителю Отдела по борьбе с бандитизмом. Меж тем оставшийся в комнате агент ФБР — высокий белобрысый мужчина лет тридцати — поглядывает на Барри и кивает, точно в знак приветствия. — Специальный агент Филипп Лэндвуд, — представляется он и суёт руки в карманы форменной куртки. — Простите за нашу внезапность. Честно говоря, мы рассчитывали на проведение совместной операции. Но, видимо, маршалы решили организовать всё сами. Хотя у них не было никакого права привлекать вас без нашего уведомления. — Ох, голова идёт кругом, — фыркает капитан Бёрдс, которому впервые все эти федеральные заморочки встают поперёк горла. Оно и понятно: в последнее время на Шестой взвалилось слишком много, чтобы ещё решать проблемы всё той же межведомственной грызни. — Нас попросили помочь. Отказать мы не могли. Может, в следующий раз вы и господа маршалы будете выяснять отношения не в моём участке? — звучит пренебрежительное. Агент Лэндвуд понимающе кивает и, словно бы решив переключить тему, обращается к Барри: — Как продвигается ваше расследование, детектив-лейтенант? Не готовый к такому разговору да ещё и с шишкой из Бюро, Барри ничего не остаётся, кроме как говорить начистоту: — Не так успешно, как хотелось бы. — Я слышал о пятой жертве, — озвучивает агент Лэндвуд, на что Барри напрягается. Неужели новость о пятом трупе разлетелась так быстро? — Не боитесь, что убийца потянется к соседнему штату? Конечно, боится. Пожалуй, это наихудший кошмар любого детектива, ведущего расследование, — когда преступник действует в нескольких местах одновременно, едва не переходя на федеральный уровень. Такое, сколько помнит Барри, никогда не случалось, но всё когда-то бывает в первый раз, а от рассказов коллег из других участков, что были обременены бумажной волокитой из-за таких поворотов в расследовании, становится не по себе. Учитывая, что федералы вмешиваются как раз в подобных ситуациях, для них это дело привычки, а не геморрой. — Пока что он на нашей территории, — хмыкает Барри, умолчав о телефонном звонке, совершённого из другого конца страны — это грёбаный Нью-Йорк, где кто-то каким-то невероятным образом прознал об очередном трупе, изуродованном почти в тон четырём предыдущим. — Это пока, — агент блекло улыбается. — На днях сюда приедут мои коллеги из Криминального следственного отдела. Надеюсь, у вас будет, чем их порадовать. — И, не дожидаясь ответа, Лэндвуд, бросив на капитана Бёрдса равнодушный взгляд, покидает комнату. Капитан Бёрдс смотрит в спину федерала и молчит ровно до тех пор, пока тот не скрывается из виду, после чего произносит: — Вы его почти раскололи, Флойд, — Бёрдс смотрит на подчинённого, который хмурится после недолгого разговора с агентом Лэндвудом. — Хорошая работа. — Есть ли толк, Бёрдс? — парирует Барри, так же взирая на капитана. Несмотря на всплывший во время допроса факт возможного альянса «Шоко» и «Башен», он по-прежнему не горит желанием влезать в это. Слишком опасно. А ещё бессмысленно, ведь банды напоминают каких-то домовых пауков: они были, есть и будут. — Когда-то ты пообещал, что мой отдел не станет вмешиваться в войну группировок, — не без укора в голосе говорит Барри, припоминая когда-то сказанные слова капитана. — И что дальше? Ты хоть представляешь, во что мы ввязались? Да теперь каждый гангстер, увидев нашивку Шестого участка, станет хвататься за ствол! — Я знаю, — раздаётся спокойное в ответ, что ещё больше возмущает Барри. Конечно, легко оставаться спокойным, сидя в собственном кабинете полицейского участка, и не видеть всей этой грязи, которой и без того обильно поливали копов Шестого. Теперь же грязь превратится в убийственную лаву, и трупов станет больше. Гораздо больше. — После смерти офицера Меррита ты сам сказал, что у Шестого проблемы, — продолжает напирать Барри и даже делает шаг в сторону капитана. Тот по-прежнему сохраняет каменное выражение лица. — Тогда какого хрена, Бёрдс? Ты хоть понимаешь, какое это чудо, что штурм обошёлся без жертв? Признайся, что промахнулся с этой затеей. — Я это прекрасно понимаю, Флойд, как и то, что этот штурм спас наши с вами задницы, — не стесняясь в выражениях, произносит капитан Бёрдс. И если в его речи проскальзывает что-то неприличное, чего он старается не допускать в своей речи, требуя от подчинённых того же, значит, до последнего верит в собственную правоту. Может, так оно и есть, да только Барри не понимает, как самоубийственный штурм самого настоящего рассадника гангстеров помог