Шестой

— Эй, сержант, — раздаётся над ухом приглушённый мужской голос. — Сержант? — вслед за голосом его трогают за плечо. Сначала один раз. Затем второй. Трогают до тех пор, пока Тони не реагирует, неохотно приподняв голову, которой уткнулся в сложенные друг на друга руки. С губ слетает недовольное бормотание, потонувшее в точно таком же недовольном бормотании бармена, вынужденного не работать, но пробуждать уснувшего прямо за барной стойкой посетителя. Поняв, что более ему спать не позволят, Тони потирает веки, ощущая жуткое жжение и назойливую сонливость. Кажется, то был крепкий сон, однако тело охватывает небывалая усталость — ощущение разбитости, словно бы стал жертвой асфальтоукладчика, проехавшего взад-вперёд несколько раз. И такое паршивое состояние не отпускает до тех пор, пока Тони не ухватывает любезно поставленную перед ним ледяную тару газированной воды, которую залпом осушает практически наполовину. Бармен лишь удивлённо вздёргивает брови, но понимающе молчит, привыкший наблюдать нечто подобное. Немудрёно, учитывая зачем, собственно, люди и приходят в бар. Не отдохнуть, нет. Напиться до беспамятства, чтобы промотать остаток неудачного дня и попросту забыть о нём. Это и пытался сделать Тони. Получилось ли? Судя по тому, что он по-прежнему в деталях помнит произошедшее на похоронах, нет. А раз так, ему не помешает выпить что-нибудь ещё. С этими мыслями он тянется к стоящей по левую руку бутылке крепкого пива, которая, кажется, левитирует, иначе не объяснить, почему она плавно перемещается в плоскости, будто заколдованная. Внезапно тара резко перемещается в противоположную сторону. Тони пробует проследить за её траекторией и натыкается на осуждающий взгляд бармена. — Сержант, по-моему, тебе уже хватит, — замечает бармен, придерживая бутылку пива за горлышко и внимательно следя за Тони. Когда тот вновь пробует дотянуться до заветной тары, резко прячет её за стойку, где хранится треть всей выпивки заведения. — Я уже… не сержант… — пьяно бормочет Тони и, невзирая на то, что тара благополучно исчезает из поля зрения, тянется туда, где она была замечена в последний раз, и ухватывает тёплую волосатую руку бармена. — Больше нет. Я больше не коп, слышишь? А раз так… — тянется свободной ладонью во внутренний карман куртки, откуда вынимает помятые грязные купюры и неуклюже кладёт их на лакированную стойку. — Налей мне ещё чего-нибудь крепкого. — Прости, сержант, — возражает бармен, качнув головой. Затем мягко убирает руку Тони, чуть похлопав. — Но на этом тебе всё же лучше закончить. Поверь мне, я знаю, сколько нужно человеку, — добавляет с грустной усмешкой. — Здесь есть кто-то, кто сможет проводить тебя до дома? — кидает взор за спину Тони. Тот перехватывает его взгляд, безразлично окинув интерьер и немногочисленных посетителей бара «Мёд и стекло». После похорон очередного погибшего офицера Шестого участка бар, куда чаще всего заходят именно копы, пустует, не считая компании друзей, видимо, отмечающих чей-то День Рождения. Ирония, потому что у покойного Макса, насколько помнит Тони, День Рождения должен быть буквально на днях. Не дожить до своего главного праздника в году всего каких-то пару суток… Чёрт, как же несправедлива жизнь! — Нет, никого, — мрачно отзывается Тони, задержав взгляд на троице парней в ярко-красных майках и банданах. Если помутневшее зрение его не подводит, то эта троица — члены «Башен». Быть гангстером и выпивать в баре, где постоянные клиенты — полицейские… Либо эти мудаки попросту не в курсе, что вряд ли, либо осмелели настолько, что не прочь пьянствовать прямо перед носом своих злейших врагов. — С каких это пор сюда пускают уёбков в пёстрых тряпках? — спрашивает Тони у бармена, решив не оставлять без внимания присутствие в баре гангстеров. — Ты о них? — кивок в сторону сидящих гангстеров. — Они хорошие ребята. Всегда много заказывают, платят чаевые, не скандалят и не доставляют проблем. Мне плевать, кто они и откуда. Главное, чтобы платили. — Твой хозяин — лучший друг одного из комиссаров Департамента, — словно бы невзначай напоминает Тони, потому что присутствие в баре ублюдков из банды, мягко говоря, обескураживает. Какого чёрта они здесь забыли? Какого чёрта владелец бара, тесно общающийся с некоторыми шишками полиции Города Ангелов, допускает такое? Владелец во всём и всегда старается поддерживать копов, посетивших его бар, и уж он точно должен знать об этой вражде гангстеров и полицейских. Так какого хрена?.. — Уверен, что он не против их присутствия? — теперь уже Тони кивает в сторону троицы из «Башен». Бармен, протирая стойку от крошек и ореховой скорлупы, лишь добродушно улыбается, точно слушает лепет ребёнка, только-только научившегося говорить. И со стороны речь Тони действительно напоминает нечто несвязанное и малопонятное. Но раз на его вопросы стабильно отвечают, выходит, всё не так плохо. — Начнём с того, что у меня нет никакого хозяина, сержант, — наконец, отвечает бармен, смахнув крошки на пол. Затем пересыпает остаток солёного арахиса из одной стеклянной миски в другую. Попавшие на стол кристаллики соли так же летят прочь. — В последнее время владелец редко посещает собственный бар. На то есть… некоторые причины. Ходили слухи, что нас и вовсе закроют. — Да? — пьяно усмехается Тони, зачерпнув пригоршню арахиса, которую кладёт в рот, жадно пожёвывая. Он чертовски голоден. В бар он пришёл с пустым желудком и жгучим желанием напиться так, словно в последний раз. — А почему? Нормальное же заведение, чё не так? — Владелец ударился… в религию, — коротко поясняет бармен, чуть нахмурившись, точно не разделяя такой перемены в своём начальнике. — И согласно этой религии спиртное под запретом. Хотя, как по мне, это просто какая-то секта. Я толком не вникал во всё это, но слышал, что это, вроде как, они причастны к тем жутким убийствам в Тихом месте. От услышанного Тони если не трезвеет, то ощущает некоторые подвижки в своём плачевном состоянии. Начинают работать извилины, а к рассудку возвращается пленённая алкоголем способность думать и анализировать. И Тони пробует хорошенько переварить слова бармена, правда, быстро теряет к этому интерес, едва логическая цепочка, построенная в голове, упирается в персону капитана Бёрдса. Долбаного чернокожего лицемера и лжеца, которого не заботит ничто, кроме собственной задницы, занимающей кресло шефа Шестого участка. Ублюдок ловко всё обставил — выслужился перед федералами, наверняка заработав кругленькую сумму для премии на Рождество, да ещё и избавился от всех недовольных. Он обезглавил спецназ. Стая лишилась своего вожака и очень скоро эти волки взвоют и снова превратятся в одиночек, когда-то собранных в единое целое толковым командиром. Тони хорошо помнит тот день, когда его вызвало начальство, предложив новую должность, обеспечившую солидный карьерный рост. Самый молодой командир элитного полицейского спецподразделения Шестого. Тони вписал своё имя в историю и после своего назначения ещё долго не мог прийти в себя при мысли, что будет вести в бой самых матёрых и толковых копов всего участка. И они шли за ним. Конечно, не сразу: были первые сложности и даже конфликты. Большая часть спецназовцев — копы с многолетним стажем работы. Некоторые из них годились Тони едва ли не в отцы и упорно не желали считаться с его мнением и видеть в нём новый для себя авторитет. Все как один прошли службу в армии, имели даже опыт участия в боевых действиях. Кто-то пришёл из «котиков», кто-то — окончил бравую школу десанта. Боевые ордена, многочисленные заслуги перед военным командованием, медали и благодарности — эти ребята были если не машинами для убийств, то доведёнными до совершенства орудиями, которые в нужных руках были способны на многое. Ему до сих пор сложно понять, как именно это произошло, но в какой-то момент у него начало получаться. Тренировки, реагирования на вызовы, перестрелки, задержания и облавы — всё это стало приносить свои плоды. И уже спустя пару месяцев пребывания на новой должности он добился того, чего не добился прежний командир, имевший за плечами школу специальной тактики военного спецназа. Тони попросту нашёл себя и своё призвание. Быть лидером. Быть вожаком своей собственной стаи. А Бёрдс это отнял. Он превратил вожака в изгоя. И он ещё пожалеет об этом. Неизвестно, как сейчас обстоят дела у Шестого участка. Да и что тут может поменяться, когда прошли всего сутки? Разве что всплыл чей-то глубоко спрятанный скелет в шкафу. Бёрдса, например. После своего отстранения Тони первым же делом связался с остальными членами команды, поставив их не