Шестому полицейскому участку, попавшему в поле зрения всевозможных контрольных и надзорных ведомств? Это всё равно что пытаться потушить горящего человека керосином. — Может, тогда объяснишь? — почти что требует Барри, сам не замечая, как переступает границу в отношениях «начальник-подчинённый». Капитан Бёрдс легко это замечает и приподнимает гладко выбритый подбородок. — А, может, ты не будешь указывать своему капитану, что делать? — звучит хлёсткое, словно предупредительный выстрел. — Я не обязан отчитываться перед своим подчинённым, детектив-лейтенант Флойд. Возвращайся к работе. Капитан только собирается уйти, как Барри решает сыграть ва-банк и хватает его за локоть, останавливая и вынуждая обернуться. В глазах хорошо читается мольба и всего два слова: «Объясни, Тайрон». Бёрдс скашивает на него недовольный взгляд и отдёргивает руку. Затем вздыхает и пожёвывает нижнюю губу, затягивая и без того мучительную паузу. — Вчера вечером, — начинает капитан, — в Департамент пришла бумага о том, что Шестой полицейский участок будет оказывать содействие федеральной Службе маршалов США. Они были поставлены перед фактом, потому как не указ федералам. Ещё мне удалось убедить Департамент в том, что гибель офицера Меррита и нервный срыв офицера Карен — следствие той работы, которую мы проводили для установления местонахождения лидера «Шоко». Маршал Шелдли мои слова подтвердил. От услышанного Барри дёргает бровью. Он и представить себе не мог, чтобы целое федеральное ведомство, от лица которого и говорил маршал Шелдли, заступилось за какой-то Шестой полицейский участок в Сан-Фернандо. Чтобы такое произошло, нужны либо хорошие связи, желательно, во всё той же Службе маршалов, либо... Барри внимательно оглядывает Бёрдса. Либо отменные коммуникационные навыки, которые у капитана отточены почти что до блеска, — всё-таки годы следственной практики даром не прошли. — Они помогли нам, мы помогли им, — словно бы прочитав мысли Барри произносит капитан и пожимает плечами. — Для нас это обычная практика. Барри ничего не отвечает, серьёзно задумавшись над тем, на что ещё готов пойти капитан Бёрдс, чтобы спасти свой зад, потому как если бы эта совместная с маршалами махинация не прокатила, его голова полетела бы первой. — Этот федерал, — вновь говорит капитан Бёрдс, взирая на подчинённого, — агент Лэндвуд, кажется, — Бёрдс в пример Барри хмурится. — Я слышал, что его перевели из Нью-Йорка сюда, в Лос-Анджелес. А ещё я слышал, что его профиль — серийные убийцы и запрещённые оккультные практики, сопряжённые с насилием. Короче говоря, он занимался тем же, чем и вы сейчас — убийствами, сектами, загадочными смертями. И, похоже, что теперь он разгребает все эти разборки банд. — Мой отдел не занимается сектами и религией, Бёрдс, — позволяет себе ремарку Барри. — Наш профиль значительно шире. Да, он неоднократно проходил повышения квалификации, участвовал во многочисленных семинарах и форумах, посвящённых сектам, культам, нетрадиционной религии и прочему, что очень часто всплывает в маленьких провинциальных городках, где-нибудь на окраине или в глубинке штатов. Айзек же вообще считается местным спецом по всему, где есть боги, пророки, мессии, ритуалы, обряды и прочему бреду двинутых умов фанатиков. Но даже при всём этом отдел Барри — это расследование широкого спектра убийств и насильственных преступлений. И религия, которая в последнее время всё чаще встаёт поперёк горла современного общества, составляет несчастные пару процентов. Впрочем, Барри нисколько не удивлён такими ошибочными суждениями капитана, учитывая, что тот в последнее время весьма прохладно относится к единственному в Шестом отделу детективов. Однако в словах капитана просто невозможно не проследить один прозрачный намёк. Если отбросить в сторону снобизм и гордость от названия отдела, начинает проясняться о чём ведёт речь Бёрдс. Этот федерал какое-то время варился в одном котле, но теперь его перекинули в другой, точно недостающий и вынужденный ингредиент посредственного супа. Если у человека забрать его любимую работу, он разозлится. Если человеку поручить ненавистную работу, он взбесится. Видимо, нечто среднее между бешенством и недовольством и царило на лице этого агента Лэндвуда, которого вопрос поимки загадочных убийц из Тихого места беспокоил куда больше, чем пойманный лидер одной из самых опасных группировок города. Развивая эту мысль и припоминая слова агента Лэндвуда, Барри понимает, что