столько в известность о произошедшем, сколько попросив их не сдаваться и ни в коем случае не идти на поводу у начальства Шестого. Если те станут выдвигать намёки на требования или начнут отдавать сомнительные приказы, их нужно слать на хер. Да, под угрозой окажется карьера. Но лучше это, чем перспектива оказаться за решёткой или ещё что похуже. Его увольнение, Тони уверен, — это только начало. Возможно, это сигнал о необходимости провести дезинфекцию в Шестом участке и избавиться от лишних кадров. Это всё больше напоминает какой-то заговор планетарных масштабов. Сложно судить иначе, когда после стольких лет усилий и адской работы в итоге оказываешься виноватым — эпицентром всех имеющихся у Шестого проблем. Бёрдс всё провернул максимально изящно и ловко, выставив командира спецназа посмешищем на глазах у почти всего участка. И где теперь Бёрдс, а где — Тони? Капитан наверняка уже отправился домой к своей семье, о которой, к слову, всегда немногословен, будто бы её упоминание — какое-то личное табу. В это время Тони, отчасти напоминающий скисшего алкаша, слушает неубедительные слухи о некой секте, в которую вступил владелец «полицейского» бара. — Девять лет жизни отдать этой работе, — мрачно бормочет Тони, вновь привлекая к себе внимание бармена, который до этого момента решил оставить его и занялся списанием просроченной выпивки, но теперь снова вслушивается в невнятный пьяный говор. — Чтобы потом оказаться крайним и быть с позором вышвырнутым из полиции. — Я, конечно, не спец, — бармен опирается ладонями о стойку, широко расставив их по разные стороны, и чуть наклоняет корпус вперёд. Так, что серая засаленная футболка, которая явно ему велика, свисает над деревом стойки, будто парусина. — Но знаю, что «с позором» увольняют из армии. А в полиции разве такое принято? — Полиция много чего позаимствовала у армии, — хмыкает Тони, оценив такой вопрос. Всё же местный бармен — неплохой собеседник, пусть и болтающий с посетителями только потому, что это входит в его, так называемые, дополнительные обязанности. — А позора хватает везде. Сколько я должен? — Сегодня, — бармен делает паузу, внимательно поглядывая на Тони и раздумывая над ответом, — за счёт заведения. У тебя выдалась непростая неделя, сержант. — Видя, как дёрнулся Тони, порываясь вновь напомнить, чтобы больше к нему не обращались по званию, бармен приподнимает ладонь. — Эй, я всё понял с первого раза. Но у меня привычка, уж извини. Поняв, какой щедрый подарок ему преподнесло заведение, Тони озвучивает удивлённо-беспомощное «Спасибо» и решает вернуться к себе домой. Миа до сих пор не знает об его отставке. В тот день Тони, вернувшись в участок, спешно переоделся в штатское, запихнув внезапно ставшую противной форму в сумку, которую затем затолкал под двуспальную кровать. Миа знала, что в тот день Шестой участок хоронил одного из своих офицеров, и после возвращения возлюбленного всячески старалась его поддержать. Остаток дня они провели вместе: она попросила отгул на работе, чтобы побыть вместе с любимым. Потом они решили пересмотреть сагу о Скайуокере — история о трагичной судьбе отца и сына, которая отчасти напоминала Тони происходящее между Бёрдсом и ним. Капитан долгое время был для него своего рода отцом, наставляя и помогая всем, чем только мог. Такое покровительство продлилось недолго, и вскоре Тони, что называется, был отпущен в свободное плавание. Тогда-то и начались первые проблемы. После просмотра саги, Тони и Миа занялись страстным сексом. Они занимались им практически каждый вечер: он приходил после службы домой весь уставший и напряжённый, как правило, из-за очередных выкрутасов Льюиса, и Миа легко помогала снять это напряжение. В этот раз свидетелем их близости стала гостиная, где они целовались на фоне начальных титров третьего эпизода культовой космической саги. Под узнаваемую во всём мире музыку из вступления Тони вошёл в Мию, на время позабыв обо всём: о грёбаном Бёрдсе, о гибели Макса, о своём отстранении и о непонятном проклятье, нависшем над Шестым участком и о котором в последнее время говорили всё чаще. Сегодня утром Тони, как обычно, собрался на работу, уехав из дома ни минутой раньше, ни минутой позже. Он посетил участок, чтобы ознакомиться с приказом капитана Бёрдса о своём увольнении со службы, получить пару наставлений от сержанта Грира, кивнуть лейтенанту Брауну и попрощаться с теми коллегами, с которыми Тони не поддерживал общение вне стен участка. Напоследок он заскочил в раздевалку, застав свою команду за подготовкой к очередным учебным стрельбам. Группа захвата перешла во временное распоряжение сержанта Маслоу, который был намерен опробовать на них какую-то инновационную методику стрелковой подготовки. К удивлению Тони, никто из группы захвата не стал озвучивать пламенные речи, лить слёзы или проклинать Бёрдса. Они слишком выжаты и морально истощены. Сначала по команде ударило произошедшее во время беспорядков: один из бойцов погиб по вине грёбаного снайпера, а другой стал жертвой собственной поехавшей крыши. Затем уход Льюиса. Теперь спецназ и вовсе оказался обезглавлен. И как в таком случае им реагировать? Сдержанными кивками и обещаниями поддерживать репутацию группы захвата Шестого участка на том же уровне. Они пожали ему руки, поблагодарив за всё, похлопали по плечу, напомнив, что «стая» никогда не забудет своего «вожака», и удалились на тренировку. Молча. Тихо. Спешно. Ещё какое-то время Тони стоял посреди раздевалки в абсолютной тишине, прерываемой едва уловимым гулом потолочных ламп. Стоял и думал, прикрыв глаза, — как же ему теперь быть? Ответ пришёл практически сразу и оттуда, откуда Тони и не подозревал: зашедший в раздевалку офицер Томас Франклин сказал, что офис шерифа Прэтта ищет инструктора для обучения помощников шерифа и их собственного спецназа. «Обстановка покажется тебе знакомой. Да и этот шериф — нормальный мужик. Мой брат работает там в качестве помощника. Он за тобой присмотрит, Беннет», — именно так и прозвучали слова офицера Франклина, который, насколько Тони помнит, не скрывал желания попасть в спецназ Шестого, но раз за разом получал отказ. Импульсивность, нередкое нарушение устава и служебной дисциплины, несколько выговоров от начальства, участие в конфликтных ситуациях — словом, не подарок и просто точная копия Льюиса. Второго такого бунтаря Тони просто бы не выдержал, а потому мягко намекал Франклину, что он не подходит по физическим данным — рост офицера был ниже минимального требования, которое предъявлялось к потенциальным кандидатам. Хотя это требование Тони никогда не понимал и даже планировал упразднить, но теперь уже поздно. Теперь это, возможно, сделает кто-то другой. Как бы то ни было, Тони ему благодарен и с этими словами благодарности покинул участок, воспользовавшись одним из служебных выходов, чтобы лишний раз не попадаться на глаза коллегам, большинство из которых видели в нём предателя и отпетого головореза, сродни дерзко ушедшему Льюису. И завершить свой день он решил здесь — в баре, чтобы напиться до беспамятства и просто дождаться часа, когда Миа вернётся с работы. Оказавшись на улице, Тони оглядывается на неоновую вывеску «Мёд и стекло», спрашивая себя, какого чёрта вообще здесь забыл. Миа запросто учует перегар, а благодаря её способности подмечать даже малейшие перемены в настроении любимого, без труда сложит всю картину целиком. Тони даже не придётся объясняться — Миа сама обо всём догадается. И, скорее всего, будет рада, ведь терпеть не может его работу. Каждый раз при виде ненавистной полицейской формы у неё начиналось подобие нервного тика. Улыбка тут же пропадала с лица, а всё настроение превращалось в высушенный на солнце цветок — сухой и раздражённый. Так что да, она будет чертовски рада узнать, что его уволили. Тони даже не удивится, если Миа по этому поводу закатит вечеринку, позвав к ним в дом соседей, родственников, коллег по работе и подружек из клуба любителей ретро-фильмов. Короче говоря, праздник им обеспечен. Он успевает вынуть полупустую пачку сигарет, прежде чем на плечо приземляется первая капля дождя. Видимо, ураган «Мишель», который, по заверениям синоптиков, должен был вихрем обрушиться на весь Лос-Анджелес, но в итоге прошёл по касательной, вновь даёт о себе знать. А, может, это просто ливень — самый обыкновенный дождь, что порой следуют один за другим ближе к осени и зиме, поддразнивая жителей, предвкушающих выпадение снега. Тони стряхивает с плеча каплю и ощущает, как точно такая же падает уже на голову. Затем ещё и ещё. Капель становится больше, и вскоре улицу накрывает