вопросы федерала продиктованы не пустой формальностью. Этот Лэндвуд, как намекает Бёрдс, желает запихнуть возню с бандами в дальний ящик и снова оказаться на коне, расследуя убийства. Ещё бы, ведь это один из главных профилей ФБР. А ещё это проблема, потому как велик риск, что агент Лэндвуд присосётся к Барри и его отделу, точно паразит, выжидая момента, когда удастся перехватить инициативу и забрать это дело. Хотя, возможно, он уже это сделал и теперь лишь вопрос времени, когда в Шестой придёт соответствующая бумага — санкция о передаче одного из кейсов Шестого Бюро. Барри косится на непрозрачное стекло, будто пытаясь высмотреть стоящих по сторону людей. Чем его отдел может порадовать спецов из Бюро? А чем может порадовать Бёрдса и остальное руководство, ничуть не сомневающееся, что вскоре удастся распутать этот клубок? Одной-единственной версией, с натяжкой выдерживающей логику, и отпечатками трупов, убитых там же, где всё и произошло. Словом, у них по-прежнему ничего нет.

* * *

— Не дёргайся! — рявкает Тони, когда агенты ФБР передают ему на руки сопротивляющегося Рафа, который умудряется наступить на ногу одному из федералов и плюнуть в лицо другому. За это его награждают парочкой смачных ударов, едва не вырубая. — Не рыпайся, сука! — вторит он и едва не швыряет гангстера на скамью в холле участка. Веля караулить задержанного, оба агента удаляются прочь, сообщив, что подгонят к центральному входу машину, куда затем и погрузят скованного Рафа. А пока Тони и ещё один его подчинённый в лице Дэйва вынуждены терпеть компанию лидера группировки и грубо усаживать того обратно всякий раз, когда он пробует подняться и что-то сказать им в лицо. Участок до сих пор не пришёл в себя после недавней спецоперации. Офицеры, всё ещё одетые в тяжёлую экипировку, суетятся, совещаясь с коллегами по поводу заполнения формуляра отчёта, который Грир потребовал от каждого, кто находился на втором этаже притона во время стычки между копами. Кто-то перетаскивает из машин в арсенал снаряжение и оружие. Некоторые, разрываясь между заполнением бумаг и ответом на телефонные звонки, вынуждены принимать и граждан, пострадавших от преступлений. Глядя на весь этот муравейник, Тони не может не радоваться, что покончил со всей этой штабной работой, променяв её на изнурительные ежедневные тренировки в компании остальных членов группы захвата и на патруль улиц. И хотя даже это не избавило его от бумажной волокиты, однако большая часть канцелярской работы осталась вместе с прежней должностью. — Почему федералы не могут сами его отконвоировать? — подаёт голос Дэйв, следя за Рафом. — Да я-то откуда знаю, — небрежно отзывается Тони. Он не привык грубить подчинённым или кому-то ещё из участка, но недавние события, касающиеся Льюиса и знатно подмочившие репутацию команды, оставили чёрствый налёт. — У них же есть свои парни. Почему мы должны караулить этот кусок говна? — он бросает презрительный взгляд на Рафа. Тот отвечает ему обжигающе холодным. Ответить Тони не успевает, потому как к ним подбегают несколько, судя по маниакальному блеску в глазах и вынутым смартфонам, журналистов. Как же они умудрились пройти мимо дежурных офицеров, которым строго-настрого запретили впускать прессу? Видимо, скосили под посетителей. Как только один из журналистов — невысокая кудрявая блондинка в спортивном костюме — оказывается слишком близко к Рафу, Тони моментально заслоняет собой задержанного и оттесняет девушку. Та удивлённо взирает на него, будто не замечает одетую на нём форму полицейского спецназа и зажатую в руках дубинку. — Мэм, отойдите, — как можно сдержаннее произносит Тони. Он терпеть не может журналистов, которым порой срывает крышу в погоне за интервью. Они напоминают ему камикадзе, плюющих абсолютно на всё, в том числе и на теснящих их полицейских. Тони искренне надеется, что этой особе хватит мозгов остановиться уже после первого предупреждения. Но его ждёт разочарование. — Как вы смеете меня трогать? Я журналист! — демонстрирует пластиковый бейдж с фотографией и названием конторы, которую представляет. Тони даже не вчитывается, прекрасно зная, что все они выползли из одной норы проплаченных медиа-магнатов. — Никаких контактов с прессой, — отрезает Тони и вновь теснит её назад. На этот раз получается грубо, отчего девушка, потеряв равновесие, падает на зад, негромко ойкнув. Придерживающий другого журналиста Дэйв застывает, изумлённо таращась на своего командира, в то