шквальный ливень, который едва различимой стеной заслоняет всё вокруг и вынуждает редких прохожих ускориться, а то и вовсе побежать прочь, прикрываясь всем, чем только можно. Сам Тони ныряет под навес автобусной остановки, решив, что до спуска в подземку метро добежать не успеет — его попросту смоет. Вот только вечером автобусы ходят не так часто, как днём или утром. Ждать нужный рейс придётся около получаса, а то и дольше. Тогда он решает вызвать такси и по привычке тянется в карман куртки, куда всегда клал сотовый, который теперь не обнаруживает. Испугавшись, что оставил его в баре, Тони дёргается, порываясь вернуться, но вовремя вспоминает, что сотовый разбился пару дней назад, в то время как новый — дешёвая временная замена — он предпочитает носить в заднем кармане джинс. Как и в случае с отстранением, Тони умолчал по поводу телефона. Миа будет рада увольнению своего возлюбленного из полиции, но непременно расстроится, узнав, что её рождественский подарок стал жертвой акробатических трюков, которые выкидывал Тони, дабы не попасть в поле зрения грабителей банка. И старый телефон ему чертовски жалко — в нём хранилось немало отличных снимков, когда-то сделанных на службе. Затея с такси по-прежнему кажется ему наиболее удачной, потому как автобуса всё ещё нет и вряд ли предвидится, а из-за проклятого дождя общественный транспорт наверняка будет ползти со скоростью черепахи. Тони вынимает сотовый и с досадой обнаруживает, что эта дешёвая вынужденная замена прежнему аппарату по какой-то причине не ловит сеть. Значит, придётся звонить из бара и надеяться, что за вызов такси бармен не станет просить символическую плату. С этими мыслями Тони покидает остановку, двинувшись в сторону бара, но замирает, едва из заведения выходит та самая троица из «Башен». Они замечают его не сразу, смеясь и о чём-то переговариваясь. Когда же замечают, то пихают друг друга, кивая в сторону Тони. Тот поджимает губы и уже не обращает внимания на дождь, барабанящий по чёрной кожаной куртке и намочивший короткие волосы, с которых теперь также падает проклятая вода. Не нужно быть отставным полицейским с девятилетним стажем службы, чтобы понять, отчего у троицы из «Башен» такой интерес. Тони ощущает повисшее в воздухе напряжение, а ещё он ощущает себя добычей — жертвой в глазах гангстеров, которые таращатся на него, будто голодные волки на заблудшую овцу. Бандиты заговорщицки переглядываются, точно убеждаясь, что думают об одном и том же, после чего делают несколько вальяжных шагов в его сторону. Приходится ретироваться, потому как сталкиваться с этими отморозками на не до конца протрезвевшую голову — сомнительная затея. Тони суёт руки в карманы ветровки и, кинув взгляд в сторону остановки и убедившись, что на горизонте нет ни намёка на автобус, спешит прочь. Позади раздаётся привлекающий внимание свист — затравка перед предстоящей охотой. Троица гангстеров освистывают его и начинают бросать первые фразы, обращаясь к нему пока без явного перехода на личности. Тони их игнорирует. Он натягивает на голову торчащий из-за куртки капюшон толстовки, который быстро намокает, и ускоряется. Гангстеры также прибавляют шаг и даже переходят на лёгкий бег, ощутив охотничий азарт и если не страх, то замешательство своей добычи. Тони действительно не боится. За девять лет службы он повидал слишком многое, чтобы испугаться парочки торчков в ярко-красных майках. Другой вопрос, что разговор с этими торчками может закончиться ножом, воткнутым в живот. Теперь на нём не надет бронежилет, который мог бы сохранить его жизнь, и нет при себе верного служебного оружия, которое заставило бы гангстеров одуматься и уйти. Он один на пустынной улице, нещадно обливаемой дождём, с тремя преследователями на хвосте. К слову, те уже не стесняются в выражениях, бросая в его адрес громкие угрозы и требования остановиться. Затем следует парочка оскорблений, и Тони понимает, что эти гангстеры его узнали. Нет, это не рядовое нападение троицы бандитов на попавшего им под руку прохожего. Это целенаправленное преследование своего заклятого врага. К какой бы группировке гангстер не принадлежал, но он всегда будет с ненавистью относиться к копам, как к главным виновникам всех их бед в жизни. Отчасти так оно есть, учитывая, что полиция раз за разом перекрывает бандам кислород, совершая облавы и отлавливая их по одиночке. И сейчас это можно считать расплатой за проделанную работу своих коллег. Будь это ребята из «Шоко», Тони бы связал их недовольство с недавним арестом Рафа, которого, впрочем, вообще перевели в полевое отделение ФБР, и чёрные люди, вроде как, должны точить зуб на федералов. Но это «Башни», и они хотят отомстить за своих. Неважно, вязал ли Тони кого-то из них, однако он полицейский — главный враг «Башен» и просто легавый, на которых всегда открыта охота. Поддавшись лёгкой панике и продрогнув насквозь, Тони резко ныряет в переулок между двумя жилыми высотками, чтобы успеть добраться до выхода из него и оказаться на другой улице. Возможно, там удастся скрыться. Неудивительно, что гангстеры следуют за ним, но вот дальше… Дальше всё идёт, что называется, по пизде: один из гангстеров резко налетает на него со спины, толкнув, отчего Тони, хоть и не ожидавший, но подсознательно готовый к стычке на уровне рефлексов, с трудом сохраняет равновесие и отшатывается чуть вперёд. Он оборачивается, натыкаясь на фигуру бандита, и замечает, как остальные двое заходят с обеих сторон. Бандиты начинают кружить возле него, словно волки — вокруг израненного и слабого оленя. Вот только Тони сам когда-то был волком — вожаком, который вёл за собой десяток точно таких же хищников. Бандиты зловеще посмеиваются, а их оскал в свете вспышки первой за всё время ливня молнии напоминает оскал чудовищ — жестоких и беспощадных, пришедших из потаённых кошмаров. Когда вспыхивает очередная молния, Тони успевает заметить в её ярком свете блеск металла в руках одного из гангстеров. Следовало ожидать, что ублюдки будут вооружены. Они в принципе не выходят на улицу, не прихватив с собой даже самую примитивную заточку, которую обычно привозят домой в качестве своеобразного сувенира из тюрьмы. Один ли у них нож? Или вооружены все трое? Тони оглядывает каждого гангстера, натыкаясь на один и тот же взгляд изголодавшегося по полицейской крови хищника. Нет, похоже, нож только у одного. Это не может не радовать, хотя расклад по-прежнему не в его пользу. Если нападут все трое, то непременно скрутят его. Затем последуют смертоносные удары ножом — штук двадцать, не меньше. Нож будет вонзаться в плоть до тех пор, пока не искромсает внутренности до кашеобразного состояния. И если Тони не умрёт от болевого шока в процессе, то останется лежать под проливным холодным дождём, истекая кровью и слыша презренный, ядовитый смех троицы ублюдков. — Что, легавый? — подаёт голос один из троицы, который и вооружён ножом. — Потерялся? Знаешь, чья это территория? — Чья угодно, но только не ваша, — машинально отвечает Тони, ощутив, как вместе со способностью думать и трезво оценивать обстановку к нему вернулась и уверенная связная речь. Адреналин творит чудеса, как и проклятый ливень, от которого начинают постукивать зубы. Гангстер негромко усмехается, кинув беглый взгляд на соратников и точно бы оценив такой ответ. Затем приставляет к своему горлу нож и медленно, не касаясь кожи, проводит вдоль, имитируя хорошо понятный способ убийства. — Это ждёт тебя прямо сейчас, мундир, — заключает гангстер, убрав нож, и пару раз перекидывает его из одной руки в другую, поигрывая. При вспышках молний сталь будто бы скалится поблёскивающим металлом. — Мы расхерачим тебя как свинью. Ты будешь визжать и пялиться на свои кишки. Я расхуярю тебе брюхо и нассу туда, вспоминая всех братков, которых вы повязали. Жаль, у тебя с собой нет этой твоей дубинки, — почти что с горечью произносит, на что его товарищи едко усмехаются, кивая. — Тогда бы я заставил твоё очко застыть в вечном зевке. В тюряге вы такое любите делать: моего младшего брата порвали дубинкой, когда он сказал вашим уёбкам-мундирам всё, что о них думает. — Жаль, что твой младший брат не оценил такой ласки, — мрачно усмехается Тони, который впервые слышит, чтобы в тюрьмах практиковалось нечто подобное. Он отлично знает, что привычка засовывать в анальное отверстие задержанных самые разные предметы, в том числе и резиновые дубинки, прочно закрепилась в обиходе европейских коллег. На эту тему специалисты по психологии сотрудников правоохранительных органов даже пишут целые научные статьи. Да что там, даже Алекс, который пару