время как некоторые офицеры, завидев потасовку, так же замирают, наблюдая за происходящим издалека, но не вмешиваются. — Вы превышаете свои полномочия, офицер, — серьёзным, насколько возможно при её миниатюрной комплекции, тоном произносит девушка. — Вообще-то сержант, — поправляет Тони и кивает на треугольную лычку на своём предплечье. — Тем более, — хмыкает, поднимаясь. — Не боитесь потерять должность и звание? Значит так: либо вы пускаете меня к задержанному, либо я отправлюсь к вашему начальству с требованием провести служебную проверку в отношении вас обоих, — она награждает неприязненным взглядом и стоящего рядом Дэйва, который недоумённо косится на Тони, точно бы пытается разобрать говор на иностранном языке. Тони только собирается заткнуть выскочку, пригрозив надеть на неё наручники, если она не отступит, как в холл возвращаются агенты ФБР, что подхватывают Рафа. Тот неохотно поднимается со скамьи, а, проходя мимо журналистов, отпихивает конвоиров и успевает сказать на камеру: — Я дам сто миллионов долларов тому, кто меня… — договорить он не успевает: Тони грубо швыряет его на пол, а федералы столь же грубо хватают гангстера за локти и едва не волокут по полу под крики, преисполненные проклятьями и нецензурной бранью. Журналисты, оставив, наконец, Тони с подчинённым, бросаются вдогонку, пытаясь просунуть свои смартфоны-камеры сквозь щели между габаритными агентами ФБР. Те отмахиваются от них, как от назойливых мух, и очень быстро скрываются на улице, где начинается шквальный ливень. Поняв, что свою работу они выполнили, Тони, повесив дубинку на пояс, отпускает Дэйва, веля ему привести себя в порядок и готовиться к патрульной смене, а сам намеревается позвонить Мие. Она знает, что сегодня он принимал участие в полицейской операции, и знает чем это может кончиться — прострелянной головой и почётным караулом у гроба. А ещё она знает, что однажды полицейский может не вернуться домой живым, поэтому каждое утро провожает его как на войну, едва не плача всякий раз, когда он надевает ненавистную ей тёмную форму и крепит пистолетную кобуру. Рука успевает лишь коснуться сотового телефона в кармане брюк, как Тони замечает бредущего мимо Льюиса с набитой спортивной сумкой и одетого в гражданку — верный признак того, что коп либо уходит в отпуск, либо отстранён по каким-то причинам. Вот только в случае с Льюисом о причине знает каждый. Повздорить с коллегой, которому на фоне недавней гибели напарника и без того хреново, и поднять руку на самого грозного сержанта Сан-Фернандо — это ещё надо постараться. Хотя Льюис никогда не старается — у него это получается само собой. Он никогда не ищет неприятностей на свой чёрный зад — он ими дышит, как воздухом. Поймав на себе цепкий взгляд некогда командира, Льюис останавливается и ставит сумку на пол. Как и всегда, облачён в некое подобие повседневной одежды: жутко длинная и явно большая ему клетчатая рубашка, таких же размеров белая футболка с кислотным принтом и мешковатые штаны с грязными кроссовками. Со стороны может показаться, что это курьер какой-нибудь бандитской группировки, завёзший в участок травку, чтобы рабочие будни не казались столь утомительными. Но нет — это некогда член элитного полицейского спецподразделения. Сильный, выносливый, бесстрашный, однако позабывший о субординации в тот момент, когда ситуация с чёрными и бандами вошла в пиковую фазу. Льюис будто подхватил в какой-то подворотне эту заразу — разрушительные бунтарские идеалы, свойственные разве что гангстерам, но никак не полицейским. Да, копы Шестого далеко не идеальны и даже среди них немало откровенных мудаков, вот только Льюис с его кризисом личности и радикальными взглядами — это уже потолок. — Уже собрал вещи? — бесцветным голосом осведомляется Тони. — И даже не поцелуешь на прощание? — старая шутка, которая теперь звучит сухой издёвкой. Льюис шмыгает носом, встречается взглядом с не успевшим покинуть холл Дэйвом и вновь переключается на Тони. В глазах читается совершенно несвойственная копу неприязнь и даже затравленность, словно ему противно здесь находиться. Противно находиться в четырёх стенах, подаривших ему блестящую карьеру, сносную зарплату и верных товарищей, от которых он стал отворачиваться. Поначалу это казалось случайностью, но после превратилось в закономерный итог общения с гангстерами, умеющими вдолбить в голову чужие идеалы и вытравить то, что удерживает полицейского от пересечения размытой грани