раз участвовал в конференциях и съездах, посвящённых изучению зарубежной преступности, пытался разобраться в таком феномене и животной тяге к изнасилованию посторонними предметами. Выводы оказались неутешительными. Среди большинства копов Штатов царит если не отвращение к такому, то искреннее непонимание. Зачем опускаться до столь радикальных и без преувеличения жестоких методов, когда есть сотня других способов повлиять на задержанного? И львиная доля этих способов практически полностью исключает физическое воздействие на человека и не оставляет никаких следов. Так что да, Тони впервые слышит о чём-то подобном. С другой стороны, заключённых редко наказывают без веских на то причин. Выходит, младший брат этого ублюдка поплатился за дело. И Тони говорит ему об этом, на что троица гангстеров, оскорблённая услышанным, реагирует моментально, набросившись на него со всех сторон одновременно. Завязывается потасовка. Даже при всех своих физических параметрах и навыках Тони не в силах отбиться сразу от трёх подонков, бьющих по самым подлым и уязвимым местам. Так ему прилетает удар в пах. Затем кто-то из ублюдков бьёт по задней части колен, вынуждая упасть. Следом один из них склоняется над Тони. Перед глазами проскальзывает металл, который Тони пытается ухватить рукой, чтобы не позволить ткнуть себя. Мокрое лезвие ножа легко выскальзывает из ладони, оцарапав кожу и оставив глубокий болезненный порез. Тони шипит, ощущая жуткое жжение от пореза, и, собравшись с силами, отпихивает от себя гангстера. Тот отлетает назад и плюхается задом в лужу, расплескав воду на своих товарищей. Те заводятся с новой силой и опять бросаются в атаку. Лёжа на асфальте, Тони не успевает подняться, а потому перекидывает подскочившего ублюдка через себя броском, заставив того оказаться впечатанным в мусорный контейнер. С третьим такой трюк не прокатывает: он ухватывает порядком запыхавшегося Тони за грудки и подтаскивает к приятелю с ножом, чтобы тот уже прирезал излишне драчливого копа. Тони сопротивляется, трепыхается и просто всячески пробует выбраться. Поняв, что иного выхода нет, он наступает гангстеру на ногу, а сам отскакивает и вовремя уворачивается от выпада подонка, размахивающего ножом. Лезвие свистит у самого уха и проскальзывает в опасной близости от лица. Раз за разом Тони ловко отскакивает, пока не ощущает крепкие руки, заключившие его в тиски, — «поцеловавший» мусорный бак гангстер успевает очнуться и теперь решает помочь товарищу закончить начатое. Ситуация оказывается совсем безвыходной, особенно когда держащий его ублюдок больно стискивает волосы, оттягивая голову назад и открывая таким образом беззащитное горло. Достаточно всего одного движения вдоль, чтобы перерезать глотку и лишить Тони жизни. «Миа, прости меня за всё», — только и успевает промелькнуть в голове, когда Тони понимает, что это конец. Вот так и оборвётся его жизнь: в грязной, вонючей подворотне в разгар ливня и в компании ублюдков в ярко-красных тряпках. Подумать только — эти твари будут последними, кого он увидит в своей жизни. — И даже ничего не скажешь напоследок? — едко спрашивает гангстер, приставив к мокрому от пота и дождя горлу Тони лезвие ножа. Всё, что тот делает, — собирает во рту слюну и награждает ублюдка смачным плевком в левый глаз. Раздаётся ругань и обещания устроить медленную, мучительную казнь, после которых… не происходит ничего. Приготовившись встретить свою участь, Тони жмурится, даже не представляя какой будет боль, когда его же собственные кишки окажутся вытащенными наружу. Нож оставляет его горло в покое, а, значит, гангстер замахивается, чтобы ударить прямиком в живот. Вот только вместо этого Тони ощущает, как держащий его гангстер отстраняется, швырнув куда-то в сторону, и с криком «Грёбаный сукин сын!» бросается на кого-то. Тони приземляется на сырой асфальт, больно ударившись локтями, и, переведя дух и поняв, что ещё жив, оборачивается на крики, возню и отборный мат. В паре ярдов от него вся та же троица гангстеров схлёстывается в рукопашном бою с каким-то неизвестным типом. И этот неизвестный явно одерживает над ними вверх, вырубив одного ублюдка, а затем и второго. Третий, что с ножом, не торопится нападать, словно подбирая момент для атаки. Когда вспыхивает молния, Тони всматривается в лицо незнакомца, пытаясь понять, кто же он такой. Но перед глазами — мыльная плёнка, а усилившийся ливень позволяет наблюдать лишь за мутными очертаниями фигур. Меж тем третий гангстер всё же решается напасть. Его руку с ножом ловко перехватывают и выворачивают с хрустом, звук которого живо тонет в раскатах грома, как и последовавший крик вперемешку с матом. Приподнявшись на ноющих от боли локтях, Тони наблюдает, как неизвестный спаситель отшвыривает гангстера в сторону, и тот приземляется почти что рядом со своими товарищами. Вся троица нападавших спешно ретируется: кто-то прихрамывает, кто-то испуганно оглядывается назад. Как бы то ни было, но все трое ублюдков оставляют Тони и его внезапно появившегося защитника в покое. — Спасибо, — решает поблагодарить незнакомца Тони, слыша, как его собственный голос едва различим в шуме дождя. Он пробует подняться и морщится от боли во всём теле. Перед лицом выплывает рука незнакомца, предлагающего помочь встать на ноги. Лишь ухватив её и ощутив знакомую крепкую хватку, Тони соображает и замирает, поднявшись. — Льюис?.. — Надо же, ты помнишь моё имя, — звучит мрачная усмешка в ответ. Невзирая на дождь и холод, Тони всматривается и убеждается собственными глазами, что перед ним стоит, мать его, Льюис — чёртов мудак, из-за которого в последние месяцы Тони сам на себя не похож. — Я даже не рассчитывал на это. — Что ты здесь делаешь? — игнорируя издёвки старого товарища осведомляется Тони и ощущает, как капли проклятого дождя сползают по спине. Кажется, он промок вплоть до нижнего белья и носков. — Давай не здесь? — несколько грубо предлагает Льюис и бредёт в сторону выхода из переулка. — Льёт так, что мой препод обзавидовался бы такому количеству воды. Только после этих слов Тони вспоминает, что до своего поступления в Полицейскую академию Льюис целый семестр проучился на каком-то престижном юридическом факультете, куда ему помогли поступить хорошие знакомые, когда-то дружившие с его родителями. Как раз-таки в университете Льюис и разочаровался во всей законодательной системе и решил добиться порядка и справедливости, не сидя в роскошном кабинете, а патрулируя улицы — родные районы и кварталы, чтобы сделать их безопаснее. И ведь Тони не верил в эту строчку из биографии Льюиса до тех пор, пока не ознакомился с его личным делом сам. Просто внешне Льюис ни капли не походит на того, кто мог бы с успехом учиться в университете. Они выходят из переулка и останавливаются возле потрёпанного бьюика — кажется, эту машину Льюис берёт погонять у одного из своих многочисленных чёрных корешей, и те, судя по всему, совсем не против. Усевшись, Льюис первым делом включает обогреватель, выкрутив мощность на максимум, а затем и свет в салоне. Тони рефлекторно протягивает мокрые ладони к печке, ощущая обжигающе тёплые потоки воздуха, и блаженно выдыхает. — Это они тебя так? — Льюис замечает окровавленную ладонь Тони и осторожно ухватывает, рассматривая. Тони тихо мычит от боли, но позволяет приятелю оглядеть порез. — Надо промыть и наложить повязку, но в машине нет аптечки. — После недолгой паузы добавляет: — Могу перевязать тебя дома. — Я в порядке, — отнекивается Тони и выдёргивает руку. Слишком свежи воспоминания об их последней встрече. То, как Льюис выплюнул те слова, как послал весь участок и Тони, в частности… Это не забывается так просто. — Ты так и не ответил на мой вопрос: что ты здесь делаешь? — Если коротко, то гуляю. — Услышав удивлённое «Гуляешь?», Льюис хмыкает, положив ладони на руль. — Я планировал зайти в «Мёд и стекло». Думал, может, встречу кого-то из наших. Бармен сказал, что рядом ошиваются типы из «Башен». Я решил за ними проследить и увидел… тебя. Верно говорил Прайс: «Башни» никогда и нигде не шляются просто так. Им вечно что-то нужно от других. — Прайс мёртв, — сухо произносит Тони, не глядя на Льюиса. Краем глаза заметив его непонимающий взгляд, поясняет: — На днях произошло ограбление банка. После штурма мы включились в погоню. Произошла стычка с грабителями, и Прайса изрешетило как... «Швейцарский сыр», — но Тони не решается это озвучить, замолчав. — Блядь… — только и озвучивает Льюис, крайне поражённый и задетый такой новостью. — Обычным патрульным не место в таких перестрелках! — Знаю, но на тот момент всем заправлял Грир, понимаешь? — Тони скашивает на него пытливый взгляд. — Я был на передовой, но ничего не смог сделать. Помолчав с секунду, Льюис обеспокоенно спрашивает: — Кто-нибудь ещё из Шестого? — Нет, больше никого, — качает головой. — Но смерть Прайса подкосила многих, особенно Хэйнс. Да и Тёрнер был на грани. При упоминании Кристиана Тёрнера, которому в последнее время приходится не сладко, Льюис морщится, словно от упоминания какой-то страшной ошибки, совершённой в далёком детстве. Немудрено, учитывая натянутые отношения этих двоих. Вообще Тони не помнит, как давно это началось. Вроде бы Льюис испытывал к Крису лёгкую неприязнь ещё до того, как пополнил ряды спецназа Шестого. А с получением форменной нашивки элитного полицейского подразделения он и вовсе задрал нос, с чего-то решив, что раз на нём символика «стаи», то ему все должны. Но это не так. Нашивка спецназа Шестого — это не привилегия. Это ответственность и ожидания руководства, которые те возлагают на плечи бойцов. Если офицер попадает в отряд SWAT, значит, считается знатоком своего дела. От него ждут выполнения самых сложных и опасных заданий. Ждут исключительного профессионализма и демонстрации блестящих навыков, а не самолюбия и бахвальства. Это и произошло с Льюисом, который ко всему прочему отчего-то стал сильнее задирать Тёрнера, хотя и до откровенной вражды дело никогда не доходило. Просто взаимные упрёки и небольшие стычки, всегда ограничивающиеся невинными задеваниями плеч друг друга. В любом случае что-то в этом есть. Возможно, истинные причины такой вражды известны лишь им обоим. Возможно, Тони рассуждает слишком поверхностно или, наоборот, пытается найти смысл там, где его нет. Однако беспричинных ссор не бывает, как и неприязни, у которой обязательно есть свои истоки, пусть даже самые смехотворные. Он решает не развивать эту тему и в пример Льюису молча поглядывает в окна. Сквозь водянистые разводы скатывающихся по стеклу капель дождя удаётся различить горящие вывески круглосуточных магазинов, небольших лавок и огни светофоров. Ещё мимо них проезжает несколько машин, щедро одаривших настоящими волнами дождевой воды, которые всколыхнули разрезавшие лужи колёса. — Ну, а ты? — подаёт голос Льюис, которому, видимо, приелось тягучее молчание. — Снова напиваешься в баре, пока Миа на работе? — бросает короткий взгляд на бывшего командира. — В этот раз у меня появился серьёзный повод, чтобы напиться, как говорил Прайс, в хлам, — с ностальгической усмешкой отвечает Тони и невольно вспоминает, что именно так и говорил теперь уже покойный Максимилиан Прайс. Они не были хорошими приятелями, но могли перекинуться парочкой шуток или вместе посетовать на тяготы службы. Ни больше, ни меньше. И на его похоронах Тони чувствовал лишь одно — пустоту. Нет, это не пустота, словно из-за пресловутого куска души, который якобы выдернули. Он просто ничего не ощутил. Абсолютно. Хэйнс потеряла сознание, едва из катафалка вытащили гроб из тёмного дерева. Тёрнер не сказал ни слова, пока не отправился вручать сложенный флаг матери погибшего сына. Вечно меткий на фразы сержант Грир был непривычно кроток и тих, словно боясь пробудить мертвеца. В тот день даже солнце было необычайно тусклым. — Я… — начинает Тони, но резко замолкает. Может, не стоит? После всего, что было; после всех этих стычек и скандального ухода Льюиса из команды, как тот к этому отнесётся? Засмеёт? Станет жалеть? Тони набирается смелости. Хуже уже просто не будет. Да и какая теперь разница?.. — Я ушёл из команды, — озвучивает бесцветное. — Ушёл из Шестого и оставил службу. Не знаю, навсегда или нет. Миа ещё не в курсе. Валяй, можешь смеяться хоть до усрачки — мне похер. Я просто уже не мог терпеть мудачества Бёрдса. В ответ на его монолог Льюис только поворачивает голову, уставившись изумлённо-скептичным взглядом, точно не веря в услышанное. В это действительно сложно поверить. К слову, многие в участке до последнего не верили в уход Тони, пока не спросили его об этом лично. Первым трём людям он практически в деталях описал то, что и подтолкнуло его на такой рискованный, но смелый в глазах некоторых коллег шаг. Остальным же отвечал немногословным: «Да, ухожу. Нет, сюда не вернусь». Льюис молчит. Долго. Упорно. Затем пожёвывает нижнюю губу и поглаживает руль, выдавая свою озабоченность. А ещё тревогу. Это удивляет, однако Тони терпеливо ждёт, пока бывший подчинённый как следует переварит услышанное. Ему нечего добавить. Он не любитель приукрашивать и готов лишь ответить на уточняющие вопросы, а не распинаться в оправданиях, особенно перед тем, кого считал предателем. Наконец, спустя некоторое время звучит первый вопрос. Льюису интересно, в сердцах ли было принято это решение, либо же Тони вынашивал его месяцами. Ответом стала фраза, которой родители пичкают своих детей едва ли не с пелёнок: «У всего есть предел». Следом Льюис пробует расспросить про похороны Прайса и даже не удивляется, узнав про стычку сержанта Тица с Тони. Самого Тони он называет «импульсивным придурком», а Тица — «ебланом с нереализованным отцовским инстинктом». Сравнение с дырявым презервативом Льюис берёт на заметку, пообещав назвать так своего соседа, который из года в год обещает прибирать за своей псиной, любящей оставлять целые башни фекалий прямо у дверей квартир. Но, ко всему прочему, в голосе Льюиса, озвучивающем один вопрос за другим, слышится одобрение и даже уважение. Для Тони это неожиданно, учитывая, как закончился их последний разговор в участке. Однако Льюис действительно гордится им и даже позволяет себе то, что позволял исключительно в постели, — треплет его по волосам, слегка взъерошив, отчего в стороны разлетаются не успевшие подсохнуть капли воды. — Из Шестого валят самые лучшие, — заключает Льюис, закончив, наконец, свой допрос. — Бёрдс этого не замечает. А, может, делает вид, что не замечает, хотя сам кусает локти. Он идиот. Без спецназа Шестой загнётся на первом же четвёртом коде. Хочется поспорить, что Тони и привык делать в разговоре с ним, но сейчас он молчит, потому что Льюис прав: без спецназа у Шестого начнутся проблемы. Далеко не многие офицеры готовы рисковать жизнями, бросаясь в самую гущу событий, как это с успехом делала «стая». Им платят не за риск, а за работу. У большинства есть семьи — супруги, которые ждут их возвращения, и дети, которые ещё даже не пошли в школу. И в любой момент они могут лишиться отца или матери. И часть офицеров Шестого скорее сорвут с себя жетоны, нежели сознательно подставятся под пулю очередного гангстера или какого-нибудь психопата. И эта пуля может стать смертельной. Понимает ли это Бёрдс? Даже если понимает, вряд ли ему удастся в кратчайшие сроки набрать новую команду и найти толкового командира. Да и кому под силу возглавить дюжину матёрых профессионалов — самых настоящих волков, рвущих в клочья преступников? Сержант Маслоу? Если только временно. На посту нового командира спецназа Тони не видит никого. Возможно, в нём играют гордыня и самолюбие, но спустя столько времени, проведённого в качестве командира, умение разглядеть в ком-то лидера и просто толкового, надёжного человека вырабатываются сами собой. Они разговаривают ещё около получаса, не то дожидаясь, когда оба подсохнут и отогреются, не то просто решив выговориться. Темы разговоров беспорядочно кочуют от одной другой, начиная будущим Шестого участка и заканчивая сегодняшним завтраком. В конечном счёте, Льюис выруливает на проезжую часть и увозит их к себе домой. Тони не протестует, потому как слишком поздно соображает, куда именно они едут — он спохватывается лишь тогда, когда до дома бывшего подчинённого остаётся всего один квартал. Да и возражать банально не хочется. Хочется просто уехать, спрятаться, закрыться и, желательно, не возвращаться ко всему, что так или иначе связано со словом «полиция». У Льюиса в квартире прохладно — настолько, что Тони начинает тосковать по нагретому салону автомобиля, в котором они и приехали. Учитывая, что Льюис живёт один, гостиная, она же спальня, соединённая с кухней, и совмещённый санузел оказываются целиком и полностью в их распоряжении. Насколько — вопрос скорее риторический, потому как Тони не горит желанием возвращаться домой и видеть улыбающееся лицо Мии, несказанно обрадованной его уходом из полиции. Его не тянет к ней совершенно. Да, у них был потрясающий секс, но даже эти несколько блаженных минут вселенского наслаждения не идут ни в какое сравнение с девятью годами службы в месте, ставшим вторым домом. Миа подарила ему своё сердце, давая понять, что любит и будет любить, несмотря ни