между желанием и долгом. — Не можешь нарадоваться, что выкинул меня из команды? — бьёт в лоб Льюис. Его губы расползаются в едва заметной ухмылке отчаявшегося и пытающегося не потерять контроль человека. Он на грани и лишь каким-то чудом сдерживается от того, чтобы не затеять очередную потасовку. Вот только теперь ему, в отличие от Тони, терять нечего — два раза всё равно не отстранят, в то время как командир спецназа, участвующий в очередной стычке, непременно вызовет вопросы. — Я похож на шефа участка? Ты сам виноват, Льюис. Ты же не думал, что нашивка моей команды даёт тебе право бросаться на людей? — несмотря на бурлящие внутри эмоции, голос Тони звучит спокойно и ровно, не спотыкаясь ни обо что, что могло бы выдать его волнение вперемешку с гневом. Он сокращает дистанцию парой шагов, оказавшись едва не вплотную к некогда подчинённому. — Ты ещё легко отделался, — так, чтобы его слышал лишь Льюис, произносит Тони. — На месте Бёрдса я бы тебе башку открутил за такую выходку. Льюис кривит губы, будто готовясь плюнуть Тони в лицо, но лишь причмокивает, не то посылая подобие воздушного поцелуя, не то глумясь над попытками его вразумить. — А хорошо я въебал этому Тёрнеру, — озвучивает он и даже кидает беглый взгляд на держащегося позади Дэйва, напряжённая осанка которого намекает на готовность броситься на выручку своему командиру. Льюис же заметно меняется в лице, веселея, словно ему в голову ударил высокоградусный алкоголь. — Я так жалею, что не видел его рожи, когда Баррету вышибли мозги. Звучит та самая капля, от которой Тони шумно и озлобленно выдыхает, рефлекторно сжав кулаки. Он думал, что Льюис не скатился на самое дно второсортных мудаков из касты откровенных ублюдков. Однако только что Льюис послал его прямиком из глубин этого самого дна. — Закрой свой поганый рот, пока я не выбил тебе очередной зуб, — грозит Тони, памятуя, что во время сегодняшней стычки в притоне, в попытке успокоить взбешённого подчинённого, выбил ему зуб. И, хотя со слов Льюиса, тот уже давно грозился выпасть, это не отменяет того факта, что удар вышел мощным и более чем результативным. Тони не прочь стать его личным дантистом на постоянной основе. — Что, правда слух режет? — не унимается Льюис, наплевав на предостережение. — Боишься, что кто-то начнёт возмущаться, и Тёрнера точно так же отстранят? Или… — Он делает шаг навстречу. Теперь Тони в полной мере ощущает бьющие в лицо порывистые струйки воздуха. — Боишься, что я всем расскажу о той нашей дивной ночи? Этого Тони уже не выдерживает и бьёт Льюиса коленом в живот. Тот, на секунду согнувшись пополам, набрасывается на него, повалив. Завязывается очередная драка, где они оба кувыркаются по серому ковру холла, будто задирающие друг друга собаки. Дэйв тщетно пробует их растащить, как и несколько подбежавших офицеров. И лишь суровый и ледяной, как зимний ветер, голос лейтенанта Брауна вынуждает обоих остановиться. — Только, блядь, попробуй! — взрывается Тони, успевший получить от Льюиса парочку отменных ударов по рёбрам, что теперь ноют тупой болью. Ему на плечо в успокаивающем жесте ложится ладонь Дэйва, которую он стряхивает, веля не трогать его. Браун смеряет обоих подчинённых осуждающим взглядом, точно недовольный ответами учеников преподаватель. Стоящие рядом офицеры даже отступают назад, боясь попасть под раздачу всегда спокойного, но не менее жестокого в наказаниях, чем сержант Грир, лейтенанта. — Почему. Вы. Снова. Дерётесь? — резко, ставя между каждым словом секундную паузу, озвучивает лейтенант. Тони и Льюис переглядываются, словно решая, кто из них станет отдуваться. — Что в приказе капитана Бёрдса тебе не понятно, Льюис? И почему ты снова поднял руку на сержанта? Кинув на лейтенанта насмешливый взгляд, заочно посылающий его и весь остальной Шестой тоже, Льюис выпрямляется, задрав подбородок. Это не столько дерзость и вызов, сколько глупое ребяческое позёрство, при виде которого Тони не перестаёт себя спрашивать, как умудрился взять такого мудака в команду. Он помнит тот день, когда предложил ему посоревноваться в стрельбе, выбивая место для тренировки своей команды, а затем пригласил в спортзал, чтобы поупражняться со штангой под тяжёлую музыку и осторожные шуточки. После Льюис стал часто зависать на тренировочном полигоне спецназа, наблюдая, как члены команды оттачивают тактику ведения боя в закрытых помещениях и стрельбу на ближних дистанциях. Когда же взгляд стал всё чаще цепляться за этого