на что. Для Тони же их близость, закончившаяся фееричным оргазмом, была всего-навсего утешением и отличным способом сбросить накопившиеся напряжение, чтобы потом не рубить сгоряча. А ведь он был готов это сделать — явиться в кабинет капитана Бёрдса сразу после похорон и разнести там абсолютно всё. В том числе и самого Бёрдса. Оказав Тони первую помощь и перебинтовав порез на его руке, Льюис пробует играть роль гостеприимного и чуткого хозяина, вот только выходит хреново. Тони есть с чем сравнивать: родственники Мии и её знакомые, к которым они периодически заглядывают на ужин, могут писать целые учебные пособия по тому, как произвести впечатление на гостей и оставить им только приятные впечатления. В ход идут самые разные способы, начиная от разговоров на совместные приятные темы и заканчивая невыносимо вкусными угощениями. Льюис же ограничивается молчаливыми кивками, редкими комментариями и сухими предложениями схватить чего-нибудь из полупустого холодильника. Тони вспоминает, что ничего не ел с самого утра, а потому ощущает голодные позывы пустого желудка. Тогда он откликается на предложение и умудряется раздобыть среди свежих и не очень полуфабрикатов когда-то пожаренные куриные стрипсы. На этом везение не заканчивается, потому как ему удаётся раздобыть ещё и горчичный соус к ним. Когда же Льюис ставит на обеденный стол полулитровую тару пива, Тони понимает, что жизнь удалась и на первый взгляд скромный перекус едва ли не превращается в королевский пир. Правда, при мысли о пиве начинает мутить и подташнивать — остатки беспощадно выпитого в баре крепкого алкоголя дают о себе знать. Хотя чувствует себя Тони уже почти что трезво. Во всяком случае, достаточно, чтобы соображать и давать отчёт своим действиям. Они молча садятся за стол. Льюис так же молча откупоривает бутылку пива, отозвавшуюся игривым шипением, и разливает его по двум грязным стаканам. Тони безучастно наблюдает за поднявшейся пенной шапкой, которая постепенно начинает оседать. Затем поглядывает на крошечные пузырьки, быстро исчезающие в светло-буром напитке. Здоровая рука тянется к куриному стрипсу, щедро смачивает в горчичном соусе и едва ли не из последних сил подносит ко рту. Тони лениво пожёвывает порядком заветревшуюся куриную закуску, вкус которой охотно перебивает горчица. Тоже несвежая. Льюис следует его примеру, и вдвоём они быстро управляются с целой миской, при этом дорожа каждой секундной, проведённой в компании друг друга. — И чё ты будешь делать дальше? — наконец, нарушает размеренную тишину Льюис и отпивает из своего стакана. Затем слизывает застывшую на губах пену и отряхивает руки от крошек жирной и уже не такой хрустящей панировки. — Буду искать работу, — после недолгих раздумий отвечает Тони, так же пригубив пиво. С глухим стуком ставит стакан и пробует собрать вновь разбежавшиеся мысли. — Франклин дал наводку на офис шерифа, где работает его брат. Сказал, что они ищут инструктора. — Тони неопределённо водит плечом. Он смутно видит себя в роли инструктора, сродни сержанту Маслоу. Безусловно, Тони обучал членов «стаи» всему, чему его научила служба в армии и несколько опасных командировок в Афганистан. Но одно дело учить навыкам дюжину человек, за плечами которых годы напряжённой службы в полиции и богатый опыт поведения в самых разных ситуациях. И совсем другое — учить службе зелёных юнцов, толком не опробовавших настоящего пороха. — Офис шерифа? Серьёзно? — хмыкает Льюис, который всегда скептично настроен относительно этого ведомства. — Хочешь остаться без личной жизни? Баррет свалил оттуда через полгода. Мне он никогда не нравился, — слишком многое думал о себе — но если сам Баррет свалил оттуда… В его словах есть рациональное зерно. Работать в офисе шерифа — значит, действительно поставить крест и на личной жизни и на том, чтобы проводить время с семьёй. Отчасти поэтому там бурлит активная текучка кадров, ведь далеко не каждый готов жить на работе. Поначалу перспектива сутками напролёт колесить по целому округу, разбирая самые разные дела, требующие вмешательства правоохранительных органов, кажется не такой уж безнадёжной и даже в какой-то степени привлекательной и романтичной. Молодые парни и девушки гонятся за карьерным ростом, желают возглавить сразу целый офис шерифа, и только потом начинают понимать, как всё устроено на самом деле. Кто-то догадывается быстро, и уходит спустя пару месяцев, ничего не потеряв. Кто-то — спустя долгие годы, о которых впоследствии жалеет. Некоторые настолько крепко врастают в эту систему, что попросту оказываются в безвыходном положении, не зная, куда себя можно пристроить. Разве что в охрану, где зарплата едва не граничит с пособием по безработице. Тони уже давно не молод, — во всяком случае, не считает себя таковым — а потому «карьера» раздражает его не меньше, чем фамилия «Бёрдс». Однако офис шерифа не кажется ему чем-то совсем безнадёжным. К тому же инструктор — это не помощник, и ему не придётся сутками пропадать на работе, заполняя всевозможную отчётность. Правда, необходимо пройти специальные курсы переподготовки и сдать достаточно сложную аттестацию. Всё это стоит немалых денег, даже огромных, а накопленные сбережения Тони планировал потратить на их запланированный с Мией отпуск, чтобы отдыхать несколько недель, ни в чём себе не отказывая. Он шмыгает носом и отпивает ещё немного пива, обмозговывая то, что сказал Льюис, и то, что сам думает на этот счёт. Впрочем, вряд ли ему удастся прийти к правильным выводам прямо сейчас. — Ну, а ты? — Тони решает оставить его вопросы без ответа, прибегнув к тому же оружию, что и Льюис. — Уже нашёл местечко, где тебя будут терпеть так же, как терпел я все эти годы? Льюис позволяет себе свойскую ухмылку, точно оценив этот вопрос-выпад. — Хочу податься в «охотники», — произносит он и своим уверенным тоном даёт понять, что это не спонтанное решение и уж точно не чья-то идея, продиктованная сочувствием, как это было с офицером Франклином. — Я видел пару объявлений — «Рапторы» набирают пополнение. У них не хватает людей, особенно ребят с опытом работы в полиции. Они, типа, хотят сколотить свою команду спецназа, чтобы ловить самых опасных ублюдков. Думаю, я им не помешаю. Тони негромко хмыкает. Да, пожалуй, неплохой вариант пристроиться. «Охотникам» действительно всегда не хватает людей с опытом — знающих, как вся правоохранительная система устроена изнутри, и обладающих знаниями, которые уж точно помогут задержать очередного беглеца из-под залога. Может, и ему попробовать? Бывший командир элитного полицейского подразделения будет однозначно нарасхват в подобных конторах. Тони близко не знаком с «охотниками», хотя и слышал, что, вроде как, бывший детектив Шестого участка подался в «охотники». И его можно понять: свободный график, солидные гонорары за поимку правонарушителей, разнообразные рабочие будни, пусть и постоянно сопряжённые с риском. Тони всерьёз призадумывается и не реагирует на поднявшегося Льюиса, который складывает грязную посуду в раковину, но не торопится её мыть. Вместо этого решает проветрить кухню, приоткрыв единственное в ней окно, однако быстро отказывается от этой затеи: продолжающийся ливень щедро одаривает каплями воды подоконник, пол и даже обеденный стол. Тихо выругавшись, Льюис закрывает окно и вытирает руки первым же попавшимся полотенцем. — Всегда ненавидел дождь, — тихо делится он, продолжая стоять теперь уже у закрытого окна, и наблюдает за непогодой на улице. Кухня тонет в барабанящем стуке капель по стеклу. — А я всегда ненавидел твои выкрутасы, — внезапно озвучивает Тони, почему-то решив, что сейчас самое время обсудить события последних недель и даже месяцев. — Никогда не мог понять, что же с тобой не так. — Со мной ли? — усмехается Льюис, обернувшись. Опирается поясницей о подоконник и скрещивает мускулистые руки на груди. — Просто тебя это всегда бесило. Ты привык, что все ползают перед тобой, скуля и боясь вякнуть. Ты всегда считал себя каким-то «вожаком» и злился, когда в тебе видели кого-то другого. А я как раз-таки видел: вожак на службе, но щенок в постели. От услышанного Тони едва не давится слюной, что без труда замечает Льюис, который снова по-свойски ухмыляется. Осознание приходит к Тони не сразу, а только после очередного нервного глотка пива. Когда же доходит, он резко вскакивает, отчего стул со скрипом скользит назад. В следующую секунду Тони оказывается вплотную к Льюису, опираясь руками по обе стороны от его бёдер. — А давай ты не будешь наглеть и испытывать моё терпение? — почти что рычит Тони. Льюис чуть подаётся