темнокожего рослого и крепкого парня, Тони больше не смог сдерживаться и позвал его в команду. В тот же вечер он впервые переспал с мужчиной, не забывая благодарить божественные силы, что ниспослали ему такую замечательную находку, долгое время почему-то остававшуюся в тени других полицейских. О профессионализме Льюиса были наслышаны все, однако он всегда предпочитал оставаться в стороне и лишний раз не привлекать к своей персоне внимание. Тогда он был тем, за что Тони и ценил его. А потом появилась пропасть. Потом появилась Миа. Потом их дружба стала трещать по швам, будто изношенная за долгие годы ткань. Он ошибся с выбором. Принял в стаю того, кого принимать не стоило. Вожак промахнулся. — Хочешь что-то сказать? — вторит лейтенант Браун, заметив, как напрягается Льюис и как его губы шевелятся, собираясь что-то озвучить. И он озвучивает: — Катитесь вы все на хуй. Вы и весь Шестой, — он подхватывает сумку и водружает её на спину, нисколько не прогнувшись под тяжестью веса. — И поцелуйте за меня Бёрдса в зад — вы все это умеете. — Льюис напоследок оттопыривает средний палец и, безумно улыбаясь, уходит прочь, едва не задев стоящих у дверей дежурных офицеров. Те только собираются преградить ему путь, но Браун осекает их со словами: «Пусть идёт». Поднимается встревоженный рокот и, будто шуршащая бумага, звучит шёпот со всех сторон, мигом окруживший Тони шелестящей стеной. Браун фокусирует на нём въедливый взгляд и своим фирменным медным басом велит зайти в кабинет капитана Бёрдса. Постояв ещё какое-то время среди сплетничающих коллег, Тони, вздохнув, неохотно плетётся к шефу участка, удручённый небывалым количеством дерьма, что свалилось на него чуть ли не разом. Кто бы мог подумать, что арест какого-то отброса общества, пусть и по-своему прославившегося на весь город, спровоцирует жуткую цепочку событий, в том числе и уход ценного члена команды спецназа Шестого. Бёрдс, как и всегда, сидит в своём неизменном глубоком кресле, широкая спинка которого коричневой рамкой обрамляет фигуру шефа в белой рубашке. Сам капитан Бёрдс листает какие-то бумаги. Напротив него сидит сержант Грир, чей мрачный вид не предвещает ничего хорошего. Взглянув на вошедшего Тони исподлобья, Бёрдс замирает всего на мгновенье, будто пронзённый острым желанием собственноручно придушить его, и, сдержанно выдохнув, возвращается к документам. Грир никак не реагирует на появление командира спецназа, лишний раз подчеркнув своё пренебрежительное отношение, развившееся после убийства темнокожего подростка в начальной школе Хардинг. — Дон, я всё понимаю, — звучит голос Бёрдса, — но в сводке ничего не сказано об этом деле. Я просмотрел все квартальные наряды, и ничего. — Откладывает в сторону бумаги, сложив их аккуратной стопкой. — Я точно помню, что незадолго до своей гибели офицер Баррет вёл какое-то расследование, — произносит Грир. — Он лично консультировался со мной по вопросам юрисдикции. Я должен быть уверен, что на текущий момент в участке нет висяков, о которых мы не знаем. Сам понимаешь: если затребуют реестр или приедут из Департамента с проверкой… — Давай не будем паниковать раньше времени? — Бёрдс даже приподнимает ладони, внутренняя сторона которых заметно светлее тыльной. — Я попрошу Брауна озадачить этим сотрудников архива. Хочешь, подключим кого-нибудь из детективов — ту же Пул, например? И попроси своего протеже ещё раз просмотреть регистрационную книгу: возможно, Баррет не там сделал запись, и она потерялась. Грир несколько раз сдавленно кивает, на что Бёрдс шумно вздыхает и сцепляет пальцы рук в «замок». — Ты всегда так переживаешь только, когда собираешься в очередной раз сдавать экзамен, — напоминает капитан. — Какая это уже по счёту попытка? — Третья, — неохотно озвучивает сержант Грир и недолго ёрзает в кресле, явно испытывая дискомфорт от столь прямого вопроса. Незаметно вслушиваясь в разговор, Тони едва сдерживается, чтобы не охнуть от удивления. Кто бы мог подумать, что даже после второго провального раза сержант Грир не отступится и попробует вновь. Все знают, что он чертовски упёртый, но чтобы настолько… Третий раз пытаться сдать невероятно сложный экзамен на звание лейтенанта — таким людям просто необходимо ставить памятники. И слухи о том, что эту аттестацию проходят лишь два-три процента от общей массы, похожи на правду. После того, как семь лет назад лейтенант Браун сдал экзамен и получил повышение, никто в Шестом не смог повторить его