вперёд, усмехаясь тому прямо в губы. — А давай я тебя просто трахну, как и всегда? — звучит провокационное. Ответить Тони не успевает, потому как Льюис почти что набрасывается на него. Сначала следует дерзкий и почти что животный поцелуй, после которого он заставляет Тони отступить назад, пока не подхватывает его под бёдра и не усаживает на стол, угрожающе поскрипывающий под тяжестью мужского тела. Плевать. Они уже проделывали подобное, и всякий раз этот скрипучий стол выдерживал, становясь свидетелем свирепой страсти двух спецназовцев. И эта страсть снова вырывается наружу — выплёскивается безудержным гейзером и плавит их обоих, точно ярко-оранжевая лава. Льюис почти кусает его губы, едва ли не раздирая и даря крышесносный поцелуй. Его рука ловко и нагло забирается Тони в джинсы, который протестующе мычит, но даже не думает его отталкивать. Когда пальцы сжимают успевший отвердеть член, поцелуй оказывается разорван, а изо рта вырывается первый, пусть и пока что приглушённый, стон. Льюис без зазрения совести насаживает им обоим собственные правила игры, что он привык делать, когда дело доходит до их близости. Тони сопротивляется лишь первые минуты, навязывая раззадорившую борьбу, однако быстро сдаётся под напором бывшего подчинённого. Спустя некоторое время стоны Тони сливаются со стонами Льюиса, по члену которого принимаются скользить пальцы, оттягивающие крайнюю плоть, раздражающие головку и просто дарящие невероятный спектр эмоций, завораживающие и не отпускающие до самого конца. Они принимаются надрачивать друг другу, затеяв дьявольскую игру, где кончивший первым будет считаться проигравшим, а потому прикладывают максимум усилий, чтобы довести оппонента до оргазма, но при этом самому продержаться как можно дольше. И когда Тони кажется, что победа у него в кармане, а сбивчивое дыхание Льюиса и его напряжённость выдают финишную прямую, то пускает струю сам, потому что внезапно защекотавшие мошонку пальцы, которые затем едва ли не со скоростью света терроризируют и член, просто не оставляют шансов. Он проигрывает эту схватку с громкими стонами, после чего помутневшим от наслаждения взглядом наблюдает, как достигает разрядки и Льюис. — Отлично, — шепчет Льюис на ухо Тони и не сдерживается, прихватив губами мочку уха, которую посасывает. — А теперь займёмся вещами посерьёзнее, но уже в спальне.

* * *

Их секс в спальне выходит чертовски насыщенным и грубым. От всех выходок Льюиса, продиктованных жаждой оставаться у руля как можно дольше, на теле Тони непременно всплывут синяки. Он ощущает, как ноют бока, пах, бёдра и шея, куда его кусали и целовали особенно рьяно. Когда же они повторяют феерию, намного превосходящую ту, свидетелем которой был обеденный стол, то решают вздремнуть на одной кровати, потеснившись. Льюис громко похрапывает, накрыв лицо рукой, в то время как Тони утыкается правой половиной лица в подушку, ощущая струйки тёплого воздуха, бьющие в шею сзади. Всего пару недель назад между ними разгорелось пламя холодной вражды. Сначала то были небольшие разногласия, которые затем перетекли в открытое противостояние и обоюдною ненависть. В конечном счёте, Льюис просто ушёл из команды — громко и эффектно, чем только подчеркнул то, что Тони в нём когда-то разглядел. Это называют независимостью. Льюис всегда независим, будь это тренировки, выезд на очередной вызов, поход в бар или что-то ещё. Он командный игрок ровно до тех пор, пока хочет этого сам. Так что «охотник» из него выйдет отменный — ни правил, ни рамок, ни субординации. И, возможно, Тони стоит последовать его примеру. Они лежат так — безмятежно и тихо — ещё какое-то время, пока почти что рядом с головой не начинает вибрировать сотовый. От этой вибрации, даром что не напоминающей гул бормашины в кабинете дантиста, Тони морщится, не понимая, снится ли ему это, либо же происходит на самом деле. Рука на ощупь тянется к прикроватной тумбочке, захламлённой журналами про дорогие тачки и байки, просроченными счетами, скомканными листами бумаги и прочим мусором, мешающим сразу же разыскать разражающийся вибрацией телефон. В конечном итоге у Тони заканчивается терпение и он, разозлённый и уже окончательно пробуждённый, приподнимается на локтях. Затем раскапывает под кипой журналов, которые решил почитать сразу же после секса, чёртов мобильник. Номер входящего вызова кажется ему смутно знакомым, потому как Тони не успел забить все нужные контакты в новый телефон. Он колеблется ещё какое-то время, разбудив и Льюиса, который шуршит одеялом и ругается, требуя дать ему поспать и отойти, прежде чем уйти на второй круг. Тони скашивает на него пустой взгляд и всё-таки отвечает на звонок. Ему звонит Кристиан Тёрнер. Грёбаный Кристиан Тёрнер, который был свидетелем его стычки с психологом во время похорон офицера Прайса. И если бы не Крис, вовремя вмешавшийся вместе со своим напарником, кто знает, чем бы закончилась вся эта потасовка. Возможно, Тони бы совершил непоправимое, до смерти избив проклятого Тица. Возможно, сделал бы что-нибудь другое — не менее глупое и необдуманное. Он терпеливо выслушивает некогда коллегу, замечая на заднем плане шум улицы и приглушённый говор того зелёного новичка — Мэя. Ему не сразу удаётся сообразить, причину звонка и то, чего от него хочет Крис. Когда же доходит, Тони оглядывается на Льюиса, который уже не спит и, так же приподнявшись на локтях, внимательно наблюдает за его разговором. Вряд ли он понимает о чём речь, но совершенно точно не оставит без внимания этот внезапный звонок, разбудивший его. Тони просит у Криса время подумать, потому что его предложение, мягко говоря, безумно и может стоить им жизни: он просит помочь ему в одном деле, которое может стать судьбоносным для Шестого участка и его офицеров. Во всяком случае, всё видится именно так. Крис просит дать ответ сейчас, говоря, что у них слишком мало времени. Приходится согласиться. — Кто звонил? — осторожно интересуется Льюис, когда Тони заканчивает разговор и небрежно кладёт телефон обратно на тумбочку. Тот с тихим стуком приземляется на стопку глянцевых журналов. — Кристиан, — сухо отвечает и, даже не оборачиваясь, видит эту неприязнь на лице Льюиса. — Сказал, что ему нужна помощь в одном деле. — Чё ещё за дело? — вновь допытывается Льюис. Не получив мгновенного ответа, садится на кровати рядом с Тони. — Слышь, чё за дело, спрашиваю? И куда ты подъезжать собрался? Тони понимает, что Льюис услышал его фразу, спрашивающую Криса, куда нужно будет подъехать, чтобы оказать помощь. Крис назвал адрес, и этот адрес не может не настораживать, потому как подъехать нужно прямиком к главной резиденции «Башен». И эта резиденция — самый настоящий рассадник гангстеров и головорезов всех мастей — может стать их конечной станцией. А ещё могилой. — Они сели на хвост двум офицерам Шестого, — наконец, поясняет Тони, чувствуя, как заканчивается терпение Льюиса. — Крис сказал, что Клайд и Томпсон помогают «Башням» отлавливать детей из гетто и развозят их по притонам. Слышал про детскую проституцию? — Льюис в ответ только хмурится. — Эти два подонка пользуются своим служебным положением и заманивают детей в ловушку. Повисает молчание. По напряжённому выражению лица Льюиса становится ясно, что того поглотил серьёзный мыслительный процесс, и он как следует обмозговывает услышанное. Впрочем, неудивительно, ведь не каждый день слышишь, как те, с кем ты бок о бок работал на протяжении многих лет, внезапно оказываются последними мудаками на земле. Тони удивлён не меньше, однако, чем больше задумывается над сказанным Крисом, тем сильнее убеждается в правдивости его слов. Личности Клайда и Томпсона всегда окутаны какой-то подозрительной и малопривлекательной тайной. Два офицера, которые пришли работать в Шестой практически одновременно, и с тех пор не отходят друг от друга ни на шаг. На брифинге они всегда сидят вместе. Обедают и патрулируют тоже вместе. Словом, самый настоящий пример крепкой мужской дружбы, а ещё нежелание впускать в свой обоюдный мир кого-то ещё. Какое-то время этих двоих даже начали подозревать в сексуальной связи, но подозрения быстро отпали, едва Клайд стал носить на безымянном пальце обручальное кольцо. Впрочем, что мешало тому же Томпсону его подарить или Клайду обзавестись фальшивым? Как бы то ни было, но Тони эти двое никогда не нравились. Он давно научился различать в людях тёмное и светлое, и этих двоих едва ли не видел насквозь — они оба источали нечто отталкивающее. Вряд ли это можно назвать каким-то биополем или негативной энергетикой, но в разговоре с кем-то из них Тони всегда чувствовал себя