успех. Штатный психолог в лице Алекса оставил эту затею после первой же попытки. Другие сержанты, включая и Тони, даже не собираются пробовать. И только Грир продолжает карабкаться, который год подряд пытаясь дотянуться до заветной лейтенантской лычки. Звучит очередной вздох, потому как Бёрдс, видя в сержанте Грире если не своего преемника, то хорошего друга и просто отличного помощника, не раз предлагал ему перестать питать надежду, успокаивая тем, что далеко не каждому дано сдать этот экзамен. И даже мягкие намёки на то, что если не даётся аттестация, то, скорее всего, не дастся и сама должность с её многочисленными обязанностями и ответственностью, не убедили перестать пытаться. Всё-таки Грир удивительный человек: суровый, жёсткий, порой, чересчур, но не привыкший отступать перед собственными неудачами. Бросив на стоящего у двери Тони очередной неодобрительный взгляд, Бёрдс предлагает Гриру переговорить позже. Дождавшись, когда тот выйдет, шумно вздыхает уже в третий раз, явно пребывая не в лучшем расположении духа. — Что у тебя опять за проблемы с командой? — сразу начинает он, не предложив ни сесть, ни подойти ближе. — Почему ко мне приходит Браун и говорит, что наш хвалёный спецназ трещит по швам, а его командир выясняет отношения у всех на глазах? Я что, зря утвердил тебя на эту должность? Зря поручил эту работу? Или она тебе надоела? Не вопрос, я запросто это улажу — будешь движение регулировать. Тони поджимает губы, внемля каждому слову. Он никого не видит на своём месте. Никто в участке не способен обуздать и приструнить полдесятка горячих голов, каждый день бросающихся в самое пекло. Им нужен вожак. И Тони считает себя этим вожаком, не страшащимся отвечать перед членами команды. Он никому не позволит повести этих ребят в бой. Он вожак своей собственной стаи. — У меня всё под контролем, капитан, — ровным голосом отвечает Тони, держа руки по привычке за спиной. — Вижу я твой контроль: одного пришлось отстранить, а остальные напоминают побитых и скулящих щенков. — Мы недавно вернулись из бандитского притона, — возражает Тони и мысленно негодует. По мнению Бёрдса, они должны были приехать целыми и невредимыми? Приехать как ни в чём не бывало? Он не путает их с детективами, на которых нет ни царапинки? — Знаешь, с каким трудом я оставил тебя на этой должности? — внезапно спрашивает капитан и хмурится. — После гибели Хэмилтона мне стали задавать вопросы, Беннет. Много вопросов. — Он пристально смотрит на Тони, который поджимает губы, точно ожидая вердикта. — Тиц обеспокоен твоим состоянием. Я обеспокоен качеством твоей работы. Или ты забыл об испытательном сроке? Сегодня ты сорвался на глазах у всех, в том числе на глазах у прессы. Мне осточертело постоянно вытаскивать твою задницу. Сначала школа Хардинг, потом снайпер, теперь ещё и это. — Бёрдс откидывается на спинку кресла и кладёт руки на чуть выпирающий живот. — Штурм прошёл без происшествий, — позволяет себе ремарку Тони, хотя и звучит это иронично-небрежно, будто бы он напоминает капитану, что нельзя поджигать муравейники. Бёрдс без труда распознаёт его интонацию и напрягается, сгорбившись над столом. — Вот, что, Беннет, — капитан указывает на него пальцем, словно намереваясь пригвоздить, — погуляй-ка денёк, проветри голову. И если до конца твоего испытательного срока будет ещё хоть одна промашка, вернёшься гонять малолеток с проезжей части. Ты меня понял? Сдавленно кивнув и услышав небрежное: «Свободен», Тони покидает кабинет шефа, облегчённо выдохнув уже за дверью. Бросив взгляд на наручные часы, он понимает, что Бёрдс отправил его догуливать каких-то пять часов рабочей смены, хотя мог бы разориться на пару выходных. С другой стороны, даже такая крохотная передышка не помешает. Он спешно спускается в раздевалку, где, одариваемый обеспокоенными взглядами, меняет форму спецназа на штатскую одежду, с наслаждением сняв тяжёлый бронежилет и защиту. Стараясь не обращать внимания на говор за спиной, Тони, не став посещать душевую и решив освежиться дома, вырывается из давящих стен участка, испытывая странное чувство лёгкости, когда рабочий день ещё не закончен, но за спиной уже подошедшая к концу смена. Автомобиль, в который он садится, негромко рычит, будто приветствуя своего хозяина, а по радио играет лёгкая музыка. Следом звучат слова поддержки от радиоведущих в адрес тех, кто ещё не дома и продолжает зарабатывать деньги в поте лица. Когда на глаза попадается сотовый телефон, подрагивающий на соседнем сидении, Тони вспоминает о звонке Мие, который пришлось отложить. Вслепую набрав номер, он зажимает сотовый между плечом и ухом и выруливает на магистраль. Та непривычно пустует на фоне вечерних и утренних пробок. После трёх монотонных гудков раздаётся звонкий и радостный голос: — Боже, Тони! С тобой всё в порядке? Ты не ранен? Почему ты не звонил так долго? — Были причины, — уклончиво отвечает. Они никогда не обсуждают его работу. Даже если бы Тони хотел, то злящаяся при упоминании одного только слова «служба» Мия пресекла бы все разговоры моментально. — Шеф дал отгул на остаток дня. Может, я приготовлю ужин? — Да, но только ужинать ты будешь без меня, — фоном звучит работающий принтер. — У нас тут незапланированное совещание, так что мы проторчим здесь до позднего вечера. — Я могу встретить тебя после работы, — предлагает Тони, на что в ответ раздаются слова благодарности. — И ещё: ты не мог бы заехать в банк? Мне нужно уточнить кредитную историю, чтобы оформить перерасчёт. Мне не хочется улетать с тобой в отпуск с непогашенными долгами. Тони улыбается, вспомнив, что уже через пару недель должен уйти в отпуск, и вместе с Мией отправиться на курортный отдых. И, хотя последние события могут поставить под угрозу поездку, однако он всё же надеется на лучшее, как и на то, что совсем скоро будет гулять босиком по нагретому песку где-нибудь на пляже, а не бегать в тяжёлых берцах по раскалённому асфальту. Услышав последние наставления по поводу кредитной истории, он прощается с Мией и поворачивает на нужную улицу, где почти сразу же показывается здание банка. Тони выныривает из автомобиля и заходит в фойе, пройдя через металлоискатель и кивнув дежурящему охраннику. Очереди за стойкой обслуживания нет — выходит, все эти финансовые вопросы займут не больше десяти-пятнадцати минут, что не может не радовать. Затем его ждёт недолгий поход в супермаркет, по дороге в который нужно придумать блюдо для предстоящего ужина. — Проходите сюда, пожалуйста, — приветливо улыбаясь, призывает молодая сотрудница банка. — Чем я могу помочь, сэр? — Мне нужно уточнить кредитную историю, — произносит Тони, облокотившись о мраморную стойку, за стеклом которой видна светловолосая голова девушки. Сотрудница кивает и обращается к своему компьютеру, после чего снова произносит: — К сожалению, нужного вам специалиста сейчас нет на месте — у нас вот-вот будет объявлен обеденный перерыв. И без того ничтожно малая весёлость Тони мигом испаряется, оставив на лице отпечаток недоумения. — Но ведь уже половина третьего, — подмечает Тони и, задрав правый рукав ветровки, поглядывает на электронные наручные часы. Он не ошибся — обеденный перерыв уже давно должен был подойти к концу. — В банке проводились некоторые мероприятия, — опуская детали, произносит сотрудница, хотя Тони легко догадывается, что она имеет в виду — привоз, либо вывоз наличных средств. — И обеденный перерыв был сдвинут на час позже. Приносим извинения за доставленные неудобства. Сокрушённо вздохнув и понимая, что первая строчка в его скромном списке планов на остаток дня вряд ли теперь будет вычеркнута, Тони отходит от стойки и осматривается, прокручивая в голове другие варианты. Но на ум приходит лишь один — звонить Мие и объяснять ситуацию, чтобы вечером не всплыли неожиданные новости. Присев на кушетку неподалёку от стойки, Тони вынимает сотовый и принимается искать нужный номер. Палец касается строки «Быстрый вызов», как со стороны входа в банк раздаётся тревожный писк металлоискателя. — Господа, прошу вынуть все металлические предметы, — звучит следом дежурный голос охранника. Тони поднимает голову, и в этот момент гремит выстрел. Стоящий у рамки металлоискателя охранник тут же заваливается на спину, не успев расчехлить служебное оружие. Панические крики мгновенно раздаются в фойе, смешавшись с грозными и лающими командами пяти неизвестных мужчин, лица которых скрывают балаклавы. Налётчики живо рассредоточиваются по первому этажу банка, размахивая винтовками. Тони успевает юркнуть за диван и умудряется остаться незамеченным. — Леди и джентльмены, — звучит глухой голос из-под маски. Тони видит, как говорящий запрыгивает на стойку обслуживания клиентов и оглядывает лежащих на полу людей, быстро превратившихся в заложников. — Сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах. Здесь не происходит ничего, что может стоить ваших жизней. Мы всего-навсего грабим этот банк.