как-то некомфортно, словно пытался вести диалог со змеёй, готовой наброситься и укусить в любую секунду. Его мнение всегда разделял и Льюис, называющий эту парочку странной и неприятной. Поэтому неудивительно, что сейчас он воспринимает его слова с нескрываемым пониманием и даже одобрением в глазах. — Я всегда знал, что эти двое ебанутые, — наконец, резюмирует Льюис. — И помогать блядским «Башням» красть детей… Более достойных для такой работы мудаков вряд ли удастся отыскать, — мрачно усмехается. — Это дети, Льюис, — с толикой укора в голосе напоминает Тони. — Даже ублюдочность Клайда и Томпсона не оправдывает того, что они делают. Это НЕ нормально. — А разве я сказал, что это нормально? — вновь хмурится Льюис и поднимается. Затем одевается, натянув потрёпанные голубые джинсы. — Я даже знаю, кто их надоумил. Тони недолго мучается в догадках и озвучивает почти что приглушённое: «Бёрдс?». Льюис неопределённо водит мускулистым плечом. — Я пару раз слышал кое-что от Баррета, — произносит он. — Что капитан творит какую-то херню у нас за спиной — какие-то махинации, договорённости, союзы. Не знаю, что там и как, но вряд ли кто-то стал бы подозревать капитана просто так, даже из зависти. — Я думал, ты недолюбливал Баррета, — хмыкает Тони. Чем дольше он разговаривает с Льюисом вот так, — без напряжения и взаимных упрёков — тем глубже его познаёт. Льюис далеко не дурак и уж точно не ублюдок. Несдержанный мудак, любящий рубить с плеча, — однозначно. Подонок, сродни Бёрдсу или Клайду с Томпсоном, — ни в коем случае. Льюис просто своеобразен. А ещё с ним просто тяжело. — Я его реально недолюбливал, — морщится. — Но он почти всегда говорил толковые вещи. Наверное, за это все его и любили — за честность и прямоту. Только вот кончил он стрёмно. — По-твоему, лучше молчать и закрывать глаза на несправедливость, чем пытаться бороться? — Тони так же поднимается с кровати, ощущая ноющую боль в заду и неприятную липкость в районе заднего прохода и между бёдер — в этот раз Льюис переусердствовал с лубрикантом и с собственной спермой. Пожалуй, душ ему не помешает. — О, на какие речи тебя потянуло, — усмехается Льюис и встряхивает порядком помятую футболку, которую надевает. — Баррет подписал себе смертный приговор, когда решил бычить на Бёрдса. Не высовывался бы, пускал слухи, агитировал. Тогда бы мы вышвырнули этого ублюдка из его шефского кабинета. — И ты бы занял его кресло? — в тон спрашивает Тони, осознав, что их некогда серьёзный разговор приобретает шуточно-ироничный подтекст. — Топил бы за чёрных копов и всё в таком духе? — Нет. — Льюис подходит к нему, взирая сверху-вниз, потому что выше Тони всего на каких-то пару дюймов. Лицо искажает нахальная гримаса. — Я бы днями напролёт вызывал тебя в свой капитанский кабинет и трахал бы на том столе из какого-то там дерева, — вновь усмехается Льюис, вогнав Тони в краску. — И хер бы ты мне чё сказал. Смущённый и покрасневший от столь наглых заявлений, Тони лишь театрально закатывает глаза, фыркнув. Закинув на плечо футболку и одарив Льюиса вызывающе-осуждающим взглядом, бредёт в ванную комнату. Быстро приняв душ и смыв следы бурной страсти, Тони возвращается в спальню, которую уже успел покинуть Льюис. Тогда проходит в кухню, где тот наводит порядок и принимается за мытьё грязной посуды. Очень вовремя. — Ты нашёл самое подходящее время, чтобы помыть посуду, — не без сарказма в голосе замечает Тони. — Крис ждёт нашей помощи, а ты решил прибрать следы своего существования в этом свинарнике? — Ещё хоть слово, и будешь сосать, пока я не перемою оставшиеся тарелки, — парирует Льюис, даже не обернувшись. Тони усмехается и, скрестив руки на груди, опирается плечом о дверной проём кухни. — Пожрём и поедем втаскивать этим уёбкам. — Льюис, у нас нет времени, — чуть серьёзнее произносит Тони. Льюис, весь мокрый от брызг и пены моющего средства, оборачивается и кивает на пол возле себя. — На колени и можешь приступать. Только без зубов — терпеть не могу, когда ты выёбываешься. Тони снова закатывает глаза и подходит к приятелю, опираясь поясницей о столешницу возле раковины, в которой возится Льюис. — Я серьёзно — нам нужно выезжать. Крис сказал, что обстановка накаляется. — Он поглядывает на сосредоточенное лицо Льюиса. Как можно с таким серьёзным видом перемывать грёбаные тарелки? — Я. Хочу. Жрать, — повторяет Льюис. — Они могут хоть насиловать жену Президента, но я никуда не поеду, пока не пожру. Тебе, кстати, тоже не помешает. И надо сменить повязку, — кивок на перебинтованную ладонь Тони. Дальнейший спор оказывается бессмыслен. Тони предпринимает последнюю попытку убедить Льюиса отправиться на выручку бывших коллег прямо сейчас, однако тот остаётся непробиваем. В конечном счёте, они выдвигаются лишь спустя минут двадцать, когда Льюис вдоволь наедается горячими тостами с сыром и выпивает пару сырых яиц. Тони ограничивается лишь тостами, правда, с трудом запихивает в себя один-единственный, ощущая последствия посещения бара. В их распоряжении — пара комплектов формы армейского образца, оставшиеся ещё с тех времён, когда Тони вместе с подчинёнными проводил выходные на страйкболе. Такая активность помогала поддерживать отменную физическую форму и оттачивать тактические навыки, а также отдыхать и веселиться, выпуская пар. Предусмотрительность и бережливость Льюиса приятно удивляет и играет им только на руку, потому как эта форма смотрится куда уместнее простых джинс и ветровки. В закромах пыльных шкафов Льюис также обнаруживает и несколько разгрузочных жилетов, которые, как и форма, остались с былых времён. А вот кевларовых шлемов, способных защитить голову от тех же осколков, увы, раздобыть не удаётся даже после тщательнейших поисков и осмотров всех укромных уголков квартиры. Льюис с досадой предполагает, что сдал их в оружейную Шестого участка, где такие шлемы выдают, например, во время гражданских протестов и беспорядков, чтобы не отправлять офицеров в гущу событий с неприкрытыми головами. Впрочем, найденного оказывается более чем достаточно. Во всяком случае, Тони, одетый в более-менее сносное тактическое снаряжение, чувствует себя гораздо увереннее. Ко всему прочему его одолевают хорошо знакомые чувства: волнение и трепет, словно перед очередной полицейской операцией. Экипировавшись, они решают и вопрос с оружием. Тони вспоминает о штурмовой винтовке, когда-то купленной во время распродажи в честь Четвёртого июля и теперь лежащей под диваном в дорогом кейсе из армированной стали. Льюис же одалживает у своего соседа охотничью винтовку со снайперским прицелом, заверив того, что вернёт её в целости и сохранности, а в качестве компенсации занесёт ещё и пачку патронов вместе с упаковкой пива. Соседа такая сделка устраивает и он не задаёт лишних вопросов. — Готов? — осведомляется Тони у Льюиса, когда они усаживаются в машину. Тот вместо ответа лишь поворачивает ключ в замке зажигания, заводя двигатель. — Что-то мне не хочется светить рожей перед Тёрнером, — произносит Льюис, выруливая на дорогу. — В прошлый раз я его неплохо отпиздил, но мне не охота цапаться вновь. — Вы два придурка, — хмыкает Тони, припоминая ту стычку в Мавретоне, стоившую Льюису жетона, а Крису… А Крис, вроде бы, даже выговора не получил. Но даже если и получил, то уж точно без занесения в личное дело. И раз так, то Бёрдс чертовски несправедливо поступил, переложив всю ответственность лишь на одного участника драки. — Постарайтесь хотя бы в этот раз не ломать друг другу носы. Однако Льюис игнорирует его предостережение и решает поделиться планом своих действий: — Я тебя высажу и займу выгодную позицию на крыше. Буду прикрывать сверху. — Да ты прямо ангел-хранитель, — лихо усмехается Тони, бросив на него лукавый взгляд. — Только не увлекайся, — без толики энтузиазма отзывается Льюис. — До Дэйла со Стэном мне всё равно далеко. Как бы я вас случайно не подстрелил. При упоминании погибшего Стэна, в смерти которого целиком и полностью повинен Тони как командир спецназа, отдавший ошибочный приказ, он хмурится, словив негативный настрой. Страшный промах, стоивший члену команды жизни, а самой команде — репутации. — Делай, что считаешь нужным, Льюис, — сухо произносит Тони, уставившись в окно, по которому сползают капли не так давно закончившегося дождя. — Я ведь всегда тебе доверял. Льюис кидает на него вопросительно-удивлённый взгляд, словно бы услышав ответ на вопрос, который мучает его уже очень давно. Прибавив скорость и покрепче стиснув руль, произносит то, от чего Тони ощущает прилив сил, а ещё укол ностальгии: — Как скажешь, командир. Как скажешь.